Именем Космоса. Часть 1. Глава 28

Глава XXVIII

В первый же выдавшийся свободным день Чиль прилетел на Землю.

От космопорта он взял наземную машину: в городе, где движение было оживлённым, флаерами пользовались только те, кто спешил, остальные предпочитали наземный транспорт, чтобы не создавать толчею в воздухе.

Мария жила на окраине города, в конце зелёной тенистой улочки, за которой во всю ширь раскидывались луг, выходивший к реке, и густые перелески. У дома был палисадник, позади него – небольшой огород и запущенный сад.

Чиль отпустил машину на стоянке за улочкой и к дому пошёл пешком. Он часто бывал на Земле, в основном по делам, и любил её – иначе, чем родной Лаурк, но искренне и глубоко. Это была Родина Майрана и Игоря.

Лаурки вышли в Космос около двенадцати с половиной тысяч лет назад. Они были первой космической цивилизацией в Галактике, и вся их культура, сама жизнь срослись с ним. Встречая новые цивилизации, выходящие в Космос, они открыто делились своими знаниями, и устройство Галактического Сообщества складывалось во многом под их влиянием. Все цивилизации были в нём равны.

Космических цивилизаций было сейчас двенадцать. Земля вышла в Космос предпоследней, последним на сегодняшний день был Лулулулулус.

Чиль знал особенности всех цивилизаций, их обычаи и языки, и всё же не думал, что его друзья – те, с кем у него возникнет наибольшая духовная гармония – будут землянами. Не пришло ему такое в голову ни когда он узнал о Майране, ни когда впервые увидел его.

Майрану было тогда четырнадцать лет, он учился в Исследовательском Институте Луногорска, а Чиль был уже начальником Гепарда.

Он приехал в этот Институт по делам. Ему выделили кабинет, он обложился личными делами студентов. Ему предстояло по успехам, интересам, поступкам людей найти тех, кто обладал качествами, необходимыми для работы в Гепарде.

Среди прочих дел он наткнулся на личное дело Майрана. И то, что он прочитал, ему понравилось. Было понятно, что знания даются Майрану Идерсу легко: за его плечами была Космическая Школа, в Институте он захватывал почти все предметы, которые здесь преподавались, а значит, учиться умел и любил. Бо'льшую часть предметов, не относящихся к программе его факультета, он сдавал экстерном, а в отдельной графе была сделана запись о его увлечениях вне стен Института (хватало же времени!) – музыка, история и языки цивилизаций, кружок следопытов, углубленное изучение медикологии. Всё – на отлично.

Чиль обратился к заглянувшему в кабинет декану факультета, на котором учился Майран Идерс:

– Иркмаан, не могли бы вы немного рассказать мне вот об этом студенте?

Декан заглянул в дело, которое просматривал Чиль.

– А, Идерс! Я так и думал, что он вас заинтересует. Что ж, талантливый мальчик... Да, очень одарённый. Ему часто делаются весьма заманчивые предложения от разных исследовательских центров, которые хотят заполучить его светлую голову. Неспроста, наверно, говорят, что люди, родившиеся в Космосе, талантливы во всём, за что берутся.

– А он родился в Космосе?

– В межгалактической экспедиции. Из-за какой-то аварии экспедиция затерялась между Галактиками. А потом экспедицию нашли – случайно, те, кто полетел вместо них по их маршруту. Его семья вернулась на Землю.

– У него есть братья, сёстры?

– Нет, он один у матери. Его отец погиб год назад где-то в Космосе. У мальчика был нервный срыв, он бросил учёбу. Но потом взял себя в руки, вернулся в Институт и загрузил себя занятиями сверх всякой меры – возможно, для того, чтобы не оставалось времени думать о случившемся. И конечно, результат сказался: если он не сбавит темпов, то через год будет заканчивать Институт. Знаниями он владеет виртуозно, мне кажется, он не понимает, как можно что-то забыть.

Чиль улыбнулся. Человеческий мозг не перегружает себя и обязательно «забывает» – опускает на дно, в глубины памяти лишнюю, оставшуюся невостребованной информацию. Декан понял Чиля.

– Ну хорошо, если хотите, ему дано умение вспоминать всё, что нужно, причём быстро.

– А его характер?

– Характер пока его подводит – замкнутый, упрямый, вспыльчивый, я бы сказал, горячий. Чуть тронешь не так – обожжёшься.

– Значит, у него проблемы с общением? У него есть друзья?

– Друзья – не знаю... но с товарищами по Институту он поддерживает неплохие отношения. С такой одарённостью он мог бы добиться огромных высот в науке, если бы окончательно определился и прекратил разбрасываться.

– Что значит «разбрасываться»?

– Ну посмотрите, на что он тратит время! – с прорвавшейся досадой сказал декан. – Музыку он бросил – Бог с ним. Но кружок следопытов! На что оно космическому исследователю? Уж лучше бы этикет изучал...

– Вы хотите сказать, он не нашёл себя? Не знает, чего хочет?

– Да, именно так я и думаю.

Чиль думал иначе. У него сложилось впечатление, что этот «мальчик» как раз знает, чего хочет, но в силу характера или каких-то причин не говорит об этом. А если так, то можно ли вмешиваться в его жизнь и в корне менять её? Конечно, человек с такими способностями, если его немного подучить, мог бы многое сделать в Гепарде, и всё-таки...

– Мне хотелось бы поприсутствовать на его занятиях, иркмаан.

– Хотите на него посмотреть?

– Да.

– У его подгруппы сейчас экзамен. Если вас это устроит...

– Устроит, иркмаан. Очень хорошо.

Получалось действительно хорошо, экзамен – это проверка не только знаний, но и умения держаться, владеть собой.

Декан отвёл Чиля в большую аудиторию, где на передних рядах сидели несколько занятых подготовкой студентов, а за столом у экрана размещалась экзаменационная комиссия. Студенты выходили по одному, отвечали – кто с трудом, путано, кто бойко. Большей частью это были молодые люди от двадцати лет и старше. Чиль смотрел на них, стараясь по лицам, по жестам, по манере речи понять, какие они, что в их характерах и душах.

Когда очередной отвечавший покинул аудиторию (он говорил сбивчиво, и Чиль видел, что доставшийся ему билет – один из немногих, которые он не успел выучить в последний момент), дверь приоткрылась, и в аудиторию вошёл подросток – вихрастый, черноглазый, с быстрым, сметливым взглядом.

«Забежал спросить что-то?» – подумал Чиль, не обратив на него особого внимания, разве что смелый взгляд понравился ему, и в глазах каким-то тончайшим краешком сознания он заметил нечто, что чуть встревожило его, но что – он уловить не успел.

Мальчик подошёл к столу, взял билет.

– Будете готовиться? – спросил его один из экзаменаторов.

– Я могу отвечать, – сказал мальчик.

К Чилю подошёл декан и прошептал, склонившись:

– Обратите внимание, иркмаан: это тот, кем вы интересовались.

– Он? – переспросил Чиль. Просматривая личное дело Идерса, он не посмотрел на дату его рождения. Иначе ему стало бы понятнее то чувство, с которым говорил о нём декан. Ребёнок! К пятнадцати годам закончить Исследовательский Институт! Рано, безнадёжно рано ему в Гепарды. Чиль смотрел на Майрана и не знал, огорчаться ему, что новый разведчик не состоялся, или радоваться, что не перевернёт жизнь этому мальчику.

Тем временем Майран отвечал. Держа билет в опущенной руке, он говорил – ровным голосом, без тени волнения. Взял карандаш, начал уверенно и быстро чертить на экране. Обернулся к комиссии и снова заговорил. Ему задали несколько вопросов, он, не задумавшись, ответил. Чиль видел, что в обсуждаемой теме он, как рыба в воде, чувствует себя свободно. Это была его стихия.

Что ж, Чиль узнал о нём необходимое, можно было вставать и возвращаться к личным делам других студентов. Но Чиль медлил. Что-то всё отчётливее тревожило его в этом мальчике – что-то во взгляде, в глубине сознания. Было в нём что-то недетское – слишком рано он повзрослел. Смерть отца так на него подействовала? Желание понять, что в его душе и к чему он стремится, взяло верх и, когда Майран закончил отвечать, Чиль сказал с места:

– Извините, иркмаан Идерс. Мне кажется, ответ дался вам слишком просто. Может быть, это единственный билет из всех, который вы знаете?

Майран взглянул на Чиля с тревожным прищуром, но его ответ прозвучал насмешливо, не в тон этому взгляду:

– А вы считаете, иркмаан... извините, не знаю вашего имени, что это возможно, вытянуть из ста билетов такой единственный?

– Думаю, если счастливая звезда подмигнёт, то вполне возможно.

– Хорошо, я могу взять другой билет.

– Вам снова может повезти.

– Ещё один единственный? – удивился Майран. Он говорил легко, но смотрел по-прежнему насторожённо, и Чиль с удивлением почувствовал, что этот мальчик, землянин, чуть ли не читает у него в душе – у него, лаурка, а главное, Гепарда, приученного держать свои мысли и эмоции при себе. Ничего не зная о Чиле (даже имени, как он и подъел), он видел его насквозь, в то время как Чиль не мог в нём разобраться. – Так что вы мне подготовили?

Чиль кивнул в знак того, что Майран правильно его понял.

– Объясните мне, – сказал он, – вследствие чего у клевера иногда удаётся найти лист с четырьмя лепестками?

– Ну, это же совсем просто, – отозвался Майран, небрежно пожав плечом. – И всё-таки, дайте мне время на размышления, иркмаан, мне надо подумать, чтобы вы не сказали, что и этот ответ дался мне слишком просто.

Чиль снова кивнул, соглашаясь, и Майран сделал вид, что старательно думает, даже приложил руку ко лбу, в то время как сам осторожно наблюдал за Чилем. Теперь, обменявшись с Майраном несколькими словами, Чиль видел, что не ошибся: перед этим мальчиком конкретная цель, и постороннего вмешательства в свою жизнь он не допустит. Что это за цель, Чилю было не ясно, но это пусть останется личным делом Майрана. Ни сейчас, ни через десять лет Чиль решил не подступаться к нему с разговорами о Гепарде.

– Ну, вы подумали? – спросил Чиль. Этот мальчик постепенно начинал внушать ему всё большую симпатию.

– Да, – ответил Майран. – Это происходит от того, иркмаан, что человек – главная ошибка природы, а клевер с четырьмя лепестками – так, второстепенная. А ошибки, как частицы с одноимёнными зарядами, очень не любят сталкиваться. Если вам нужно, иркмаан, то после экзамена приходите в парк за Институтом, я буду там.

Майран кивнул комиссии и вышел.

Через полтора часа Чиль нашёл Майрана в парке возле огромной черёмухи. Майран сидел на траве, прислонившись спиной к влажному стволу и рассматривал карту Галактики, как успел заметить Чиль, восемьсот шестидесятый сектор, а время от времени заглядывал в справочник, лежавший рядом с ним на траве. Увидев Чиля, Майран убрал карту и справочник и поднялся.

– Моё имя Майран Идерс, – сказал он, не подавая руки. – Впрочем, вы ведь это знаете, как, конечно, и всё остальное обо мне. Так?

– Да, – согласился Чиль, всматриваясь в него.

– У нас не получится разговора, иркмаан. Я не знаю, кто вы.

– Моё имя Чиль.

– Просто Чиль? – переспросил Майран. – А мне-то показалось, будто вам от меня что-то нужно, и вы хотите поговорить! – И, как видно, поняв удивление Чиля, пытавшегося в нём разобраться, пояснил: – Как можно говорить на равных с человеком, если он знает о тебе почти всё, а ты о нём – ничего? Даже полного галактического имени. Прощайте!

Майран подхватил с земли сумку и, не оборачиваясь, пошёл к зданию Института, белевшему среди деревьев. Мгновение Чиль стоял, переваривая полученную информацию о новом знакомом, и догнал его.

– Постойте, Майран. Вы правы, на таких условиях невозможно общаться на равных.

Майран остановился, безо всякого интереса глядя на Чиля. Но Чиль прочёл в его взгляде больше, чем тому хотелось показать: насторожённость, как перед неясной опасностью, но позади неё – любопытство. Майрану было интересно, что это за лаурк и зачем появился.

– Мне нужно было поговорить с вами.

– О чём?

– О вашем будущем.

– Что вам до моего будущего? – вскинулся Майран.

Чиль покачал головой.

– Уже ничего. Это было до того, как я вас увидел.

Что-то вспыхнуло в чёрных глазах Майрана, он спросил с острой неприязнью:

– Скажите, как все: я не вышел годами! Или ещё: что имели какие-то виды на мою не в меру умную голову!

– И то, и другое, – согласился Чиль, чуть улыбнувшись. – Но дело не в том, и не в другом.

– Может быть, объяснитесь? – чуть сбавил напор Майран.

Чиль объяснил:

– Я действительно имел на вас виды. Но вы и правда слишком молоды. Дело же в том, что в вашу судьбу вмешиваться не надо. Вы лучше знаете, чего хотите в жизни, и при вашем упорстве добьётесь своего – если не дадите, конечно, вам помешать доброжелателям вроде меня.

– Да? – усмехнулся Майран. – Если это пророчество, то спасибо. – И вдруг сказал с неожиданной, возможно для него самого, откровенностью, даже с вызовом: – Но у меня нет никаких грандиозных планов. Я буду делать то, что решил сам, пока не добьюсь своего. А великие цели и громкие открытия пусть будут стремлением других, кто больше к ним расположен. А я... это касается только меня и... ещё двоих людей.

– Всё в ваших руках.

– Если бы!

Чиль понял, что продолжать тему нельзя.

– А я ведь так и не назвался, – спохватился он. – На'мэль Чиль... – Он взглянул на Майрана, думая, как поступить: он был здесь, в Институте, от имени другой организации, для которой якобы подбирал кадры. Но лгать Майрану, он чувствовал, было нельзя. – Я начальник Архива Галактики.

Майран тоже взглянул на Чиля – словно просветил его насквозь – и не стал ни о чём спрашивать, хоть и мог бы: например, что делает начальник Архива Галактики у них в Институте.

– Я не первый, кто интересуется вами.

– Пожалуй, двести первый, – наконец улыбнулся Майран. – Почему-то люди не поймут, что во мне нет ничего особенного. Посмотрите, сколько учится в Институте таких, кому на роду стать действительно светилами науки – и это им интересно. А я... вся моя «гениальность» просто в хорошей памяти. Разве это моя заслуга?

Чиль не согласился в душе с Майраном. Дело было не только в памяти, ещё – в способности тонко чувствовать, собеседника ли, ситуацию, и возможно, в хорошо развитой интуиции. А это – очень немало. Интересно в этом мальчике было то, что при своих неординарных способностях он был начисто лишён амбиций и действительно не считал себя чем-то лучше других.

Они проговорили больше двух часов – бродили по парку и обсуждали вопросы мироздания, философии, истории, и Чиль поражался глубине познаний этого мальчика в таких сложных вопросах и своеобразности выводов, к которым он приходил – ему было открыто многое, до чего человек может дойти исключительно интуицией и размышлениями. Майрану же было интересно просто общаться с лаурком – до сих пор ему как-то не приходилось разговаривать с кем-то из них. Только о самих себе они не говорили.

Обычно Чиль безо всякого смущения, а потому искренне рассказывал людям (не соотечественникам) о той части своей работы, которая была общеизвестна. Но разговаривая с Майраном, он понимал, что нельзя разрушить установившееся между ними взаимопонимание полуправдой – Майран сразу почувствует её. Майран же, ершистый и колючий в свои четырнадцать лет, к тому же, исподволь начавший перенимать вспыльчивый характер своего отца – погибшего, а от этого ещё более дорогого, – замкнулся после его гибели и не был готов открыть душу первому встречному, пусть и лаурку.

Прощаясь, Майран спросил:

– Вы прилетите сюда ещё, Чиль?

– Мне надо поработать в Институте, и вообще на Земле, ещё несколько дней. Если хотите, давайте встретимся завтра.

– Да... давайте, – согласился Майран и вскинул взгляд на Чиля: – А зачем вам это, иркмаан? Надо думать, у вас и без меня дел выше головы?

– Работы много, – не стал отговариваться Чиль. – Да и у вас сессия.

– Сессия – это несложно. И всё-таки?

– Я не знаю, как это объяснить на вашем языке, Майран, но... мне не хочется прерывать наше знакомство.

Они встречались и бродили вместе каждый день, разговаривая и постепенно всё больше привязываясь друг к другу. Чиль видел это и удивлялся сам себе; для Майрана же это происходило незаметно, ему просто было интересно с этим человеком, глубоко и разносторонне образованным и таким близким ему по духу. Наконец, Чилю пришло время улетать.

– Через несколько дней я снова буду на Земле, ненадолго.

Майран отрицательно покачал головой.

– Нет, – глядя в сторону, сказал он. – Сессия заканчивается, а на каникулах меня на Земле не будет. Я улечу. По делам.

По каким делам, Чиль не спросил, видел, что не надо, так же, как Майран не спрашивал о том, что за работа была на Земле у Чиля. Но уже в следующий раз – Чиль прилетел, едва у Майрана закончились каникулы – они встретились, словно всю жизнь знали друг друга. Майран откровенно рассказал, что летал на поиски своего отца – обыскивал сколько-то пригодные для жизни землян планеты в районе, где на того напали пираты.

– Значит, виновники того, что случилось, пираты?

– Да.

– Кто?

– Какая группировка? Терция.

– Тогда при чём здесь восемьсот шестидесятый сектор, Майран?

– Откуда ты знаешь, что я был в восемьсот шестидесятом секторе?

– В парке, после экзамена, у тебя в руках была карта.

– Ничего себе... Мне бы знать карту так – чтобы с одного взгляда определять район.

– Это от тебя не уйдёт. И всё-таки, Майран, в восемьсот шестидесятом секторе пиратов с Терции быть не могло – слишком далеко от их территорий. Там ландаловцы хозяйничают и чужих не жалуют.

Майран усмехнулся.

– Территория, хозяйничают... Господа Галактики! Да нет, я понял, что не они там главные – ну, из пиратов. Нам и в Институте об этом кое-что говорят, про пиратские сферы влияния и прочее. Только на том корабле, который напал на них, был знак. И назывался корабль так же – «Терция».

«Терция» – да, это их корабль... – подумал Чиль. На этом корабле пираты наглели настолько, что он не выходил из сводок не только Гепарда, но и всей СГБ. Однако вслух этого Чиль не сказал. Спросил другое:

– Так ты считаешь, твой отец жив?

– Он должен быть жив, что бы ни говорили... всякие.

– Кто?

– Отец полетел к Тобранта с другом. На двух кораблях. Пираты напали и разогнали их в разные стороны. И погнались за отцом. А друг... дружок, вместо того чтобы попытаться помочь, спрятался за астероид, от греха подальше. Их было двое, а пират один! Хоть и на хорошем, большом корабле. Можно было что-то сделать! А потом этот друг-дружок невинно глядел мне в глаза: прости, мол, сынок, я не виноват, что пираты выбрали его корабль, а не мой!

– Что произошло дальше?

– Пираты начали обстрел, и этот тип говорит, взорвали корабль отца.

– Говорит? А на основании чего ты не веришь?

– Я много думал. Долго. Пираты могли всадить в ближайший астероид, это попадание друг-дружок и видел. А отец... он мог отскочить и укрыться где-нибудь – территория там не слишком-то чистая, я летал туда, видел. Ну подумай, Чиль, какой смысл пиратам был его взрывать? Напали-то наверняка чтобы ограбить, зачем ещё-то?

«Если на «Терции», то могли и ещё зачем-нибудь, – хмуро подумал Чиль. – За ними это и водится – поохотиться на чужой территории, так, чтобы только позлить соседей».

– А преследовать отца дальше пираты, если и видели, где он, то не смогли. Самим пришлось уносить ноги. Потому что появилась другая группировка, Ландал – сам говоришь, это «их» территория. Пираты на «Терции», ну, на корабле, сбежали, а... – Майран хмыкнул, но без особого сочувствия, – а вот дружку-дружочку пришлось всерьёз отбиваться.

– Тогда почему твой отец не вернулся, если остался жив?

– Да именно поэтому, Чиль! Его подбили. Или ландаловцы взяли в плен. Но из плена он всё равно бы сбежал, он отчаянный. Раз не вернулся к нам, значит, заперт где-то, как Робинзон. Знаешь, кто это?

– Знаю. Но ведь обшарить все сколько-то пригодные планеты в секторе в одиночку – нереально.

– Я изготовил систему поиска, как у Спасателей. Даже если отец не смог смонтировать передатчик – хотя бы в пределах атмосферы, элементарное радио – то ведь и мне не надо приземляться и обшаривать планету вручную. Я запускаю в атмосферу аппарат и жду сигналов.

– Ты сделал сам такую сложную...

– Разве это сложно? Схемы в любом справочнике.

– В любом?

– Ну... если поискать.

– А обращаться к самим Спасателям ты не пытался?

– Пытался. А толку-то? Этот тип заявил о его гибели. Поискали, пощупали Пространство, где был бой, осмотрели три ближайших планеты – и всё, они своё дело сделали. Что надрываться, если есть заявление? Все эти поиски – так, для отчёта.

– Думаю, ты не прав... – возразил Чиль, но продолжать не стал, перевёл разговор на другое: – Почему же ты не бросил всё ради поисков? Продолжаешь учиться, когда в душе пожар!

– Да уж горит... – отозвался Майран. – Я сначала бросил. Но мне не хватает знаний. Приходится тратить время.

– Сколько ты успел обыскать за эти каникулы, Майран?

– Довольно много. А вместе с тем, что раньше...

Майран замолчал. Чиль подосадовал, что задал этот вопрос. Оптимизм Майрана в его поисках держался только на вере, которая всё сильнее таяла под напором фактов, и не стоило лишний раз касаться больного места.

– А твоя мать, Майран? – спросил Чиль, осторожно отводя разговор в сторону. – Почему она не принимает участия в поисках, она же исследователь?

– Ей нельзя выходить в Космос после того, что случилось с отцом. По состоянию здоровья.

– Как она?

– Как! Она его любит. И будет ждать. Всегда, если понадобится.

– Любит... – повторил Чиль. Сколько оттенков это слово имело в его родном языке! – Правда, что ты родился в Космосе?

– Правда! – легко откликнулся Майран. – Знаешь, что интересно, Чиль? Отец попал в эту экспедицию случайно. Он должен был лететь в другую, раньше. Но там его обошёл по конкурсу кто-то ещё, отец говорит, по блату. И тогда отец полетел в эту, межгалактическую. Там и познакомился с мамой. – Майран рассмеялся: – А представляешь, его тогда бы не обошли, а? Бедный я, бедный!

Чиль тоже рассмеялся. Черноволосый, черноглазый, с белозубой улыбкой, Майран едва ли задумывался над тем, как он красив. Наверняка при таких внешности и таланте он, не зная того, разбил не одно девичье сердце. Отсмеявшись, Чиль возразил:

– Что должно случиться, то и случается.

– Что, Чиль, и ты туда же: от нас ничего не зависит? Судьба?

– От нас – зависит. Если бы все плыли по течению, лениво и безвольно – судьба наша плачевна, а так – боремся и подчас счастливы своей победой и своей судьбой.

– Ты поближе к богам, Чиль. Похлопочи, чтобы у нас с мамой сложилось всё по-хорошему.

– Я поближе? Почему?

– Ты лаурк.

– А лаурк – значит, избранный?

– Ну... вроде этого.

– А ты знаком с историей Лаурка? Сколько у нас было войн в древние времена!

– Войны войнам рознь. Сравни их с тем, что было на Земле, на Воуре, на Руте. Да возьми любую цивилизацию, кроме лулов, конечно.

– И лулы воевали.

– Да, при первобытнообщинном строе.

– Вот это да! – огорошенно произнёс Чиль. – А по истории Лулулулулуса ты читал что-нибудь?

– Что о них читать? Дети.

– Дети, вышедшие в Космос.

– Без космических кораблей и скафандров.

– Почёт и слава им за это. Сколько народов прежде живых людей выводили в Космос своё оружие?

– И лаурки – тоже?

– Лаурки – нет. Мы изжили войну раньше.

– Намного?

– Да прилично.

– Вот видишь. Так кто из нас ближе к богам?

Чиль рассмеялся.

«А всё-таки, тебя бы к нам, – с лёгкой завистью подумал он. – Может, и неосознанно, но как ловко вывел разговор куда хотел!»

Но он уже решил и считал, что решения не изменит.

Майран познакомил Чиля с матерью.

– Мама, это мой друг.

И тогда Чиль понял: да, друг, друг в высшем значении этого слова, до конца жизни и там, за её гранью. И вместе с радостью испытал горечь, ему предстояло пережить Майрана, жизнь лаурков была намного дольше жизни землян.

Мария приняла Чиля радостно: Майран никогда не сходился ни с кем близко, у него были товарищи, но друзей не было. Чуткая от природы, она поняла, что её сын и Чиль сошлись действительно по-дружески, ни возраст, ни то, что Чиль – начальник одной из крупнейших организаций Галактики не стояло между ними. Чиль рассказал о себе всё, что мог, не упоминая лишь о Гепарде. В его жизни всё было просто, если не считать работы.

Он родился на Лаурке и, пока рос, его родители были с ним, потом работали рядом с домом, как и полагалось, посвятив себя только сыну. Когда он обрёл самостоятельность, они вернулись в Космос: отец возглавил одну из постоянных баз на Фато'лге, планете без собственной атмосферы, купольной, как Антлоита; мать стала воспитательницей дошкольной группы там же. Люди жили на Фатолге с семьями, и каждый из куполов был как бы научным городком. При своём графике работы Чиль редко виделся с ними, но они чувствовали друг друга, и этого было достаточно, чтобы знать: в эмоциональном, а значит, и в физическом состоянии у близкого человека всё в порядке. Стоило произойти какому-то ухудшению – и Чиль это знал, но если через некоторое время всё приходило в норму, то не волновался.

Такой духовный контакт был возможен для лаурка не с любым соотечественником, а только с теми, с кем у него существовало абсолютное доверие – гармония.

Окончив образование, Чиль стал работать в УДГ, быстро попал в руководители сначала одного, потом другого подразделения, и был направлен на учёбу в Гепард сразу с видом на должность начальника Архива Галактики и Гепарда. Он обладал качествами, необходимыми для такой работы, чувствовал людей, умел руководить. Поняв, что нашёл место, где сможет максимально использовать свои способности – своё место, – Чиль остался в Гепарде и в конце концов действительно стал его начальником.

– Трудная у нас с тобой дружба, – вздохнул Майран, в очередной раз встретившись с Чилем.

Была зима, за окнами мело, они сидели в комнате Майрана в уютных сумерках. Чиль любил этот дом, а особенно эту комнату, здесь была атмосфера глубокого покоя и тишины. Над заваленным учебниками столом висела стереокарта Галактики, над кроватью – одного только восемьсот шестидесятого сектора, вся в значках и галочках.

– Почему трудная? – спросил Чиль.

– Между нами – половина Галактики. Каждый вечер не забежишь на часок. Ты ко мне хоть иногда выбираешься, я у тебя вовсе не был.

– Давай установим «связничок».

– Ну да. Я в своей комнате на подоконник поставлю вместе со всеми энергетическими батареями. А ты свой повесишь себе на шею. Сам же говорил, что на месте не сидишь и на корабле бываешь изредка.

– Да, в самом деле так, – улыбнулся Чиль.

Майран помолчал, с ногами забравшись в своё любимое старенькое кресло, и вдруг вскинул на Чиля напряжённый взгляд.

– Чиль! Если нет – то не отвечай, но, честно говоря, я давно хочу спросить тебя.

Чиль понял, что вопрос будет о его работе, он давно ждал его, но сам об этом не заговаривал – хоть, возможно, и следовало бы. Он знал, что может не отвечать, это не вызовет у Майрана обиды. Майран тонко, в самом деле по-лауркски, понимал его. Но, наверно, поэтому и решил спросить. Они доверяли друг другу, доверяли именно своему чувству дружбы, тому, что всегда смогут друг друга понять, даже если по каким-то причинам один не может что-то рассказать другому.

– Спрашивай, Майран.

– Чиль, куда ты хотел пригласить меня? Ну, когда пришёл на экзамен? Другие приглашали от имени своих институтов и тому подобного. А ты... не вместо компьютера же ты хотел использовать мою не в меру умную голову в своём Архиве.

Чиль улыбнулся. Майран (сознательно ли?) построил вопрос так, чтобы Чиль мог отшутиться, если нельзя ответить. Но уходить в сторону Чиль не стал.

– Мне нельзя говорить об этом, Майран. Но тебе я расскажу.

– Почему, Чиль? Кто ты?

– Ты не догадываешься?

– Мне приходило в голову кое-что, но... я предпочитаю не строить догадок. Зачем, если можно спросить и знать наверняка?

– Вот поэтому, Майран. Между нами не должно быть недосказанности. Я разведчик, Майран. Начальник Военной разведки Галактики. А Архив, вторая наша половина, он – прикрытие.

Майран присвистнул. Всмотрелся в Чиля, словно по-новому оценивая его.

– Вот э-то да... – тихо произнёс он. – Значит, разведка действительно существует...

– Пока существует война, Майран.

– И ты – в этой разведке.

– Да.

– Главный. Но о ней совсем не слышно. Не говорят и не пишут.

– Нам нельзя себя афишировать. Нам проще действовать, пока пираты о нас не знают.

– Чиль... но ведь ты же лаурк, и ты – в СГБ? Вы отвергаете насилие.

– А что делать, если оно есть? Безвольно сдаться ему? Пиратство – неоспоримое зло. Знаешь, сколько в СГБ лаурков?

– Я как-то не задумывался над этим... И что, Чиль, пираты в самом деле не догадываются, что разведка есть?

– Догадываются и пытаются найти, где мы и кто мы.

– Зачем? Что для них переменится, если они будут это знать?

– Им тоже нужна информация о нас. А куда подсылать людей – неизвестно.

– Подсылать? Чиль, да ведь люди бегут в пираты за анархией или из трусости. Кто и как заставит их лезть назад в СГБ и рисковать своей шкурой?

Чиль невесело рассмеялся.

– Как примитивно ты мыслишь, исследователь! Тебе всю жизнь сталкиваться с пиратами: исследователи – главная их добыча. Нельзя считать врага трусливее или глупее себя.

– Спасибо за сентенцию, Чиль, и всё-таки объясняй, я правда не понимаю.

Чиль снова едва не улыбнулся – настойчивость Майрана ему нравилась.

– Кто может заставить? Конечно, главари. И вообще любой сильный, кто хочет стать ещё сильней. Как заставить... Поверь мне, Майран, есть способы – подчас такие, что и говорить-то тошно. И потом, шпиону иной раз вовсе не нужно лезть в саму СГБ.

– А как же? Подкупить, что ли, кого-то из эсгебешников? Чем?

– Знаешь, что такое шантаж?

– Н-ну... Анахронизм какой-то.

– Анахронизм, но по-прежнему действенный, не у всех же всё гладко в жизни, верно? Люди остаются людьми. Шпион находит такого и берёт на испуг.

– И что... – растерялся Майран. – Предаст? Эсгебешник?

– Бывает и такое.

– Часто?

– Нет.

– Так что же, Чиль? Своим не доверять?

– Простые эсгебешники о нас не знают, информацию о Гепарде мы стараемся из рук не выпускать. Всё, что должно прийти к нам – приходит через Джона Уэлта, командира СГБ. О нас знает ещё кое-кто – кто должен знать.

– Ну а... свои, разведчики?

– Здесь – дело другое. Внутри организации без полного доверия нельзя. Прежде чем взять к себе человека, мы досконально проверяем его и знаем о нём как о личности практически всё.

– Чиль, а подбором кадров занимаешься случайно не ты? Ты, конечно. Вот что ты делал в Институте. Почему ты? Потому что лаурк? Много там, в разведке, лаурков?

– Рассуждаешь верно. Лаурков у нас много, и вообще, ребята хорошие, умные. Надёжные, как один. А кадры не только на мне, на многих.

– И что, не было ошибок?

– Раз пираты до сих пор не знают о нас – значит, не было.

– А если всё-таки узнают? Шила-то в мешке...

– Не узнают, Майран, иначе грош нам цена. И шило утаить можно – смотря кто и как прячет.

Несколько минут Майран молчал, размышляя обо всём, что было сейчас сказано. В комнате почти стемнело, он протянул руку и щёлкнул выключателем настольной лампы. Уютный свет озарил стол и слегка подсветил комнату.

– Послушай, Чиль... я никак не возьму в толк: им-то, пиратам, какая информация о вас нужна?

– Данные на засланных к ним разведчиков.

– Я балбес, Чиль. Я никогда не думал, что у пиратов работают живые люди. Мне казалось, какие-нибудь спутники и микророботы. А вы только обрабатываете информацию.

– Война машин несостоятельна, потому что в ответ на любое техническое достижение тут же следует решение, как его преодолеть. Ты привык иметь дело с техникой, Майран, а с людьми из-за загруженности общаешься мало. Ты умеешь танцевать?

– Что?

– Типичный вундеркинд. Пусть не в четырнадцать лет, но в шестнадцать люди вовсю дружат и бегают на танцы.

Майран фыркнул.

– Я учту вашу критику, иркмаан, и к шестнадцати годам научусь. Отца я найду, и времени станет больше. Так, значит, спутники...

– Практически не используются. Машина всегда машина. Хоть какие средства трать на её создание и хоть как программируй – её легко обнаружить и уничтожить. Или осторожно изменить программу, и она начнёт передавать то, что выгодно нашему противнику.

– А люди? Ведь и из человека, как это ни страшно, можно сделать почти что робота.

– Наши ребята проходят подготовку. В большинстве случаев они способны защититься.

– А рисковать людьми?

– А как рискуют эсгебешники в Войсках? Линкоры созданы специально для рукопашного боя, тойеристы встают щитом между защищаемым объектом и пиратами – принимают огонь на себя в прямом смысле.

Майран содрогнулся и прошептал, глядя перед собой расширившимися глазами:

– По крайней мере, если им умереть – это произойдёт быстро. Никто не станет копаться в их мозгах, чтобы вытрясти информацию.

Чиль отвернулся – именно так погибали Гепарды.

Майран спохватился:

– Прости, Чиль! Я не подумал, как это для тебя. Ждал контраргументов. И такой риск, он оправдан? Окупается он... информацией или чем там ещё?

– Стократ. Каждый Гепард спасает не меньше нескольких сотен жизней. Один спасённый лайнер – двести человек.

– Да... – прошептал Майран. – За такое – можно...

Пожалуй, в тот момент в душе Чиля впервые шевельнулась острая тревога, на краткий миг ему стало вдруг ясно: Майран уйдёт туда. И он ухватился за единственную спасительную мысль: не уйдёт, потому что ищет своего отца, это для него главное.

Майран распрямился в кресле и покачал затёкшими ногами. Спросил, глядя в сторону:

– А что, Чиль, сбор нужной информации даётся разведчикам очень тяжело?

– Там ничто легко не бывает.

– Чиль, но ведь раз ты всё знаешь о пиратских группировках, скажи, сколько может продержаться человек в плену?

Чиль понял, к чему вопросы Майрана.

– Что я должен тебе ответить? Объяснить, что если пленного не удаётся сломать, то его убивают? Ты сам этого не понимаешь?

Майран перевёл дыхание.

– Извини, Чиль. Честно говоря, мне пришла было в голову шальная мысль попросить тебя, чтобы ваш разведчик там, на Ландале, узнал бы про моего отца, но... Нет, Чиль, я не воспользуюсь знакомством с тобой и тем, что ты всё мне рассказал. Да и ни к чему это, я не верю, что отец попал в плен. Слушай, Чиль, а что ты там сказал о гепарде? Мол, информацию о гепарде вы стараетесь из рук не выпускать. Это что?

– Гепард? – улыбнулся Чиль. – Так среди землян, неофициально, называется наша военная разведка.

– Почему?

– Кто-то из курсантов постарался. По созвучию с названием на космолингве: Э'рру Э'нтэ Гена'рт. Ну, а там пошло-поехало. Мы, мол, числимся в УДГ, как архивщики, а относимся к СГБ, как разведка; и эсгебешники – и пираты, как гепарды на Земле, кошачьи, а по внешним данным не скажешь, собачьи скорее. Словом, и те, и другие, сами решайте, на кого больше походим. Потом сюда добавились и другие качества гепардов: быстрота, хорошая реакция, выносливость. Что же до всего остального... Духовный уровень наших ребят таков, что каждого можно считать лучшим представителем человечества. Они не утрачивают, не уступают врагу своих лучших качеств, когда вляпываются в такую грязь, что и представить нельзя, если не знаешь.

– Неужели возможно?

– Тем и сильны.

– Это сверхлюди, Чиль?

– Это – люди.

На зимних каникулах Майран снова улетел на поиски, вернулся мрачный, и Чиль не стал расспрашивать его. Майран переговорил с деканом, забрал свою начатую дипломную работу и материалы для неё, гору учебников по всем остальным предметам и улетел снова. Несколько раз они выходили на связь друг с другом, но Майран, бледный, с упрямым огоньком в глазах, и здесь не говорил о результатах поисков. Чиль понимал и сам, что из числа планет, на которых имело смысл вести поиск, количество непроверенных постепенно сходило к нулю. Да, собственно, ставить точку и признавать своё поражение можно было уже сейчас – по местонахождению корабля Чиль видел, что Майран обыскивает планеты, совсем уж удалённые от места того боя.

Майран вернулся на Землю за две недели до начала своей последней сессии в Институте. Чтобы получить допуск к экзаменам, ему нужно было сдать экстерном то, что он пропустил за эти полгода.

– Всё, Чиль, конец поискам, – сказал он, связавшись с ним после посадки на космодроме. – Видит Великий Космос... Все мало-мальски пригодные планеты, до которых можно было бы добраться на подбитом корабле, я проверил, и что теперь – я не знаю. Можно предположить вероятность пространственного прыжка. Говоря откровенно, отец достаточно безрассуден, чтобы попытаться уйти от пиратов таким способом. Но куда его забросило в этом случае – знает один Великий Космос. Чтобы обыскать всю Галактику, мне надо сорок жизней, и не таких, а лауркских. Всё.

Голос Майрана был глухим и безнадёжным. Повисло молчание, наконец Чиль произнёс негромко:

– Послушай меня, Майран. Признать своё поражение, когда есть и желание, и возможность, и силы продолжать борьбу – это тяжёлый шаг. Но решение, которое ты принял – верное и... мудрое, я бы сказал. Не биться до последнего, пока не разобьёшь от отчаяния лоб, а мужественно и честно признать своё поражение. Нам нужно с тобой встретиться, Майран.

– Нужно, – устало согласился он. – Спасибо за слова насчёт мужества, только... как мне передать тебе это, Чиль? Разве дело только во мне? Мужество-то моё, боюсь, шаткое. Не разреветься бы мне, как мальчишке – мне ведь сейчас предстоит разговор с мамой. Представь, сказать ей такое...

Предвидя скорое возвращение Майрана, Чиль заранее постарался освободить себе пару выходных, чтобы слетать на Землю. Поэтому не прошло и нескольких дней, как они снова шли вдвоём по парку возле здания Института, где часами бродили год назад. Головки ромашек путались в ногах, кроны деревьев и само небо над головой звенели птичьими голосами. Но на душе было нерадостно, и поначалу разговор не вязался – Чиль видел, что Майран хочет спросить о чём-то, но не решается.

– Поговорил с Мири'и? – спросил Чиль. – Как она?

Майран посмотрел перед собой, вспоминая.

– Она сильная, – подняв потемневший взгляд, произнёс он. – Очень сильная. Знаешь, что она мне ответила? «Значит, нам остаётся только ждать. Ты должен идти своей дорогой, сынок...» Вот так. А ведь она чуть не каждую ночь во сне зовёт его. На что здесь надеяться, Чиль, на чудо? Что кто-то залетит туда, где томится отец, поймает его сигнал или, того хлеще – разглядит его самого с высоты, приземлится и подберёт?

– На Земле есть поговорка, что раз в жизни и палка стреляет.

– Стреляет, Чиль, куда ей деваться? Только наша палка уже выстрелила – когда нашли экспедицию, где я родился.

– То ты надеялся изо всех сил, теперь разом отчаялся.

– Да. Тогда было на что надеяться. А теперь руки опустились.

– Ты устал. Точнее, заработал серьёзное нервное переутомление. Одна подготовка по твоей сверхпрограмме чего тебе стоила, а ещё поиски. Тебе нужен долгий качественный отдых.

– Вот отсдаюсь сейчас, – вздохнул Майран. И вдруг воскликнул с неожиданной силой: – И всё равно, Чиль, он жив! Жив, понимаешь? Я это чувствую!

Чиль не стал говорить, что отличить настоящее предчувствие от стойкого самовнушения очень сложно, не каждый лаурк в собственной душе отличит одно от другого. Землянам, даже самым чутким, это ещё сложнее.

– Возможно, Майран, ты прав, – негромко сказал он. – Одно я могу сказать тебе точно: в плену на Ландале твой отец не был.

– Откуда ты знаешь? – быстро спросил Майран. – Ты всё-таки...

– Нет, – понял его Чиль, – я здесь ни при чём, и служебным положением я не воспользовался. Гепардам постоянно передаются данные на людей, предположительно попавших в плен в их группировки. Это обычная работа для Гепардов.

– Так про моего отца...

– Данные на твоего отца были переданы ребятам на Ландал сразу, когда это случилось. Я только разыскал в архиве ответ на тот запрос и попросил ещё раз подтвердить информацию. Дело это не быстрое, и ответ пришёл только через полгода, уже после того нашего разговора.

– Почему же ты не сказал сразу?

– Ты был уже в Космосе, а пустить такое в эфир нельзя.

– Да, это понятно... А зачем подтверждать, Чиль?

– Ландал – это, конечно, не Терция и не Юнседа, но группировка тоже крупная. За прошедшее время в группировке могли стать известны какие-то новые факты. Подтверждение делают на всех. Но о твоём отце ответ однозначный: такой человек в плен не попадал.

Майран кивнул, глядя себе под ноги. Потом посмотрел Чилю в лицо:

– Спасибо, Чиль. И тем ребятам на Ландале – спасибо.

Некоторое время они молча брели по парку. Наконец Майран сказал, как показалось Чилю – чтобы сменить тему:

– Чиль, может, пойдём домой?

– Ещё довольно рано. У тебя больше нет на сегодня дел в Институте?

– Нет, я же знал, что ты прилетишь, примчался ни свет, ни заря, чтобы успеть отсдаваться. А то преподавательница уйдёт с нашей группой на семинар – жди потом.

– А у тебя на весь день один предмет?

– Ещё биохимия, но тоже повезло: я с кафедры не успел выйти – наткнулся на Степанова. Оказалось, у него есть пятнадцать минут, я сдал. Понимаешь, честно говоря, я без завтрака сегодня. Утром поторопился, да и не хотел маму поднимать, она бы услышала, что вожусь на кухне – встала бы. А она снова чуть не до зари не спала.

– Ей бы с психологом поработать.

– А она согласится? И я бы на её месте тоже не стал.

– Ты и на своём-то не стал, – невесело улыбнулся Чиль. – Что ж, пойдём. Такие разговоры действительно лучше вести дома. А то в парке только и смотришь, услышит кто-нибудь.

Майран быстро глянул на него и не ответил.

Марии дома не было. Майран пояснил, что с двенадцати и до самого вечера у неё консультации. Она вела научную работу и преподавала в том же Институте, где учился Майран.

Они на скорую руку приготовили завтрак, составили на подносы и поднялись к Майрану в комнату. Летний ветерок врывался через открытое окно и шевелил тонкую занавеску. Карта восемьсот шестидесятого сектора по-прежнему висела над кроватью.

– Не снял? – спросил Чиль.

– Пусть висит – на память. Знаешь, Чиль, просто обидно: столько нервов, сил – и всё впустую!

– Совсем впустую, Майран?

– Не знаю, – устало отозвался он, присев на край подоконника. – Может, и не совсем. Институт я, считай, закончил. Пожалуй, года два бы ещё проучился, если б в нормальном темпе. Только отцу-то от этого разве легче?

– Он сам выбрал свою судьбу, Майран. Ты считаешь, он ждёт, что ты станешь его искать?

– Он мой отец, Чиль. Я не знаю, что он считает, но я люблю его.

Когда они покончили с завтраком – по времени, скорее, обедом, – Майран собрал посуду на подносы и умчался вниз, вскоре вернулся и забрался с ногами в своё кресло.

– Уже управился? – спросил Чиль.

– Долго разве? – отозвался Майран.

– Почему у вас нет домашнего робота?

– Не знаю. Даже не задумывался как-то. Сами готовим. А уж уборка... за собой-то не убрать? – И, глядя в потолок, Майран протянул глубокомысленно: – У меня вообще женское воспитание. Отец всё по Космосу, а я, маленький, с мамой...

Они рассмеялись, но Чиль видел, что в душе Майран напряжён. Эта напряжённость чувствовалась в нём с момента их сегодняшней встречи. Какая-то мысль не давала ему покоя, и Чиль с тревогой понимал, что, кажется, знает, какая, и не хотел этого, страшился предстоящего разговора. И, подтверждая его опасения, Майран произнёс негромко:

– Чиль!

Понимая, что не может, не имеет морального права отговаривать Майрана от его решения, Чиль ответил с трудом:

– Что?

– Возьми меня в Гепард.

Чиль закрыл глаза.

– Не могу, Майран, – не справившись с собой, ответил он. И сказал с прорвавшимся отчаянием: – Зачем тебе это?!

– Там моё место.

– В пиратской группировке?

– Да, Чиль.

Этого не следовало говорить, но оно сорвалось помимо воли:

– С твоей одарённостью!

– Не надо об этом, Чиль, – резко оборвал его Майран. – Я уже говорил и повторю снова: я буду заниматься тем, чем решу сам, и никому не позволю вмешиваться только на том основании, что в моей голове может уместиться больше, чем полагается!

– А на том основании, что я твой друг? – спросил Чиль, тоном и взглядом гася его вспышку.

– В мире не убавится зла от того, что я буду изучать формы жизни на какой-нибудь дальней планете.

– А Мирии – как ей сказать такое?

Это не было ударом ниже пояса. Ответ был нужен.

Майран отвернулся.

– Ей нельзя говорить, – прошептал он. – Она с ума сойдёт от страха за меня. Мало ей отца? Ведь должен быть способ как-то скрыть... всё это.

– Способы, конечно, есть. Но ты-то не сам в себя уродился. Мирии – очень чуткая, распознает ложь, или без аргументов разума догадается. Что тогда?

– Я не знаю...

Некоторое время они молчали. Майран сумрачно глядел в сторону, и Чиль понимал, что решение друга твёрдо и далось нелегко.

– А как же Институт? Ведь ты – исследователь.

– Я не по призванию исследователь, Чиль, и понял это давно. Но я не мог понять, где я такой нужен. Досадно посвятить жизнь не тому – она всё-таки единственная. Понимаешь, я пошёл в Институт не думая – следом за родителями. Отец меня всё время натаскивал, и учиться учил, и заодно, может, и помимо воли, внушил где учиться. Мне было одиннадцать лет, я хотел, как отец с мамой. Мне и в голову не приходило, что у меня может оказаться иной путь. Уже потом, когда оказался по-настоящему в среде исследователей, понял, что... ну, не моё это. Мне это только интересно, как любые знания. Не мой это стиль – жизнь исследователя, не смогу я так. Без хорошего, надёжного тыла за спиной. Я хочу, чтобы все были заодно, с таким прикрытием я согласен быть одиночкой. А здесь... институты негласно конкурируют между собой, эсгебешников чуть ли не к пиратам приравняли – да чего ради? Глупость какая-то. А сами исследователи? Не все, конечно, но основная масса – такие сорвиголовы... Отправляются именно туда, где для СГБ самая тяжёлая обстановка с пиратами. А потом кричат, что эсгебешники мешают им вести научную работу. Ещё бы! Работать там, где в тебя не стреляют, вроде бы даже зазорно. А я не хочу так, Чиль. Риск должен быть оправдан. И ещё... Мне самоотдача нужна, полная, чтобы умственный труд вплотную сочетать с физическим, иначе свихнуться можно. Словом, Институт я закончил, но не выйдет из меня исследователя. Скажи я такое маме – она бы поняла. А вот отец не понял бы. Для него Институт и исследовательская работа – смысл жизни и центр его Вселенной.

Майран умолк, напряжённо глядя на Чиля, но тот молчал.

– Ну что же ты, Чиль? Я должен стать Гепардом! Ведь поначалу ты хотел взять меня, значит, я гожусь для этой работы! Я должен, Чиль, понимаешь?

Чиль поднял голову.

– Ты назвал мне все причины, Майран?

– Нет. Есть ещё одна. Я хочу отомстить.

– Ты считаешь, что попадёшь на Терцию?

– А у вас что, как в Тивере, запрещены личные счёты?

– Нет, если жажда мести не мутит разума.

– Мне – мутит, как ты считаешь?

– Ты поэтому поторопился закончить поиски к окончанию Института?

– Быстрей – не значит хуже.

– Я и не говорил этого.

– Да. Поэтому, Чиль.

– Ты не забыл, что обещал как следует, серьёзно отдохнуть?

Майран жалобно взглянул на Чиля.

– Я ничего не обещал!

– Но ведь ты понимаешь, что надо.

– Понимаю, – покладисто согласился он. – Ты считаешь, у меня есть ещё время? Когда у вас вступительные экзамены?

– У нас их нет. Объём и уровень знаний, как и способности ребят, которых берём, мы знаем заранее.

– А начало учебного года?

– Тоже по-разному. Смотря по какой системе будет учиться курсант.

– А что за системы?

– Индивидуальная и групповая. При индивидуальной курсант живёт там, где будет его легенда, с ним занимается инструктор, один или несколько, по обстоятельствам, а программу он изучает по спецматериалам. К нам прилетает только на полигоны и сдавать экзамены, да и то не всегда. Бывает, мы сами прилетаем к нему, если так удобнее по легенде. А групповая есть групповая. На Удеге, на Ва'ртоне, на Сэе – в зависимости от атмосферной группы.

– А как лучше?

– Смотря что курсанту сподручнее. В индивидуальном сложность в самом изучении материала. Но ты в этом ас. Тогда качество знаний ниже, но твёрже легенда. При групповом – качество подготовки выше, но легенда может оказаться с брачком. Если пираты копнут поглубже, может не выдержать. Но так копают редко, мы в этом случае сразу узнаём о проверке и изо всех сил прикрываем. У тебя могло сложиться впечатление, будто Гепард – организация небольшая. На самом деле сила и власть у нас огромные, к нашим услугам вся Галактика, где бы и в какой области нам ни понадобилась помощь. Есть ещё одна сложность. В группах курсанты знают друг друга в лицо, а это плохо. Если они узнают друг друга у пиратов – могут невольно выдать и себя, и его. У людей есть стремление объединяться, вдвоём морально легче, и в этом случае один, провалившись, сдёргивает за собой другого.

– Так что же, поодиночке работать? Вдвоём же и дело делать легче.

– Работать мы учим в одиночку, это специфика Гепардов. Проваливаться вдвоём действительно легче. И Гепард теряет сразу двоих.

– Да даже в старые времена, я читал, у врага создавались целые агентурные сети. По крайней мере, на Земле.

– Агентурные сети – дело другое. Будешь учиться – постигнешь и это.

У Майрана тревожно и недоверчиво блеснули глаза.

– Так ты берёшь меня, Чиль?

Чиль двояким для землян жестом поднял ладони к плечам: приветствую твою настойчивость – и сдаюсь. Майран уловил его близкое к тоскливому состояние и невесело улыбнулся.