Философия на крыше

Человек открыл дверь чердака, вышел на крышу и огляделся. Каждое ясное утро он поднимается сюда, и всякий раз видит грязного кота неопределенного цвета, спящего на пустых ящиках, в беспорядке нагроможденных друг на друга. Картина эта никогда не меняется, если только небо не затянуто серыми тучами. В пасмурную погоду здесь не бывает ни одного, ни второго. И если с котом все более-менее понятно, то что тут делает человек, не знает никто, кроме него самого. Иногда эту картину дополняет еще один кот, черный, как безлунная ночь. Сытый, пушистый и ухоженный. Вот и сейчас он околачивался возле ящиков, безуспешно пытаясь разговорить спящего товарища.

— Встава-а-а-ай, вста-а-а-ай!

Человек тихо, чтобы не мешать, подошел к краю крыши, положил руки на оградительный бордюр и принялся смотреть на горизонт, где край неба окрасился красивым розовым цветом. Взгляд мечтательный и сосредоточенный, будто ждет чего-то.

— Опять приперся, — беззлобно констатировал черный кот.
— Вы что-то сказали? — повернулся к нему человек.
— Нет-нет, не отвлекайтесь.

Человек кивнул и вернулся к своему делу. Кот еще некоторое время потолкал своего друга, но поняв всю бессмысленность занятия, заинтересовался человеком.

— Простите, что отвлекаю вас от медитации, — обратился он, — но что вы, все-таки, делаете?

— Жду рассвета, — коротко ответил человек.
— Это понятно, — кот внимательно посмотрел в сторону розовеющего неба, — а зачем?
— Есть поверье, что с человека, встретившего восход солнца, снимается грех.
— Один грех? — уточнил кот.
— Говорят — один, — кивнул человек.
— А кто говорит?
— Люди говорят.
— Они это вам лично сказали?
— Нет, — человек рассмеялся, — услышал где-то давно, по телевизору, наверное.
— Понятно. А на котов это распространяется?

Человек не знал ответа, но уверенно кивнул головой:

— Думаю, да.

Кот некоторое время молчал, переводя взгляд с человека на небо, и обратно. Думал, анализировал, делал выводы. И судя по блеску в глазах, у него родилась мысль.

— А вот у меня есть друг, — начал он, — тоже кот. Так вот, он любит смотреть на закаты.
— Интересно, — кивнул человек.
— Вот хлебом его не корми, дай на закат посмотреть.
— Понятно.
— Вот, просто до жути обожает это, — он попытался изменить голос, — «умиротворение, граничащее с блаженством».
— Наверно, это очень хорошее дело, — предположил человек.
— Раньше я тоже так думал, — задумчиво произнес кот, — а вот теперь не уверен.
— Почему? — удивился человек.
— Сейчас выясним, — кот набрал побольше воздуха в легкие и заорал, — Бормыш!
— Заткнись! — донеслось с соседней крыши.
— Сам заткнись! — отозвался кот.
— Бормыш, это имя? — спросил человек.
— Да, хозяин у него рыболов, знаете ли, — он постучал лапой по горлу, — любит «это дело».
— Рыбалку? — человек улыбнулся и подмигнул коту.
— Рыбалку в сорокаградусный мороз, — кот подмигнул в ответ, — вот и учудил.
— Хорошо, что он рыбу ловит не на опарыша.
— Опарыш! — закатился кот, — Это вы верно заметили. Бормыш еще легко отделался.

И успокоившись, добавил:

— Хотя у меня хозяева тоже умом не блещут. Меня, например, зовут Одик, уменьшительное от «одуванчик».
— Для одуванчика вы слишком черный, — заметил человек.
— Вот и я о том же, — горячо ответил Одик и пояснил, — это потому, что я очень сильно линяю. Шерсть разлетается по всей квартире, как семена одуванчика. Поэтому меня часто отправляют на улицу. Уж я просил хозяев назвать меня Председателем, но они ни в какую. Смеются только, паразиты. Мне и так неудобно, а они… А Председатель, хорошее имя, вы не находите?
— Не знаю. Трудно представить кота с таким именем, — признался человек, — вот, Бегемот, вас бы больше подошло.
— Ах, этот, — задумался кот, — легенда нашего кошачьего мира. Не думаю, что на этой планете смогут ужиться два Бегемота. Мурзики, те могут. А уважающий себя кот должен иметь индивидуальное имя.
— Уж извините.
— Да ладно, — грустно махнул лапой Одик, — зато честно. Это все равно, что человека назвать… А вас как, позвольте спросить?
— А меня Рудольф.
— Рудольф, Рудольф, — попробовал Одик это имя на слух, потом удовлетворительно кивнул, — звучит.
— Спасибо.
— Бормыш, — опять заорал кот, — скотина этакая!
— Не ори ты так, — по водосточной трубе заскрипели когти и на крышу выскочил запыхавшийся серый кот, — чего хотел? Опять соседские буянят?
— Вот, знакомьтесь, Рудольф.
— Очень приятно, — без особого восторга кивнул кот, — Бормыш, и все вопросы к хозяевам.
— А вон тот, — Одик кивнул в сторону спящего кота, — Уран. Он бездомный. Или вольный, как он сам себя считает. Уран, поздоровайся с человеком.

Уран открыл один глаз, обвел взглядом всех присутствующих, и снова, как казалось, уснул.

— А это легко, — поинтересовался Рудольф у Бормыша, — забираться на крышу по трубе?
— Проще над суетой подняться, — как-то изощренно ответил тот.
— А другой способ есть?
— Есть несколько, но этот быстрее.
— Бормыш решил, что намечается жаркая дискуссия с нашими соседями по поводу территориальной целостности и неприемлемости нарушения границ, — пояснил Одик, — вот и поспешил.
— Позавчера хорошая беседа получилась, — вспомнил Уран, не открывая глаз, — до сих пор голова гудит.
— А как я Аристарху по морде засандалил, — похвастался Одик.
— Все это, конечно, здорово, — прервал их Бормыш, — но не объясняет, зачем я вам понадобился? До обеда еще далеко.
— Заседание перенесено на утро, — поведал Уран, — намечается нечто интересное.
— Давайте, давайте, — с радостью отозвался Бормыш и вскочил на ближайший ящик.
— Бормыш, — торжественно начал Одик, — хочу тебе сказать, что ты погряз в грехах. Просто утопаешь в них.
— В чьих грехах? — осведомился тот.
— Ну, нельзя погрязнуть в своих грехах, если ты их не совершал, это даже нелогично. В чужих грехах ты погряз, бедолага.

Бормыш только усмехнулся.

— Не скажу, что я в ужасе от услышанного, но хотелось бы конкретики.
— С удовольствием!

Одик указал лапой на Рудольфа, который уселся на бордюре крыши и с интересом слушал котов.

— Ты хотел узнать, что делает здесь этот человек по утрам?
— Нет, я не хотел знать, чего он тут делает по утрам. Я только высказывал недовольство по поводу его присутствия, — и тут же обратился к Рудольфу, — ничего личного.

Рудольф понимающе кивнул.

— Так, — задумчиво произнес Одик, — разговор споткнулся в самом начале. Уранчик, а ты хотел знать, что…
— Мне по-барабану, — отозвался Уран, — но его постоянное хлопанье дверью чердака мне мешает спать по утрам.
— Ну хорошо, — замахал лапами Одик, — допустим, мне интересно, хотя на самом деле, это не так, что делает этот замечательный человек на крыше по утрам.
— И что же он делает? — спросил Бормыш.
— Он смотрит на восход солнца! — радостно огласил Одик, — Как вам такой поворот?

Не оценив его энтузиазма, Бормыш пожал плечами:

— А я каждый вечер смотрю на закат того же самого солнца. Ты же не кричишь об этом на каждом углу. Или мое занятие не такое глобальное в масштабах нашего двора?
— Но он-то считает, что встреча солнца снимает один грех с его души.
— Поверье такое, — сказал Рудольф в свое оправдание.
— Так-так-так, — оживился Бормыш, — ты хочешь сказать, что его грехи переходят на меня?
— Закон единства и борьбы противоположности в действии, дамы и господа, — огласил Одик, — он встречает солнце, ты провожаешь. Его грех уходит, ты его обретаешь!
— А так же закон сохранения энергии, — добавил Уран, он вскочил и, позабыв про сон, начал ходить кругами, — ничто не приходит из ниоткуда, и не уходит в никуда. Если грех исчезает в одном месте, то обязательно появляется в другом! Хэви металл!

Он поднял передние лапы вверх и в экстазе упал на спину, блаженно улыбаясь небесам. Стая испуганных голубей пронеслась над компанией.
Рудольф был заворожен увиденным. Коты-философы, фанатики этой заумной науки, клуб по интересам. Солнце уже встало у него за спиной, но этот момент остался незамеченным и, согласно философии, уже никогда не повторится в его жизни.

— Подождите. Давайте по порядку, — призвал котов Бормыш, — Рудольф встречает солнце и тем самым облегчает свою душу. Я провожаю солнце и покрываюсь грехами этого человека, при этом не греша.
— Ну, может не этого человека, а другого, — предположил Одик, — или разных, но по очереди.
— И все это из-за закона единства и борьбы противоположностей?
— Все верно, коллега, — кивнул Одик, — все верно. Там ушло, тут пришло, как сказал товарищ Кант.
— Если вспомнить институт, — вставил Рудольф, — это сказал не Кант.
— Да без разницы, это для проформы, — махнул лапой Одик, — мы книг не читаем и не пишем.
— Джимми Йоханссон пишет, — возразил Уран.
— Это норвежский кот, — пояснил Одик для Рудольфа, — уникальная, но бесполезная личность. Сам пишет, сам читает, и перечитывает помногу раз. Да, и Норвегия, это такая страна.
— Стойте, братва, — Уран поднял лапу, привлекая внимание, — а если эта цепочка движется в обратную сторону?
— Ты считаешь, что Бормыш сам забирает грех у Рудольфа? — спросил Одик.
— Я только предположил. Допустим, Бормыш забирает грех из какой-нибудь копилки грехов, а Рудик самоотверженно вынужден восполнять этот пробел. Может он поэтому и поднимается на крышу, подсознательно того не желая.
— Но я желаю, — возразил Рудольф, — это мое взвешенное решение.
— Я ни у кого ничего не забираю, — возмутился Бормыш, — мне своих грехов хватает.
— Не заводись ты так, это только гипотеза.
— Да, — пробормотал Одик, — оказывается, это не так уж и просто. Тут надо подумать.
— Это тебе не рыбу у бабушек воровать, — цинично заявил Уран Бормышу.
— Это от твоего воровства людям покоя нет, — спокойно, не переходя на личности, напомнил Бормыш реальное положение дел, — меня хозяева уже укоряют за дружбу с тобой.
— Я не ворую, — ответил Уран с достоинством, — а меняю.
— А что даешь взамен?
— Свою неиссякаемую любовь.
— Коллеги, — призвал Одик, — вернемся к нашему вопросу. Об отпущенных и взятых на себя грехах.
— Давайте вернемся, — кивнул Бормыш, — и давайте вспомним Муську.
— А чего ее вспоминать? — спросил Уран, — Я ее сегодня видел.
— Хорошо, — сквозь зубы согласился Бормыш, — давайте вспомним случай, произошедший с нашей Муськой.
— Давайте вспомним, — поддержал Одик, — какой именно?
— Когда Муське оторвало лапу…
— Бедная женщина, — покачал головой Уран.
— … и где-нибудь, когда-нибудь, у кого-нибудь, выросла пятая конечность? У человека, у кота, у птицы? Я вас спрашиваю, господа, окунувшие мою бессмертную душу в чужие грехи? Хотя бы теоретически, это возможно?
— Очень хороший вопрос, — обрадовался Одик, — своевременный и актуальный.
— Блестяще прямой вопрос, — добавил Уран, — и ответ отрицательный. Теоретически — невозможно.
— А практически?
— А практически, очень может быть.
— Это почему?
— Потому что наш мир загадочен и непредсказуем, — объяснил Уран, — и с этим не поспоришь.

Мощная машина рассуждений встретила преграду.

— М-да, сложно искать черную кошку безлунной ночью в темной комнате, — развел руками Бормыш, — тем более, если ее там нет.
— Уверяю тебя, был бы кусочек рыбы, — возразил Уран, — и ночью, и в темной комнате найдется эта самая черная кошка. Да еще и с котятами.
— Берем музыкальную паузу, — заключил Одик.

Вся троица замолчала, обдумывая сложившеюся ситуацию. Уран, кот-бродяга, мечтательно рассматривал небеса, где невидимые в это время суток, сверкали и переливались разноцветные звезды. Одик, самопровозглашенный руководитель, молча шевелил губами, вращал зрачками и жестикулировал лапами, стараясь первым найти решение этого вопроса. Бормыш, самый рассудительный и сдержанный из компании, застыл статуей, сосредоточенно разглядывая потрескавшийся рубероид, покрывавший крышу. И его спокойный вид не отражал и сотой доли мозговой деятельности, происходившей в его голове.

Рудольф смотрел на котов, уже понимая, что в философии они не понимают ровным счетом ничего. Основу их рассуждений составляют отдельные фразы, где-то увиденные или подслушанные. Принесенные ветром из мира людей. Но сами коты вызывали у него определенную симпатию. Собираться вместе, чтобы подискутировать на философские вопросы, поразмышлять о вечном, и поспорить о несуществующих вещах — это дорогого стоит. Люди об этом говорят столетиями, так почему бы и котам не внести свой вклад? Все лучше, чем орать по ночам. Хотя Уран, скорее всего, и там, и там успевает. И хотя сам Рудольф в философии был не силен, он решил помочь котам.

— Но сама-то лапа никуда не делась — нарушил он тишину.
— Поясните, коллега, — оживился Одик, — мы будем рады выслушать ваше мнение.

Коты навострили уши.

— Когда Муська лишилась лапы…
— Бедная женщина, — покачал головой Уран.
— Да, бедная, — согласился Рудольф, — так вот, ее лапа осталась на том месте, где упала…
— Оторвалась и упала, — поправил Бормыш.
— …и она продолжала существовать в нашем мире и отбрасывать тень.

Рудольф вопросительно посмотрел на котов, но на этот раз поправок не последовало.

— Кто-нибудь любопытный даже мог ее взять и… ну не знаю… повертеть в руках или лапах.
— Извращение, — поморщился Бормыш.
— Любопытный Дружок схватил ее и унес в неизвестном направлении, — поведал Уран.
— Но сама-то лапа не исчезла бесследно, — подвел итог Рудольф, — а это значит, что она и не могла вырасти у кого-нибудь, как пятая конечность.
— Браво! — воскликнул Одик, — феноменально!
— Рудик, братан, — подхватил Уран, — красава!
— Логично, — более сдержано похвалил Бормыш.

На крыше воцарилось веселье.

— Предлагаю принять Рудольфа в наш клуб, — предложил Одик, — он умный, хоть и человек.

Рудольф смущенно заулыбался. Не каждый день можно услышать такой комплимент, и от кого? От котов.

— Кто за? — спросил Одик и первым поднял лапу.
— Рудик, чувак, я с тобой, — присоединился Уран.
— Протестую, — неожиданно заявил Бормыш.
— Поясни свою позицию, — предложил Одик.
— Охотно, — отозвался Бормыш, — завтра понедельник, и Рудольф в это время пойдет на работу.
— Ах, да, работа, — с горечью воскликнул Уран.
— Я не против четвертого члена в нашем клубе. Рудольф зарекомендовал себя с положительной стороны. Но периодический собеседник, приходяще-уходящий, лично мне не нужен. Если уж собираться, то вместе и всегда. А при нынешнем положении вещей это невозможно.
— Надо что-то менять, — заметил Одик.
— Что-то надо, — добавил Уран.
— Подождите, — сказал Бормыш.

Он поднял голову и стал неистово чесать шею задней лапой, а начесавшись, с довольным видом предложил:

— Надо поменять график встреч. Допустим, их можно было бы проводить вечером. Рудольф может себе это позволить.

Рудольф с интересом смотрел, как коты решают его судьбу.

— Вечером я не могу, — покачал головой Одик, — нужно быть дома.
— На часок можно припоздать, — заявил Уран.
— У меня семья, весь уют лежит на мне. Кто маленькую нежить будет? Это большая ответственность.
— Чепуха! Люди не стоят таких жертв.
— Тебе не понять меня, бродяга, — вскипел Одик и для подтверждения своей позиции ударил в грудь лапой, — это моя работа, мой хлеб. Я по помойкам не шарюсь, как ты. Под дождем не мокну. У меня своя крыша над головой, между прочим.
— Крыша, и стены, и пол, все это уютная коробка для трусов и лентяев, — принял бой Уран, — а я не ограничен в перемещении ни во времени, ни в пространстве. Я не бродяга, а путешественник. Сегодня я с вами спорю, а завтра пью чай в Париже.
— Это столица Франции, — пояснил Одик Рудольфу и тут же замахал лапами, — не заморачивайтесь, это просто очень далекий город.
— Я не продаюсь за кусок хлеба, — продолжал Уран, — я смотрю на этот мир не через стекло. У меня даже глобус есть.
— Украденный из школы, — напомнил Одик.

Пропустив замечание мимо ушей, Уран встал на задние лапы, передние поднял вверх, охватывая всю Вселенную, и закричал:

— Весь этот мир — мой!
— А ты купил его? Этот мир? — донеслось с соседней крыши.
— Закрой хлеборезку! — прокричали с другой, — Понаехали тут, лимита!
— Вот только квартиранты шумные, — приуныл Уран, предугадывая действие Одика.

И Одик не разочаровал.

— Оказывается, ты тут не один такой жилец, — злорадно заметил он, — вон вас сколько собралось. А вот я…
— А вам не кажется, что каждый из вас занимает свое место и ничье больше? — грозно осадил спорщиков Бормыш, — Место, принадлежащее по праву только ему.

Коты виновато опустили глаза.

— У меня тоже есть семья, — продолжал Бормыш, — но это не значит, что надо списывать друзей со счета.

Тут он внимательно посмотрел на Одика, потом перевел взгляд на Урана.

— И это также не значит, что я должен вмешиваться в чужую жизнь и диктовать свои порядки.

Затем он посмотрел на Рудольфа, указал на него лапой и открыл было рот, но тут же понял, что претензий к нему не имеет.

— Мы здесь собираемся, чтобы находить ответы на вопросы. Со-об-ща. Сколько уже тайн раскрыто! Неужели мы вместе не сможем решить эту проблему? В таком случае, грош нам цена и я готов сделать самоотвод.

Коты некоторое время смотрели друг на друга, пытаясь найти общий знаменатель.

— Рудольф мог бы попросить хозяев обо мне, — нерешительно предложил Одик, — я, конечно, главный в семье, только никто меня не слушает. Даже имя поменять не хотят.
— Вот-вот, — поддержал Уран, — и про имя можешь спросить. Намекни, что Одуванчик, это унижение котовского достоинства. Но и Председатель, это полная чушь.
— Хорошее имя, — насупился Одик.

Да у вас у всех оригинальные имена, подумал Рудольф. И не удивить ли Одика, сказав, что он знает, и что такое и Франция, и Норвегия, и еще много чего.

— Я, конечно, могу, — согласился он вслух, — но у меня тоже семья есть.
— Ой, да ладно, семья у него, можно подумать, — наперебой заладили коты, — нам бы твои проблемы, семьянин!
— Хорошо, хорошо, — сдался Рудольф, — я что-нибудь придумаю.
— Я не сомневался в тебе, чел, — улыбнулся Уран.
— Будем вместе встречать закаты, — предложил Бормыш и в его глазах заплясали хитрые огоньки, — ты утром лишишься одного греха, а вечером обретешь, для баланса. Так будет справедливо, хотя и бессмысленно.
— Почему? — поинтересовался Рудольф.

Бормыш набрал в легкие побольше воздуха:

— Да потому что, грехи отпускаются на исповеди! Не иначе! — радостно выпалил он, будто держал в себе эту фразу до последнего, — С точки зрения вашего христианства. Вы же все сейчас с крестиками ходите.

Рудольф изумленно посмотрел на кота.

— Так значит, ты изначально не верил во все это?
— Мы все не верили в это, — сказал за всю компанию Одик, — привычка встречать солнце сама по себе хорошая, для творчества или поднятия настроения. Но как процесс очищения души не выдерживает никакой критики. Глупость несусветная, я бы так сказал.
— Извини, дружище, — сочувственно кивнул Уран, — это факт.
— Так вы просто издевались надо мной? — с обидой в голосе спросил Рудольф.
— Сейчас это называется «троллинг», — объяснил Одик.
— Но дискуссия-то получилась хорошей? — миролюбиво улыбнулся Бормыш.
— Что есть, то есть, — озадаченно согласился Рудольф.

Коты всегда его удивляли, всю жизнь. Они главные в семье, но у них есть хозяева. Они объясняют людям, что такое Токио и Рязань, не задаваясь вопросом, кто их воздвиг. У них и единственный (во всем мире!) грамотный кот является изгоем, потому что остальные не умеют читать и писать. А их имена! Сан Саныч, Расстегайчик, МС Пушок. Но сейчас…

Рудольф смотрел на этих сумасбродных, зацикленных на себе животных уже другими глазами.

— Ну, и что теперь? — спросил Одик Рудольфа.
— Что именно?
— Являетесь ли вы, как и прежде, почетным членом нашего клуба? Просто я знаю людей, не способных держать свое слово…
— Являюсь, — решительно ответил Рудольф.
— Значит, вы не обиделись на нас за этот маленький розыгрыш.
— Нет-нет, все нормально. И даже поучительно.
— А будете ли вы также приходить по утрам и встречать солнце? После всего сказанного?
— Ставлю банку шпрот, что нет, — сказал Бормыш, — Рудольф больше не будет тратить попусту время. Два раза в день подниматься на крышу, это уже перебор.
— Принимаю, — с жаром отозвался Уран.
— Где шпроты возьмешь?
— У тебя стащу.
— Хорошо, — кивнул Бормыш.
— Обоснуй свою позицию, — предложил Одик Урану.
— Привычка — вторая натура, от нее трудно избавиться. Да и рассвет — вещь довольно красивая. Я-то в это время уже сплю, но…
— Закат не хуже, — напомнил Бормыш.
— Рудик, не сдавайся, — взмолился Уран, — я тебя поддержу. Со мной и в разведку можно, и на солнце смотреть!
— Ну, что скажете? — спросил Одик, — Ребята волнуются, уже ставки делают.
— Мне надо подумать.
— Золотые слова, — похвалил Одик, — предлагаю это обсудить сегодня вечером. Кто за?


За два часа до заката и открытия собрания, в балконную дверь со стороны улицы уверенно, как к себе домой, постучали.

— Это к тебе, — засмеялась жена, посмотрев через окно, — твой новый друг.
— Здрасте! — донеслось с той стороны.

Дети, сын и дочка, с шумом ворвались в гостиную, вскарабкались на подоконник, с интересом стали разглядывать гостя.

Рудольф открыл дверь и без особого удивления увидел за ней Урана.

— Зайдешь?
— Нет, я на секунду, — сказал кот, принюхиваясь к запахам, — не забыл, не передумал? А то я волнуюсь. Договорились, как-никак.
— Да нет, уже собираюсь потихоньку.
— Да я просто так, чисто напомнить
— Спасибо, — кивнул Рудольф.
— Папа, мы тоже хотим, — запрыгал сын на подоконнике.
— Как только в комнате уберетесь, — строго ответил отец.

Дети тут же убежали к себе, даже не собираясь наводить порядок.

— Насчет Одика я уже договорился. Также сказал, что он переживает по поводу имени. Обещали подумать.
— Ну, теперь он заважничает еще больше, — Уран поднял лапу, разглядывая свои когти, — Рудик, земляк, если твое решение насчет посещения крыши не оправдает мои ожидания, займешь мне баночку шпрот? Я потом отдам.
— Займу, не вопрос, — кивнул Рудольф.
— Долг, сам понимаешь.
— Святое дело.

Уран продолжал сидеть, нервно постукивая передними лапами, будто выжидая удобного момента.

— Я тут подумал. Поразмышлял. Может нам не просто посиделки устраивать, а сообразить что-нибудь типа чаепития.

Он внимательно посмотрел на Рудольфа, при этом пытаясь казаться равнодушным.

— Замечательная идея, — одобрил Рудольф, в свою очередь стараясь не улыбнуться.
— Тебе тоже нравится? — обрадовался Уран.
— Вполне.
— Твои дети придут, будем новое поколение воспитывать. Я Муську приглашу. Она давно проявляет интерес к философии.
— Молодежь надо привлекать, — одобрил предложение Рудольф.
— Ну вот и ладушки, вот и порешали… Только это… Тут такая проблема… Мы-то навряд ли сможем что-нибудь организовать, сам понимаешь.
— Понимаю, конечно.
— У меня ничего нет, а эти двое от хозяев зависят.
— Да, хозяева строгие существа, — согласился Рудольф.
— Вот был бы у меня свой холодильник…
— Ладно. Я что-нибудь придумаю.
— Ну там колбаски, к примеру, можно взять.. Рыбки немного Что бы разговор, так сказать, клеился. Да еще и глядя на закат…

Уран мечтательно закрыл глаза, всем видом показывая всю прелесть мероприятия.

— Организуем все лучшем виде, — пообещал Рудольф.
— Братан!

Уран повернулся и запрыгнул на балконные перила, как услышал:

— У тебя, правда, глобус есть?
— Правда, — важно ответил Уран, мечтательно смотря куда-то вдаль, — но я его не крал, а нашел на школьной помойке. Очень нужная вещь.
— Зачем он тебе?

Уран обернулся и возбужденно потер лапы, его глаза заблестели.

— Когда-нибудь я отправлюсь в очередное путешествие.
— С Муськой?
— С Муськой, — кивнул Уран, — и не просто так, по зову сердца. А по-научному, по этому самому глобусу.
— Серьезное решение, — восхищенно кивнул Рудольф.
— Да, — деловито сказал Уран, — она хочет посетить Лувр, а я мечтаю заглянуть в египетские пирамиды.
— А где это? — поинтересовался Рудольф, изображая неосведомленность.
— Рудик, кореш, держись меня, пока я здесь, и я научу тебя всему, что сам знаю.

Он немного подумал и добавил:

— По крайней мере — многому.

И Уран, довольный собой, спрыгнул вниз.