А виновата ты лишь в том, что мама хочет кушать 33

Глава 33

Ну почему во всем, что я делала, им виделся криминал и вранье, с моей стороны? Вот это было очень обидно. Так хотелось, чтобы был кто-то третий, кто бы видел все, что происходит и смог им это объяснить и сказать, что я ни в чем не виновата!!! Я спасала вашу дочь, чтобы она там одна ничего не натворила и не ревела, пока вы не придете домой. Спасала так, как смогла придумать в свои 9 лет. Это был мой первый опыт видеть плачущего маленького человека за закрытой стеклянной дверью.

После всех этих событий я свято поверила в свою никчемность, в свою уродливость, в свою тупость, в свое неумение общаться, в свою неряшливость, в свою неспособность что-либо хорошо и правильно делать, а, самое главное, в свою неуместность всегда и везде. ЕГО я здесь не слышала и не ощущала. В доме родителей не было земного изображения моего Повелителя, и я нигде не могла увидеть его добрые и всепрощающие глаза, наполненные невероятной силой и безусловной любовью. Никаких Церквей и Храмов родители тоже не посещали, а это значит, что возможность увидеться с НИМ там тоже исключалась. Они ЕГО не признавали, так как в стране Советов Бога нет. И я постепенно стала его забывать и все больше погружаться в пучину слез и отчаяния. Мой мир постепенно терял яркие краски и становился серым и мрачным. Мой мир был наполнен страхами и болью. Ощущением тотального одиночества и отверженности. Мне постоянно хотелось домой! Но где его искать, этот дом?..

К своим девяти годам я уже практически забыла, где мой настоящий дом, и где настоящая Я. Моя мать за пять лет сумела уничтожить все те ростки талантов и стремлений, с которыми я пришла в этот мир. Вырвав с корнем здоровые и прекрасные цветы моей Души, на их место она сеяла сорняки в виде чувства вины, страха перед внешним и внутренним миром, ощущения себя тупой и уродливой, все делающей не вовремя и появляющейся всегда некстати. Она изолировала меня от внешнего мира и сделала изгоем и в мире, и в их семье.

Я стала ощущать себя в клетке, а еще правильнее будет сказать - в глубокой зловонной яме, окруженная нечистотами тоски, уныния и отчаяния. Все мои попытки вырваться на Свет и сделать глубокий вдох, который наполнил бы меня чистым цветочным воздухом свободы, заканчивались истязанием моего тела и глумлением над моими чувствами и ощущениями.

Итак, мои стремления быть собой, мое желание общаться с друзьями и подружками, мои попытки ЖИТЬ в реальном мире, были выбиты Великой Матерью, а мои воспоминания о Настоящем Доме со временем были похоронены в самых глубинных слоях моей чистой и талантливой души.

Тогда я начала создавать свой дом и свой мир при помощи игрушек. Для меня было важно, чтобы у меня были игрушки. Я любила их всех. Некоторым правда откручивала головы, руки и ноги, с целью увидеть, как оно там все устроено. Иногда, я даже била некоторых куколок об пол или швыряла их в дальний угол. С мишками и собачками я такого не вытворяла. Получали только куклы. Наверное, это была проекция того, как со мной обращались мои родители. Возможно, их ежедневное физическое насилие над моим телом, к которому по мере взросления прибавилось и психологическое, вызывали во мне помимо страха, волну недовольства и агрессии. Ребенок наделен всеми чувствами, какие есть в мире, уже с рождения. Значит злость и агрессия во мне тоже присутствовали? А, возможно, не присутствовали изначально. Просто изнутри копился протест и несмирение из-за агрессии, обращённой на меня снаружи. Этот протест закономерно превращался в агрессию, которую хотелось выплеснуть. Видимо, битье кукол как раз и позволяло мне выплескивать тот заряд злости, который копился во мне из-за их обращения со мной. Но и на это очень быстро наложили вето.

-Не смей так обращаться с куклами! Ты знаешь, сколько она стоит?! А если я тебе, с*ка, руку или ногу оторву?! А? Понравится тебе? Чтобы я больше этого не видела!!!!

Видимо, куклы стоили дороже, чем я. Их требовалось беречь. Меня- нет.

Любовь к куклам поэтому длилась недолго, равно как и разборки их на составные части и швыряние по углам. Я переключилась на мягкие игрушки. Их не хотелось ни бить, ни швырять, ни разбирать. Их хотелось обнять и плакать в их искусственную мягкую поверхность после очередной порки или крика матери.

По мере взросления сестры я очень часто после уроков заходила в магазин около школы, который назывался «Мой маленький дружок» и покупала там для нее всевозможные игрушки. Сначала погремушки всякие красивые, потом кубики, конструкторы и так далее. Я любила покупать игрушки, не только потому, что мне самой они нравились, но еще и потому, что ей будет интересно, и я её порадую! Мне нравилось дарить ей подарки и заботиться.

Со временем от игрушек я перешла в другую сферу. Период разрушительных эмоций прошел или был наглухо подавлен и заблокирован матерью, но как бы там ни было, мне все больше хотелось создавать и созидать. Несмотря на то, что и здесь был запрет на подобную деятельность, я все-таки продолжала рисовать, и покупала себе раскраски, альбомы, краски, карандаши, ручки, ластики, фломастеры. Я это все просто обожала.

Однажды мы отстали от школьного вахтового автобуса с дочкой сопровождающей. С нами в автобусе всегда ездила мать одной моей одноклассницы, вечно беременная, имевшая на тот момент уже 11 детей. И вот мы, довольные своими покупками, выворачиваем из-за угла и видим, что автобус уехал. Мы бежим за ним по дворам, срезая углы и сокращая путь, но, к сожалению, все, что нам удалось - это увидеть хвост нашего автобуса, поворачивающего на светофоре.

Все! Нам его уже не догнать!

Мы не растерялись и пошли на рейсовый автобус, который шел в наш поселок, сели в него и поехали домой. На следующий день я многое узнала о себе и своем поступке от мамы этой девочки Венеры. Эта девочка сказала своим родителям, что это я подбила ее на такое безрассудство. Мама Венеры запретила ей со мной дружить и даже садиться рядом в вахтовом автобусе, так как я неблагонадежная. И мои родители, как всегда, не стали меня отстаивать и защищать. Вот так я осталась без подружки. Продолжение следует..