На все 360 градусов. Глава 5

Конференц–зал роскошного отеля Leogrand на два дня превратился в центр передовой политической мысли и демократических начинаний регионального значения. Здесь, в просторном светлом зале, оборудованном всем необходимым для проведения светских вечеров и официальных приемов, проходил международный форум «Молдова: вызовы тысячелетия» с участием крупнейших СМИ, гражданских активистов, выступающих под эгидой ООН и ОБСЕ, а также чиновников и высоких зарубежных гостей.

Значительную часть собравшихся составляла разношерстная пишущая братия, делившаяся в основе своей на две группы: фанаты своего дела, относящиеся даже к самому дурацкому служебному заданию с собачьей исполнительностью, и раздолбаи – журналисты от бога, как правило, соглашающиеся заглянуть на такие мероприятия лишь из–за заманчивой перспективы опрокинуть стольничек–другой за казенный счет.
Первые, разместившись в зале, с усердием строчили все, что видят и слышат в бумажные и электронные носители информации. Вторые откровенно скучали в фойе: сбивались прохладительными напитками и курили в ожидании появления действительно крутых спикеров.

Манерные ребята в жилетках и «слимах» из неправительственных организаций расхаживали взад и вперед с идиотско–воодушевленными лицами, а бородатые аналитики и поддатые эксперты в области политических коммуникаций, разбившись на небольшие группы, обсуждали последние провокации русских в Приднестровье и другие резонансные события.

Полное освещение телеканалами, внушительное число делегатов, в моменты самых интересных выступлений достигавшее отметки в полутысячу человек, охрана в темных костюмах и очках, бесплатная минералка и, конечно же, главный пункт любой программы – роскошный банкет по завершению, служили лучшим показателем масштабности мероприятия.

Спонсоры из США и Евросоюза никогда не жалели денег на то, чтобы как следует распиарить свои «достижения» в странах с полудикой демократией, и съезд главных рупоров общественности идеально подходил для замыливания глаз публике и распыления в воздухе трансатлантических ценностей.

Конечно, состоявшееся в формате «цветной революции» установление в республике более покладистого и лояльного к европейской повестке дня режима вряд ли тянуло на пример безоговорочного триумфа западной дипломатии, но, так или иначе, еврокомиссары могли быть довольны собой: внешняя политика Молдовы, прежде проводимая по принципу метания между Востоком и Западом, была заменена на однозначное равнение на вестернизацию. Вашингтон, Брюссель и Бухарест выдавали молдаванам бессрочный кредит доверия в обмен на потакание и гостеприимство – так сказать, новый шанс на сближение с «заграницей», пускай и не на волне народного волеизъявления, но зато «под теплым крылышком» запрутских соседей.

В результате исстрадавшиеся по власти за период полной автократии третьего президента Молдовы Воронина либерал–демократы и стоявший за ними бизнес получили карт–бланш.

Быстро позабыв все свои предвыборные обещания о независимой юстиции, аполитичности государственных органов и прочих демократических преобразованиях, они попросту подмяли существовавшую систему управления под себя, доведя ее способности к наращиванию денежных мешков элиты до совершенства. Когда все необходимые «апгрейды» для более эффективной откачки денег у предпринимателей и народа были проделаны, новая власть озаботились одним лишь вопросом собственной безопасности, по сути, захватив всех граждан в заложники своих узкокорыстных интересов.

Запад закрывал глаза на бесчисленные нарушения конституции, очевидные признаки узурпации власти, не прекращающиеся «распилы» грантов и прочие преступления лишь бы не допустить роста влияния русских в регионе. В подтверждение легитимности правящей коалиции западные дипломаты продолжали давать местным «боярам» указания, а МВФ регулировать бюджетно–налоговую политику беднейшей страны Европы. В новейшей эпохе истории человечества это классифицировалось, как цивилизованный подход в установлении политического и финансового протектората над третьей стороной.

Ржавый маятник сложной судьбы несчастного государства продолжал монотонное раскачивание туда–обратно, погоня за стремительно меняющимся миром не прекращалась ни на секунду, рядовых прожигателей жизни просто рвало на куски от счастья.

Один из них как раз сидел в середине зрительного зала, закинув ногу на ногу и обхватив колено обручем длинных клешнеобразных рук, внимательно наблюдая за всеми телодвижениями, происходящими вокруг него.

Всякий раз при попадании в окружение людей, принятых считать четвертой властью и лидерами общественного мнения в демократических режимах, его восприятие обострялось троекратно. Уподобляясь дикому зверю, он изучал повадки других особей своего вида, с тем, чтобы в момент, когда они, исчерпав все ресурсы и нарушив территориальные разграничения, вцепятся друг другу в глотку в смертельной схватке, отчетливо понимать, что представляет из себя его противник.

– Да ладно, не парься ты так! – протянул ему стаканчик кофе неожиданно возникший рядом Гадзевич.
– А ты откуда здесь?! – изумился Остряков.
– Да вот решил и я глянуть, как поживают наши друзья. Много их?
– Человек сто – не меньше, и все важные перцы. Последний раз такое скопление мне довелось наблюдать на съезде либералов. Не поверишь, тогда даже пришлось слушать гимн Румынии стоя, чтобы, не дай бог, не посмотрели косо.
– Господи! Что за страсти?! Как ты пережил такое?
– Да–да! Представь себе! Пришлось нажраться, как свинье потом, но не отмыть того позора, – переходя в режим стеба, Остряков начинал говорить стихотворным размером. – Сестра Елена, быть беде – спасение придет не скоро.
– Что, и дочь Траяна была?
– Ага, сидела в зале инкогнито, пока ее не спалил какой–то страстный обожатель и не полез обниматься. Парню потом выбили все зубы, а она хоть бы что: пообещала всестороннюю поддержку со стороны бати и уехала клубиться со Стати. А–ха–ха–ха! Это у меня случайно сейчас вышло. Как видишь, – он развел руками по сторонам, – у них все получилось.
– Да, чего у них не отнять, так это желания и бумажек, – признал Гадзевич и сменил тему:
– В общем, я к тебе с хорошими вестями…
– Только не здесь, прошу тебя! – засуетился Остряков, беспокойно оглядываясь. – Ты с ума сошел! Давай иди отсюда, я тебя наберу, как освобожусь.
– А что боишься светиться вместе? Да, брось! Все нас и так знают.
– Давай–давай, встретимся потом в парке.
– Если уж на то пошло не мешало бы завести отдельный «гадж» для таких вопросов, – стебался Гадзевич, демонстративно держа в руке свою новую «трубку», – и выходить в сеть строго через «прокси»  или с общественного Wi–Fi.
– Да, кстати, хорошо, что подсказал! Ну, давай, вали уже! 
– А когда твой выход?
– Следующий. Пойду готовиться.
– Давай, зачеши им с трибуны «Traiasca Romania Mare!»  – вынесут на руках из зала, даже доклад читать не надо будет.
– Ага. Смотри, доприкалываешься – они перевозбудятся и съедят тебя вместе с твоим гаджетом потому, что у тебя не стоит их язык по умолчанию!
– Ни фига! Ты видел здесь хоть кого–то злобным или недружелюбным?
– Не видел, ты прав. Сейчас им не до таких пустяков. Вот–вот впадут в эйфорию от воплощения в жизнь своих имперских планов.

Пройдя мимо стола модераторов и главных гостей, он добрался до кафедры. Положил перед собой доклад и окинул загадочным прищуром почти под завязку заполненный зал.

– Mult stimati domni, in primul rand vreau sa spun ca pentru mine este o mare onoare sa fiu aici si sa particip la acest eveniment, - начал он со вступительной речи, - care evident este un pas foarte important pentru dezvoltarea presei libere in Republica Moldova si respectiv a procesului de integrare european;. Sunt foarte ferecit sa vad aici multi colegi din Romania si UE si sper ca impreuna vom avea realizari deosebite...

Вливаясь в общую струю конференции под видом такого же, как и они, ярого приверженца политики добрососедства, а то и «унири», он был предельно сконцентрирован и собран. Твердо зная, где и когда следует расставить акценты, как угодить всеобщим ожиданиям, он владел способностью удержать зрительское внимание на себе. Высокий профессионализм и статус способствовали потенциальному успеху его выступления.

– Свобода слова была и остается одним из самых актуальных вопросов в странах последней волны демократизации, к коим, безусловно, относится и Республика Молдова , получившая независимость в начале 90–х. Выбрав евроинтеграционный путь в качестве ориентира внешней политики, руководство нашей страны взяло на себя и определенные обязательства как перед мировым сообществом, так и, что важней всего, перед своими собственными гражданами. Тем не менее, многие проблемы и по сей день остались нерешенными, а зачастую еще больше усугубились, будучи пущенными властями на произвол. Сейчас я говорю о таких вещах как: коррупция в ведомствах и учреждениях всех уровней власти, разваленная система образования и здравоохранения, бедственное положение сельского хозяйства, правовой нигилизм и политическая безграмотность молодежи, и, конечно же, преследование и цензура неугодных властям СМИ.

Периодически отрываясь от распечатанного текста, он по–змеиному не спеша скользил по лицам в зале. Дополнял и создавал новые ячейки в собственной картотеке медийщиков.

– … любые нападки на СМИ недопустимы в условиях демократии, в том, числе и в сложившемся в РМ политическом режиме. В свете этой проблемы нельзя не упомянуть о попытках давления коммунистов на частный канал PRO–TV, чья редакционная политика приходилась им не по нраву, об откровенном захвате радиостанции Antena–C, телеканала Euro TV и некоторых печатных изданий. Такой подход нельзя охарактеризовать иначе, как авторитарный и силовой, идущий в разрез с объявленным предыдущей властью курсом на евроинтеграцию. Безусловно, все подобные нарушения и притеснения СМИ были включены в доклады и мониторинги и доведены до сведения наших европейских коллег, и не останутся незамеченными…

Поставив перед собой цель действительно достичь успеха в своем деле, в отличие от простачков, всерьез полагающих, что вся суть профессии сводится к написанию беззубых статей на профильные темы, записи на диктофон интервью, или зачитыванию текста по бегущей строке с глазами загнанной лани при полном отсутствии в них и намека на выражение, он активно интересовался, чем дышат коллеги по цеху.

– В качестве примера успешной практики сотрудничества европейских благотворительных фондов с молдавскими властями в сфере развития СМИ, я с гордостью приведу еженедельное издание «Космополит», в котором работаю на протяжении уже трех лет. Именно «Космполит» стал первым непартийным еженедельником Молдовы, выходящим на двух языках: румынском и русском, что позволило не только охватить максимальную аудиторию, но и подтвердить приверженность политике уважения прав национальных меньшинств…

На все, что не было непосредственным образом связано с их профессиональной деятельностью, ему было плевать, как двадцатилетнему парню на пять минут назад использованную им девчонку, а вот вопросы из серии: «кто нашептывает тезисы самому цитируемому блогеру молднета Серджиу Чернышеву?» или «каким образом тележурналистка Инга Цугуй постоянно оказывается на месте происшествия раньше официальных лиц?» вызывали в нем невероятное возбуждение. Он заламывал пальцы на руках, строя догадки, что обсуждают на своих регулярных встречах по пятницам ведущий обозреватель газеты «Новая Бессарабия» Саша Челеш, программный директор радио «Голос нации» Нику Попеску, постоянный колумнист первого бизнес–журнала в стране «ПРО–Бизнес» Тудор Пынзарь и прочие передовики их профессии, учредившие в кафе «Диаманд» закрытый клуб интеллектуалов. Не задумываясь, проставил бы бутылку холодной, как арктический лед «Белуги», да под крабов за достоверные ответы на простые, как алгебраический школьный курс, вопросы: насколько соответствуют истине сведения Вала Мунтяну о целом ряде завербованных румынской службой нацбезопасности сотрудников МИДа, отправляющих за кардон копии документов государственной важности обычной почтой по дороге в столовую во время обеденного перерыва; каким образом к ведущей самого рейтингового вечернего политического ток–шоу Линде Бузин попал в руки список иностранных официальных лиц, прибывающих сюда без согласования с властями, случайно обнаруженный полицейским в утерянной ей сумочке? Кто вчера составлял компанию за обедом Симиону Фурдуй в кафе у Национального Дворца, кого сегодня будет ждать Артем Вартик в своем автомобиле на остановке у лицея Г. Асаки, и, с кем, в конце концов, спит Стела Попа ради карьерного роста.

– ... такими высокими результатами на медийном рынке мы обязаны нашим европейским партнерам, их моральной поддержке и финансовой помощи, полученной по программам развития и добрососедства.

Будучи уверенным лишь в том, что многие из них являются непосредственными исполнителями в руках групп давления, кураторами подрывников общественного порядка – от организации шествия румыно–унионистов 27 марта до крупномасштабной акции протеста, переросшей в погром, Остряков держался в стороне от тусовки, по–тихому наводя справки.

– Дорогие друзья! В завершении своего выступления я бы хотел сказать самое главное. Только совместными усилиями, приходя на помощь друг другу в моменты неудач, объединяясь против беззакония и гонений со стороны властей, мы сможем одержать убедительную победу, результатом которой станет построение здесь настоящего правового государства и укрепление СМИ в качестве реальной четвертой власти. Да здравствует курс на евроинтеграцию! С богом!

Вслушиваясь в аплодисменты, он ощущал по всему телу едва уловимый приятный зуд сродни первым симптомам опьянения или предстоящей близости с женщиной. Про себя он потешался над серьезностью намерений собравшейся тут публики, будь то безобидное желание аспирантки журфака сделать свой первый стоящий материал в жизни, или же четко поставленная задача спецкора иностранного журнала по налаживанию связей в местном медиа–пространстве.

Небывалый прилив сил и эмоций от понимания того, что пробрался в самое логово врага, стремительно приближал его к состоянию духовной возвышенности над ними. Он плевал он на них всех с борта быстроходного катера, рассекающего волны амстердамского канала, когда вдруг ощутил навязчивое желание подумать о неприемлемом. Краешком мозга он распознал складывающиеся очертания дьявольского образа, выбирающегося из трясины подсознания, и, мотнув головой, поспешил избавиться от него.

Стоя у столика с едой и напитками в комнате отдыха спикеров, он осушал один за другим стаканчики с холодной минералкой, стараясь не думать ни о чем другом кроме своего выступления. 
– Esti bravo!  – подошел к нему Паскару и похлопал по плечу. – Благодарю за выступление. Знал, что ты не очень хотел, но кто, если не ты?
Остряков кивнул в ответ с любезной улыбкой.
– Я знал, что вы это скажете.
– Серьезно, удивил всех! Наш куратор из Бухареста даже спросил меня: «кто этот парень? Пора его к нам в филиал». 
– Вы шутите!
– Nici un pic! Deja e;ti o vedet; mare in spa;iu mass–media!  Начальство довольно, глядишь, скоро повысят тебя до члена редколлегии, а там – и до моего кресла рукой подать, а? Ха–ха–ха!
Он продолжал шутить, на что улепетывавший один за другим бутерброды с красной икрой Остряков отвечал одобрительным мычанием.
– Что делаешь дальше? Остаешься на банкет?
– У нас заседание суда через полтора часа по делу против Налоговой, я – туда.
– Ай–ай–ай, точно! Я и забыл. Давай там с ними построже, ты знаешь – они это любят!
– Ага, непременно.
– Вот что. Как освободишься – заскочи в редакцию: есть разговор, кое–что обсудим.
– Понял.
– Succes!

Уже в вестибюле Остряков наткнулся на своего бывшего шефа Дмитрия Чумашенко, главного редактора газеты «Вестник», в которой подрабатывал, будучи студентом.
– Остряков, право, поразил! – протянул руку бывший наставник, некогда беспрекословный пример для подражания.
– А что?! – грубо бросил Остряков, ожидая очередной порции осточертевших ему намеков о его карьере.
– Ну как же? Ты более чем преуспел! Сегодня никто не ищет компромат на коммунистов так старательно, как ты.
– Послушайте: я, конечно, люблю журналистику, но я не настолько фанат, чтобы работать за одну только идею. К тому же, у нас не то что отдельные кадры, целые издания в одночасье меняют покрышки: зеленые на голубые, оранжевые на красные, так что читателю остается только гадать, куда это они запихнули свой журналистский кодекс и простые мужские принципы, вам ли не знать? Вчера были за национал–социалистов, сегодня уже во всю трубят за либерал–демократов и даже идут по их спискам на выборы в парламент. Остается только гадать кто же будет завтра. «Круговая пососуха» – иначе и не назовешь, вы не находите?
– Всего вам доброго, – учтиво кивнул он головой напоследок и, выйдя на улицу, расплавился в июльском зное.

* * *
 «…17 ноября кум получает румынский паспорт и едет в Верону пасти коров…», «Да, он получил португальское гражданство, скоро заберет к себе жену и детей», «слушай, сколько ты ждал перевода документов? А что там с моей визой, узнавал?»  – доносились до него обрывки обывательского разговора с соседнего столика летней террасы.

Он покачал головой с саркастической улыбкой и углубился в свои воспоминания. В тот период, когда он неожиданно для всех свернул с протоптанного многими его предшественниками вполне успешного пути практически каждого русскоговорящего выпускника журфака в Молдове – честного труда в пророссийской прессе, и устроился в «Космополит» – еженедельник с румынским финансированием.

Вытерпев не один ушат грязи и помоев, вылитый на него бывшими коллегами и руководством, обвинившими его в продажности и ренегатстве, он опустился в пучину предательства и лицемерия – политическую периферию, где крутится большинство ушлых газетчиков, мелких партийцев по типу «фас» и подорванных активистов, которым вечерами не сидится спокойно у себя в спальном районе за кружкой пива.
И все ради одной цели, не дававшей ему покоя ни днем, ни ночью – приблизиться вплотную к обратной стороне молдавского псевдодемократического режима, сложившегося в республике за двадцать лет независимости. Он жаждал познать процесс реального распределения постов и привилегий, принятия государственных решений, подтасовки выборов, и других явлений, принимаемых простыми людьми за чистую монету в том виде, в каком их преподносят. Не имея четкого представления, каким образом должно произойти его знакомство с теневым правительством этой страны, он терпеливо ждал в подполье своего шанса. И вот теперь, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки.

«Тебя оценили. Ты можешь быть полезен» – эти слова Гадзевича, ошарашившие его каких–то полчаса назад, искупали все грехи. Подумать только! Он добился своего! Он знал, что этот час пробьет! Он поставил на кон все, что имел, и не прогадал!
Прикрыв глаза, он с наслаждением еще раз вспомнил весь эпизод.
– Даже больше: мы будем тебе помогать, – сказал Гадзевич и выложил перед Остряковым несколько листов бумаги. – Для начала вот что: попробуй–ка пропихнуть в вашу газету это.
– Прочитай. Что думаешь? Конечно, это пока что мелочевка, но тоже что–то! К тому же вполне в духе вашей редакционной политики.
– Погоди! Я что–то не до конца догоняю, – пробормотал Остряков, окончив чтение. – Этот сельский примар – это же ваш человек, зачем вам выставлять его в невыгодном свете? Да что там: на него же могут завести дело, если это обнародовать!
– Э, братуха, тут дело нечисто. Эта мразь оказалась замешана с либералами, и хочет перейти к ним.
– Вот с***!
– А как же! Стали бы мы тогда с ним так поступать. Вот что: решение принято на самом верху, самим… Ну ты понял! В общем, тебя это вообще не должно смущать. Можешь считать это подгоном, чтобы тебе было легче подобраться еще ближе к твоему начальству.
– Когда вы хотите, чтобы это вышло?
– Да чем скорее, тем лучше, хоть в эту пятницу!
– Хорошо. Постараюсь протолкнуть это.
– Ты уж постарайся. И учти: на тебя очень рассчитывают. Дальше – будет что–то покрупнее.
Остряков понимающе кивнул.
– Валик, передай им, что я не подведу. Вы не пожалеете!
– Еще бы! – как–то странно улыбнулся Гадзевич и подмигнул товарищу.
Огни Олимпа замерцали перед ним: вот теперь все закрутится! Ух, вот теперь все завертится! 

* * *

Набеги непроизвольных мыслей на безмятежную территорию чистого разума усиливались – одну за другой он отбивал их атаки, зная, что малейшее ослабление обороны приведет к самым мучительным последствиям. В моменты их особенного сильного штурма он приводил на помощь проверенный способ: быстро и коротко двигал головой в стороны, якобы подтверждая самому себе чуждость и недопустимость пришедшего в голову. Это позволяло нейтрализовать синдром на некоторое время, однако затем все повторялось снова.

«Вся система человеческих взаимоотношений напрочь лишена рациональной составляющей ввиду принятия большинства решений вопреки логике, из–за нехватки воли, бурных эмоций, боли, гордости, – писал он в свой личный блог. – Результат любого человеческого действия, от рождения ребенка до ядерной войны, зачастую становится следствием откровенно противоречивых решений, принятых на основе отрицания, вытеснения из сознания нежелательных образов и мыслей. Понимание этого приводит пытающийся понять систему мироустройства ум, в замешательство, ибо ставит под сомнение само понятие здравого смысла в отношении всех происходящих процессов, самой человеческой сущности.

Человек ухватывается за мысль, кажущуюся ему совершенно верной, но по концовке, приводящей его совсем не туда, куда он стремился, не к тому, что искал (в виду обстоятельств, внешних факторов, случайностей…)».

Он остановился. После хорошего начала пост, как ему показалось, скатился в полную ахинею. Перечитал несколько раз последние пару строк и так и не въехал, есть ли в них смысл. Здрасьте пожалуйста! А что сказать–то хотел?

Запутавшийся в рассуждениях он принялся править текст, но тот на глазах стал разваливаться на инородные частицы. Закрыл и открыл несколько раз «Ворд», повыделял абзацы курсором, ощущая себя самым беспомощным существом на свете. Черт! Ничего не приходило в голову. Мысль была потеряна. В сердцах он захлопнул крышку ноутбука. В чем назначение этих записей, если не в состоянии связать двух предложений?!

Ладно, не психовать! Лучше провести детальный разбор своих заметно обострившихся «манечек».

Сеанс самотерапии сводился к поиску как можно большего числа доводов в пользу того, что его страхи абсолютно надуманы и являются лишь плодом чрезмерной врожденной впечатлительности и комплексов.

Он глубоко выдохнул. Какой же абсурд! Каким слабовольным надо быть, чтобы допускать регулярное воспроизводство самых невыносимых негативных мыслей? Да, в жизни существуют ужасные крайности, но к чему эти неоправданные мучения, если они не имеют к тебе никакого реального отношения?

Казалось, разум наконец восторжествовал, однако стоило ему полистать новостную ленту и наткнуться на заметку из криминальной хроники об изнасиловании в пригороде, как весь внутренний покой был тут же нарушен. От представления того, что сейчас, в это самое время, когда он и другие люди по соседству, окруженные сотнями тысячами таких же разумных существ в самом огромном радиусе, ведут свою жизнь, руководствуясь принципами морали или религии, какой–то урод, всего–то в трех переулках отсюда выловил беззащитную школьницу, и издевается над ней, его передернуло. Этого было достаточно, чтобы навязчивый образ Мэри молниеносно занял место жертвы.

Застывшее в гримасе боли и отчаяния лицо зависло перед ним, вмиг перекрыв все остальное перед глазами. Он рефлекторно дернул головой, но было поздно: образ подобно гигантскому скользкому спруту уже запустил свои щупальца, впился в кору мозга, переведя все внимание на себя.

Детали картины грозили потерей самообладания: грязные пальцы, сдавливающие нежную плоть, истертые жесткой веревкой тонкие запястья, порванное белье, надрывный плач, мокрые от слез запутавшиеся волосы, сломанные ногти. Представление изнасилования было тем реалистичнее, что каждый квадратный сантиметр этого тела он знал и любил, и от этого становилось еще невыносимее. 

Наибольший же ужас вызывала сама идея допустимости этого в реальности – рационально мыслящий мозг оставлял тому самую микроскопическую долю вероятности, а также понимание того факта, что подобный «треш» вообще есть в его голове. Он не мог с этим смириться, не мог понять природу страшного образа, не мог найти себе оправдания, что представил такое.

Продолжал совершать свой отрицательный ритуал, но это уже не помогало. В беспомощности отогнать от себя этот негатив, он уткнулся головой в подушку, и сдавленно закричал. Нет, он не может желать ей такого, в его душе нет грязи, его мысли чисты, как бриллианты… Но так ли это?