Остров. Убить Чужака. Гл. 9, История семьи Фейвуд

                Глава 9

               ИСТОРИЯ СЕМЬИ ФЕЙВУД, РАССКАЗАННАЯ ИТОЙ

- Вы удивляетесь, почему до сих пор спокойно расхаживаете по улицам нашего города, пытаетесь что-то выведать - и вас даже не тревожат, хоть вы раскрыты с первого же дня? Но помните, вы свободны, пока за вас идёт борьба – да-да, борьба, между жрецами Большой и Малой Звезды. Одни жаждут ваших пыток, другие жаждут заставить вас на себя работать. Первые оберегают древние традиции, священную изоляцию Острова, но именно они-то охраняют и поддерживают общество Анны, регулируя общественное движение в Городе. Вторые торгуют с Большим миром, ищут наибольших выгод и мечтают о новой экономике, они закупают оружие, чтобы с его помощью расправиться со всеми инакомыслящими. Скажите, чем вы можете быть опасны обеим сторонам? Ну, например, много ли тайн удалось вам раскрыть самостоятельно?

- Я здесь уже неделю, но так ничего толком не добился, хотя многое узнал, - ответил Денис кисло, впервые сознаваясь в своём бессилии. Он прекрасно понимал весь юмор ситуации, но отнюдь не утешался тем, что в этой ситуации побывал не он один - ещё множество его предшественников, и никому не удавалось добиться более-менее приличных результатов, с которыми можно уже думать об их практическом использовании. Он вдруг подумал, что он, по сути, не умеет добиваться решения задачи путём размышлений, просто он был изворотлив, и ему всегда и во всём невероятно везло.

– Узнал о разрешенном убийстве. О религиозных войнах. О том, что Анна и Алиса сёстры, но при этом совершенно разные, хотя любят друг друга. Что одна владеет и управляет шахтами, другая пытается бороться за то, чтобы шахты принадлежали рабочим и самоуправлялись. И еще я знаю, что дом семьи Фейвуд хранит много тайн. – Денис подчеркнул «много». - Житейские коллизии столь разнообразны и обширны, что предполагать можно что угодно, строить бесконечные варианты догадок. Почему они скрывают третью сестру? Почему Анна ушла из дома? – спросил он вдруг, перебивая сам себя.

Ита не улыбнулась: – Я могу рассказать вам всю историю Анны. Я верю, что вы её друг, и не используете мои слова против неё. Я не хочу вас обижать, но Анна слишком доверчива и беззащитна, несмотря на кажущуюся воинственность. Да, они сёстры, они посвятили жизнь разным ценностям, и они нежно любят друг друга. Да, дом Фейвудов хранит много тайн. Вот одна из них. Это удивительная история, полная драматизма – какой, собственно, и должна быть жизнь. Я всегда восхищалась стойкостью Эдеи Липс, матери Анны, она до сих пор для меня – образец мужества женщины Эбикоаны.

…Эдею Липс воспитывал монах-солнцепоклонник. Он скрывался в доме Липсов с самого «голубого переворота» - он был личным служителем именного Алтаря семьи Липс, а также учителем и наставником их детей. Липсы были могущественнейшими владельцами рудников и нефтяных шахт, и главный Храм жрецов Пик, ныне разрушенный, был построен на их средства. К сожалению, Эдея оказалась единственной наследницей старика Липса – рок преследовал его жену, и все маленькие браться и сёстры Эдеи умерли в младенчестве.

Смуглый монах любил жизнь, солнце и море, мог глядеть на солнце, не щурясь, и эту любовь к солёным просторам, облакам, похожим на паруса и парусам, сшитым из облаков, он передал девочке, особенно чуткой и впечатлительной, чем она выделялась среди остальных Липсов. Она убегала на восходе на берег, сталкивала в море катер и упивалась одиночеством и свободой. Она доплывала до самой чёрной Скалы, указующим перстом торчащей из воды и ограничивающей морскую территорию их крохотной страны – слава Богам, шторм ни разу не застал её в пути, чему она, впрочем, немало огорчалась. Она бегала по берегу вместе с детьми рыбаков, лазила по прибрежным скалам, нередко ходила в синяках и ссадинах, часто убегала из дома вечером, чтобы у рыбацкого костра есть печёную рыбу и креветки и слушать заунывные песни рыбаков.

Старик делал скидку на её возраст, и добродушно потакал её чудачествам, полагая, что когда дочь станет совершеннолетней, заботы об их обширном хозяйстве, в которые он собирался сразу же её посвятить, отобьют охоту шляться по берегу. Ему даже чем-то нравилась её бесшабашность и своеволие. Словно эта девочка восполнила собой пустоту в его сердце, заменив сына. Но случилось иначе.

В день совершеннолетия, когда ей стукнуло 18, Эдея сбежала из дома с юношей-рыбаком буквально на 5-й же день их знакомства – она пошла за ним, весёлым и неунывающим шутником, с восхищением, без оглядки, и стала преспокойно жить с ним в его доме. Отец разыскал её и насильно привёз домой, заперев в башне. Эдея не плакала, но отказывалась от еды. Каждый день он приходил к ней, требуя смириться и обвенчаться с кем-либо из именитых женихов. Но Эдея оказалась твёрдой, она презирала своих женихов – изнеженных, томных хлюпиков, не способных проплыть и десяти метров. Она отказалась от наследства, тайком обвенчалась с Лемом, и отцу пришлось уступить. Они зажили в своей убогой хижине на берегу любимого моря. Она выращивала овощи в крохотном огородике и научилась готовить, словно богиня.
Пальцы её огрубели. Весёлый и добродушный Лем Стинг рыбачил, и когда возвращался домой, их стол всегда ломился от обилия даров моря: и рыба, и мидии, и крабы, и водоросли, и лангусты – всё, что только море может подарить рыбаку. Эдея не приняла от отца ни одной монеты - её муж был гордым.

Напрасно старик-отец звал её, обещая всё простить, если она вернётся – Эдея не могла покинуть мужа, которого любила. Он звал обоих переехать в родовой дом и жить, как положено аристократам. Но Лем не мог жить без моря. А Эдея не могла жить без Лема. И тогда старик Липс проклял её. Но никто не знал, что Лем был тяжко и неизлечимо болен. Он тщательно скрывал это даже от своей жены. Но болезнь подтачивала его силы. И однажды, чтобы избавить жену от мучительных сцен медленного умирания, он вышел рано утром в море и не вернулся. Анне тогда было три года. Она была похожа на мать, а отец подарил ей свои иссиня-чёрные волосы и слегка искривлённую ногу – отчего она теперь чуть прихрамывает.

Только через 10 лет Эдея узнала, что причиной смерти её мужа было не море.
Чтобы прокормиться, она стала чинить сети, зарабатывая гроши. Рыбаки-друзья помогали ей, как могли. Но девочка болела, и все деньги уходили на лекарства. И Эдея с дочерью бедствовала, и свободная жизнь у моря уже не казалась ей такой прекрасной и желанной. И поэтому, когда отец снова позвал её, она вернулась домой, похудевшая, но крепкая, бронзовая от загара, с выгоревшими до соломенной желтизны волосами – она казалась чужим, непонятным существом в доме, её словно окружал ореол напоённой солнцем морской стихии. Отец поставил условие – что всё его состояние перейдёт к Эдее только в том случае, если она выйдет замуж за Белого Вэббла. И она согласилась.

С батюшкиного благословения она вышла за первого же, кто явился к Липсу – за Сэмура Фейвуда. Сэмур Фейвуд к тому времени промотал половину состояния и решил остепениться, прибрав к рукам деньги Липсов. Но была ещё одна причина – его всё время сжигала страсть к золотоволосой и непокорной Эдее.

Сыграли свадьбу тихо, по мрачным обрядам Голубых Жрецов – с Сэмуром шутить боялись, уже тогда он был приспешником и шпионом Голубых.

Скоро Липс, дородный, жизнелюбивый мужчина умер от второго удара. И Фейвуда постигло горькое разочарование – Липс, по обычаю, не оставил часть наследства зятю – несмотря на всевозможные его ухищрения, и всё передал дочери. Эдея поселилась в мрачном доме Сэмура. После солнечного берега моря она затосковала.
Она сидела у окна и смотрела вниз, где неподвижно стояла чёрная вода канала, на несколько жалких кустиков жасмина, на решётки на окнах, и сердце сжимала смертельная тоска. А Сэмур тенью ходил по дому, то исчезая, то вдруг появляясь перед испуганной женой, и пожирал её молча мрачным и страстным взглядом.

Через два года Эдея родила двух девочек-близнецов, Алису и Лору, таких же золотоволосых и светлоглазых. Анна рано привыкла к самостоятельности. Общество Белых дарило её лишь презрением и злыми насмешками. Сэмур её ненавидел – но Эдея была непреклонна и оставалась твёрдой опорой дочери. Анна была для сестёр-близнецов кумиром. Они тосковали, расставаясь на час, и она нежно любила сестёр, и часто подолгу рассказывала им о море, или учила играть на арфе и реме, нежно опекая и поддерживая в борьбе с отцом, ибо в ненависти к нему они были солидарны, и даже называли его не «отцом», а «дядюшкой».

Но скоро Лора тяжело заболела. Эдея была в отчаянии – Лора всегда была слабенькой и болезненной, и это наложило на неё отпечаток какой-то покорности и отрешённости. Два бессонных месяца, когда Эдея не отходила от постели дочери, не позволяя себя сменить, подточили её здоровье, подорванное тяжёлыми родами, ослабшее в доме-тюрьме с затхлым воздухом и вечной ревностью и придирками Сэмура – словно она была рада возможности уйти из этого мира и торопила смерть.

И Эдея умерла, бедняжка Лора пережила её лишь на неделю. Похоронив мать и сестру, Алиса вынудила Сэмура переехать в светлый и радостный дом Липсов. Сэмур, дрожа от нетерпения, требовал вскрыть завещание – и снова едва не взвыл от досады. Несмотря на его угрозы и многочисленные гнусные попытки подлога, в завещании ясно значилось, что всё состояние Липсов переходит к дочерям – так, как они сами им распорядятся.

И пока Алисе не исполнилось 18 лет, он приложил все усилия, чтобы урвать хоть небольшой кусок от наследства. Так они и грызутся до сих пор.

Судьба Анны тоже сложилась трагически. Одной из причин её ссоры  с отчимом, как я уже говорила, была её любовь к юноше-рыбаку. Батран Мирт  был на пять лет её старше, рано остался сиротой, и поэтому учиться ему не пришлось.

Они познакомились на тайном собрании, куда она пришла первый раз. Батран Мирт был душой компании – весёлый и неутомимый, он, пожалуй, единственный в группе понимал истинное положение вещей на Острове. Анна стала ему верным другом и помощником. По вечерам он собирал свой кружок и читал старинные книги, обсуждал их с друзьями, вел диспуты и беседы, а ночами Анна учила его, проходя университетские лекции. Он неплохо рисовал, и Анна хранит его гравюры – около сотни, она едва успела скрыть их от слэйков.

После забастовки на шахте Батрана, как зачинщика, чудом не схватили, он сумел улизнуть. За ним установили слежку, 5 дней и 5 ночей он прятался у друзей, 5 дней и 5 ночей вокруг дома и мастерской Анны сменялись шпики, отслеживали каждый её шаг, и дома она чувствовала себя как в тюрьме.

Но однажды Батран не выдержал, наблюдая, как слэйк убивает мальчишку, не пожелавшего с ним разговаривать. Он вышел и одним ударом проломил тому хребет – Батрана тут же схватили. Анна растила дочь, названную в честь матери Эдея.

А судьи не спешили, вежливо и равнодушно уклонялись от её расспросов, обещали вынесение приговора в самые ближайшие дни. Так прошли бесконечные и тяжёлые полгода. К тому времени Анна, ещё юная, была уже известной художницей, талантливой ученицей Мастера Лесса, и поэтому хозяева вынуждены были признать её – она писала для их салонов, делала их портреты.

Поэтому ей разрешили посещать мужа в тюрьме. И когда, наконец, уже и друзья, и Анна поверили, что Батран останется жив, что его оправдают – было объявлено о его казни. Это произошло буквально за несколько часов до свершения. С риском для жизни друзья Анны подкупили повара, усыпили охрану и узнали шифр замка, запирающего его камеру.

 Всё удалось самым удивительным образом. Небо словно благоволило к ним, послав ряд счастливых обстоятельств. Главный судья не вернулся из отпуска с дальнего побережья. Повар был падок до лакричного сока. Камера Батрана закрывалась обыкновенным замком, а не электрошоковым. И, наконец, стража решила отметить рождение своей общей любовницы, а главный электрик, плюнув на разрешение, самолично ремонтировал герметическую систему дверей. Только всё это вместе взятое смогло обеспечить удачу.

Анна мечтала вывезти мужа с Острова и отдать ему малолетнюю дочь, говоря: «Я хочу, чтобы моя дочь стала свободной, чтобы училась в Большом Мире мудрости и наукам, которые у нас остаются в полном запустении. Чтобы вернулась на Остров знающим специалистом или учёным и уверенным борцом за счастье народа».

Но только Батран так никогда и не вырвался с Острова – он умер на руках у Анны в первый же день свободы…

У Анны есть картина «Возвращение», где она изобразила свою дочь, возвратившуюся на Остров через много лет. Она стоит на берегу, величественная и прекрасная, и всматривается в Город, поднимающийся перед ней торжественным амфитеатром. В её глазах – ясность ума, задор юности, мужество борца и радость возвращения на родину. А несколько морщинок у глаз вобрали в себя все горькие испытания и несчастья. И маленький ребёнок, сидя у её ног, с любопытством теребит сумку, висящую на длинном ремне через её плечо.

Ита умолкла, глядя куда-то сквозь него, губы остались приоткрытыми, словно последнее слово ещё не слетело с них. Денис не знал, как ему реагировать на рассказ Иты. Что это – очередная легенда? Слишком уж эмоционально и мелодраматично.

- И что же её дочь? – осторожно спросил Денис, решившись нарушить тишину.

- Её дочь в надёжных руках. Её взял к себе Глеб-Джон Каровски. Говорят, он большой писатель там, у вас?

У Дениса голова шла кругом. Лора умерла? Но кто же тогда заточен во дворце Фейвудов? Но еще большим шоком явилось упоминание кумира миллионов землян. Он чувствовал, как от удивления у него невольно открывается рот и останавливается сердце: - Каровски? Старик Каровски? Великий Каровски?

- Ну да. Вы его знаете? – Ита с любопытством наблюдала за Денисом.

- Он что, давно связан с вами? – спросил Денис, лихорадочно припоминая романы Элби, в которых, как ему теперь казалось, всё загадки и таинственно-манящие грани и образы, принесшие ему славу, обретали вдруг конкретные, такие знакомые своей реальностью очертания. Ита долго изучала Дениса, прежде чем ответить.

- Да, Каровски помогает нам. Он всё знает, у него даже есть несколько рисунков Анны. – Тут Ита понизила голос и склонилась к Дэву: - Глеб-Джон Каровски был на Острове.