Zoo. Глава 6

Глава 6

На работу я одевалась так, словно трудилась в офисе. То есть, на улице, если не знаешь, никогда не догадаешься, что эта женщина – рабочая зоопарка. Я понимала, если начну таскать какие-нибудь спортивные штаны, футболки и толстовки с кроссовками, то быстро вольюсь в ту самую серую массу работяг, которые населяют по утрам и вечерам автобусные остановки.

Я не могла себе позволить оскотиниться и скатиться еще дальше вниз по этой пресловутой социальной лестнице. Поэтому носила юбки, платья и цветные колготки, кардиганы, курточки, черный бушлат и ботинки с толстым протектором. На каблуки не решалась, потому что к концу дня ноги подкашивались. Естественно, в раздевалке я меняла свой уличный наряд на робу. На голове обязательно носила тонкую вязаную шапочку, чтобы волосы не мешали, ну и чтобы они не сильно могли впитать в себя местный запах. Хотя шапочка и роба не спасали. Каждый вечер мне казалось, что я пропиталась запахом зоопарка насквозь.

Дома я залезала в ванну с пеной и солью, чтобы отмокнуть, отмыться, очиститься, а утром по новой покрывалась слоем животных страданий.

Но больше всего меня тревожили руки.

На месяц в зоопарке рабочим выдавали одну пару текстильных перчаток и две пары тонких резиновых. На месяц! В то время, как резиновых хватало с трудом на день. Они рвались, а толстые перчатки пропитывались дерьмом, как и кожа. Руки приходилось обрабатывать антисептиком. Это была какая-то чрезвычайно лютая фракция спирта, от которой кожа рук пахла этой жидкостью всегда, даже после ванны, даже после выходных. То есть, всегда, постоянно. Меня это бесило, не говоря о бесполезности маникюра на такой работе. Я не понимала, на сколько меня хватит, чтобы ходить с такими руками, как чумная баба, и стараться скрывать их от окружающих.

Макияж стал совсем минимальным, почти исчез с лица. Мало кто из коллег, я заметила, пользовался помадой или тушью для ресниц. Самая молодая из нас, Маринка, вообще не заморачивалась на счет красоты. Хотя в ее возрасте девушки обычно наращивают себе ресницы или следят за ногтями. Эти заботы Маринку миновали от слова «совсем». Она не отличалась выдающимися внешними данными. Сильно сутулилась, собирала волосы в конский хвост, носила очки, все время бурчала на своего друга Юрку, зависала в телефоне, пока Женя не ушла в декрет, общалась только с ней.

Всем своим видом Маринка напоминала старушку. Глядя на нее, я удивлялась, как ей это удается в ее-то возрасте. Оказалось, все более чем просто. Одежду Маринке справляла мама, она же следила за тем, чтобы дочь отдавала ей свою зарплату. Поговаривали, что однажды «заботливая» мама пыталась сосватать Маринку за какого-то зека. В общем, девушке просто не повезло с окружением, которое ее затюкало. На работе у нее была хоть какая-то радость – гулять в обеденный перерыв с Юркой, что у некоторых вызывало крайнее недовольство.

Однажды кто-то из начальников, а их в зоопарке, как водится, много и не все ими по существу являются, но не суть, «застукал» Юрку и Маринку, держащимися за руки на территории учреждения. Почему этот невинный жест или акт взрослых людей вызвал раздражение, сие для всех осталось загадкой. Только после этого случая влюбленную пару попросили больше не демонстрировать свои чувства открыто и на людях. Есть время после работы за пределами зоопарка, вот там и гуляйте, милуйтесь, делайте что хотите, только не здесь. Ну, было бы сказано.

После этого случая парочка стала скрываться по кустам, как только подворачивался удобный случай побыть вместе. Обычно на обеде Маринка куда-то исчезала, пока бабёнки делили диваны в раздевалке, чтобы полежать и отдохнуть.

Несколько раз я пыталась влиться в это людское лежбище, напоминающее скопление морских котиков на побережье, но так и не смогла расслабиться и поймать волну для поддержания «светских бесед». Мне было скучно, не интересно, не комфортно. Свободное время я тратила на прогулку к другим вольерам и клеткам или шла за сеном. Могла просто посидеть на лавочке перед клеткой с волками, а могла собрать маленький пакет вешенок со здешних пней. В общем, я всячески избегала общения с народом.

- Коллектив, как ты понимаешь, у нас не очень, - сказала как-то кухработница Люба.

Тогда ее слова прозвучали как-то двусмысленно. С одной стороны, Люба приносила в каптерку просрочку – тортики, пирожные, печеньки, иногда кальмаров в каком-нибудь соусе. То есть, сортируя просроченные продукты, которые привозили на кухню из магазинов, она выбирала что-то съедобное и несла угощать коллектив. С другой стороны, Люба производила впечатление независимой, здравомыслящей особы, которая этот же коллектив не очень-то и любила.

- Да, разные люди бывают. И коллективы разные, - попыталась тогда я ответить на ее слова.

Люба была бывшей медсестрой, и, по ее же словам, искала себя. Вышло так, что нашла. На кухне в зоопарке. Там она чувствовала себя хозяйкой. Невысокая блондинка с голубыми глазами, слегка располневшая, миловидная, она куталась в зимнюю куртку и шла в беседку курить. Большую часть жизни она провела на Дальнем востоке. Больше о ней я ничего не узнала. Мое увольнение для нее не стало чем-то удивительным. Она вообще никак не отреагировала. Казалось, что ей все равно, что, впрочем, меня бы и устроило. Что она думала на самом деле, меня не интересовало, но я полагаю, что у Любы было свое мнение о причинах моего ухода. Но об этом я уже никогда не узнаю. Да и зачем оно мне?

Однажды в зоопарк привезли косулю, попавшую в капкан.
Животное везли в город из заповедника почти целый день, неизвестно, сколько еще времени бедолагу тащили из тайги до машины. Ветеринару Тане пришлось в тот вечер задержаться на работе и сделать косуле операцию. Ампутировать переднюю конечность наполовину.

После операции престарелого самца поместили в теплицу, в один из загончиков.
Утром я как обычно пришла на работу и спустилась в тепличное помещение за ключами. Пройти мимо и не заметить косулю в любом случае не получилось бы. Но я никак не могла предполагать, какое зрелище меня ожидает.

Трехногое копытное лежало на сене и смотрелось как жертва. Я даже словила себя на легком чувстве тошноты, подкатившем к горлу. Культя торчала, а остальные ноги были согнуты. Глаза, казалось, смотрели в никуда. Я поспешила убраться из теплицы, а позднее услышала Танино негодование.

- Зачем я тогда ему операцию делала, сидела возле него, ждала, как он отойдет от наркоза? Ну взяли бы тогда еще на месте и зарезали бы. А то я столько сил потратила и все зря?

Оказалось, что мнения на счет судьбы старой косули, вызволенной из браконьерского капкана, сильно разделились. Директор сказал Тане выхаживать животное, в то время как часть коллектива считала, что оно только мучается и надо бы его порешить.

- Директор сказал оставлять. Ничего не знаю, - обиженно говорила Таня.

Еще несколько дней она делала косуле массаж, поднимала животное с подстилки и ставила на ноги. Некогда живший на воле старый самец не охотно откликался на Танины порывы ему помочь оклематься. С каждым днем он становился все слабее и равнодушнее ко всему, что она делала. А потом и совсем отказался от еды.

- От чего умер-то? - спросили мы Таню.

- Да ему уже было по фиг. Жить не хотел. От стресса пережитого. Сначала шок, когда в капкан попал, потом шок от длительной транспортировки, потом операция. Короче, решил, что хватит с него. Да и старый он уже был, - рассказала ветеринар. Чувствовалось, что в ее голосе звучит досада.

Я, если честно, не совсем представляла себе эту картину, если бы косуля выжила и встала. Животное на трех ногах и передней культяшкой само по себе вызывало бы у посетителей шок наравне с неподъемным чувством жалости. Ну, ладно, у нас уже была трехлапая лиса, что не так сильно бросалось в глаза, даже я не сразу заметила. Но согласитесь, косуля, которой сама природа приказала бегать, скакать по горам и долам, безногая косуля – это что-то сильно противоестественное, не вызывающее никакого эстетического удовольствия. Уж лучше бы пустили на мясо, да, сразу, еще там в заповеднике.

Помнится, я обещала вам рассказать о понятии добродетели. Так вот это как раз и был тот самый случай, когда дирекция почему-то решила, что животные-инвалиды ничуть не навредят зоопарку, а напротив, их спасение есть добрый поступок, акт добродетели.

К счастью, природа мудра и самец косули скопытился по итогу. Решение Алексея Павловича выхаживать животное, чтобы оставить его в зоопарке, травмировало бы тонкую детскую психику, а так и дети целы, и инвалидов не прибавилось. Жалко, конечно, что говорить. Но лучше уж смерть, чем так.

Вообще, мы же никогда не узнаем, сколько животных каждый день, каждый год гибнет в капканах, в петлях на территории огромной России. Равно как останется тайной смертность животных в российских зоопарках. Здесь принято афишировать факты рождения, радоваться приплоду, но о смерти ни звука. Как будто ее и нет.

Осознание приходит только к тому, кто, как я, сталкивается с этой мыслью, будучи внутри, зная «кухню». А она, поверьте, полна самых разных вещей.

Сдохшую в аквариуме рыбу, которая сильно напоминала мне карпа кои, после вскрытия порезали на толстые куски. Голову и хвост отделили, а оставшуюся тушку скормили выдрам.

«Безотходное производство», думала я про себя, когда через дырку в сетке проталкивала рыбьи куски. Выдры с удовольствием сожрали покойную. Это был мой последний рабочий день, промозглый и тяжелый, с мокрым снегом.