Руки дипломата. История 7. О пленном и об огурцах

Вот ещё одна история о моём отце, на этот раз из раннего его детства.
Пересказываю то, что отложилось в памяти у него самого.
И так, как он сам это запомнил.

Странное свойство нашей памяти: вычленять что-то одно - и безжалостно стирать другое: тоже, вероятно, интересное, необычное, достойное запоминания...

Память - наш цензор.
Пройдя через жернова памяти, наше Прошлое, наша Жизнь приобретает смысл, нам самим до времени неведомый.

Это как своеобразный калейдоскоп: чудо-игрушка, состоящая из многих-многих разноцветных осколков, случайных крошечных предметиков, соединяющихся перед нашим растерянным взглядом в удивительные, неповторимые узоры...

Волшебство, к которому страшно прикоснуться.
Сломай калейдоскоп - и обратно уже не сложишь: нарушится, исчезнет что-то важное, главное.
Уйдет Тайна...

Поэтому я стараюсь очень бережно прикасаться к тому, что называется Памятью. Особенно - Памятью детства.
Осторожно беру из ладоней отца его воспоминания о детстве - и передаю этот неповторимый калейдоскоп дальше: в руки моих детей (а, возможно, и внуков).
Пусть сберегут то, что сохранило для нас Время...

...Когда произошла эта история, моему отцу было лет семь-восемь, не больше.
Жили они тогда под Оренбургом. Время было трудное, послевоенное.
Голодали.

Недалеко от их дома была стройка: пленные немцы возводили какой-то военный объект.
Помните у Высоцкого в "Балладе о детстве": "На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики"?
Именно о таком немце и пойдёт сейчас речь.

Голодали, конечно, и они, но кто о них, о бывших фрицах, тогда думал?
Отец, мальчишка, иногда прибегал посмотреть на немцев: просто так, из любопытства.

Особенно ему запомнился один: он работал лопатой лучше других. Усерднее.
Не отвлекался на разговоры, на взгляды посторонних: просто старательно, без лишних слов копал землю.
Копал. Копал. Копал.
Изо дня в день. Из недели в неделю.

И мой отец по странной мальчишеской причуде как-то раз "пожалел" его: нарвал в отцовском огороде маленьких, тощих, недозрелых ещё огурцов (полную рубаху!) - и по доброте душевной принес их пленному: "Ешь!"

Что стало с немцем!
Он отшатнулся от глупого русского мальчишки, как чёрт от ладана: замахал руками, быстро-быстро заговорил по-немецки.

Мол, забирай обратно свои огурцы, не нужны они мне, влетит ведь тебе от отца, ох как влетит! Сам ешь свои огурцы, и пусть семья твоя ест! А я - пленный, меня не корми! Я и без огурцов своё докопаю!

Так и не взял немец огурцов.
Детей своих, наверное, вспомнил...
Где они? И живы ли?

Отцу-мальчишке тогда, конечно, влетело по первое число. От собственного отца.
Ведь это были единственные их припасы, их "неприкосновенный запас": то, что выращивалось на случай голода, когда совсем уже нечего будет есть.
Но отец о своём поступке (я так думаю) не пожалел. Не "раскаялся".

На всю жизнь осталась в нём та доброта, которая многим непонятна, а для некоторых даже противоестественна.

Ибо именно доброта держит человека на плаву, когда для него наступают трудные времена. Именно ею спасаемся.
Наверное, именно поэтому отец и решил учить немецкий, когда выбирал язык для изучения.

Ему хотелось понять этот странный, "непонятный" народ: народ, с которым мы на протяжении веков были заклятыми врагами. Народ, неоднократно пытавшийся нас завоевать, сломить, поставить на колени.

И которому ни разу не удалось это сделать.

Но это уже тема для другой книги...

… Что меня особенно удивляет в немцах? Не удивляйтесь - их вежливость.
Они и на сталинских стройках, пленные, стояли живой цепочкой - и, как полагается, передавали друг другу кирпичи: "Bitte sehr - Dankeschoen. Bitte sehr - Dankeschoen." ("Пожалуйста - спасибо! Пожалуйста - спасибо!").

На каждый кирпич: "Спасибо-пожалуйста!".

И это меня больше всего в них удивляет.
Это даже не вежливость. Это - воспитание, природная дисциплина...

Впрочем, о немцах я ещё расскажу.

А пока - ЗАНАВЕС!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ:)