Дружба с привилегиями. Глава 37

Где-то через час после нашего прихода позвонили родители, и, как я и предполагал, спросили, где Света. Я передал трубку, и Света весело поговорила с мамой, поблагодарив за подарки и рассказав, как хорошо они на ней сидят. Потом коротко пообщалась с отцом. После разговора с моими родителями Света опять стала грустной, и сказала, что заберёт вещи домой, но не знает, когда их оденет, если оденет вообще. Мы оделись, и я проводил Свету до дому. Зайдя в подъезд, мы обнялись, и я чмокнул моего лучшего друга в щёчку. Света в ответ чмокнула меня, еще раз извинившись за испорченный день рождения. На это я ответил, что её вины здесь нет, просто такая сложилась ситуация, и всё образуется. Света сделала несколько шагов в сторону лифта, но тут же вернулась и ещё раз меня обняла. Я чувствовал, как она тяжело дышит и вот-вот заплачет. Мне тоже стало муторно. Так мы стояли какое-то время, пока Света не отпустила меня, и, не оборачиваясь, стала быстро подниматься по лестнице, хотя и могла поехать на лифте. Я понял, что она плачет, и не хочет это показывать. Шёл я домой в мрачном настроении, опасаясь, что и оставшийся до моего отъезда день будет отравлен. На следующее утро Света позвонила, сказав, что отпросилась и сейчас придёт, но мы не должны вспоминать ни о Константине, ни о подарках. Мне этого только и надо было, об этом я полночи мечтал, пока не задремал. Когда Света пришла, мы после небольшой заминки опять попали в нашу колею и вели себя как обычно. Хотя нет, не совсем как обычно - привилегий больше не было, и я чувствовал себя дрессированной собакой, которой хозяин приказал не трогать находящееся прямо перед носом лакомство.

Я улетал последним рейсом, и, как всегда, Света провожала меня в аэропорту. В этот раз чувствовалось, как мы совсем по-другому прощались. Внешне всё выглядело как раньше, но внутреннее содержание изменилось. Присутствие чего-то постороннего ощущалось столь явно, что мы были вынуждены об этом заговорить. В итоге, мы пришли к выводу, что это в порядке вещей, и было бы странно, веди мы себя как раньше, как бы ничего не замечая. В субботу мы как всегда созвонились, и Света сообщила мне, что завтра встречается с Константином. Я вновь напомнил Свете, что её отношения с Константином это сугубо приватное дело, и она не обязана меня посвящать или, как минимум, сообщать не о каждом шаге, а только о чем-то серьёзном, - и то, лишь в случае, если она посчитает это необходимым. Потом мы как обычно весело болтали, к тому же зная, что через две недели, когда я сдам последний зачёт, опять встретимся, и это немного сглаживало совершенно новую для нас ситуацию. К тому же, с Константином было ещё ничего не ясно. До этого дня Света встретилась с ним всего один раз, а этого было слишком мало, чтобы понять, тот ли он, за кого себя выдаёт, или за кого Света его принимает.

Наконец, настала следующая суббота, и мы как всегда весело общались. Сам я не спрашивал про Константина, но Света, зная, что я переживаю за неё, коротко сообщила, что Константин ведёт себя как джентльмен, и ни разу не поставил её в неловкое положение ни в кафе, которое они опять посетили, ни в ВУЗ-е. В следующую субботу я прилетал опять, и мы опять договорились по возможности не разговаривать о её отношениях с Константином, только в случае, если почувствуем необходимость. Прилетал я вечерним рейсом, поскольку днём сдавал последний зачёт.

Света, как всегда, встречала меня в аэропорту. В этот раз мы зашли ко мне, чтобы хоть немного времени провести вместе. Где-то к двум часам ночи я проводил Свету домой, и мы даже не договаривались, когда Света придёт ко мне завтра. Это было не нужно - было ясно, что Света зайдёт ко мне ни свет, ни заря. В итоге, где-то в семь утра Света была уже у меня. Когда пили наш традиционный чай, Света сказала, что планирует встречаться с Константином не более двух раз в неделю, пока я нахожусь в Москве. Это мне показалось вполне приемлемым, и я сказал, что это хорошее решение.

Так мы проводили целые дни вместе, не считая того, что Света, как и решила, два раза в неделю встречалась с Константином, а я использовал это время для встреч, которые бы не состоялись, проводи Света все время со мной. Мы посетили два концерта, ездили два раза втроём с Лёней кататься на лыжах и даже делали шашлык, несмотря на холод. Естественно, мои переживания нарастали с каждым днём, особенно во время встреч Светы с Константином. Меня всего так и крутило внутри, но я стойко держал себя в руках, всё время повторяя, повторяя и повторяя, что это обычная мужская собственническая реакция, и она когда-нибудь пройдёт. Так как Света не могла не заметить мои переживаний, то через некоторое время спросила, как мне. Мы поговорили на эту тему, вспоминали Машу. Сравнивали мою тогдашнюю реакцию с теперешней светиной. Света сказала, что тогда только теоретически понимала, почему я так переживал за неё, а теперь испытывает то же самое на своей шкуре, и переживает за меня даже больше, нежели я тогда за неё, признавая, что сейчас положение у меня гораздо хуже, чем у неё из-за Маши, когда было ясно, что это коротко и ничего не значит. В конце мы дружески обнялись, и так долго стояли и молчали. В это время я чувствовал, как мы буквально спаяны вместе, несмотря ни на что.

С этими каникулами нам по времени опять повезло. Их окончание пришлось на пятницу, и у меня был взят билет на воскресенье на последний рейс. Как всегда, Света провожала меня на самолёт, и когда я в последний раз обернулся к ней, заметил, с какой грустью она смотрела мне вслед. Мне тоже было очень грустно, и я всю дорогу до аэропорта держался, но сейчас, увидев, как Света смотрела мне вслед, у меня защемило сердце, и я почувствовал реальность угрозы потерять Свету навсегда. Я не мог представить, во что превратится моя жизнь без наших встреч и телефонных разговоров, ведь уже сейчас мне было тяжело. Нет, тяжело это не то слово, - никакими словами нельзя описать моё состояние на тот момент. Идя на посадку, я думал, что даже если у Светы ничего не получится с Константином, и мы опять будем как и раньше пользоваться всеми привилегиями, то это, по большому счёту, ничего не изменит, только оттянет время, ведь рано или поздно кто-то из нас найдёт себе кого-нибудь, и нам, скорее всего, останется раз в год писать друг другу письма. Вот тут я и понял окончательно: того, что у нас со Светой было до появления Константина, не будет больше никогда. Сугубо теоретически, нам было известно об этом и раньше, сейчас же это стало реальностью.

Я был до того подавлен этими мыслями, что пришёл в себя лишь тогда, когда бабушка открыла мне дверь. Как взлетал самолёт, как приземлялся, как добирался до дому, я не помнил - у меня случился настоящий провал памяти. Взяв себя в руки, я, несмотря на очень позднее время, позвонил Свете и сообщил, что добрался. Бабушка и тётя, видя моё состояние, сразу догадались, что у нас со Светой произошло нечто серьёзное, и, надо отдать им должное, не стали меня ни о чём расспрашивать, хотя раньше после каждого моего возвращения из Москвы интересовались, как там Света.

Наконец, наступила суббота, и мы осторожно пытались нащупать новый ритм нашего общения. Я сам, как и раньше, не спрашивал про Константина, но Света всё же считала правильным сообщить, что Константин ведёт себя как джентльмен. Так ухаживают лишь с очень серьёзными намерениями, ещё раз убедился я. Где-то через неделю Константин позволил себе первый раз в щёчку поцеловать Свету, провожая ее до дома. Именно его корректное, уважительное, и, в общем-то, безупречное поведение особенно усугубляло безысходность моего положения. Хотя о каком таком безысходном положении я тут пишу! Я ведь был Свете только друг, хоть и самый близкий. Я принял тот первый поцелуй с достойной обречённостью, понимая, что это только цветочки, но при этом главное для меня было, чтобы Свету никто не обижал, и если уж она сама согласна, чтобы Константин при прощании чмокал её (пока) в щёчку, значит он действительно приглянулся ей. Я на самом деле так и думал, подавляя в себе эгоизм и желая, чтобы Свете было хорошо, и она была счастлива, пусть даже я утрачу её общение, не говоря уже о состоявшейся потере привилегий. В принципе, я понимал, что возможно в лице Константина она нашла себе хорошего и солидного спутника жизни, и, несмотря на приближающуюся катастрофу, которая с огромной долей вероятности постигла бы нашу дружбу, я, как лучший друг, был рад за неё, но радость эта была радостью висельника.

Следующая глава на: http://proza.ru/2020/11/23/576