Утраченная стабильность. Забавная философия

Древние греки любили посудачить о несовершенстве мира.  Соберутся, бывало, древнегреческие мужики и давай космос ругать: и то им не так, и это не этак. Но стоило кому-то заговорить о прочности мира, как на древнегреческих лицах появлялась довольная улыбка. «Ведь верно! Космос нам достался надёжный да прочный, - говорили древние греки в один голос, - Посмотрите хотя бы на эту скалу. Мощь несокрушимая! Или выберите место поутоптанней и попрыгайте – сами убедитесь как прочно всё сработано! Да, мир у нас устойчивый и крепкий.» Оставались, конечно, кое-какие неясности: из какого материала сделан мир, каков план всего сооружения, какие процессы в нём протекают, но устойчивость мира, незыблемость основ космоса сомнениям не подвергалась. Но вдруг появился Гераклит и стал думать. Думал он, думал и понял: устойчивость мира и незыблемость космоса всего лишь иллюзия. Пламя огня тоже издали кажется твёрдым телом, но стоит подойти поближе и присмотреться, как тут же обнаруживается, что никакой устойчивости, неизменности и твёрдости у пламени нет и в помине. Весь мир и все вещи в нём подобны огню, только «горят» они с разной скоростью. И не просто подобны огню, но и есть огонь в превращённых формах. То, что  кажется неизменным и устойчивым, в действительности постоянно изменяется. Космос не совокупность вещей, а совокупность процессов и сам мир не сооружение, а процесс.
«Вы думаете, что можете дважды войти в одну реку? – Ехидно интересовался Гераклит у сограждан. – Как бы не так! Не можете: ибо во второй раз и река уже не та, да и вы, так сказать, не молодеете. Всё, знаете ли, течёт, всё, греки мои дорогие, изменяется»
Закручинились древние греки. Мир, конечно, не идеален, космос напоминает слиток, отлитый как попало, но раньше этот, хвала богам Олимпа, слиток был хотя бы прочным! А теперь... Жить приходится в каком-то потоке, почва под ногами стала зыбкой... Где прежняя стабильность? Кошмар!
Со стабильностью всегда так: вроде бы и не случилось ничего особенного, просто кто-то что-то сказал и где она ваша стабильность? В наше время телевизор бы разъяснил, что стабильность, несмотря на гнусные инсинуации Гераклита, никуда не делась, но во времена Древней Греции телевидения ещё не было и выпутываться из трудной ситуации приходилось своими мозгами. Пожалуй, первую серьёзную попытку пораскинуть мозгами, чтобы вернуть мир к устойчивому состоянию, предпринял Парменид.  Парменид был умный дядька и понимал, что мыслить нужно радикально и убедительно.  Поэтому, как любил говаривать сам Парменид, он оставил Зевса в покое и взял интеллектуального быка за интеллектуальные рога. «Давайте поразмышляем, - говорил Парменид, - как происходит движение.  Для того, чтобы переместить предмет, нужно чтобы было куда его перемещать, то есть должно быть пустое место, иначе говоря место, где ничего нет. Но могут ли в принципе существовать не заполненные ничем пустоты? Ведь очевидно, что чего нет, того нет. Невозможно помыслить «пузыри небытия», пространство заполненное тем, чего не существует. Следовательно, наличие пустот в мире есть кажимость и, следовательно движение, нуждающееся в существовании несуществующего есть иллюзия. Если пустот и движения не существует, значит мир прочен, устойчив и стабилен как никогда. И Парменид затянул свою любимую философскую песню: «Космос нерушимый...».
Поначалу древние греки обрадовались. Они благодарили Парменида и даже плакали:
«Спасибо, Парменидушко, уберёг, утешил. Можно сказать, спас! Мы на тебя как на Зевса надеялись и не зря! Укрепил космос так, что никакой гераклитовой зыбкости и следа не осталось. Стал мир надёжнее прежнего. Космос совершенен, а совершенное не вправе изменятся!»
Но со временем, самые умные, как это часто случается в человеческой истории, заметили, что что-то не так. Хорошо, говорили они, миру Парменид стабильность вернул,  но кто вернёт стабильность нам?  Значит, после Гераклита нам пришлось жить в каком-то вялотекущем мире, а после Парменида мы вообще очутились в какой-то иллюзии.  Предположим, мы знаем, что космос стабилен, но как это связано с нашей повседневной жизнью, в которой всё не только течёт и изменяется, но ещё и иллюзорно?
И тогда взошло Солнце: пришёл Платон. Обрадовались древние греки. Надо сказать, что древнегреческая философия довольно часто радовала древних греков. «Платоша не дурак, он разберётся», - судачили древние греки промеж собой. И Платон разобрался. «В чём-то, конечно Парменид прав, - говорил Платон, - окружающий мир – ерунда на постном масле. Он вообще не заслуживал бы внимания серьёзного философа, если бы нам, древним грекам, не приходилось бы в нём жить. Но вот подлинный, совершенный мир Парменид понимает неверно. Он считает его физическим, материальным, в то время как подлинный мир – это мир идеальных сущностей. Мир, в котором мы живём, лишь несовершенное отражение совершенного идеального мира идей. И сам наш мир и вещи в нём существуют лишь благодаря сопричастности миру идей, являясь как бы тенями соответствующих идей.."
Люди Платон и Парменид существуют лишь потому, что в мире идей существует идея «человека» и и идеи «Платона» и «Парменида», способные  объединяться и порождать конкретных физически существующих персонажей.  Если мы хотим изучить лошадь или собаку, то нам следует отвлечься от того, что мы видим нашими физическими глазами (которые существуют лишь постольку, поскольку в мире идей существует идея «глаз») и обратить свой внутренний взор, который Платон называл интуицией, к идее «лошади» или «собаки».
Послушали древние греки Платона и увидели, что это хорошо, и стали идеалистами. И снизошёл в их души покой, идея которого, конечно же, содержится в мире идеальных сущностей.  "Да, - говорили древние греки, - наш теневой мир, очевидно, не очень, зато подлинный идеальный мир, который придаёт бытие нашему и который  следует изучать настоящему философу, уж больно хорош: просто сказка!"