Глафира и её козёл Ерошка

Глафира Фуфайкина работала дежурной на проходной леспромхоза. Это была женщина небольшого роста с приятной внешностью. В то время ей было немного за сорок. С величественной грудью и необъятной талией -  всего этого добра в ней было килограммов 130. Во время обеда, исходя из своих габаритов, если даже тарелка с борщом стояла на краю стола, она не могла донести ложку до своего рта, не расплескав её окончательно. Голь на выдумку хитра – говорится в пословице, так и Глафира, чтоб не умереть с голоду, стала ставить тарелку с едой, как ляльку в зыбку, себе на грудь и,  не обращая внимания на окружающих, спокойно черпала ложкой, отправляя содержимое в рот. Однажды от профсоюза ей выделили путёвку в дом отдыха,  но перед отъездом ей нужно было пройти медкомиссию и сдать анализы в лабораторию. В посёлке Забродино, где она проживала, лаборатории не было, пришлось ехать в город за 30 километров. Со словом «лаборатория» у неё вообще вышла проблема. Она никак не могла его выговорить и запомнить. И так пробовала, и эдак, ничего не получалось. Какое  ж дурацкое название, -злилась она. Ей примерно рассказали, где находится это здание, но, побродив по закоулкам часа полтора, она его так и не нашла. А как спрашивать у прохожих то, что ты сам не знаешь, как правильно сказать. И тут ей в голову пришла идея сократить и подкорректировать это слово так, чтобы оно было понятным и удобно выговариваемым. Первые три слога «ла- бо – ра» она заменила на «И – бо». Новое название её так воодушевило и обрадовало, что она смело начала подходить к прохожим и спрашивать, где у них тут находится злосчастная  «иботория». Встречные прохожие от неё начали шарахаться и покручивать пальцем у виска, однако третья или четвёртая женщина остановилась, заинтересовавшись вопросом. Видно, она оказалась одной из тех бдительных граждан, которые всегда «на страже, на чеку». Выслушав просьбу Глафиры, она ответила вопросом на вопрос
- А вы откуда будете?
- С Забродино я, мне путёвку от профсоюза дали в дом отдыха, вот приехала анализы сдавать.
- Слава тебе, Господи, - перекрестилась бабуся, - а я-то уж думала - из «дурки» сбежала.
- Из какой ещё «дурки», ты что, хочешь сказать, что я дурочка?
С грозным и решительным видом Глафира пошла в наступление на бабусю.
- Щас я тебе покажу, полетят клочки по закоулочкам.
Представив последствия надвигающейся на неё «глыбы», сердобольная и бдительная бабуся мгновенно поменяла своё мнение.
- Погодите, успокойтесь, Вы меня не совсем правильно поняли. Во всём виноват мой язык, буробит сам по себе, что ни попадя, это у нас наследственное. Сами посудите, разве может иметь какое-то отношение к нашей «дурке» такая шикарная и представительная дама, как Вы.Конечно, нет. Это я так, ляпнула по глупости, по недоумию. Опять же, во всём виноват мой язык. Из-за него, треклятого, меня по-молодости дважды ложили в эту «дурку». Больничка, в общем-то ничего, хорошая,  и главврач там очень грамотный, ласковый и обходительный. Фамилия его сперва приводит в замешательство, она кака-то странная, бандитская, не внушающая доверия – Мордобойкин, но потом привыкаешь. По характеру он человек душевный, особенно когда под «мухой», а под ней он всегда после плотного обеда. Лечащийся контингент больницы состоит в основном из проворовавшихся чиновников и начальников производств, больших и малых, которые наворовали и попрятали, а делиться с вышестоящим начальством не хотят, делают вид, что якобы забыли, куда спрятали. Вот в этой больнице им и восстанавливают память. Там же лечатся и некоторые представители вшивой свободолюбивой интеллигенции, рабочие-горлопаны, которые сами не знают, чего они хотят, и прочие бродяги, воспринимающие мудрую политику нашего правительства и горячо любимой Коммунистической партии  в несколько ином свете, чем хотелось бы руководителям этой партии. Поэтому Мордобойкин прикладывает много сил и стараний в работе с этим трудным и разношёрстным контингентом. Одним больным извилины закручивает, другим наоборот, выпрямляет, подгоняет под общий стандарт, чтобы было, как у всех, одинаково, иначе, сами понимаете, без этого никак.
- Может, хватит туманом голову лечить? – прервала её монолог Глафира. - Ты лучше покажи, где  «иботория», да я пойду, тебя не переслушаешь до вечера.
- Не «иботория», а «лаборатория».
- Хрен редьки не слаще, - вставила Глафира.
- Так вон же она,  позади тебя, - бабуся показала рукой на небольшой, приземистый особнячок, стоявший в глубине двора.
- Едрить твою кочерыжку, - чертыхнулась Глафира, - я же мимо него уже раз пять проходила.
    Она поблагодарила собеседницу и пошла сдавать анализы.
До поездки в дом отдыха ей нужно было решить ещё одну проблему. Дело в том, что в своём хозяйстве она держала пять коз и козла Ерошку. Жила  одна в своём доме. Муж давно умер, дочь выросла, закончила институт и уехала в Хабаровск, там же и замуж вышла, а Глафира так и осталась в своей деревне. Присмотреть за козами согласилась соседка Нюра, а Глаша со спокойной душой поехала на отдых.
По характеру и манере поведения Ерошка был гордым, задиристым и своенравным. Строго следил за своим козлиным гаремом. Чужим козлам  даже рядом пройтись не позволял мимо своих козочек. Сразу ввязывался в драку, выставляя свои огромные рога и бился до победы, а она всегда была за ним. Вечерами, когда пастух пригонял коровье стадо в деревню, вместе с овцами и козами все животные разбредались по своим подворьям. Проводив свой гарем до сарая, Ерошка возвращался в деревню. По причине, известной только ему, он терпеть не мог пьяных и выпивших мужиков. Запах спиртного он чуял за версту и боролся с этим своим методом, так, как мог. С разбегу бодал его в зад с такой силой, что тот летел кувырком, и так до тех пор, пока тот уже не поднимался. После этого он вставал на него и, хорошенько пописав, уходил на поиски новой жертвы. Козлиная моча невыносимо вонючая, её в бане за неделю не отпаришь. Урок получался значимый.
В один из вечеров,  встретились два друга,  Вася Торчак и Слава Бабуин. Выпили, но этого им показалось мало, пошли в магазин за добавкой. Взяли ещё три бутылки. Только отошли от магазина, тут и повстречались с козлом Ерошкой.
- Бежим, - скомандовал Торчак.
Побежали в сторону Дома культуры, расстояние было небольшое, метров пятьдесят, успели заскочить на крутую лестницу, ведущую в кинобудку, располагавшуюся на втором этаже. Вверху лестницы, перед входом в кинобудку, была небольшая площадка, на которой стояли два пустых ящика из-под стеклотары. Усевшись на них, они перевели дух. Внизу стоял Ерошка, не решаясь подниматься по крутой лестнице, он грозно высказывая своё возмущение: «Бе – е – е», тряся солидной  бородой.
- Что, Ероша, обломился? На-кось, выкуси, - выкрикивали они, распивая вино и радуясь своей прыти, сообразительности и недоступности.
  Место на площадке выглядело действительно привлекательным. Сверху крыша, по бокам обдувает теплый ветерок, а главное - обзор, всё видно. Красота и загляденье.
Ерошка оказался не настолько наивным и глупым, как об этом думали Торчак с Бабуином. Не в его характере было оставлять начатое дело на полпути, поэтому он улёгся под лестницей, ожидая  скорейшей встречи. Вместе с опустошением содержимого бутылок, закончились и темы разговоров, сколь ни сиди, а домой идти надо. Не ночевать же на лестнице.
- Лестница крутая, как спускаться будем? – спросил Бабуин.
- Держись за меня, я высоты не боюсь, - успокоил его Торчак.
Две-три ступеньки они одолели нормально, но потом Бабуин запнулся и полетел вниз, вместе с  державшимся за него Торчаком. Поднялся большой шум и грохот, от которого проснулся дремавший под лестницей Ерошка.
- Бе – е – е, – заблеял он, не то от радости, не то от удивления, приветствуя свалившихся с лестницы пьяниц. Видя то, что они лежат без движения и каких-либо признаков жизни, он воспринял этот факт за чистую победу. Взойдя на них, он потоптался хорошенько копытами и окропил святой водой из своего источника. Ещё раз громко и победно восторжествовал, прокричав неизменное «Бе – е – е»,  и с чувством хорошо выполненного долга направился к своему сараю в крепкие объятия козлиного гарема.
Кто-то из прохожих заметил лежащих и стонавших молодых людей.  Вызвали «скорую помощь» и отправили в больницу. После рентгена, на сломанные руки наложили гипс и с сотрясением головного мозга определили в палату. Погуляли хорошо, есть  что вспомнить.
 …Молва о козле Ерошке с каждым днём всё росла и ширилась. Перед въездом в село, на огромной поляне в несколько гектаров, расположился передвижной участок нефтянников. Рабочие этого участка производили ремонтные и профилактические работы на определённых местах нефтепровода, по которому поступала нефть на перерабатывающие заводы. Жили они в тёплых, оборудованных вагончиках, по три-четыре человека в каждом. Этих вагончиков было около шестидесяти. Здесь же на участке располагалась и техника: трактора, бульдозеры, трубоукладчики, автомобили Урал, вездеходы, прицепы и много другой разной техники. Руководил всем этим хозяйством небольшой, кряжистый мужик с лысой головой, похожей на белый баскетбольный мяч. Звали его Аргыз Баянович, но рабочие называли его Арбуз Баянович. Он на них не обижался, делал вид, что не замечает, а может, и гордился этим, кто его разберёт. Как руководитель он был строг и суров, но справедлив и отходчив. Всех держал в кулаке. На участке действовал неписаный сухой закон, но к дням рождения Арбуз Баянович относился благосклонно и разрешал посидеть в кругу друзей  за стопкой, но, чтобы всё это было в меру, и не более. С провинившимися нарушителями трудовой дисциплины разговор был короткий. Специально для этого, перед входом в административный корпус, на стене висели широкие охотничьи лыжи. После всех разборок и формальностей, получив на руки трудовую книжку и закинув рюкзак за плечи, провинившийся надевал лыжи и, отталкиваясь палками, ехал к проходной, несмотря на то, что было лето, лил дождь, а вокруг стояли огромные лужи. Зарплата у рабочих была хорошая, каждый дорожил своим местом. Это показательное наказание с самого начала было введено Арбузом Баяновичем, о котором он предупреждал в первый же день своего руководства, возражений не было.
…Нюра, согласившаяся присматривать за козами Аграфены, работала у нефтянников поваром. К вечеру на кухне скапливалось много отходов: очистки от картошки, испорченные кочаны капусты, подгнившая морковь и многое другое. Чтобы не выбрасывать всё это в помойную яму, она позвала с собой Ерошку, который быстро расправился с этими отходами, и они ему,  видно, пришлись по душе. На следующий день его звать уже не пришлось, он сам пришёл. Наевшись, напившись, он приступил к обходу прилегающей территории. Прохаживаясь между вагончиками, он учуял, что в одном из них распивают спиртное. Не раздумывая долго, он принимает боевое решение – разбегается и со всей мощью своего тела бьёт рогами в обитую жестью дверь. Раздаётся оглушительный грохот. Вагончик загудел, дверь завибрировала. Козёл попятился назад на исходный рубеж. Остановился, посмотрел в одну, другую сторону, подал трубный  клич  «Бе – е – е», и,  придав рогам  боевую стойку, с новой мощью помчался на дверь. В вагончике жили трое -  сварщик Василий, шофёр Серёга и тракторист Иван. После первой Ерошкиной атаки на дверь они в недоумении переглянулись
- Что это было? – спросил Сергей.
Вопрос остался без ответа. Минуту, другую, они посидели молча, успокоились, и только подняли стопки за здоровье именинника Ивана, как вновь раздался сильнейший удар в дверь. Они быстро опрокинули стопки в рот.
- Ни хрена себе, - сказал Василий, - пойду посмотрю, кто там буянит.
Приоткрыв дверь, он увидел козла, который тряс бородой моргая лиловыми глазами и, крича воинственное «Бе – е – е», пятился назад, принимая исходную стойку.
- Обалдеть, мужики, нашу дверь штурмует козёл Ерошка, - закричал Василий, захлопывая входную дверь.
- Странно, чем она ему не приглянулась? – в недоумении проговорил Иван.
- Вообще, какие у него к нам претензии? – удивленно спросил Серёга.
- Насколько мне известно, этот козёл знаменит в деревне тем, что воюет с пьяницами. В данном случае, он каким-то  образом учуял сквозь стены, что мы выпиваем, и начал бодать наш вагончик, - высказал своё мнение Иван.
   Перед ними встал вопрос: «Как быть и что делать?».
- Может, ему по  башке настучать или рога обломать? – предложил самый молодой и горячий Серёга.
- Если ты хочешь дожить до утра в добром здравии, то я бы не советовал тебе этого делать. Здесь нужно действовать хитростью. – высказал своё мнение Василий.
- Это как? – удивился Сергей.
- Думать надо, - продолжил Василий, - считаю, что лучшим методом воздействия на этого козла в данном случае является то, что его надо обернуть в нашу «веру».
- Что, предлагаешь с него икону написать? –предположил Сергей и лихо рассмеялся, представив икону с козлячьей мордой в их вагончике.
- Не богохульствуй, а то Боженька твой язык поганый тебе враз отхреначит, - предостерёг Иван.
После этих слов Сергей враз осёкся и примолк.
- Наша хитрость должна заключаться в следующем, - рассуждал Василий, -
Все животные любят сладкое, а у нас в заначке с Нового года стоит полбутылки ликёра, наливаем в чашку и выносим ему. Посмотрим, что из этого получится. Они достали бутылку, налили в чашку и поставили невдалеке от двери. Ерошка стоял на исходном рубеже и следил за происходящим. Троица зашла в вагончик и прильнула к окошку. Козёл осторожно подошёл к миске, несколько раз лизнул содержимое, почмокал не то от восторга, не то от удивления, потряс бородой, издал торжественное « Бе – е – е»  и стал с удовольствием опустошать содержимое чашки.
- Ну вот, лихо мы обернули его в свою «веру». Сейчас ты  у нас на крючке, так что  никуда не денешься, - торжествовал Василий.
Опустошив чашку, Ерошка хотел подать голос, чтобы принесли добавки, но голос его не слушался, был каким-то сиплым и прерывистым. Двинуться с места он тоже не смог, неведомо, почему ноги заплетались. Побекав, помекав, он свалился возле пустой чашки и заснул.  Мужики, довольные исходом дела, уселись за стол, и выпили за здоровье козла Ерошки.
- Ребята, если мы козла обернули в свою «веру», может, заодно и в нефтянники его примем? – предложил Иван.
- Это как? – спросил Серёга.
- Как-как? По технике безопасности, все должны ходить в касках, и козёл, тоже, - уверенно пояснил Иван.
 - Это идея, воодушевился Василий, - давайте, пока он спит в отрубе, прикрутим к его рогам каску, и пускай он в ней ходит, красуется. Вот хохма будет – козёл в каске. Достали с полки новую, запасную каску, взяли толстую в шесть миллиметров алюминиевую проволоку и втроем быстро прикрутили к рогам каску. Имея в виду Ерошкин буйный характер, прикрутили хорошо, на совесть, крепко-накрепко.
Как тот, проспавшись, побрёл домой, мужики не видели, были заняты допразднованием дня рождения. На следующее утро жители деревни, провожающие коров в стадо, были приятно удивлены, а некоторых это просто шокировало. Шло огромное стадо в 120 голов, а впереди величественно и гордо вышагивал козёл Ерошка со следующим за ним эскортом в пять козочек. Цок – цок, цок – цок , - отстукивал он своими копытцами, гордо подняв голову в оранжевой каске и потрясывая  бородкой.
Через несколько дней до Арбуза Баяновича дошёл слух о новом самопоселенце, но когда он узнал о его невероятных способностях безошибочно определять, в каком вагончике сегодня праздник, он пришёл в восторг и расхохотался. Значит, с его бесплатной помощью  можно всегда быть в курсе, где сегодня гуляют. В связи с этим, он дал указание повару:
1. Поставить на довольствие.
2.  Внести в список особо ценных сотрудников.
Со временем, нефтяники приучили употреблять козла не только ликёр, но и всё, что имелось в наличии. Он был не особо привередливым. Довольствовался тем, что наливали. Если по  жадности отказывали или забывали, он напоминал тем, что разносил дверь в щепки. К концу третьей недели, к моменту возвращения Аграфены из дома отдыха, по причине усердной службы у нефтяников, от каски остался один ободок, который Ерошка носил с особой гордостью и достоинством, исполняя свои непомерные обязанности.
Электричка, на которой Аграфена вернулась из отпуска, прибыла в Забродино в шесть вечера. Стоянка пять минут. Нужно было успеть сойти. Отдохнувшая, порозовевшая и пополневшая, она стояла с чемоданами в проёме открывшихся дверей. В то время оборудованного перрона на вокзале не было. Расстояние от последней ступеньки вагона до земли было высоковатым сантиметров 30 – 40. У вагона стояли две женщины и парень Шурик Чекменов, собиравшийся уезжать в город встречать тёщу. Она подала чемодан и сумки женщинам, а Шурика попросила помочь ей спуститься со ступенек. Находясь на последней ступеньке вагона, она опустила одну ногу, пытаясь найти опору, но в этот момент, то ли шутя, то ли специально, качнулась вперед на Шурика, который придерживал её за талию. От такого непредсказуемого веса Шурик ничком полетел на землю, а Аграфена распласталась на него сверху. Не выдержав такого веса, первым закричал Шурик: «Спасите, вытащите меня, она меня задавит». Он махал руками и ногами пытаясь высвободиться из-под этого гнёта, но всё было тщетно.
- Люди, помогите, я опоздаю на электричку, мне нужно тёщу встречать…
Аграфена, лежавшая на нем, улыбалась:
- Что ты орёшь, дурачинушка? Милая женщина средних лет и приятной внешности к тебе прильнула на чуток, радовался бы свалившемуся счастью, а он орёт, как недорезанный бычок. Видно, обнищала деревня мужиками.
Две женщины бегали кругами вокруг них, не зная, за что ухватиться и чем помочь. Машинист, вышедший из кабины покурить, сперва смеялся от увиденной комедии, сидя на корточках, но потом упал на траву и катался, держась за живот, исходя приступами истерического смеха. Изнывая от тяжести, Шурик кричал из последних сил:
- Умираю, спасите Бога ради, хрен с ней с этой тёщей и электричкой, вытащите меня, не дайте умереть.
Просмеявшись, машинист подошёл к женщинам, втроём они освободили Шурика из-под Аграфены.
- Не горюй, я машинист, без меня электричка не уйдёт. Хорошо у вас тут, свежо, раздольно, а главное -  весело. Такому народу всё по плечу, хрен ты его чем испугаешь. Выйду на пенсию, жить перееду в вашу деревню, а может, и женюсь на этой милой, весёлой и пухленькой дамочке, - вслух размышлял машинист.
- А я не против, приезжай, -  ответила Аграфена. 
Дома её ждали пять козочек да успевший стать алкоголиком, с ободком на рогах   Ерошка.   И стали они жить-поживать, козлят наживать да козье  молоко попивать.