Струны чатхана

По мотивам хакасских сказаний               

    Поднялся Суна-хан на вершину белой горы. Увидел белую  степь, полноводную реку, на берегу которой стояла белая юрта с золотой коновязью. Увидел Суна-хан многочисленные табуны коней и отары овец, и глаза его заблестели, засверкали, как наконечники хищных стрел. Суна-хан победил хана Тотыя, хозяина тех земель, сбросил его с коня на окровавленную землю, а дочь его   Иркене, и народ его, и табуны коней, и отары овец угнал в свои земли.
     Но малая часть народа убежала от воинов Суна-хана. Укрылись люди в густой тайге среди высоких гор. Построили себе шалаши, покрыли их сосновой корой. И не знали люди, как пережить зиму  и не замёрзнуть от холода, как сберечь свой скот и самим  не стать добычей хищных зверей.
    Боялись люди спускаться с гор, выходить из тайги в белую степь, где рыскали голодными волками воины жестокого Суна-хана. Боялись люди всего, но жили. И были в их жизни и радость и горе.

Часть 1  Рождение богатыря

Глава 1    Иченей Мирген

    Волчица осторожно вышла на берег ручья. Вытянула шею, принюхалась. Зрачки зверя сузились. Людей волчица не увидела, но  чуткие ноздри ловили противный, терпкий запах человека. Вода в быстром ручье стремительно неслась среди корней, которые опутывали всё русло, переплетались, как толстые  змеи. Холодные струи ручья, ударяясь о корни, брызгали во все стороны. Несколько капель попали волчице в глаза. Она встряхнула головой и перепрыгнула ручей. Запах людей пугал волчицу, но острая боль в животе и голодные волчата в норе гнали её вперёд. Запах овец перебивал запах человека.
     Волчица спряталась за кустом жимолости. Уши зверя прижались к шее. Кончик хвоста задёргался. Волчица припала к земле. Брюхом ощутила мокрую, холодную траву. Слизнула горячим языком росу.
    В тени высоких сосен, под их густыми кронами едва различались шалаши, покрытые корой. Чуть в стороне от шалашей в глубоком овраге прятался загон для овец. Берёзовые жерди окружали два десятка овец с трёх сторон. Четвёртой стороной был крутой склон оврага. Овец сторожил невысокий толстый мальчишка. Он сидел, скрестив ноги перед собой, и дремал. Из большого носа мальчишки тянулась длинная сопля.
     Волчица поползла к загону. Ни одна травинка не зашуршала под её лапами. Сейчас  она проползёт мимо ленивого мальчишки, перемахнёт через загон, зарежет овцу и стремительно убежит с ней вдоль оврага. Сторож не успеет даже проснуться. Слюна потекла из пасти волчицы, острые клыки лязгнули.  И в этот миг волчица почувствовала, как крепкая рука схватила её за хвост, как лапы оторвались от земли. Небо,  густые ветви, корявые стволы деревьев, всё закружилось вокруг.  Волчица от ужаса взвизгнула. Но удар головой о дерево оборвал её жизнь.
    Над мёртвой волчицей стоял толстый мальчик. Он улыбался большим ртом с редкими жёлтыми зубами. Широкое скуластое лицо загорело под жаркими лучами солнца. Но в узких глазах темнело ленивое равнодушие, словно он не убил волчицу, а перевернулся с одного бока на другой в сладкой дрёме. Мальчишка вытер нос рукавом рубахи и снова задремал. Капелька слюны просочилась сквозь  расслабленные толстые губы и упала на спелую ягоду земляники. Ягоды  в этом году много народилось.
     Из низкого шалаша, пригнувшись, вышел высокий, худой  мальчик. На спине у него висел охотничий лук, за спиной – колчан со стрелами. Стрелы мальчик сделал накануне.  И свежевыструганные стрелы светились желтизной. Железных наконечников не было. Мальчик просто заострил стрелы и обжёг остриё на огне.
       –  Мама Очынах,   ты не видела Абачаха? –  обратился мальчик к женщине. Она сидела на стволе поваленного ветром дерева и правой рукой крутила каменную мельницу. Круглые камни тёрлись друг о друга. Скрипели.  Левая рука перебирала зерно.
     –  Он овец сторожит,    –  ответила женщина, не поднимая головы.
     –  Сторожит? Крепко спит! У него всех овец уведёшь, он глаз не откроет,    –  сказал мальчик и быстрыми, упругими шагами заспешил к оврагу.
      –  Погоди, сынок! – крикнула женщина. – Возьми корзину. Пусть Абачах ягод наберёт.
      –  Он меня не послушает. Он такой ленивый.
      – Иченей, а ты передай брату –  испеку ему сладкую лепёшку. Тогда он быстро проснётся.
       –  Ради лепёшки он заскачет быстрее белки,    –   рассмеялся Иченей.  Взял корзину, сплетённую из тонких, гибких прутьев, и пошёл к оврагу.
        Овцы переняли страх от людей и молчаливо жевали свежескошенную траву, наваленную кучами вдоль загона. Пили из деревянного корыта воду.
         Иченей с большим трудом растолкал Абачаха. Тот недовольно засопел и сердито посмотрел на старшего брата. Увидел огромную корзину и недовольно сморщил большой нос. Ходить по крутому склону горы и собирать ягоду в жаркий день очень не хотелось. Но старшего брата нельзя ослушаться,  и мать обещала сладкую лепёшку. Абачах вздохнул, почесал толстый бок и забрал у брата корзину.
     –  Я пойду на охоту,    –   сказал Иченей. – Видел следы косули. На берегу ручья.
     – Долго не ходи, я есть хочу,    –  попросил Абачах и облизал губы, представив мясо косули, которую подстрелит брат. Жирное, сочное мясо, нарезанное ломтиками, будет жариться на сковороде, скворчать. Его вкусный запах защекочет ноздри…
    Абачах, вспомнив еду, которую так вкусно готовит мать, заспешил к склону горы, где густо росла ягода. Так густо, что можно на одной полянке сидеть, с места не сходить, и полную корзину ягод набрать.
    Иченей собрал сухих веточек, сложил их шалашиком, внутрь сунул ком сухого мха. Искры от кресала посыпались на мох, затеплился огонёк. Струйка жёлтого дыма потянулась вверх. Мальчик раздул огонёк, и когда маленький костёр бойко разгорелся, обратился со словами благодарности к духам родной земли. Положил в огонь кусочек вяленого мяса, кусочек лепёшки, сушёных ягод. У духов леса попросил удачной охоты, а у духа косули прощения: не ради забавы убивает, а для еды, чтобы накормить голодных детей.
      Из-за большого облака, единственного на всю голубую ширь неба, выглянуло солнце. Яркий золотой свет покрыл вершины сосен, кедров, жёлтыми мазками лёг на склон горы, и в траве, как алые бусинки, засветились ягоды. Их казалось так много, что весь склон отсвечивал красным.
     «Если Абачах не заленится, не уснёт – наберёт много ягод», – подумал Иченей. Он обрадовался солнцу – духи услышали его. И заспешил на другой склон горы, у подножья которого по глинистому руслу бежал ручей. Там, под кроной могучей лиственницы, он видел следы косули.
     Высокая гора закрывала лес от солнечных лучей, и как только Иченей вошёл в тень, то сразу почувствовал холодок, словно из тёплой юрты выбежал в прохладу раннего утра. Сосны росли редко, но между ними густо росла молодая поросль сосёнок. Ноги до колен проваливались в мокрый мох. Старые кожаные сапоги, протёртые до дыр, сразу промокли. Но больше всего донимала паутина: прилипала к лицу, волосам так крепко, что с трудом отрывалась:  отлипала белыми полосками, как сгоревшая на солнце кожа.
    Мальчик раздвинул молодые сосёнки и увидел раскидистые кусты черёмухи. За черёмухой бежал ручей. Уже был слышен весёлый гомон его холодных струй. Иченей зачерпнул пригоршню воды и вымыл лицо. Вот и огромная лиственница. Ветви на её вершине засохли. Желтизна увядания тронула хвою.
    «Старое дерево умирает, – подумал мальчик. – Был наш хан сильным и могучим, боялись его враги. Но пришло время и, как это старое дерево, утратил наш хан силу жизни.  Пришёл злой Суна-хан и не забрал себе  его народ, пасущийся скот и табуны коней. Малая часть народа успела спрятаться в тайге, но долго ли мы проживём в страхе, вздрагивая от каждого шороха, пугаясь тени пролетающей над головой птицы? Но лучше умереть  свободным, чем быть рабом».
     Иченей спрятался с подветренной стороны от звериной тропы за кустами малины и стал терпеливо ждать. Мальчик зорко всматривался в начало тропы между двух кустов жимолости, но мысли уходили далеко в солнечную степь, туда, где до нашествия Суна-хана стояли юрты аала, в котором он родился и рос до двенадцати лет. Вот мама Очынах из муки и сметаны готовит потхы. Младшая сестра играет в куклу, сшитую из разноцветных тряпок. Отец настраивает  чатхан, передвигая бараньи косточки под струнами. Вечером люди соберутся послушать горловое пение. Абачах дремлет рядом с очагом. Большой нос брата покраснел от жары, но Абачаху лень пошевелиться, отодвинуться от огня. Над берестяными юртами ярко светит солнце. Снег уже сошёл, но земля, сытно пропитанная влагой, парит под жаркими лучами солнца. Тихо, безветренно. Но на вершины гор, что обступают степи с юга,  ложатся серые тени облаков, тяжело, грозно выползающих из-за высоких гор.
    О том, что случилось вечером, когда люди собрались к юрте отца Иченея послушать игру на чатхане, в памяти мальчика остались страшные обрывки воспоминаний. Вот что вспомнил Иченей.

    Когда солнце опустилось  за вершину горы, похожей  на голову старика в серой войлочной шапке, мама Очынах  спросила Иченея – вернулся ли его брат Абачах из леса.  Абачах в полдень ушёл в лес за дровами.
     «Не вернулся», – ответил Иченей.
    «Уснул на тёплой земле под солнышком, – сказала Очынах. – Я пойду, травы для чая принесу. А ты огонь в очаге разведи. И посмотри за Сухтанчу. Пусть масло сбивает, а не играет в куклы».
      Тогда Иченей сильно рассердился на брата, но сейчас понимал, что лень Абачаха спасла мать от гибели или худшей доли – стать женой  одного из воинов Суна хана и  рожать новых воинов.
      В сумраке вечера налетели на становище хана Тотыя чёрные воины Суна-хана.   Куда люди не смотрели испуганным взглядом, всюду скакали  всадники, всадники, всадники. Кружили вокруг юрт  чёрными тенями. Люди в ужасе метались, прятались. Хрип коней пугал, стоны раненых наводили ужас. Собаки громко выли. Из горящих юрт доносились предсмертные крики. Всюду лежали мёртвые тела. Люди спотыкались о них, падали и не в силах были подняться, убежать в лес за горой. Только те люди, чьи берестяные юрты стояли на краю селения, у подножия горы, успели убежать в лес, укрыться в его густых зарослях от воинов Суна-хана. И воины не поскакали в лес. Им и так хватало добычи.
     Перед внезапным нападением люди собрались  на поляне в центре селения, послушать сказителя. Иченей сидел радом с отцом. Услышал свист, увидел, как из темноты прилетела стрела и вонзилась в чатхан отца. Увидел совсем близко,  как хищно дрожали чёрные перья на конце стрелы. Отец крепко прижал чатхан к груди. Но вторая стрела пронзила грудь отца железным наконечником.
     Не в силах пошевелиться от пережитой смерти отца, Иченей увидел, как всадник в чёрных доспехах схватил Сухтанчу за косички, рванул, перебросил через хребет коня. Девочка крепко держала в руках тряпичную куклу. И была так напугана, что не могла кричать, плакать. Только смотрела на брата большими глазами, замороженными ужасом происходящего. Иченей бросился на помощь сестре, но петля аркана крепко сдавила шею, опрокинула на спину.
     Очнулся Иченей в тёмной в юрте. Когда глаза привыкли к темноте, он стал различать смутные силуэты мальчишек, которые сидели вокруг него, связанные одной длинной верёвкой.  Никто не разговаривал. Все с отчаяньем в глазах смотрели через дымовое отверстие юрты на небо, где, как слёзы, блестели звёзды.
     Иченей через рубаху нащупал за поясом бронзовый нож. Шею сильно саднило. Мальчик провёл ладонью по шее, на руке остались мазки крови.
     Иченей  перерезал верёвку ножом. Освободился, с ненавистью отбросил путы. Остальные мальчишки с радостью приняли помощь, только Чабал, мальчик с бородавкой на щеке, заплакал и просил не развязывать его, шепча сквозь рыдания, что воины Суна-хана за попытку бежать, перережут им горло.
     Иченей быстро проделал дыру в берестяной крыше юрты, и мальчишки, помогая  друг другу, выбрались на свободу. Чабал захотел остаться, но Иченей пригрозил ему, грозно прошептав на ухо: «Воины Суна-хана порежут твоё жирное тело на куски и скормят собакам».  Чабал сразу же выскочил из юрты через дыру. Иченей даже удивился, как ловко это получилось у толстого мальчишки.
     Иченей крался первым, осторожно раздвигая высокую траву, зорко всматриваясь в темноту. Впереди чёрной стеной стоял спасительный лес. Иченей обернулся, увидел суровые лица мальчишек. Их глаза блестели страхом, но где-то глубоко внутри уже теплились огоньки веры в спасение.  По краям селения догорали юрты. Но большинство юрт осталось невредимыми. Воины Суна хана согнали в них захваченных людей. Из большой белой юрты убитого хана Тотыя доносились весёлые голоса. Дозорные всадники объезжали селение. Но несли дозор лениво, успокоенные разгромной победой.
    Иченей сжал кулаки,  встряхнул головой и страшные воспоминания исчезли.

    Иченей осторожно пошевелился, размял ноги. Прислушался и  зрачки его узких, как лезвие ножа, глаз расширились. Охотничье чутьё подсказало мальчику – к водопою приближается зверь. Из-за раскидистой черёмухи вышла косуля. Её большие ноздри втянули воздух, длинная шея вытянулась вверх. Чёрные глаза косули тревожно ощупали каждый кустик, каждую травинку. Пахло черёмухой, травой, притягательно журчал ручей. Косуля смело шагнула вперёд, но в этот миг её глаза широко распахнулись от боли. Только краем глаза она успела заметить стрелу, которая стремительно вылетела из-за дерева, и вонзилась в сердце. Косуля медленно повалилась боком на кусты малины.
     Иченей поблагодарил добрым словом духов леса за удачную охоту, попросил прощения у косули. Выдернул стрелу, провёл пальцами вдоль древка, благодаря стрелу за меткое попадание. Вложил стрелу в колчан.
     Косуля оказалась тяжелой. Иченею даже не удалось оторвать её от земли. Можно разделать на куски, но запах крови и тёплого мяса привлечёт хищников. Юный охотник оттащил косулю под куст черёмухи. Её резкий запах перебивал запах косули. Для верности забросал убитое животное смолистыми ветвями сосны. И пошёл искать Абачаха. У младшего брата хватит силы унести и три таких косули.   
    Долго искать Абачаха не пришлось. Как и предполагал Инечей, его младший брат крепко спал на солнечной полянке. Рядом стояла корзина, дно которой чуть прикрывала спелая ягода. Зато толстые губы Абачаха были обильно смазаны красным соком, как и всё широкое лицо.
        Иченей с большим трудом разбудил брата. Толкал его руками, переваливал с боку на бок, плеснул в лицо  холодной водой из ручья.  Абачах недовольно заворчал, замахал руками, пытаясь  оттолкнуть брата. Но Иченей ловко увернулся, зная силу брата: от его лёгкого толчка можно отлететь в сторону на два десятка шагов.
    – Я подстрелил большую жирную косулю! – крикнул Инечей в ухо брату. – Если донесёшь её до дома, отдам тебе жирные куски самого вкусного мяса!
     Абачах, широко открыв глаза, живо вскочил на ноги. В животе тут же громко забурчало, съеденная клубника только усилила голод. Абачах быстро пошёл вниз по склону горы. При каждом шаге его толстый живот переваливался с одной стороны на другую. Короткие сильные ноги, босые, с грубой подошвой, крепко ступали по красной, сухой земле. Абачах спешил туда, где  ниже по склону, в распадке между горами, густо росли деревья: в основном мелкие берёзы, но встречались между ними, как взрослые среди детей, высокие сосны.
    Абачах запыхался, устал, но с каждым новым шагом шёл быстрее. Он знал, что где-то там, среди деревьев, спрятана убитая братом косуля.
    Иченей шёл вслед за братом и насмешливо смотрел на него. Короткие ноги брата, как два толстых пня стучали по земле , длинные, почти до колен толстые руки, сгибали траву.  Всё в младшем брате было грубым, большим. Нос торчал, как кусок красной глины. Широкое,  бугристое лицо с маленькими глазками, покрыто красными пятнами, словно брата покусали пчёлы. Но в глубине души Иченей понимал, что завидует брату. Абачаху всего двенадцать лет, а ростом он уже выше взрослых мужчин.  И сила у младшего брата богатырская.  Только вот брат неповоротливый, ленивый. Комар на нос сядет – поленится его смахнуть.
      Абачах сам, без помощи брата, склонив голову вниз и вперёд, как собака бегущая по следу, нашёл спрятанную под ветвями косулю. Махом взвалил её на широкие плечи.  Спина даже не согнулась от тяжести зверя.   Абачах, раздвигая ногами высокую траву, быстро пошёл к селению.  Кузнечики, бабочки только успевали отпрыгивать, улетать в стороны.
    «Спешит, как голодный жеребёнок торопится  к соску лошади», – подумал Иченей. Юный охотник опытным взглядом следопыта осматривал склон горы, по которому они шли: невиден ли след человека, не найдут ли по нему враги дорогу в селение.
   Птицы и звери вели себя спокойно. Маленькие птицы суетились, добывая корм. Кукушка звонко оповещала о себе громкими «ку-ку-ку». И громкий голос её  бегал эхом между гор. Вдалеке, сливаясь с высокой травой, паслись косули. Их вожак, крупный самец, не тянул вверх  голову, тревожно не принюхивался. Воздух пах смолой, разнотравьем, а не страшным запахом хищников и людей.
    Иченей любил тайгу. В степь выходил с тревогой. Тайга спрячет, напоит чистой водой, сытно накормит. В степи же далеко видно, не убежать от конного воина. И в прошлом году река широко разлилась по степи, погибло много людей, скота.
     Зоркие глаза Иченея заметили среди деревьев шалаши. Шалаши были разные: у кого-то больше, у кого-то меньше. Но все люди старались, чтобы их шалаши никто не увидел, не нашёл. Маленькие дети играли молча. И женщины, набирая воду в речке, не разговаривали, а постоянно оглядываясь, прислушиваясь.
   Заметив Абачаха, который шёл шумно, как медведь,  люди замерли. Но мальчик помахал рукой, и тревога в глазах людей сменилась радостью.  Ребятишки побежали навстречу Абачаху и стали дёргать косулю за копыта.  Сегодня будет много вкусной еды.
    Абачах положил косулю у входа в шалаш. Вошёл и сел у очага. Закрыл глаза и задремал.  Мать сначала рассердилась на сына, но поняла, что её слова ничего не изменят:  сын не встанет, не снимет с косули шкуру, не порежет острым ножом.
    «Будет спать у жаркого огня, пока запах еды не защекочет ему нос, – подумала мать. – А с косулей справится мой старший сын Иченей».

       Вечером мальчишки устроили состязание. Повесили на дереве  шкурку суслика и принялись стрелять в неё из лука.  Чья стрела попадёт – тот и меткий стрелок.
       Отец Иченея был мастером по изготовлению охотничьих луков. С семи лет Ахпас назначил сына в помощники, передавая ему своё мастерство. В первый год мальчик наблюдал за работой отца, потом самостоятельно делал простые детали. В десять лет сделал свой первый лук. До сих пор Иченей  крепко помнил, как искал тонкоствольную ель, выросшую на опушке леса или склоне оврага с южной стороны. Отец говорил, что такая древесина пропитывается тёплыми лучами солнца и смолой, называется она креневой, она прямая, без сучков. Из подходящего дерева вырубалась заготовка длиной в размах рук, толщиной в два пальца. Ель шла на внутреннюю часть лука, она хорошо сопротивлялась сжатию. На внешнюю часть использовалась  берёза – она хорошо растягивается.  После просушки из заготовок выстругивались основные детали лука. Тщательно обрабатывались плоскости будущей склейки. Концы лука делались из черёмухи. На гибале – доске с просверленными дырами, в которые вставлялись деревянные стержни, выгибалась кремлевая часть лука.  Все детали склеивались рыбьим клеем, сваренным из чешуи, жаберных крышек, плавников, кишок и стягивались между собой саргой – тонким кедровым корнем. Отец особо строго наказывал Иченею подбирать древесину так, чтобы годовые кольца находились на внешней закруглённой  части выстругиваемой планки. Для оклейки лука использовалась вываренная внутренняя часть бересты. Мокрую бересту наклеивали на кибить со стороны спинки, делая многослойное покрытие. Все стыковые швы располагали изнутри, со стороны тетивы. Берестяное покрытие не давало дереву высохнуть и сделаться хрупким. Иченей хорошо помнил, как отец заворачивал ещё  влажный лук  в деревянные стружки и сушил.
     Особенно долго Иченей не мог научиться делать тетиву из крапивы. Её приходилось вымачивать, сушить, промазывать рыбьим клеем. Можно делать тетиву из жилистых нитей:   клеить их парами, скручивать в жгуты. Потом тетиву надо полировать, уплотнять, протягивая через маленькое отверстие в деревянной чурке. На концах завязывать ушки. Долгое, трудное дело, требующее высокого мастерства. Но когда держишь в руках готовый лук, когда звенит его тетива, гордость переполняет сердце, и за спиной словно расправляются крылья.
    Вот из такого «настоящего», как говорили мальчишки, лука, а не детских, сделанных из одной ветви черёмухи, какие были у них, Иченей пускал стрелы в цель. Причём, если у всех мальчишек стрелы были «плохие», кривые, без оперения, то стрелы Иченея, длиной в руку взрослого человека, тоже были «настоящими».
    Стрелы Иченей делал сам. Отец научил. Готовил, высушивал  прямослойные чурки, колол заготовки, выравнивал ножом. Почти готовую стрелу скоблил, выглаживал маленьким ножевым стругом. Для охоты на крупного зверя в торцевую часть стрелы осторожно забивал черешок наконечника. Были стрелы и без наконечников, просто заострённые и обожженные в огне. Но они били намного хуже. На оперение стрелы годились только маховые перья птиц.  Отец говорил, что брать перья для стрелы надо из одного крыла и пригодны только шесть перьев. Особо ценятся перья орла, ястреба, филина. Отец верил, что перья хищных птиц, придают стрелам точность смертоносного удара. «И крепко запомни, – внушал отец Инечею, – изгиб пера должен быть направлен в одну сторону».
   
    Мальчик Чабал, толстый, низкорослый, стоя в стороне от мальчишек,  с завистью смотрел на сотоварищей по стрельбе из лука. Стрелы Чабала, сделанные наспех из сырого дерева, оттого кривые, всегда летели мимо. Тетива лука больно била по руке. Чабал кривился от боли. Но выйти из игры боялся – мальчишки задразнят. Он прищуренными глазами смотрел на Иченея и с блеском зависти в чёрных глазах думал: «Этот хвастун всегда первый. У него настоящий лук и стрелы. Будь у меня такой – я бы не мазал, бил точно в цель. Все бы восхищались. Ночью заберу у него лук и брошу в ручей».
   Когда Иченей в третий раз попал в шкурку суслика прямо в глаз, мальчишкам надоело соревноваться. Зачем соревноваться, если Иченей всегда побеждает. Так неинтересно. Вот в борьбе на поясах трудно угадать, кто победит.
    – Абачаха звать не будем, – сказали почти все мальчишки одновременно и рассмеялись. Ленивый Абачах был самым сильным из них. И не только мальчишки, взрослые парни не могли его побороть.
     – Мой младший брат дрыхнет, – сказал Иченей. – Слышите его храп? Даже крыша шалаша  подпрыгивает.
       Мальчишки выбрали мягкий песчаный берег ручья, обвязались поясами. Все знали простые правила: кто повалит соперника на спину, тот и победил.
      Шум, возня, сопение мальчишек напугали задремавшую в сумраке густой кроны сосны ночную охотницу сову. Птица недовольно сверкнула большими глазами и улетела к старой лиственнице, где было просторное дупло. И на развилке ветвей повешены останки зайца, схваченного острыми когтями на удачной охоте.
       Во время борьбы  неповоротливый  Чабал громко выпустил воздух, и мальчишки покатились со смеху. Тыкали в него пальцем и смеялись до слёз.  Чабал от обиды надул губы, сжал кулаки и сел на ствол поваленного ветром дерева. Сидел, понурив голову, желая, чтобы кто-нибудь из мальчишек упал, поранил себя. «Не будут на до мной смеяться, обзываться», –  желал плохого друзьям Чабал.
    Утром мальчишки пошли к Арбан-хребту, у Красной горы устроить угощение древнему предку. Пусть он пошлёт удачу на охоте, убережёт от хищных зверей и врагов.
   Путь был долгий. Мальчишки устали. Последним шёл Чабал. Стонал, ныл, ругал друзей. Потом сел на плоский, нагретый солнцем камень, отдохнуть. Долго сидел, пока не услышал в лесу шум. Вдруг это медведь? Побежал без оглядки, откуда только силы взялись. Спрятался в кустах. Выглянул и увидел: у подножия горы едут десять всадников. С дрожью в сердце присмотрелся – воины злого хана Суна! Все одеты в кольчугу. Поверх кольчуги сверкали в утренних лучах солнца металлические пластины нагрудника, соединенные с наспинником плечевыми ремнями. Головы воинов покрывали остроконечные шлемы с наносником, склёпанные из железных пластин. Шею, уши прикрывала кольчужная бармица. На поясе висели кривой нож и прямой меч в красных ножнах. Лук был перекинут через плечо, колчан со стрелами открыт. Видно, что воины насторожены и приготовились отразить внезапное нападение. На груди одного из воинов  Чабал увидел бронзовую птицу и решил, что это знатный предводитель отряда.
      Воины из дозора проезжали у подножия горы, в ста шагах от Чабала. Мальчик следил за ними из-за высоких камней, которые, как стена, окружали южный склон горы. Чабал залюбовался гордой, смелой осанкой воинов.  «Вот бы и мне скакать воином на вороном коне в этом отряде, –  подумал мальчик. – Если Иченея схватят, я заберу его лук и стрелы».
     Чабал заволновался, покрылся потом. Но вдруг со всеми мальчишками схватят и его? Мальчишек было не жалко. Так им и надо! Надо придумать какую-нибудь хитрость. Чабал осмотрелся. В десяти шагах за спиной начинался лес. Пока всадники преодолеют камни, поднимутся по склону, он успеет спрятаться в густой траве. А всадники заметят тропинку, поскачут по ней к вершине Красной горы и схватят там Иченея и мальчишек.
    Чабал  вскрикнул писклявым от страха голосом.   Увидел, что всадники повернули головы в его сторону, и бросился бежать к лесу. Перебежал тропинку и спрятался под корнями сосны,  вывернутой из земли сильным ветром. Затаился, от страха зажмурил глаза, боясь даже вздохнуть.
     Всадники увидели бегущего человека, повернули коней и поскакали вдогонку. Но предводитель отряда велел не торопиться и зорко  смотреть: беглец мог заманивать воинов в засаду. Выехали на тропу. Воин-следопыт спрыгнул с коня, присмотрелся к тропе, даже обнюхал следы.
    – Прошли босые мальчишки, человек десять, – сказал воин. – Пошли в сторону Красной горы.
    – Малые люди могут быть приманкой в капкане, – усомнился предводитель с бронзовым орлом.
    – Лес не встревожен, – ответил следопыт. – Воинов нет.
    – Мальчишки – хорошая добыча, –  рассмеялся предводитель. – Великий Суна-хан будет рад!  Найдём их селение – весь народ угоним.
      Воины спешились и крадучись пошли по тропе. Коней привязали к корням вывороченной сосны. Один воин остался сторожить. Чабал всё видел из-за корней, боялся пошевелиться. Но толстые пальцы дрожали, по спине тёк горячий пот.
      Иченей обернулся назад и увидел птиц, встревожено летающих вдоль тропы, где только что прошли. По веткам ели быстро пробежали две белки, хвост одной был ободран. Эту приметную белку Иченей видел на корнях  поваленной сосны.
     – За нами кто-то идёт, – тихо сказал Иченей.
     – Это Чабал идёт, – рассмеялся один из мальчишек. – Он всегда так шумно идёт. Скоро услышим его стоны и жалобы.
        Но вместо Чабала из леса вдруг выскочили воины, окружили мальчишек. Наставили копья. Вперёд вышел высокий воин с бронзовым орлом на груди. Осмотрел мальчишек и обратился к Иченею, который был единственный из мальчишек в кожных сапогах.
     –  Говори, где прячется  твой народ?! – грозно спросил воин. Ткнул остриём меча в грудь Ичения. На рубашке мальчика выступила кровь.
    От вида крови Иченей зашатался, ухватился рукой за дерево. Дрожь  затрясла мальчику руки, ноги, завладела всем телом. Ясные глаза затуманились страхом. Мальчик побледнел и упал на колени перед грозным воином. Закричал тонким, писклявым голоском:
      – Не убивайте меня! Я покажу дорогу!
    Мальчишки с удивлением, испугом посмотрели на друга: они не ожидали таких трусливых слов от Иченея. Как он, такой сильный, смелый мог испугаться и от страха стать предателем?
    Но мальчик быстро обернулся, и друзья увидели в его ясных глазах прежнего – смелого и гордого Иченея.  И сразу догадались, что он задумал хитрость. Страх, охвативший сердца мальчишек, исчез, в их глазах вспыхнула вера.
     Чабал из-под корней сосны видел, как воины пригнали мальчишек по тропе. Мальчишки были крепко связаны за шеи  одной верёвкой.
      «Теперь им не убежать, – со злорадством подумал Чабал. – Но почему Иченея не привязали к остальным? Дождусь темноты, побегу домой. Заберу лук Иченея. Скажу – мне отдал. Его мать Очынах мне поверит. Буду первым стрелком».
       Командир дозорного отряда приказал  отвести  мальчишек в стойбище хана Суна. Два воина выполнили приказ и погнали мальчишек вниз по склону горы. А восемь всадников поехали следом за Иченеем вверх по склону горы. Иченей чувствовал за спиной горячее дыхание вороного коня и знал:  побежишь – вопьётся в спину стрела с трёхгранным железным наконечником, пущенная  из саженого лука. Насквозь сердце пробьёт. Погибнуть легко, но враги по следам могут отыскать селение, угнать народ. Храбрый мальчик задумал погубить врагов. И знал, как это сделать.
     К селению вела единственная тропа. Не знающий дороги человек – легко собьётся с пути. Но Иченей видел, что воин-следопыт хорошо различает следы. Мальчик нахмурился, с укором себе подумал: «Открыто мальчишки шли к Красной горе, не таились в пути,  много следов на земле оставили. За беспечность дорогая плата будет».
     Едва заметная тропа вывела к обрывистому склону горы. По нему поднималась тропа шириной в размах рук. Иченей ступил на тропу, обернулся. Следопыт спрыгнул с коня, увидел следы и сказал: «Дети прошли здесь». Предводитель воинов пришпорил коня,  и всадники въехали на тропу.  Иченей уверенно шёл по тропе. По правую руку поднималась отвесная скала, по левую руку был отвесный обрыв. Внизу, в далёкой чёрной глубине, шумела река по острым камням. Однажды на охоте, глядя с вершины скалы, Иченей увидел марала, которого с двух сторон зажали на этой тропе волки. Марал, опустив рога, бросился на волков, сшиб одного, второго, но сам сорвался в пропасть. Иченей долго слышал визг падающих волков, и глухой удар тела марала о камни. Мальчик с трудом спустился в ущелье, взял только сердце марала. Отец говорил: «Если съесть сердце храброго, сильного животного, то сам станешь храбрым и сильным».
   Впереди показался чёрный край огромного висячего камня. Тронешь его – он грозно закачается. Если знать секрет камня, то можно столкнуть его вниз. Тогда он упадёт  на тропу, разрушит её, и с камнепадом полетит в пропасть. И всех, кто по той тропе идёт или на коне едет, погубит. Только смелые охотники  и мальчишки ходили под висячим камнем. Можно было обогнуть гору с другой стороны длинной дорогой. Но все мальчишки ходили по тропе с висячим камнем, всем хотелось показать себя перед друзьями бесстрашным храбрецом.
     Прошёл Иченей под висячим камнем, обернулся. Восемь всадников на конях ехали за ним следом. Правой ногой всадники тёрлись о каменную стену, левая их нога висела над пропастью. Ехали уверенно, не зная, какую страшную смерть приготовил им Иченей.
      Иченей хорошо помнил слова отца. Однажды на охоте, когда возвращались домой по этой тропе, отец сказал: «Посмотри на этот большой и тяжёлый камень. Он висит над тропой. Но если сильно толкнуть его плечом, он закачается. Смотри, я покажу. Не бойся – он не упадёт. Он будет качаться много лет. Но когда камень качнётся вверх, быстрый человек может схватить вон тот маленький камешек, выдернуть его, и тогда огромный камень рухнет в пропасть вместе с тропой и всеми, кто по ней идёт. Так и сильного, смелого человека, может погубить один маленький трусливый шаг».
     Иченей дождался, когда все восемь всадников заедут под камень, и со всей силы толкнул камень плечом. Толкнул так сильно, что рубаха на руках и спине порвалась. Камень качнулся вниз, вверх. Иченей выхватил из щели маленький камень. Сердце замерло. Вдруг камень… Камень медленно наклонился вниз и, не встретив упора, сорвался с места, рухнул на тропу. За большим камнем полетели в пропасть тысячи маленьких камней. Они смели на своём пути узкую тропу, коней, воинов.
      В последний миг жизни Иченей успел ухватиться взглядом за небо, такое чистое и далёкое.
     Камнепад с грохотом рухнул в пропасть.
     А когда горы перестали дрожать, и ветер развеял  густую пыль, взлетел с вершины горы орёл, взмахнул он широкими крыльями и полетел над горами, тайгой, степью, поднимаясь за белые облака к небесному миру.


Глава 2  Предок-хозяин Красной горы

    Чабал стремительно бежал вниз по клону горы, но, увидев издалека вершину лиственницы, вокруг которой в лесу прятались шалаши, резко остановился.
     «Что я скажу людям?» – мальчик почувствовал, как от страха замирает сердце. Осмотрелся по сторонам, поднял с земли ветку с острым концом и поцарапал себе лицо. Увидев капельки крови, побледнел, в глазах потемнело. Сел под дерево и глубоко задышал.  Голова перестала кружиться. Чабал выпачкал рубаху землёй, порвал рукав.
    «Я скажу – это Иченей повёл мальчишек на Красную гору.  – Это он виноват!  – решил Чабал. – Там мальчишек схватили воины Суна-хана. Но я сбросил камень на тропу. Не поверят. Начнут выспрашивать. Почему трясутся руки? Почему я такой трус? Надо сказать правду. Спросят – почему меня не схватили? Скажу – я последним шёл, отстал. Потому меня не схватили».
     Чабал прибежал к шалашу матери Ичения и, торопясь, то бледнея, то краснея, рассказал – мальчишек на Красной горе схватили воины Суна-хана. Но Иченей обманул воинов, повёл их по горной тропе под висячим камнем. Камень упал. Погиб Инечей. Погибли воины Суна-хана.
    Вокруг быстро собрались люди. Женщины заплакали, закрывая руками рот, чтобы не закричать от горя. Мужчины сжали кулаки, но в их глазах был страх.
     Только ранним утром один старый охотник сходил  на Красную гору, на тропу с висячим камнем и  подтвердили слова Чабала. В ущелье спустились трое мужчин и принесли тело Иченея, изувеченное камнями. 
      Очынах  увидела окровавленное, переломанное тело сына, лишилась всех сил, упала на землю. Слёзы потекли ручьями из её почерневших от горя глаз. Абачах поднял мать на руки, отнёс в шалаш, положил на постель. Собрал в сумку еды, положил серебряный перстень – подарок хана Тотыя за победу в борьбе на поясах. Тогда богатыри хана смеялись над толстым мальчиком, но все оказались на земле. Особенно громко и весело смеялась над  ним юная дочь хана Тотыя,  ясноглазая Иркене. Девочка подпрыгивала, тонкие косички подпрыгивали вместе с ней. Но когда Абачах поборол всех соперников, девочка прищурила глаза, наморщила нос, и, гордо вскинув голову, ушла в юрту. Абачах обиделся. В глазах девочки он увидел презрение. Вместо дочери хан Тотый сам подарил серебряный перстень Абачаху. В глазах хана  мальчик тоже увидел презрение.  Но стерпел Абачах обиду, нельзя спорить с ханом, он прикажет бросить в тюрьму.  Лучше стерпеть обиду и сидеть дома перед очагом в тёплой юрте, жевать сочное мясо, чем быть гордым и сидеть голодным в холодной тюрьме.

    –  Абачах, сынок, куда собрался идти? – спросила мать.
    –  Пойду я за три горы к нашему предку-хозяину Красной горы, –  ответил Абачах. – Спрошу у него совета.
    –  Устрой ему хорошее угощение,  – сказала мать. – Возьми мясо белого барашка, поднимись на гору, поклонись низко. Скажи – погиб Иченей и врагов погубил. Но злой Суна-хан угнал наших детей, а без детей, как народу жить?
      – Спрошу, – обещал Абачах. Но желание идти пропало. Первый порыв сменился раздумьем.
    «Зачем идти? – думал мальчик, пытаясь найти причину, чтобы пойти утром следующего дня или совсем не пойти. – Дома тепло. Иченей, зачем ты пошёл на Красную гору? Я не пойду! Мама простит, но как я посмотрю маме в глаза? Надо идти! Надо! Надо! Надо!»
      Абачах перекинул мешок через плечо и медленно, оглядываясь, пошёл вверх по склону горы. Мальчик ждал, что мать остановит его. Но мать сидела на стволе поваленного дерева, закрыв лицо ладонями.
      Убедившись, что назад нет пути, Абачах пошёл быстрее.
      – Я не толстый мерзкий червь! Я не заползу в нору, не спрячусь там, – твердил сам себе мальчик, с трудом шевеля толстыми губами. – Мой брат Иченей погиб, спасая людей, а я думаю о жирной колбасе. Я не заплывший жиром баран, я человек! Мама будет гордиться мной!»
    Когда Абачах пришёл к подножию Красной горы, он тяжело дышал, пот ручьями сбегал по телу, промочив насквозь одежду. Мальчик отдышался. Так сильно, нетерпимо захотелось вернуться домой, но Абачах до боли закусил губы.
    «Отец говорил мне: «Мужчина не бросает начатое дело. Даже если трудно, больно, заверши дело. Если я вернусь – мама простит меня, но я сам не прощу себя! Я не покорюсь  судьбе!». – Абачах собрал сухие ветки под сосной, сложил их шалашиком, разжёг огонь. Со словами благодарности положил в огонь кусочки мяса, хлеба.
      «Хоть бы хозяин Красной горы не вышел, – мелькнула противная мысль, Абачах  от досады больно стукнул себя  крепким кулаком в лоб. – Люди  будут гордиться мной, уважать меня! Как без этого жить? Зачем рождаться?»
       Земля под ногами дрогнула, трава пригнулась от порыва ветра, пыль вьюном поднялась к небу. С изумлением в маленьких глазах Абачах увидел, как два больших камня разошлись в стороны, и вышел из трещины в горе седобородый старик в белых одеждах. 
     –  Знаю, зачем ты пришёл, –  сказал  предок-хозяин горы. – Но как ты одолеешь Суна-хана, как опрокинешь его очаг, как сокрушишь стойбище, как народ вернёшь свой в солнечные степи?  Под луной у него тридцать богатырей, десять могучих сыновей стерегут его земли?
      Старик смотрел на Абачаха,  и мальчик боялся увидеть в его глазах  презрение.
    «Я бы сам смотрел с презрением на толстого жирного  мальчика с соплями на верхней губе, с животом, который торчит, как набитый сеном мешок» – подумал Абачах. Но вместо презрения заметил в глазах старика другие чувства, словно старик  видел то, что другим людям не дано видеть, словно знал то, что другим людям не дано знать.
     –  Дай мне совет, мудрый предок, – попросил Абачах хозяина Красной горы.
     – Надо пить воду, которая бежит живыми ручьями из той земли, где человек родился, – ответил мудрый предок. – Надо есть ту еду, которая взращена на той земле, где человек родился. Надо жить с теми людьми, среди которых ты родился. Надо любить и почитать землю свою, и нести труд и добро людям.
      Старик посмотрел на синее небо, словно ждал от него ответа, и дальше сказал:
       – Правители верхнего мира видят перед тобой две дороги.  По одной дороге пойдёшь, если изгонишь из сердца страх, наполнишь сердце добром и любовью, тогда станешь ты народным богатырём. По другой дороге пойдёшь, если лень одолеет тебя, если страх заполнит твоё сердце, тогда заплывёт твоё сердце жиром и  будешь ты в страхе жить.
     Ты сам сделаешь выбор,  по какой дороге тебе идти. Будешь прятать глаза от людей или видеть в их глазах уважение. Ты пройдёшь долгий и трудный путь. Ты готов идти?
     – Я пойду! – Абачах прищурил глаза, плотно сжал губы.
     – Слушай и запоминай. Сначала пойдёшь в сторону высоких южных гор. Там из низменного мира выезжает Хараачах колдунья на серебристой кобыле. Не испугаешься – даст она тебе жеребёнка от своей кобылы. Через три десятка дней вырастит из него богатырский конь.  Испугаешься – навеки останешься в низменном мире.
       Второй раз пойдёшь в Черные горы,  найдёшь там в самой глубокой пещере змея Олбезека. Встретишь там прекрасную деву. Подарит она тебе нож из светлой бронзы. Если мудро подумаешь, наполнишь сердце храбростью, то твой отец, твой брат, предки твоего рода помогут тебе одолеть змея. А не подумаешь мудро, испугаешься вида змея страшного, бессмертного, не послушаешь предков, быть тебе растерзанным. Но коли одолеешь кровожадное чудище в бою, сними с него кожу с чешуёй, возьми его когти, рога и зубы. Сложи в мешок и поднимайся в горы. Приложи ухо к земле – откуда услышишь подземный стук, в ту сторону иди. Придёшь к трёхглавой горе. Из средней вершины дым идёт, подземный гром доносится.  Сделаешь доброе дело –  в награду получишь доспехи, из чешуи змея сделанные, меч из когтей змея выкованный, лук из рогов змея согнутый, стрелы из зубов змея заточенные. А не выполнишь порученное великаном дело – сгоришь в огненном озере.
         Предок-хозяин горы посмотрел в глаза  Абачаха – глаза всегда дают честный ответ, и сказал:
      –  Прежде чем идти в далёкие земли, хорошо подумай Абачах. Зовёт ли тебя сердце в путь? Не хочет ли оно греться на тёплом солнышке, лениво дремать у домашнего очага, неторопливо жевать вкусную пищу?
      В лазах мальчика предок-хозяин горы увидел страх, смятение, сомнения в себе, но сильнее всего было желание перебороть себя, стать человеком, которым будут гордиться родители, которого будут уважать люди.
    Абачах низко поклонился, перекинул через плечо мешок с едой, взял в руку крепкую палку толщиной в человеческую руку, но предок-хозяин горы остановил мальчика:
    – Погоди, не торопись. Возьми с собой горсть родной земли и девять глотков воды из горного ручья. И никогда не снимай оберег, который мать и отец повязали тебе в день твоего рождения. Ни за какие деньги не продавай его, пусть даже сулят золотые горы. Возьми пёрышко от золотого сокола, в смертельный час оно поможет тебе.
       Протянул предок Абачаху кожаный мешочек с землёй и глиняный горшочек с водой, запечатанный смолой. Протянул мальчику золотое пёрышко.  Провёл  Абачах ладонью по груди. Почувствовал оберег, висящий рядом с сердцем.
       – Теперь ступай, – сказал мудрый предок. Долго он стоял на склоне горы и смотрел в след уходящему вдаль степи мальчику. Глаза старика слезились от ярких лучей солнца. Белую бороду, выросшую  до пояса, колыхал тёплый ветер. Под ногами в густой траве стрекотали кузнечики, пчёлы кружили над цветами.
       Мальчик уходил всё дальше. Мудрый предок-хозяин горы не знал, что случится с мальчиком, вернётся ли он в родной дом? Что случится с человеком, не ведают даже чаяны-творцы. Они только намечают путь. А выбор делает человек.  Одно только твёрдо знал мудрец: этот толстый, неуклюжий мальчик был рождён Матерью-природой для большого подвига. А совершит он этот подвиг или нет, зависит от него самого. А сам он сделает правильный выбор, если родители  научили его мудрым заветам предков, напитали его сердце любовью, и от того, какие люди встретятся на его пути.

Глава 3. Колдунья

     Под камнем, в прохладной норе, свернувшись кольцом, лежала чёрная змея. Её блестящие глаза внимательно смотрели на Абачаха и предка-хозяина Красной горы. Сама змея ничего не видела и не слышала. Всё видела и слышала Айго, дочь Суна-хана. Девушка умела колдовать. И, стоя в пещере перед каменной чашей с чёрной водой,  Айго видела и слышала  всё, что делали и говорили Абачах и предок-хозяин горы.
    Луноликая красавица, как назвала её мать, родившая дочь в полнолуние, внимательно слушала, хмуря тонкие брови. Светлое лицо девушки, её нежная кожа, казалось, светились изнутри лунным светом.  Айго носила тёмно-синее платье, вышитое серебряными нитями. Чёрные сапожки девушки украшали узоры из жемчуга. Запястья тонки рук охватывали серебряные браслеты. Высокую тонкую шею, как крылья птицы, обнимали серебряные пластины ожерелья с сакральными рисунками. Прикасаясь тонкими пальцами к тому или иному рисунку, Айго творила волшебство. Вот и сейчас она водила тонким пальцем по серебряной пластине ожерелья с рисунком человеческого глаза.
    Айго видела в зеркальной воде чёрной чаши толстого мальчика в рваной одежде. Он  собрался в дальнюю дорогу и просил благословения у предков.
    Пять чёрных косичек Айго с одной стороны утончённого лица с высокими скулами, пять косичек с другой стороны свисали почти до воды и, казалось, что своими косичками  девушка водит по воде, рисуя картину видимого мира.
     В заострённых, как наконечники стрел, глазах девушки отражались цветными искрами картины, видимые в чаше. Девушка видела синее, без облаков небо, яркое жёлтое солнце,  траву и цветы, весенним ковром покрывающие склон горы. Но не красота привлекала колдунью Айго. Она смотрела  на предка-хозяина горы в белой, как молоко, одежде. Смотрела на мальчика в рваной одежде, покрытой заплатами, на его много раз заштопанные штаны.  Мальчик  стоял на коротких толстых ногах и шмыгал сопливым носом.
    На тонких губах девушки растянулась презрительная улыбка. Когда Айго спросила чёрный глаз вещей чаши о том, кто угрожает её отцу – могучему  Суна-хану, то ожидала увидеть богатыря во главе многочисленного войска, но увидела белобородого старика и мальчишку в заштопанной рубахе. Какая угроза могла исходить от старика и сопливого оборванца?!
     Айго наклонилась и потрепала по загривку огромного чёрного волка. Волк только что вошёл в пещеру и лёг к ногам девушки.
     Когда колдунья услышала, что мальчишка должен убить  чёрного бессмертного змея, то громко рассмеялась. Волк навострил уши, приподнялся. Он никогда не слышал, чтобы его хозяйка так весело смеялась.
      «Как мальчишка, похожий на пухлый мешок, набитый овечьей шерстью, сможет одолеть в смертельной битве бессмертного змея величиной с гору?! Смешно!» – смеялась колдунья.
      Но  тень сомнения набежала на глаза Айго. Они прищурились, стали тоньше лезвия ножа. И сверкнули, как светлое железо. Девушка знала  – вещая чаша предсказывает только настоящую угрозу.
      Айго внимательно присмотрелась к мальчику. Может быть, она что-то не заметила, пропустила? Вспомнила слова отца: «Даже маленькая оса может убить человека».
     «Я собью мальчишку с пути, – решила Айго. – Направлю его в белую юрту к трём сёстрам. Пусть толстый мальчишка ожиреет от лени и обжорства. Пусть его уши запечатают льстивые слова. А потом я пошлю чёрных волков, и они сожрут мальчишку вместе с костями. Отец учил меня и братьев: «Не ждите, когда придут враги, первыми   убейте их».
    Колдунья отняла палец от серебряной пластины ожерелья. Вода в чаше покрылась рябью. Разгладилась. И ничего в ней не стало видно, только чёрная вода плескалась в чаше.
   – Он даже не успеет подойти к земле Суна-хана! – громко сказала Айго.
    Чёрный волк зарычал, вскочил на ноги, словно приготовился услышать от хозяйки приказ наброситься на врага, разорвать его на куски.
    – Не спеши, повелитель волков, – девушка погладила волка по загривку. – Не пришло ещё время славной охоты. Скоро мой отец пойдёт войной на северного хана. Вот тогда ты напьёшься горячей крови, насытишься тёплым мясом. Ты не помнишь, как я страдала! Не было боли сильнее моей! Но теперь я заставляю страдать других, теперь они будут корчиться от страшной боли.


Глава 4.  Три сестры

    Абачах остановился на крутом берегу широкой полноводной реки. Солнце ярко светило в чистом синем небе. Вода сверкала в лучах солнца. Земля и воздух нагрелись. Птицы спрятались в листве деревьев. Листья на деревьях сморщились, пожухли от жары. Не слышно жужжания жуков, стрёкота кузнечиков.
     Абачах вытер пот с лица рукавом рубахи и сел на пень в тени трёх берёз. Здесь не доставали лучи солнца, ощущался лёгкий ветерок. Мальчик вытянул ноги –  колени захрустели, внутри колен словно закололи тысячи иголочек. Абачах поморщился от боли. Стащил сапоги. Подошвы едва держались, стёрлись от долгого пути и были тоньше листа берёзы.
    «Зачем я пошёл? – подумал Абачах. – Лежал бы сейчас у тёплого очага, ел бы вкусное мясо, слушал бы, как играет на свирели соседская девочка. Ноги не болят, в  животе приятно булькает от мяса, с губ капает жирный бульон. Сладкая дрёма закрывает глаза. Куда я иду? Зачем я иду?»
     Абачах лениво поднял глаза и увидел на берегу реки белую юрту.
     «Такие большие юрты только у ханов бывают, – удивился мальчик. –Откуда в  степи появилась юрта? Стоит одна на всю степь».
    Абычах с трудом натянул сапоги на опухшие ноги, со стоном поднялся с удобного пенька. Подошёл ближе к юрте и от изумления широко открыл глаза. Такой красивой юрты он никогда не видел. Была она белее молока, вышита со всех сторон узорами.  Вышли из юрты  три девушки-красавицы. От их красоты мальчик прищурился. Встретили девушки Абачаха, как гостя долгожданного, подали ему фарфоровую пиалу с айраном. А фарфор такой тонкий, что каждое рисовое зёрнышко внутри просвечивает. За такую пиалу, люди говорили, хан Тотый табун лошадей отдал.
   «От усталости я упал на траву и уснул? И мне снится белая юрта, снятся красивые девушки с тонкими косичками?» – не поверил своим глазам Абачах. Сильно ущипнул себя за бок и  вздрогнул от  боли. Но белая юрта осталась стоять на прежнем месте, и девушки по-прежнему приветливо улыбались, приглашали войти.
    Абачах переступил порог и чуть слюной обильной не подавился. Закашлялся. О таком он даже в самых дерзких мечтах не думал.  Над очагом в большом котле варилось мясо, жирный бульон над водой толстым слоем плавал, булькал. В юрте такой вкусный запах стоял, что Абачах не мог оторвать взгляда от котла. Но краем глаза увидел резной столик из дерева. На нём стояли тарелки, блюда, чаши. А в них лежала кольцами колбаса харта с мясной начинкой, с луком, кусочками сала, политая жирным бульоном. Лежали ломтики отварной конины, нашпигованные белыми, светящимися кусочками сала, сверху покрытые колечками лука. Прямо на чугунной сковороде пыхало  жаром мясо, обжаренное в топлёном масле, залитое бульоном со сметаной,  приправленное чесноком. Рядом на блюде в облачке пара томились куски горячего мяса барана, суставные косточки с мясом, рёбрышки, лопатка. Вокруг них сочились ароматом кусочки сердца, почек, печени. На серебряной тарелке дорогому гостю подали нарезанную тонкими ломтиками,  обжаренную с одной стороны, облитую сметаной печень.  На тонкие деревянные палочки были нанизаны кусочки мяса молодого барашка, поджаренные на древесных углях. 
     Абачах увидел обжаренных до золотистой корочки, томлёных в сметане хариусов,  облизнулся и  забыл обо всём на свете. Теперь глаза Абачаха видели только еду, и все думы его были только о еде.
     В кувшин налили молочно-белый кумыс.  Абачах втянул ноздрями его кислый запах, блаженно вздохнул.  Быстро перевёл взгляд на молодой мягкий сыр, разрезанный на кусочки, приготовленный к чаю.
    Взгляд Абачаха перекинулся на потхы из сметаны. Вспомнил, как мама готовила потхы на праздник первого молока. В чугунном котелке с округлым дном на медленном огне кипятила жирную, закисшую сметану. Понемногу добавляла пшеничной муки. Постоянно помешивала деревянной ложкой. Разбивала яйцо. Снимала с огня, когда обильно выделялось масло.
    Живот громко заурчал, требую вкусной еды. Много, много вкусной еды!
     Над чайником витали запахи брусничного чая. Рядом стояли пиалы с молоком, сливками.
        «Так едят только великие, самые богатые ханы», – подумал мальчик, втянул вкусные ароматы толстым носом и крепко забыл о матери, о брате, о наказе седобородого старика. Сел за столик и развалился на мягких подушках. 
    Одна из девушек в зелёном нарядном платье кладёт на тарелку еду. Абачаху подносит.  Самые сочные, самые жирные куски мяса ему подкладывает. Говорит толстыми, сочными губами, как сметаной покрытыми: «Для тебя, гость дорогой, всё приготовили. Отведай харты, отведай хыймы. Поешь хаарган ит. Поешь отварной язык. Покушай систеен ит. Насладись вкусом хаарган палых. Запей кумысом, айраном. Раствори во рту пызылах. Выпей седем из брусники  с молоком».
     «Пока всё не съем, не уйду из юрты», – решил Абачах.
     Девушка в красном нарядном платье говорит ему приятные слова: «Отдохни, гость дорогой. Устал ты в  пути. Зачем спешить. Дела подождут. Надо о себе думать. Себя услаждать. Отдохни, поешь досыта, поспи на мягких подушках. Сладкий сон продлевает человеку жизнь, забывает он во сне о бедах, о труде тяжёлом. Зачем куда-то тебе идти? Зачем мучить себя трудом? Отдыхай. Пусть другие работают. О себе хорошем только думай. Пусть каждый твой день праздником будет. Всё хорошо, всё будет хорошо».
     «Будет у меня каждый день праздник». – Абачах развалился на мягких подушкам, закрыл глаза от удовольствия.
     Третья девушка в жёлтом нарядном платье на свирели играет. Так хорошо играет, что нега разливается по телу Абачаха сладкой дрёмой.
     «Ты лучше всех, ты красивее всех. Радуйся жизни, наслаждайся жизнью, – выводит нежная мелодия. – Всё только для тебя».
     «Какое наслаждение так жить!» – Широкое лицо Абачаха расплылось в улыбке.
      Абачах наелся досыта. На его толстых щеках густая сметана осталась, на губах жир блестел, на толстый живот капал. Абачах только  подумал вытереть рукавом рубахи лицо, только чуть руку поднял, как подбежали к нему девушки, лицо вытерли, тёплой водой умыли. Только Абачах повернулся – девушки помогли прилечь на мягкие подушки, песню нежную пели, пока не уснул.
     Встал Абачах в полдень. Солнце заглядывало в дымовое отверстие юрты. Но его лучи не тревожили, не падали на лицо. Закрывали Абачаха шёлковые занавески. Мальчик потянулся,  по всему телу нега разлилась, приятным теплом согрела.
     Девушка в жёлтом платье  тут же заиграла на свирели. В животе Абачаха заурчало от голода.  Так есть захотелось!
     А девушка в зелёном платье уже ставит перед Абачахом блюда, тарелки, чаши с едой. Еда новая, ещё вкуснее, ещё ароматнее прежней.
      Девушка в красном платье шепчет Абачаху на ухо: «Ешь досыта, гость дорогой. Все твои желания выполним. Живи в белой юрте, сколько захочешь. Не спеши. Не торопись. Только о себе дорогом думай».
    «Куда я шёл? Зачем я шёл?» – не может вспомнить Абачах. Да и зачем вспоминать. В юрте тепло. Ешь, сколько захочешь. Спи, сколько захочешь. Делать ничего не надо, за тебя всё сделают. Живи в своё удовольствие. Радуйся счастливой жизни.
     И вставать с подушек не хочется. Пальцем и то лень пошевелить.  Девушки-красавицы сами мясо на кусочки режут и в рот Абачаху кладут. Сами ему пиалы со сметаной, молоком ко рту подносят. Всё для него девушки сделают, любое желание выполнят.
     Захотел Абачах выйти из юрты на свежий воздух, а толстые ноги не послушались. Хотел опереться  руками, а руки не держат. Толстый живот из стороны в сторону колыхается, к мягким подушкам тянет.
    «Сколько дней я в белой юрте сижу, сколько дней только ем и сплю?» – задумался Абачах.  Но думать ему совсем не хотелось. Хотелось  только есть, спать, на красивых девушек смотреть, их ласковые слова слушать.
     Хотел Абачах попросить девушек помочь ему встать на ноги, но девушек в юрте не оказалось. С большим трудом со стонами, с кряхтением поднялся Абачах, встал на ноги. Руками за стены юрты держался, боялся упасть. С трудом переставляя непослушные ноги, вышел Абачах из юрты.
    «Я пришёл к белой юрте, когда листья на берёзе ярко зеленели. А сейчас листья потемнели, по краям пожелтели», – подумал Абачах. Голова кружилась. Ноги подгибались. Абачах сделал три шага, с трудом задышал. Хотел обратно вернуться, но услышал за юртой жалобные, просящие голоса и сердитые крики девушек. Заставил себя обойти юрту и увидел сквозь заплывшие веки женщину в бедной одежде и худенькую девочку в заштопанном платье. На плече женщины висела пустая сумка из мешковины. Женщина и девочка протягивали руки и просили подать кусочек хлеба. Говорили, что их селение разорил Суна-хан, всех молодых мужчин и девушек в неволю угнал, а стариков плетьми прочь выгнал.
       – Дорога к юрте заколдована!  – кричали девушки. – Как вы смогли пройти?
       – Нас привёл хозяин Красной горы, – ответили нищие.
       – Где он?
       – Мы не знаем.
       – Уходите прочь!
    Хотел Абачах разглядеть  женщину и ребёнка, походили они на его мать и сестру, но толстые щёки помешали.
    «Зачем мне смотреть на нищих, – решил Абачах. – Пойду айрана выпью, пить хочется. Жарко на улице».
    Но тут мальчик услышал сердитые голоса девушек и напугался. Они встретили его ласковыми словами, а сейчас ругались бранными словами, хлестали женщину и девочку плётками.
    « А вдруг они и меня прогонят из юрты?» – подумал в страхе Абачах и спросил у девушек:  – Почему вы ругаетесь?
   – Если будем бедных кормить, нам самим не останется, – ответили девушки. – Ступай, наш дорогой гость, в юрту. Ешь досыта, спи сладко, веселись вдоволь. Ни о чём не тревожься. Думай только о себе.
    – А вы, нищие, прочь ступайте! – закричали девушки на женщину и девочку. Ударили плётками. Одна плётка хлестнула женщину по лицу. Из рассеченной щеки кровь брызнула. Закричала женщина от боли. Девочка громко заплакала.
       И показалось Абачаху, что это мать его ударили, что это сестра его маленькая рыдает.
       Рассердился Абачах, покраснел от гнева. И сразу вспомнил брата Иченея, вспомнил, как погиб Иченей, спасая народ. Вспомнил убитых женщин, как они заслоняли собой от смертоносных стрел детей.  Вспомнил людей, угнанных в рабство. Слёзы навернулись на глазах Абычаха.
     Но девушки подхватили его под руки и силой  повели в юрту.
    – Идите прочь от меня! – закричал Абачах, отталкивая  девушек. – Вспомнил я – зачем шёл, куда шёл! А вы мне сытой едой, жиром душу хотели залить, ленью глаза залепить, праздной жизнью отравить. Не бывать этому!
    Перекинул Абачах через плечо свою сумку, взял в руки свой посох и пошёл к выходу из юрты. А девушки-красавицы вмиг обернулись толстыми змеями. Зашипели, глазами злобно засверкали. Не выпускают из юрты, ядовитыми зубами угрожают.
      Абачах одну змею посохом по голове стукнул, вторую ногой придавил, третья сама быстро уползла, под кованым сундуком спряталась.
     Вышел Абачах из юрты. Поднялся тут ветер сильный, чуть с ног не сбил. Обернулся Абачах, а юрта исчезла, словно её и не было. Только на том месте, где она стояла, крапива  жгучая высоко поднималась.
     Достал Абачах из сумки лепёшку и вяленого мяса, что мать ему в дорогу положила. Отдал старой женщине и девочке. Люди поклонились, добрые слова сказали. И слова эти наполнили Абачаха силой и верой.
     Абачах пошёл вдоль берега реки. Толстые ноги с трудом двигались, спотыкались, путались в траве.  Глаза сами закрывались. Толстый живот к земле тянул, уговаривал прилечь, отдохнуть. Но мальчик упрямо шёл вперёд.
   
    Посмотрела Айго, дочь Суна-хана, в чёрный глаз вещего камня, увидела Абачаха и губы тонкие прикусила от досады. Шёл он по степи живой, здоровый. Ему вслед с благодарностью махали руками женщина и девочка.
     – Как он одолел чары лени, сытой еды, праздной жизни? – удивилась Айго. – Надо было послать чёрных волков стеречь белую юрту. Они бы съели мальчишку, кости его по степи разбросали. На будущее умнее буду. В такую ловушку Абачаха заманю, из которой он никогда не выберется!

      Глава 5  Хараачах – колдунья,  Ойданах – мудрая дева.       

     Три дня шёл Абачах  степью. Прятался в густой траве от злых глаз воинов Суна-хана. Пил из быстрой реки. Она текла навстречу прозрачной чистой водой из высоких гор со снежными вершинами. Ел вяленое мясо косули, сырные лепёшки, грыз крепкими зубами сухари. Благодарил маму за то, что много еды в дорогу положила.
     Когда на небе зажигались первые звёзды, выбирал место для ночлега, скрытое от посторонних глаз. В овраге, в лесочке, в зарослях высокой травы.  Перед сном Абачах любил смотреть на звёзды. Ночи стояли ясные. Дул тихий ветерок, приносил запахи хвои, лесных трав.

     Вечером третьего дня пути Абачах присел на плоский камень, нагретый за день лучами солнца,  растёр ноги грубыми, шершавыми ладонями. От долгой ходьбы ноги болели, ныли в суставах. Осмотрелся по сторонам, прислушался. Кругом степь с высокой травой раскинулась, над степью холмы поднимались. В трёх шагах река водой о камни на дне шумела. Не видно Абачаха в высокой траве, а он всю видит, всё слышит.
    Из норки высунула голову большеглазая мышка. Обнюхала тонким носом сапог Абачаха. Испугалась резкого незнакомого запаха,  быстро в норку спряталась.  Лиса вдоль берега реки пробежала. Воды напилась. В свете звёзд её мех серебрился. Подняла она морду вверх, учуяла запах человека, рванулась бежать.
    «Запах человека лиса запомнила на всю жизнь» – подумал  Абачах, зорким глазом заметив у лисы порванное стрелой ухо.
    Но недалеко лиса убежала.  Большой орёл упал камнем с неба, схватил лису когтями и острым клювом перекусил ей горло. Напился горячей крови, проглотил кусочки разорванных потрохов.  Взлетел на высокий камень, покрытый лишайником. Осмотрелся по сторонам.
    Посмотрел Абачах на орла и подумал: «Сильный убивает слабого. Медведь убивает оленя. Волк убивает косулю. Орёл сильнее лисы.  Но звери убивают для еды. Человек убивает человека из жадности, ради славы, богатства.  Суна-хан во много раз сильнее меня. Но у него холодное сердце, а у меня горячее!»
    Вспомнил Абачах, как мальчишки ходили под висячим камнем – показывали друг другу  свою храбрость. Абачах не ходил на тропу. Зачем так далеко ходить?
    «Зачем мне за храбростью скрывать страх,  если нет у меня страха?» – сказал тогда Абачах брату Иченею, лёжа на поляне под тёплыми лучами солнца.  Иченей  не поверил брату, ответил ему: «В каждом человеке есть страх, но одни  с ним живут, другие гонят прочь».
    И сейчас, глядя на яркие звёзды, Абачах не чувствовал страха.  Ноги болели от долгой ходьбы, живот много дней не наполнялся сытной едой, глаза устали высматривать врагов. Но с каждым новым днём Абачах крепче верил в победу над Суна-ханом. В одной из легенд, спетой отцом, говорилось о храбром богатыре, который  трудился для народа. Любовь к родной земле, к народу давала богатырю силу. Любовь эта выросла здоровым семенем из любви матери и отца, наполнила богатыря  силой духа и крепкой верой в победу Добра. Абачах вспомнил песню отца, и так сильно мальчику захотелось стать богатырём, что он увидел в том богатыре самого себя.
    Абачах положил руку под голову и быстро уснул. Приснился ему богатырь в сверкающих на солнце доспехах. Сидел богатырь верхом на белом  могучем коне. И был тот богатырь лицом похожий на Абачаха.
   Ранним утром проснулся Абачах полный сил и желания продолжить путь.
  «Если судьба поместила мою душу в толстое тело, сковала меня ленью, заставляет смириться и  тихо жить, то я буду бороться с такой судьбой, буду сам выбирать дорогу». – Абачах расправил плечи и уверенно зашагал вперёд.

    Сосновый лес встретил Абачаха прохладой. Широкие раскидистые кроны сосен закрывали солнце. Мальчик осмотрелся, но не увидел звериной тропы. Пришлось идти по сырому мху.  Дырявые сапоги быстро промокли. Докучала паутина, крупные пауки норовили заползти за шиворот рубахи. Абачах выставил вперёд  палку, стал размахивать ею, сбивая паутину.
    Абачах посмотрел на ствол сосны. Тёмно-коричневая кора дерева зеленела с северной стороны. По степи мальчик шёл в сторону самой высокой горы. Она указывала правильный путь. Но из густого леса гору не видно. Куда идти?  Мальчик вспомнил, как отец учил его находить дорогу в лесу. В острых кончиках глаз набухли слезинки. Злые воины Суна-хана убили отца, брата, угнали в рабство сестру. Мальчик крепко сжал кулаки и ускорил шаги. Оставлять за собой приметный след он не боялся. Это раньше он бегал, прятался от врагов, теперь пусть враги бегут и прячутся.
   На берегу ручья Абачах заметил следы медведя. На прибрежной гальке  лежали рыбные останки.
    «Медведь наелся и ушёл. Он не скоро вернётся», – подумал Абачах. Срезал ножом тонкую ветку, заострил её конец. Вышел на перекат и, стоя по колено в холодной воде, стал терпеливо ждать. Серебристые спины хариусов много раз сверкали над водой, но мальчик зорко всматривался в воду, чтобы нанести верный удар.
     Пронзённый насквозь острой палкой хариус забился на каменистом берегу. Большой, серебристый он хватал ртом воздух, бился, подпрыгивал, но Абачах подхватил его за жабры и бросил подальше от воды. Потом развёл небольшой костёр и поджарил рыбу на огне. Жевал медленно, наслаждаясь вкусом. Очень захотелось подремать под тёплыми лучами солнца, уснуть. Мальчик вспомнил белую юрту, рыбу, поджаренную в сметане с луком до хрустящей золотистой корочки… 
     Абачах сердито шлёпнул себя по щеке, лицо покраснело от гнева. Мальчик до красна раскалил на огне нож и прижал его со всей силы к руке ниже локтя. Кожа зашипела, запахло горелым мясом, но мальчик не отнимал ножа.
    «Это тебе за лень, это тебе за слабую волю. Навсегда запомнишь! – шептали губы мальчика.
   Абачах   вскочил на ноги и быстро пошёл вдоль ручья. Острая галька колола ноги, рука нестерпимо болела, упругие ветки хлестали по лицу.
    «Сильный человек не обращает внимания на боль!» – Мальчик размахнулся посохом и со всего плеча, как мечом, стал рубить встречные ветки, паутину. Он представлял их врагами, которые стоят на его пути.

    К вечеру Абачах зашёл в непроходимую тайгу. Дальше пути не было. Ураганный ветер оставил после себя сплошной бурелом. Всюду вперемешку лежали поваленные, сломанные, вырванные с корнем деревья.
     «Словно здесь прошла жестокая битва, – подумал Абачах, –  и воины-деревья проиграли сражение воинам ветра».
   Весь следующий день Абачах обходил бурелом. Решил не отдыхать, не сдаваться усталости. Поздним вечером наткнулся на широкую звериную тропу. Земля была затоптана до твёрдой корки копытами животных. Абачах снял с веток клочки шерсти, понюхал их, присмотрелся, помял пальцами. Узнал – прошли олени, косули, кабарга.
    Абачах     поблагодарил духов леса  за помощь. Хотел идти дальше по тропе, она вела в нужную сторону, но быстро стемнело.    Ночью в лесу ходить нельзя. Легко сбиться с пути, заблудиться. Но не это страшно. Абачах не боялся темноты. И зверей не боялся. В темноте можно сломать ногу. Вот это страшно! Ты один, никто тебе не поможет! И ты не сможешь закончить начатое дело.
     Под корнями лиственницы Абачах расположился на ночлег. Набросал на землю еловых веток. Разжёг  костёр.    Положил в огонь кусочек рыбы, кусочек сырной лепёшки, попросил у духов леса помощи. Мальчик хорошо запомнил слова отца: если приходишь на новую землю,   поздоровайся с духами этой земли, скажи им доброе слово, попроси о помощи, угости своей едой. И духи всегда помогут доброму человеку.
      В костре трещали смолистые ветки, искры летели высоко в небо. Абачах чувствовал, как уставшее тело наполняется теплом.
      Рано утром Абычах доел пойманную в реке рыбу, протёр лицо холодными каплями росы. Сон как рукой сняло. Надо торопиться, надо идти быстрее.
      Звериная тропа вела в низину. И чем дальше Абачах шёл по тропе, тем мрачнее становился лес. Стихли птичьи голоса. По небу поползли серые облака. Воздух наполнился сыростью. Сосны, кедры уступили место берёзам, берёзы сменились осинами. Их листья испуганно дрожали. Абачах крепко сжал свой посох, пристально посмотрел вперёд. Всё вокруг словно говорило – берегись, будь осторожен, впереди затаилось ужасное зло.
    Лес внезапно расступился, и Абачах вышел на берег озера. Здесь тропа заканчивалась. Влажная земля была утыкана копытами, промята лапами. У края воды стояли гордые олени, пили воду толстыми губами. Косули нетерпеливо перебегали из одного места в другое, словно искали, где вода вкуснее. На высоких, тонких ногах важно прошёл лось, раскачивая большими рогами. Плескались в воде кабаны. Поодаль, за камнями, лежал медведь, лениво глядя на косуль. У края леса бродила медведица с тремя медвежатами.
     Абачах вспомнил – за два дня пути по лесу он не встретил ни одной речки, ни одного ручья, даже маленькой лужи. Только в этом озере  звери могли напиться живительной воды.
    «Зверей заманивают в ловушку? – подумал Абачах. – Но где притаился страшный хищник?»
    Налетел порыв ветра, озеро пошло рябью. На другом берегу озера заклубился серый туман. Он него налетели волны страха.
     – Ты кто такой? – услышал Абачах за спиной низкий,  хриплый голос, и резко обернулся.
     Перед мальчиком стояла высокая старуха в чёрном платье. Шапка на старухе была оторочена чёрным мехом.  Длинные лохматые волосы вились по худым плечам. Над широкими скулами светились чёрные глаза, близко посаженные к узкому носу. Абачах с удивлением заметил – на него смотрели не старушечьи глаза, с поволокой, а глаза молодой женщины!  В них светился огонь жизни. В руках старуха держала чёрный посох, отполированный её костлявыми руками до блеска. Из-под платья торчали  чёрные сапоги с острыми носками. На худых, узловатых  пальцах был только один серебряный перстень с пятью красными глазками на щитке.
      – Я Абачах, сын сказителя Ахпаса, материи Очынах, иду к тебе в гости, хозяйка серебристой кобылы, – не таясь, смело ответил мальчик.
      – Меня зовут Хараачах. Я колдунья. Давно ко мне гости не приходили, – сказала старуха и, прищурив глаза, оглядела гостя с головы до ног. – Пошли ко мне в юрту. Вижу  – издалека ко мне ты пришёл, малый человек. Сапоги стоптал, босой след остаётся на земле. Посох стёрся, расщепился. Рубаха и штаны в дырах.
      – А далеко твоя юрта, добрая женщина? – спросил Абачах. – Посидим перед дорогой. Угощу тебя сырной лепёшкой. Такие вкусные лепёшки готовит только моя мать Очынах.
      Мальчик вынул из мешка последнюю лепёшку и протянул старухе. Старуха взяла лепёшку, откусила край белыми, ровными зубами. Абачах ещё сильнее удивился – разве могут быть у старухи такие здоровые зубы? Но промолчал, чтобы не обидеть женщину глупыми словами.
     – Вкусная лепёшка, никогда такой вкусной лепёшки не ела, – похвалила Хараачах. – К закату солнца придём ко мне домой. Там я тебя угощу.
    Колдунья собрала с подола чёрного платья крошки, положила их на язык и с причмокиванием съела.
     – Положи оберег за пазуху, – сказала старуха и протянула Абачаху деревянную фигурку человека, обёрнутую в бересту. – Без этого оберега Белая стена не пропустит тебя в низменный мир и обратно не выпустит.
    Абачах спрятал оберег, проверил, туго ли завязан пояс. Крепко завязан: оберег не провалится, не потеряется.
    Старуха взмахнула посохом. Воздух впереди заклубился, загустел, поднялся белой стеной до самого неба. Абачах смело шагнул вперёд, прошёл сквозь пелену тумана. Когда шёл – казалось, что тёмные тени к нему руки тянут, но схватить не могут. Чёрные змеи под ноги бросаются, но ужалить не могут. Чёрные звери пасти скалят, но укусить не могут.

Глава 6  Чёрный лес страха

     Вышел Абачах из стены белого тумана, остановился. Всё здесь дышало страхом. Всё здесь было пропитано страхом.
    «Заманила меня старуха в ловушку. – Абачах от досады прикусил губы. – Пригласила меня в юрту, оберег дала, а сама зла мне желает».
      Осмотрелся Абачах, но старухи нигде не увидел. Сильно встряхнул головой, чтобы отогнать волны страха, которые давили на него со всех сторон.     Но сердце не слушалось. Оно громко застучало от страха.
   «Нельзя верить людям, они обманут», – услышал Абачах внутри себя тихий, настойчивый голос.
    Страх нарастал. Абачах широко открытыми глазами посмотрел вокруг себя. Землю покрывали большие красные камни, похожие на куски глины. Поверхность камней от жары трескалась, камни распадались на части, рассыпались в песок.      Капелька пота упали с лица Абачаха на камень. Камень зашипел и мгновенно впитал воду.
     «Камни высохли, раскалились от жары! – испугался Абачах. – Я умру от жары, у меня нет воды!»
    Мальчик быстро побежал к высокой гряде из больших камней. Что находится за стеной, он не видел, в голове раскалённой иглой жгла только одна мысль – надо как можно быстрее убежать из каменной пустыни с палящим солнцем.
     Абачах со всего разбега ударился грудью о каменную ограду и замер не от боли, а от новой волны страха. Там, за оградой, находилось что-то ужасное! Что-то огромное, чёрное, с кривыми острыми зубами. Оно откусит голову, разорвёт на куски!
     За каменной стеной росли деревья. Много деревьев. Росли они прямо на камнях. Вся земля была усыпана белыми камнями величиной с голову человека. Абачаху сразу даже показалось, что это не камни, а черепа людей. Абачах встряхнул головой и понял, что  это страх  превращает в его глазах белые камни в черепа людей.
     Абачах прищуренными  глазами  присмотрелся к деревьям. Он видел много деревьев, но таких безобразных раньше никогда не встречал. Изогнутые, кривые, переплетенные между собой стволы деревьев покрывала чёрная кора с зелёными прожилками. Из трещин в коре капельками вытекала зелёная тягучая смола. Какое зло в себе таят ужасные деревья?
    Новая волна страха накатила на мальчика. Абачах закатал рукав рубахи и ударил себя ниже локтя, где ещё не зажила рана от раскалённого ножа. Страх отступил.
   Ближнее к Абачаху дерево громко треснуло, мальчик отскочил в сторону. Из трещины в стволе дерева выплеснулась смола, упала на камни, зашипела. Повалил густой дым, и в том месте, где упала на камень смола, Абачах увидел большую дыру с чёрными краями.
   «Если смола попадёт на меня, я умру, – подумал Абачах и почувствовал, как по спине у него побежал холодный липкий пот страха. – Вокруг меня ужасные деревья, мне некуда идти, они убьют меня!»
    Абачах с надеждой посмотрел вверх. Но вместо синего неба увидел красную пелену. Такая пелена затягивает небо перед ужасной бурей. Люди слепнут, не видят, куда идти. Падают от усталости, задыхаются от набившей рот и  нос вязкой пыли.
      Сердце Абачаха заледенело от страха. Руки затряслись. Ноги подогнулись.  Мальчик сел на камень и обхватил голову руками.
    «Я с детства толстый и неуклюжий, – с презрением к себе думал Абачах. – Дочь хана Тотыя  пришла надеть на палец победителя в борьбе на поясах   серебряный перстень. Но увидела меня, рассмеялась, презрительно бросила перстень мне под ноги. Все вокруг смеялись, тыкали в меня пальцами.  Почему я должен спасать дочь хана, народ хана? Все смеялись надомной, пусть теперь посмеются над Суна-ханом!»
     Абачах заметил между камнями широкую тропу, выложенную из плоских чёрных камней. Тянулась тропа прямо, нигде не сворачивая, не изгибаясь. В голове Абачаха мелькнула страшная мысль о великане: только великан мог проложить через  ужасный лес такую  дорогу. Куда она ведёт? В его логово! Там он хватает людей, разрывает их на куски и съедает!
    Но нельзя оставаться в лесу, не осталось сил терпеть страх. Он впивается в сердце острыми когтями. Останешься, умрёшь в страшных муках.  Абачах, пошёл по широкой дороге. Справа и слева поднялись стеной высокие камни, теперь не свернёшь в сторону, не убежишь от великана!
    Абачах прислушался. Тихо, тихо. Так тихо бывает, когда хищник подкрадывается к жертве.
    Абачах вспомнил отца, брата. Боль, тоска охватили сердце.
    «Отец погиб, брата Иченея убили враги, – думал мальчик. – Жива ли сестра? Если умрёт мама, я останусь совсем один!»
    И Абачах уже не видел, куда идёт. Страх туманил глаза. В голове терзали сомнения:
    «Сверстники не хотели играть со мной, завидовали моей силе. Я не пошёл на горную тропу под висячий камень, они обозвали меня  трусом. Если я не трус, почему мне так страшно?
     Я пошёл бороться с Суна-ханом. Он могучий великан, а я мальчишка, возомнивший себя богатырём. Побегу от страха прочь, едва увидев великана! Вернусь с позором. Все громко будут смеяться надо мной. Не пустят ни в одну юрту. Не подадут чашу с айраном. Мать отвернётся от меня!»
    Воздух впереди засеребрился. Абачаз подумал – сейчас появится огромная, окровавленная рука великана и схватит его за голову. Сердце замерло, перестало от страха биться.
     Но из серебристого тумана выступили  люди. Впереди всех стояли брат Иченей и отец Ахпас.
     «Ты не трус! – услышал Абачах внутри себя голос отца. – Борись! Одолей страх! Выброси его из сердца! Дело мужчины одно. Начал дело – надо его завершить. Как бы страшно не было, надо завершить начатое».
    «Вспомни, как мы боролись, – говорил брат Иченей. – Мальчишки не завидовали тебе, они гордились, что в нашем роду растёт богатырь. Ты не пошёл на горную тропу под висячий камень, но только Чабал назвал тебя трусом. Он сам трус, он предал свой народ, пошёл в услужение врагу. Все остальные мальчишки знали, что в твоём сердце нет страха».
     «Человек боится, трясётся от страха, когда думает о себе, о своём благе, – говорил отец. – Смелый человек сердцем думает о народе, о родной земле. О себялюбцах забудут, а если кто вспомнит, то худым словом. О богатырях родной земли всегда помнят, поют о них песни, слагают о них легенды».
   Услышал Абачах слова брата, отца и сердце забилось с новой силой, с верой в победу над злом.  Пелена страха спала с глаз. И мальчик увидел, что стоит на краю пропасти. Если бы сделал  ещё один шаг, то  сорвался бы в пропасть,  полетел бы на чёрные камни.
    Красное небо над головой Абачаха вспыхнуло, от края до края перекинулась мостом радуга. Синева заполнила небеса, засветило яркое солнце.  Абачах долго смотрел на небо, а когда опустил взгляд, то увидел в двух шагах от себя старуху. Она смотрела ему в глаза и удивлённо качала головой.
   – Кто-то околдовал тебя страхом, – сказала старуха Хараачах. – Даже я не смогла тебя расколдовать. Но ты сам поборол   страх.  У тебя сильное, храброе сердце!
 
     Айго отскочила от вещей чаши. Серебряный браслет обжёг пальцы. Девушка затряслась от злости. Даже её верный помощник чёрный волк поспешил убежать из пещеры. В таком гневе он никогда раньше не видел хозяйку.
   – Я наколдовала самый сильный страх, но он  не смог одолеть мальчишку! – кричала Айго. На её красивом лице выступили красные пятна. Глаза сверкали.  –   Абачах победил страх! В его сердце горит огонь любви к людям, к родной земле. Такую великую любовь страхом не одолеть. Но у меня есть зло сильнее этой любви!
    Айго рассмеялась, вышла из пещеры. Взмахнула руками, и большой, тяжёлый камень закрыл проход в пещеру.

     Посмотрел Абачах по сторонам и вместо чёрного леса, камней, пропасти под ногами, увидел  широкую дорогу. По краям дороги стояли большие серые камни. На их поверхности Абачах увидел загадочные рисунки: зверей, птиц, людей. Были высечены на камне умелым мастером и таинственные звери. О таких зверях  Абачах только в сказках слышал.
   Подошвы сапог Абачаха давно стёрлись. Ступил Абачах на дорогу и  удивился, какая она гладкая, ровная.
   – Дорога в низменные земли, – сказала Хараачах и, не оборачиваясь, позвала:  – Иди за мной.
    Колдунья и Абачах прошли по дороге два десятка шагов и остановилась на краю обрыва. Впереди, до самых гор, Абачах увидел в земле глубокий провал. Каменные стены пропасти ступенями уходили вниз. Дно провала покрывал густой серый туман. Он вился, клубился, стремился вырваться из пропасти, но кто-то сильный не выпускал его на волю. От края обрыва в глубину бездонного провала тянулся узкий каменный мост.
    В своей жизни Абачах видел только один мост – из дерева. Построил его хан Тотый через узкую, но глубокую речку с крутыми берегами. Хан приказал перекинуть через речку две лиственницы, поверх положить сосновые брёвна, а щели утрамбовать землёй. Молодой  хан Тотый тогда ехал свататься к молодой невесте,  хотел сократить дорогу, а не объезжать реку стороной в три дня пути. 
     Мост, который Абачах видел сейчас, был каменным.  Высокие каменные столбы поднимались от края пропасти и тонули в тумане. Столбы соединялись   между собой каменными перемычками.
    «Какой же огромный великан сделал этот каменный мост?!» – подумал Абачах. Прикрыл глаза ладонью, присмотрелся. Не великан здесь трудился! За тысячи лет мать-природа сотворила это чудо – каменный мост!
   Обернулся Абачах. За его спиной густой белый туман стоял стеной. От него дул холодный ветер. Пробирал сквозь одежду. Посмотрел Абычах на небо, сильнее удивился, чем каменному мосту. Когда в белый туман входил – солнце на небо поднималось, а сейчас к земле опускалось. А показалось, что три шага в тумане сделал.
    – Не передумал идти ко мне в гости? – спросила Хараачах.
    – Не передумал, – ответил Абачах. – Отец говорил мне: «Начал дело – закончи его».
    – Правильные слова говорил твой отец.
      Абачах пошёл вслед за старухой по каменному мосту, с  любопытством глядя по сторонам и вниз. Сначала были видны только чёрные каменные стены, уходящие в туман уступами. Но когда прошли сквозь пелену сырого тумана, Абачах увидел озеро с прозрачной водой. На дне озера был виден каждый камешек, серебрились чешуёй в озере большие и малые рыбы. Всё остальное пространство занимали серые камни, покрытые лишайником. Заканчивался мост у широкой каменной плиты. На ней стояла юрта из чёрных лиственных брёвен, покрытая камнем-плитняком.  Абачах насчитал у юрты двенадцать углов. Над макушкой юрты вился серый дымок.  Голодный Абачах почувствовал запах варёного мяса. Облизнулся. Но любопытство взяло верх.
    Присмотрелся Абачах и увидел, что построена юрта на толстой каменной плите с двенадцатью углами. А в каждом углу на плите  рисунки на камне выбиты. Узнал Абачах мышь, корову, лису, зайца. Увидел   ящерицу, змею, лошадь, овцу. Различил  человека, петуха, цаплю, козу. И лежала та широкая плита на двенадцати каменных столбах.
     Пригласила старуха Абачаха в юрту войти, и первой вошла. Вошёл Абачах и замер с открытым ртом. Не старуха с морщинистым лицом сидела  за серебряным столиком, а девушка молодая, красивая. Смотрела смешливыми глазами, приветливо улыбалась. На девушке было надето праздничное  платье из красного шёлка. Тёмно-синие наплечники и обшлага были узорами затейливыми вышиты.   Чёрные волосы девушки тонкими косичками на спину,  плечи падали. Косички на концах сверкали жемчужными нитями. Голову красавицы  покрывала девичья шапочка. На ногах белели нежной кожей сапоги-мачанги с красной вышивкой.
   – На земле я старуха седая, а в низменном мире девушка черноволосая. Зовут меня Ойданах хыс, – ответила    девушка на немой вопрос Абачаха. – Отложим разговоры на потом.
      Поднялась девушка, поднесла Абачаху пиалу с айраном. Пригласила за серебряный столик, отведать угощений. Хозяйка накрыла стол, поставила суп с мясом. В тарелку Абачаха положила мяса из разных частей барана. Поставила серебряное блюдо с мясом, нарезанное поперёк волокон тонкими ломтиками. Украсила колечками лука, свежей черемшой. Нарезала колечками хыйму с мясной начинкой. Полила колбасу горячим жиром, снятым со свежего бульона. Поставила рыбу – хариуса, обжаренного в муке, залитого сметаной. Положила  лепёшки, испечённые на топлёном масле. Принесла ореховое печенье. Поставила кипятиться воду для травяного чая. Достала с полки фарфоровые чашки с блюдцами.
      – Ты сам от голода страдал, – сказала девушка, – а мне последнюю лепёшку отдал. Прими и моё угощение.
       –Возьми и ты мой гостинец, – сказал Абачах, доставая из мешка, сшитого из шкуры телёнка, серебряный перстень с кораллом. – В день праздника первого молока победил я в борьбе на поясах.
       Приняла девушка перстень, на  палец примерила. В пору он ей оказался.
       Поел Абачах досыта, выпил три чашки травяного чая, перевернул чашку, на блюдце поставил.
     – По твоим глазам вижу – удивлён ты, – сказала девушка. – Там, на земле людей,  говорят, что я колдунья, что пью кровь человеческую, поедаю сердца людские.
      – Говорят, – честно ответил Абачах.
      – Зло творю не я, и злом живу не я. Творит зло и живёт злом человек.  И приходит зло и добро от человека. Видят люди во мне злую колдунью Хараачах, злом им отвечаю. Ты с добром ко мне пришёл, добром тебя и встретила. Это ты видишь во мне мудрую девушку, а не рождённую ночью колдунью.   Доброе дело для меня сделаешь,  добром тебе отплачу.  Есть у меня верный друг – серебристая кобылица. Увёл её хитростью дух-хозяин воды. Спрятал на острове.  Нет туда для меня пути. Достигнет того острова человек, в душе которого нет тьмы и страха. Приведёшь мне серебристую кобылицу, подарю я тебе от неё жеребёнка. Вырастит он в богатырского коня.
       – Благодарю за угощение, девушка-красавица, – сказал Абачах, поклонился, вскочил на ноги. – Укажи, куда мне идти.
       – Не торопись. На полный желудок подвиг не совершить. Отдохни с дороги. Утром мой волк покажет дорогу.
       Девушка бросила в открытую дверь юрты кость. Звякнули челюсти. Абачах увидел огромного серого волка с рыжей подпалиной на спине. Волк лёг за порогом и вгрызся острыми зубами в кость.
        Абачах укрылся одеялом  и крепко уснул на медвежьей шкуре, расстеленной на левой стороне юрты, где мужская половина. Но ничего мужского на этой половине не было.  Девушка – хозяйка юрты, полюбовалась подаренным перстнем,  легла спать и задёрнула занавеску перед кроватью.


Глава 7  Куль-хан повелитель воды

   Утром, чуть только осветилось отверстие в крыше юрты, Абачах вскочил на ноги. Ойданах хыс раньше гостя поднялась, стояла перед очагом. В котле, в  кипящем  бульоне, варились кусочки мяса из грудинки, несколько рёбер, кусочки печени, сердца.
    Готовое мясо девушка вынула из бульона, положила на деревянное корытце, нарезала мясо кусочками, разложила на серебряное блюдо. Бульон процедила, налила в тарелку, посыпала зеленью. Поставила на столик перед Абачахом. Вторую тарелку с бульоном к себе подвинула.
      – Поешь перед дорогой, – сказала девушка. – Мясо наполнит тебя силой, чай из чаги голову освежит. Победу одерживают не только силой, но и умом. И возьми от меня в подарок сапоги из крепкой кожи. Твои сапоги порвались, износились.
    Абачах, не торопясь, чтобы не обидеть хозяйку, съел разные куски мяса, похлебал наваристый бульон, выпил чай. Поблагодарил за угощение. Надел новые сапоги. Восхитился мастерством девушки.
    – У тебя на руке я увидела рану от ожога, – сказала Ойданах хыс. – Я могу рану вылечить.
     –  Это напоминание мне, – ответил Абачах. 
     Не стала девушка дальше спрашивать.
     Выходя из юрты, Абачах коснулся головой медвежьей лапы, поклонился хозйке и быстро пошёл за серым волком с рыжей опалиной на спине.
     Абачах сразу заметил, что волк бежит в другую сторону от каменного моста.
      «По каменному мосту я пришёл в юрту  Оданах хыс, – подумал Абачах. – Волк ведёт меня к повелителю воды другим путём».
     Серый волк бежал резво. Но Абачах без труда успевал за ним. За долгие дни пути научился он ходить быстро. Толстые бока исчезли, живот стал упругим. Был  дома  Абачах толстым мальчиком, в дороге стал стройным юношей.
     Бежал волк между высоких камней, огибал их с одного бока, с другого. Где нужно через верх перелазил, где можно – под камнями пролазил.
     Волк остановился перед отвесной скалой. Припал ушами, прижал хвост. Кивнул со страхом в зелёных глазах на чёрный вход в глубокую пещеру и быстро прочь побежал. Толи от страха убежал, толи путь в пещеру ему был заказан.
     Почувствовал Абачах на груди под рубахой тепло. Удивился. Достал из-под рубахи оберег, что Ойданах хыс ему дала, а тот светится, гонит прочь темноту. На десять шагов вокруг всё видно.
      Абачах поднял оберег над головой и смело пошёл по длинному, широкому проходу. Чёрные, гладкие стены в свете оберега голубым огнём отливали. В дальней темноте кто-то шёпотом разговаривал, чёрные тени вокруг бродили, но боялись голубого света.
     Вышел Абачах из прохода на простор. Посмотрел вокруг, удивился, своим глазам не поверил. Белые облака в синем небе плыли. Деревья шелестели зелёной листвой.  Мягкая трава стелилась под ноги ковром. Звери разные на сочных лугах паслись.  Птицы разноцветные на ветвях деревьев пели. Кузнечики над цветами прыгали, бабочки пархали. Не ожидал Абачах увидеть такого в низменном мире. Страхи разные о нём люди рассказывали. А тут всё, как в светлом мире.
      Абачах два дня шёл без остановки. Благодарил девушку-хозяйку юрты за подаренные сапоги. Без них стёр бы ноги, порезал о камни. На третий день вышел на берег моря. Высокие волны бились о берег, о камни разбивались.  Остановился Абачах, глаза прищурил. Долго смотрел, но другого берега не увидел. Широкое море, как такое переплывёшь? Но что вдалеке темнеет? Полоска земли? Может там живёт Куль-хан, повелитель воды? Но как к нему добраться? На берегу нет лодки. Нет топора, чтобы срубить деревья, плот из них сделать.
      Тут между островом и берегом шум поднялся, волны запенились, забурлили. Вынырнул из морских пучин  огромный змей. На нём чешуя красная сверкает в лучах солнца, на небе радугой отражается.  Зубы  у змея длинные, пасть огромная – человека вместе с лодкой проглотит.
     Абачах закрыл глаза, задумался, и тут услышал внутри себя голос матери: «Сынок, брось в море горсть родной земли. Станет она мостом высоким от берега до белой юрты Куль-хана».
     Так Абачах и сделал. Достал из сумки горсть родной земли и рассыпал её от берега вдаль моря. Тут же поднялся над морем высокий мост, соединил два берега. Побежал Абачах по мосту. Нет в его сердце страха, сомнения. Змей под мостом один раз проплыл, второй, большими глазами по сторонам повертел. Но не почуял  змей человека, не увидел его. 
         Абачах  перебежал по мосту с берега на остров. Заметил белую юрту с золотой коновязью. Рядом серебристая кобыла паслась, ходила по сочной траве. Но не могла убежать, крепкой верёвкой её привязали к золотой коновязи. Белая грива кобылы свисала до земли, белый хвост хлестал по бокам. Алмазные копыта топтали белые цветы. Но не ела кобылица сочную траву, не пила ключевой воды. Глаза её поволокой-тоской подёрнулись. Печаль в них виделась: не встретится больше кобылица  с хозяйкой, не поест с её тёплой руки сладкую лепёшку.
         Только Абачах ступил на остров, вдруг камни на берегу застучали друг о друга. Струи воды забили из-под земли,  превратились в водяных людей. Люди эти диковинные на человека походили, но внутри их прозрачная вода булькала. Не было у них внутри ни мяса, ни костей. В одном из них даже серебристая рыбка плавала. Схватили водяные люди Абачаха упругими руками и потащили в белую юрту. В открытую дверь втолкнули. Сами за порогом остались.
          Увидел  Абачах того, кто в юрте сидел, ещё сильнее удивился.  Сидел на водяном ковре человек водяной огромного роста. Шапка, рубаха, штаны, сапоги, всё у него было из воды. И вода в пальцах струйками перетекала из одного пальца в  другой. И синие глаза по лицу плавали. И волосы журчали ручьями, водопадами по спине, плечам сбегали, на пол падали.
           – Желаю тебе, дух воды Куль-хан,  добра и долгих лет радостной жизни. Пусть враги обходят твой дом стороной, а друзья чаще заходят в гости, – приветливо сказал Абачах и поклонился низко. – Принёс я тебе в подарок воды, слаще которой нет на земле.
            – Воды у меня много, – ответил дух воды, на добрые слова отозвался доброй улыбкой. Растянулись у него на широком лице губы-струи. – Чем же твоя вода слаще моей?
            – Самая лучшая вода из родной земли вытекает. Та вода, которой мать ребёнка поит.
           Абачах достал из сумки воду, которую мать ему с собой дала, налил её в пиалу, подал Куль-хану. Отпил дух воды из пиалы, согласился с гостем. Кивком головы приказал слугам – водяным людям, подать человеку пиалу с айраном. Абачах выпил айран. Обрадовался, что дух воды встречает его, как гостя.
             – Как тебя зовут, из какого ты рода, зачем ко мне пришёл? – спросил дух воды. Голос его звучал, как журчание ручья.
              – Зовут меня Абачах. Отца моего зовут Ахпас, мать мою зовут Очынах. Пришёл на мою землю злой Суна-хан. Убил моего отца и старшего брата. Сестру и народ в рабство угнал. Хочу я опрокинуть очаг Суна-хана, вернуть свой народ на родную землю. Нужен мне богатырский конь. Приведу Ойданах хыс серебристую кобылу, мудрая дева подарит мне жеребёнка. Вырастет он в богатырского коня.
             – Ты добрый человек, если колдунья Хараачах перед тобой девушкой обратилась, гостем приняла, накормила, напоила. И змей водяной тебя пропустил на остров, не унёс в пучину морскую. Знать нет в твоём сердце зла и страха. И вероломного Суна-хана я знаю. Не посылает он мне даров. Мои реки камнями перегораживает. Из конюшен своих навоз в мои чистые воды сваливает. Но не могу отдать тебе серебристую кобылу.  Я на ней по земле скачу, русла рекам прокладываю. Там, где копыта ударяют, из-под земли ключи бьют. Там, где кобыла на землю ляжет, озёра появляются. Но и злом не могу на твоё добро ответить. Задам я тебе три загадки. Отгадаешь все три – отдам тебе серебристую кобылу. Не отгадаешь – с пустыми руками вернёшься. И не моя в том вина будет, а твоя.
       – Загадывай загадки, – сказал Абачах. Не возникло у него в голове злых мыслей: обмануть повелителя воды, украсть   серебристую кобылицу.
        – Слушай мою первую загадку. Бежит, бежит – не выбежит. Течёт, течёт – не вытечет.
        Абачах только на миг задумался и сразу ответил:
        – Вода в реке! 
        – Правильно, – удивился скорому ответу Куль-хан. – Слушай вторую загадку. Летит, пищит. Из-за него себя бьют, свою кровь проливают.
      Маленький комар пропищал над ухом Абачаха. Сел на руку. Сдул Абачах комара с руки. На руке красное пятнышко осталось.
      – Комар! – радостно воскликнул Абачах.
      – Правильно, – похвалил Куль-хан. Смелый, добрый, умный мальчик всё больше нравился духу воды. Третья загадка была самой трудной. Отгадать её не мог сам Куль-хан. Но заменить её на другую, лёгкую загадку, было нечестным поступком. Да и очень хотелось получить ответ на трудную загадку. – Слушай третью загадку, и не торопись с ответом. Видишь пиалу? Если я вылью из неё воду, что в ней останется? Эту загадку мне один мудрец загадал. Хотел я его землю водой залить, сушу в озеро превратить. Но сказал он мне: «Давай по-честному поступим.  Задам я тебе загадку. Отгадаешь – зальёшь сушу водой. Не отгадаешь – пусть суша сушей останется. Будут там стоять юрты, пасущийся скот ходить. Не отгадал я загадку. Хочу от тебя ответ услышать».
     Крепко задумался Абачах. Повертел пиалу в руках. Вылил воду из пиалы. Ничего в ней не осталось. Но не может быть ответ таким простым. Знал мудрец, что не отгадает дух воды эту загадку. Нет у духа воды того, о чём говорится в загадке. Вспомнил Абачах, как тонул в реке, как пытался вздохнуть. Но в рот наливалась вода. Спас брат Иченей. Вытащил из воды на берег.  «Хватал я тогда воздух ртом, не мог надышаться, – думал Абачах. –Воздух!»
        – Воздух в пиале останется! – радостно крикнул Абачах.
      Дух воды задумался, водяным языком лизнул пиалу, рассмеялся:
        – Верно – воздух! О воздухе бы я никогда не подумал. Я воздухом не дышу.
        Похлопал дух в ладоши, разбрызгивая воду по сторонам, и приказал слугам:
        – Принесите серебряную уздечку. Накинь её, добрый человек,  на голову кобылице, и будет она тебе во всём покорна.
        Простился Абачах с духом воды добрым словом, накинул серебряную уздечку на голову кобылице, сел на неё верхом.  В один миг вынесла кобылица Абачаха к юрте из чёрных лиственных брёвен.
         Ойданах хыс радостно встретила Абачаха, подала ему пиалу с айраном. Абачах передал девушке серебряный повод. Ткнулась лошадь мордой в грудь девушке. Ойданах хыс  обняла лошадь, угостила сладкой лепёшкой.
          Посмотрел Абачах на встречу двух близких друзей и  почувствовал, что на глазах у него наворачиваются слёзы. Вспомнил он друга детства – рыжего пса. Мохнатым, замерзающим клубочком принёс его в юрту. Молоком с рук кормил. Вырос щенок верным другом. Погиб, защищая Абачаха от волков. В тот холодный, голодный год волки к селению пришли. Спасал Абачах овец от волков и сам в беду попал.
       – Отдохни, поешь с дороги, – сказала Ойданах хыс. –  Через тридцать дней станет жеребёнок богатырским конём. Надену я на него серебряную узду и пошлю к предку-хозяину Красной горы. Там и найдёшь ты своего верного друга – богатырского коня.
       Повела Абачаха в юрту, усадила за серебряный столик. Подала отварное мясо из разных частей барана, суставную кость задней ноги с мясом, рёбра,  лопатку. Себе положила грудинку.  Разложила на блюдо  кусочки печени, сердца. В тарелки налила наваристого бульона. Абачах срезал с лопатки нежное мясо, разломил лопатку в тонкой части и пожелал хозяйке юрты благополучия, здоровья. Ойданах хыс в ответ поблагодарила гостя, подала ему  бараний хан, жаренный на сковороде.
      Закипел в чугунном чайнике чай из бадана. Ойданах хыс наполнила пиалы, добавила в них свежей сметаны. Рассказал Абачах девушке о дороге в низменный мир, о разговоре с Куль-ханом. О его загадках.
       – А теперь моя дорога в Чёрные горы, в логово чёрного змея, – сказал Абачах.
       – Чёрный змей Олбезек покрыт крепкой чешуёй, – с тревогой в голосе сказала Ойданах хыс . – Ни самый острый меч, ни самая быстрая стрела не пробьют  его чешую. И наложил Олбезек на место, где живёт, заклятие на людей и зверей:    в Чёрные горы можно легко придти по широкой дороге,   но нельзя из них  обратно вернуться, даже узкой тропинки не найти.
      Посмотрела девушка в глаза Абачаха, поправила длинные косички, добавила:
      – Вижу, не отговорить тебя.
      – Нужны мне доспехи из чешуи змея, лук из рогов его, стрелы из острых зубов. Иначе не одолею злого Суна-хана, не верну свой народ из неволи. А тебя прекрасная девушка Ойданах хыс я всегда добрым словом вспоминать буду.
 
Глава 8 Чёрный змей Олбезек

   Вернулся Абачах из низменного мира в мир людей по каменному мосту. Белый туман пропустил его, и не увидел в нём Абачах больше теней. Прошёл мимо озера, по звериной тропе бодро прошагал. Ночевал в лесу под  густыми ветвями сосны. Ранним утром проснулся, добрым словом вспомнил
Ойданах хыс. Положила она в сумку Абачаха много разной еды, в бурдюк ключевой воды налила. Поел, попил Абачах, поправил крепкие сапоги и пошёл в сторону горного хребта. Высоко горы поднимались. Трудно идти, но нет другого пути в логово змея Олбезека.
   Абачах  поднимался на высокие горы,  спускался с крутых гор. Пробирался по тёмным ущельям, откуда неба не видно, куда солнце никогда не заглядывает. Шёл по снегу, шёл по камням.
   На третий день пути Абачах поднялся на вершину самой высокой горы, перевёл дыхание, по сторонам осмотрелся. Снег на вершине горы ярко блестел в лучах солнца, смотреть мешал. Но увидел Абачах впереди Чёрные скалы. Они стеной поднимались.  Вела к тем скалам широкая тропа. Между гор, как змея извивалась. Шли по тропе олени, косули, горные бараны. Очень этому Абачах удивился и подумал:
     «Зачем они идут к Чёрным скалам?  Нет там для зверей еды,  нет воды. Видимо, Чёрный змей колдовством  заманивает».
     Пошёл Абачах по широкой тропе. Идти легко. По сторонам тропы крутые горы поднимаются, со снежных вершин холодный ветер дует, а на тропе тепло, дорога ровная. И нет сомнения – зачем идёшь? Словно кто-то манит, зовёт к себе, обещая исполнения желаний. Если бы Абачах не знал, что идёт в логово змея, то запел бы от удовольствия.
     Широкая тропа привела Абачаха к проходу в скале. И был проход не тещиной, не разломом в скале, а круглой дырой с ровными краями, словно огромный короед в камне, как гнилом дереве, путь себе прогрыз.
    Из прохода в скале тёплый ветер дул. Пахло сочной травой, цветами, пахло озером с чистой водой.
    Абачах удивился: откуда в снежных горах взялся тёплый ветер? Прошёл через проход и остановился, ослеплённый ярким солнцем. Прикрыл глаза ладонью и сквозь пальцы увидел зелёную долину. В центре долины в лучах солнца сверкала гладь озера. Вокруг него били из земли, высоко поднимались струи горячей воды. Густо росли сосны, кедры. На сочных лугах паслись олени, косули, бараны. Воздух наполнялся запахом смолы, цветов. Огромные бабочки порхали над большими цветами. В дупле лиственницы жужжали пчёлы. Пахло мёдом.
     «Не тот ли это мир, куда переселяются души людей?» – подумал Абачах. Присмотрелся к тропе, на которой стоял. Вся тропа истыкана копытами зверей. Но нет следов волка, медведя. Рысь здесь не проходила. И следов человека нет.
      Прошёл Абачах между сосен, кустов малины, жимолости, ветвистой черёмухи и увидел в склоне горы большую нору. Показалась она Абачаху большим чёрным глазом, который с хищным прищуром наблюдает за ним.  Сердце громко забилось. Понял Абачах, что не сбился с пути. Пришёл прямо в логово чёрного змея Олбезека. И подтверждением тому была груда костей у подножья норы. Различил Абачах кости оленей, косуль, баранов. Так много костей раньше никогда не видел.
     «Но тогда почему в долине так много животных? – подумал Абачах. – Почему они в страхе не убегают? Или привыкли жить в страхе и не замечают его?»
     Обернулся Абачах и увидел за спиной непреступную стену. Исчез проход! Вспомнил Абачах слова девушки Ойданах, что нет обратного пути из логова змея.
     Нашёл Абачах в скале рядом с норой деревянную дверь в рост человека, удивился. Подпирал дверь тяжёлый камень. Ухватился Абачах за камень. Рубаха от усилий на спине лопнула. Ноги в коленях согнулись. Но сдвинул камень. Отворил дверь.
    – Выходи, кто там есть! – крикнул Абачах.
    Прикрывая глаза от яркого солнца, вышла юная девушка. Абачах даже прищурил глаза – такой красивой она была.
     Лицо у девушки светлое. Брови чёрные. Тонкими линиями взметнулись они, как крылья птицы, над глазами. В чёрных глазах огоньки светились, как  звёздные лучики. Щёки, как сок малины на белом снегу, алели.  Губы, как сочные ягоды, спелостью налились.  Чёрные волосы заплетены в косички. За спиной пять косичек киджеге сюрмес. На каждом плече по семь косичек. На концах косичек вплетены коралловые бусины, жемчужные снизки с серебряными монетками. На среднем пальце сверкал серебряный перстень чустюк с орнаментом из спиралей. Щиток перстня украшали  пять кораллов, один в центре, остальные – по краям. Кисти рук охватывали серебряные браслеты с тремя орнаментальными поясками: треугольники по краям, посередине кружочки с точками в центре. Голову покрывала круглая красная шапочка с  узорами из цветов. Платье цвета утреннего солнца, сшитое из дорогого щёлка, просторно ниспадало с плеч до пят. На груди расходилось складками. Наплечники, манжеты рукавов, кайма вдоль подола были сшиты из тёмного синего шёлка. Покрывали их узоры. На  сапожках из белой кожи сверкала в лучах солнца  золотая вышивка.
     За один взгляд рассмотрел Абачах девушку, одежду на ней, украшения. Он искал змея, готовился к страшной битве, а встретил такую красивую девушку, в таких красивых нарядах.
      «Богатое платье, дорогое. Такое я видел на дочери хана Тотыя, – вспомнил  Абачах. – Она надела его в день  праздника первого молока. Я победил всех в борьбе на поясах. Ждал –  дочь хана подарит мне перстень победителя, но Иркене лишь бросила перстень мне под ноги, презрительно глядя поверх головы».
     Абачах присмотрелся к девушке и  с изумлением в широко раскрытых глазах узнал в ней дочь хана Тотыя. Но сейчас в больших  глазах Иркене был страх, а не насмешливое презрение.
    Девушка не узнала в юноше Абачаха, которого обидела насмешками на празднике первого молока, когда коротконогий, толстый мальчишка победил всех в борьбе на поясах. Да и как было узнать в высоком, широкоплечем парне того толстого мальчишку, который постоянно засыпал, пуская сопли из носа. Да и зачем запоминать мальчишку из простого народа. Она даже имя его не спросила.
     – Я Иркене, дочь хана Тотыя, – сказала девушка, не зная, радоваться незнакомцу или бояться его. – Похитил меня Суна-хан. Отца моего убил. Хотел меня в жёны взять. Но вспомнил о Чёрном змее Олбезеке. Кровь чёрного змея даёт человеку бессмертие. И договорился Суна-хан со змеем, обменял меня на каплю крови. Дала та кровь Суна хану богатырскую. А как тебя зовут? Зачем к змею пришёл?
     – Дала мне мать Очынах имя-оберег Абачах.  Отец мой Ахпас, сказитель. Мы с тобой из одного рода. Жили на одной земле. А пришёл я биться со змеем.
      – Как ты будешь со змеем бессмертным биться! – девушка спрятала лицо в ладони и заплакала. Спина девушки сгорбилась, косички испуганно затрепетали, плечи согнулись.
      – Не плачь раньше времени. Послал меня к змею предок-хозяин Красной горы. Сказал мне, что одолею змея всей силой предков моего народа. И поможет мне в этом девушка, есть у которой нож из светлой бронзы с мудрыми письменами на рукояти.
       – Но как я помогу!? От вида змея у меня ноги подгибаются, дыхание перехватывает. Есть у меня нож из светлой бронзы. Достался он моему отцу от его отца, а тому от его отца и деда. Возьми нож. Но разве пробьёшь бронзой твёрдую чешую бессмертного змея!
       – Я буду со змеем биться. А ты уходи, найди тропинку из логова змея.
       –  Нет такой тропинки. Наложил змей заклятие. Никому из долины не уйти.
       – А где сейчас змей? – спросил Абачах.
       – Прилетел из-за гор. Десять косуль съел, десять оленей съел, и спать лёг в глубокой норе.
       – Долго он будет спать?
      – Три дня и три ночи. Потом опять улетит за горы. Я вижу, ты устал с дороги. Поешь, отдохни. Змей приносит мне много еды.  Требует, чтобы я много ела, толстела.  Тогда он в самую продолжительную, самую тёмную  ночь в году возьмёт меня в жёны.
     Пригласила девушка Абачаха в свою темницу. Вошёл он внутрь, ожидая увидеть тёмные стены. Но внутри было  светло, чисто. Дневной свет с лучами солнца вливался в жилище через отверстие в стене. Дым из очага улетал в дыру на потолке. На деревянных полках стояла посуда серебряная, фарфоровая. В сундуке с открытой крышкой  лежала богатая одежда, на стене висели шубы, отороченные соболями. Рядом с шубами на стене висело бронзовое зеркало в рост человека. В шкатулках сверкали радужными огоньками драгоценности. Каменный пол застилали  дорогие ковры. На столике из чёрного дерева, украшенного золотыми узорами, стояли серебряные тарелки с разной едой. Одному человеку за много дней столько еды не съесть.
     На сундуке лежала чёрная мужская рубаха с начатым узором из разноцветных нитей. Увидела девушка, куда Абачах смотрит, и сказала:
     – Велел мне змей эту рубаху узорами вышить ко дню свадьбы. Грозился, если не вышью, и замуж за него не пойду, чашу с айраном ему не поднесу, то загубит он людей без числа и мне принесёт их растерзанные тела. А вышью рубаху, буду ему ласковой женой, он обещал тридцать лет в степи не летать, юрты не разорять, людей не убивать. Вышиваю, на каждый завиток узора слёзы проливаю. Со страхом дни считаю.   
      – Но змей – не человек! Зачем ему жена из человеческого рода? – удивился Абачах.
      – Раз в году, в самые  продолжительные  ночи, змей оборачивается мужчиной. Становится богатырём в сверкающих доспехах. Я его таким не видела. Нашла только на дне сундука вышивку. На ней стоит могучий мужчина с чёрным лицом. Доспехи на мужчине огнём светятся.  До меня у змея много жён было,  всех он загубил. В одном из сундуков я нашла отрезанные женские косы.
       –   Не станешь ты змею женой! – твёрдым голосом сказал Абачах и крепко сжал кулаки.
       Поел Абачах мяса, лепёшек с кедровым орехом, выпил чая со сливками и уснул крепким сном. И приснился ему удивительный сон. Будто сидит он в белой юрте. Рядом с ним кругом сидят:  отец Ахпас, брат Иченей, хан Тотый и много других людей. По одежде видно – давно эти люди жили, предками были. Передают они из рук в руки нож из светлой бронзы. И с каждым прикосновением появляются на рукояти и лезвии ножа рисунки новые. Светятся они жёлтыми огоньками.  Берёт в руки нож отец Ахпас и протягивает его Абачаху.
      Абачах проснулся.  Протёр глаза и увидел, что держит в руках нож из светлой бронзы. Отдала ему этот родовой нож дочь хана Тотыя.  Вчера  положил его в сумку, а проснулся с ним в руках. Удивительно! Задумался Абачах и догадался, какое послание передали ему во сне отец, брат и духи предков.
      Поднялся Абачах с мягкого ковра. Хорошо на нём выспался, отдохнул после тяжёлой дороги. Увидел –  не встало ещё солнце над горами, не проникли солнечные лучи через дымовое отверстие. Потрогал камни вокруг очага, не остыли они за ночь. Согревали ладони приятным теплом.  Дочь хана Тотыя спала на кровати под овечьим одеялом, подложив ладони под щёку.
    Залюбовался Абачах красотой девушки. Долго можно так стоять, не замечать времени, но не за этим он сюда пришёл, не красотой девушки любоваться, а пришёл со змеем биться.  Абачах закрыл за собой деревянную дверь, чтобы зверь не забрёл, не напугал спящую девушку и пошёл к змеиной норе. Несло из норы жаром, зловонием, слышался храп змея.
     Абачах поднял руку вверх и убедился, что правильно думал: поверху из пещеры жаром несло, а понизу холодный ветер в нору задувал.
    «Ветер поможет мне одолеть змея, – подумал юноша. –  Дух огня поможет мне побороть чудовище».
     Абачах набрал сухих сосновых веток, сложил их в большую кучу у входа в пещеру. Поверх сухих веток положил ветви со смолистой хвоёй. От них много едкого дыма будет, дым ослепит  глаза змею. За костром юноша воткнул между камней лиственный кол остриём к выходу из норы.  Даже если змей бессмертный, острый кол причинит ему сильную боль.
     «Пока змей замрёт от боли, пока прочистит глаза от едкого дыма, я успею ему на шею прыгнуть, крепко обхватить, стиснуть шею   ногами. Перехватит у змея дыхание, свалится змей на землю обессиленный, успею  связать его крепкой верёвкой», – подумал так Абачах и поджёг кресалом сухой мох, раздул огонь.  Высоко, жарко запылал костёр. Едкий, густой дым от хвои повалил в пещеру.
       Абачах перекинул через плечо крепкую верёвку, забрался на каменный выступ, который нависал козырьком   над входом в пещеру. Тут раздался страшный рык разбуженного змея, громкий топот его ног, скрежет когтей о камни.
       Выскочил змей из норы. Налетел  грудью на острый кол,  закорчился от боли, крыльями глаза затёр.  Абачах сверху прыгнул на змея, обхватил руками, ногами змеиную шею и стал давить со всех сил. Но чешуя на шее змея крепкая, острая, руки, ноги режет. Змей расправил чёрные, кожаные, как у летучей мыши, крылья. Они были такие огромные, что небо собой закрыли. Так замахал змей крыльями, что костёр в один миг потушил, дрова разметал.  От сильного ветра буря поднялась. Камни со скал посыпались,  деревья на сто шагов вокруг повалились,  вода из озера на берег хлынула. Звери в страхе разбежались.
       Взлетел змей под облака, головой замотал. Не может понять: откуда взялся огонь, кто на шее у него сидит, его душит?
    Абачах размахнулся верёвкой, хотел накинуть на змеиную шею петлю-удавку. Но верёвка зацепилась за широкие рога змея. Махнул змей головой, вырвал верёвку из рук Абачаха. Тогда юноша выхватил из-за пояса нож из светлой бронзы и со всей силы вонзил его в красный глаз змея. Нож воткнулся в глаз по рукоять. Хлынула из глаза кровь густая, тёмно-красная.
     Змей выгнул шею, сбросил Абачаха. Упал юноша  на камни, рукой, ногой пошевелить не может. По губам побежала струйка горячей крови. Синее небо в глазах потемнело. Встающее над горами солнце в чёрное пятно превратилось.
    Змей задёргался, изломался длинным телом. Крылья бессильно распластались и забились на ветру, как  рваные тряпки. Рухнул змей на острые камни. Грохот был такой, что  звери от страха на траву свалились, птицы с ветвей попадали.
    Выбежала из каменного жилища дочь хана Тотыя, увидела Абачаха в крови, увидела издыхающего змея.  Вскрикнула, за сердце схватилась, лицо руками закрыла. Но выскочил тут нож из светлой бронзы из глаза змея и к ногам девушки упал. Хлестнула из глаза змея жаркая кровь, красный пар над ней заклубился.
    Красавица Иркене очнулась от испуга, щёки девушки  заалели, как кровь на снегу, глаза засияли, как звёзды в тёмную ночь. Принесла девушка серебряный кувшин, наполнила его до верха кровью змея. Приподняла голову Абачаху, дала ему напиться крови. Обильно смазала кровью его раны.
      Издыхающий змей в ярости посмотрел на девушку Иркене одним глазом, полным ненависти и зашипел:
      – Вернись к Суна-хану, будь его рабой!
      Выдохнул змей в последний раз, окутал девушку чёрный дым. А когда дым рассеялся, то на том месте, где Иркене стояла, остались на камнях, забрызганных кровью змея,  лишь коралловые бусы.
      Не успела девушка увидеть, как затянулись у юноши глубокие раны, как срослись переломанные кости, как из глаз юноши тьма ушла, и засветились они жизнью.
     Абачах встал на ноги. И почувствовал, что стал он здоровее прежнего. Ноги, руки могучей силой налились. Грудь, спина крепче булата сделались. Взял Абычах в руки камень, который раньше с трудом отодвинул от деревянной двери, и закинул его на середину озера. Долго искал Иркене, звал по имени громким голосом, зорко всматривался, но нашёл только коралловые бусы. Поднял их и вспомнил, как лежал он на камнях, умирая от жуткой боли. Как напоила его девушка змеиной кровью из кувшина. Как вылечила от смертельных ран. Как потом сдыхающий змей дыхнул на девушку чёрным дыханием и колдовством перенёс её в земли Суна-хана.
    Поклялся Абачах  перед ясным солнцем, синим небом, высокими горами, что найдёт он прекрасную Иркене, дочь хана Тотыя,  освободит из плена, отвезёт в родные земли, в белую юрту хана.
      Абачах снял со змея кожу-чешую, отломал ему рога, луком изогнутые. Сложил в мешок змеиные когти, сунул в мешок зубы змеиные, острые, прямые, как заточенные стрелы. Сделал всё, как предок-хозяин горы велел.
     Перекинул мешок через широкое плечо и пошёл к выходу из зелёной долины. Спали с долины колдовские чары. Открылся широкий проход. Абачах свободно прошёл через него, но звери не захотели выходить из долины. Погиб их враг. Сочной травы много, сладкой воды в изобилии. Зимой и летом тепло от горячих источников. Хищных зверей нет.
    Задумался Абачах – куда идти, по какой дороге?  Где живёт великан Тасхыл? Вспомнил слова предка-хозяина Красной горы. Напутствовал тот: «Поднимись на высокую гору, прижмись ухом к горе, прислушайся. С какой стороны услышишь подземный гул, в ту сторону  иди. Живёт великан Тасхыл в горе с тремя снежными вершинами. Из средней вершины дым валит. Поднимается дым из жаркого горна, в котором великан-кузнец докрасна железо раскаляет».
 
Глава 9  Золотой дворец

   Три дня шёл Абачах вдоль горного ущелья. По дну его бежала быстрая река, огибала большие камни, пенилась, бурлила, но не могла вырваться из тесного плена скалистых берегов. У Абачаха не осталось сил, когда вдруг ущелье широко расступилось, и впереди показалась долина, окруженная горами со снежными вершинами. В центре долины сверкало в лучах солнца большое озеро.  Светились его воды чистым золотом.
    Сначала в блеске озера Абачах ничего не увидел, только золотые блёски рябили в глазах. Но когда прикрыл глаза ладонью, то смог рассмотреть на берегу озера дворец из белого камня под золотыми крышами. Никогда раньше Абачах такой красоты не видел. Только старые люди рассказывали, которые от торговых людей слышали, что среди высоких снежных гор есть цветущая долина с озером в центре. А на берегу озера стоит  дворец из красного камня. Крыши у него золотые, а по краям крыши золотые драконы сидят.
    Подошёл Абачах ближе к дворцу  и увидел, что всё было так, как люди рассказывали. Над большими красными воротами дворца, на высокой белой башне сидели золотые драконы с широко распростёртыми крыльями. Перед воротами стояли стражники в сверкающих позолотой доспехах. Абачах удивился жёлтым лицам стражников. Присмотрелся  – на воинах золотые маски надеты.
    Как только стражники  заметили Абачаха, на башне золотые драконы подняли головы и громко затрубили. Тут же ворота распахнулись и вышли из них сотни людей в дорогих нарядных одеждах.
    Абачах растерялся, не знает, что ему делать. Толи вперёд идти, толи  назад бежать? Пока стоял на месте, думал, люди к нему подошли, низко поклонились. Впереди всех знатных людей два самых именитых князя шли, они низко поклонились, приветствуя Абачаха.  Никогда Абычах не видел такой богатой одежды, таких богатых украшений.  Одежды на князьях были сшиты из красного атласа. На всех пальцах перстни, кольца с драгоценными камнями огнями самоцветными сверкали. На шее цепь золотая толщиной в руку человека светилась.  Головы у князей лысые, только от затылка на спину свисала толстая коса, крашенная в золотой цвет. В косе бриллианты сияли.
    Не успел Абачах слова сказать, как посадили его на балдахин, украшенный золотом, драгоценными камнями. Мягкими подушками обложили.    Подхватили носилки крепкие мужчины, по десять с каждой стороны, и понесли во дворец. По бокам слуги с опахалами шли, над головой Абачаха зонт держали.
    Абачах смирно сидел. Решил  ничего не спрашивать. Только смотрел во все глаза по сторонам. Вдоль дороги, выложенной белыми камнями, народ собрался. Люди радостно махали руками, радостно кричали  во всё горло:
    – Слава великому шаху! Слава могучему богатырю! Слава победителю чёрного змея! Слава! Слава! Слава! Слава! Слава!
    Абачах не понимал, кого люди так хвалят, так громко славят, но когда услышал о победителе чёрного змея, догадался. Покраснел Абачах от такого внимания. Но почувствовал внутри себя приятную радость. Понравилась ему хвала людей.
    Внесли Абачаха в большую комнату с высокими потолками. Комната золотом украшена, белые колонны свод подпирают. На своде голубое небо нарисовано, на нём солнце сияет. Пол белым мрамором выложен.
    Набежали слуги. Сняли с Абачаха драную одежду, кровью дракона пропитанную. Надели новую одежду. Она золотыми узорами вышита, драгоценными камнями сверкает. Волосы причесали, в косу заплели, золотыми нитями обернули. В конец косы три бриллианта в золотой оправе величиной с куриное яйцо вплели. Абачах сразу почувствовал, как голову назад потянуло, подбородок вперёд выставился.
    Повели в другую комнату с золотыми драконами на стенах и потолке. Посадили на золотой трон. А трон сделан как седло на спине золотого дракона. Глаза дракона светились красными рубинами. Острые когти из алмазов вонзались в  беломраморный пол. Серебряные крылья раскинулись на весь огромный зал.
    Сидел Абачах на золотом троне и с высоты золотого дракона казались ему люди муравьями. Бегали внизу, суетились.
    – Слава хану всех ханов! – кричали люди, их слова слышались Абачаху писком. –  Слава победителю чёрного змея! Слава бессмертному хану!
    Абачах поднял руку, чтобы нос почесать.  Люди тут же замолчали. Подошёл к Абачаху самый знатный князь, низко поклонился, спросил:
    – Что великий хан пожелает, что прикажет?
    – Кто хозяин этого дворца? – спросил Абачах. Удобно ему на троне сидеть, не хочется хозяину место уступать.
    – Ты здесь хозяин, великий хан! Мы здесь все твои верные слуги! Только прикажи, всё сделаем! Зовут меня князь Мунган, я твоя правая рука, солнцеподобный!
    – А меня зовут князь Ибес, – услышал Абачах с левой стороны от себя услужливую речь другого самого знатного князя. – Я твоя левая рука, владыка мира!
      Абачах самодовольно улыбнулся. С утра был он сыном мастера-лучника из простого народа, а к вечеру стал ханом, и князья в золотых одеждах ему услужливо кланяются, любое желание готовы выполнить.
     Голова кружилась. Золотая шапка на голову давила. Высокий, узкий ворот теснил шею, не давал дышать полной грудью. Одежда золотая на руках и ногах гирями тянула. Но Абачах не хотел её снимать. Великий шах должен блистать ярче солнца!
    Шея занемела от золотой шапки,  Абачах повернул голову, чтобы шею размять. Но тут подбежали князья, разом закричали:
     – Великий хан отдохнуть желает!
      Люди быстро задом попятились, зашуршали одеждой дорогой. И через миг опустел зал. Двери закрылись.
      Князь Мунган и князь Ибес проводили Абачаха в опочивальню. Прибежали слуги, раздели Абачаха, уложили спать на кровать с девятью перинами. Мягкими подушками бока подоткнули. Один слуга встал у двери с золотым горшком. Другой держал золотой разнос с напитками разными. Зажгли разноцветные свечи, пошёл от них приятный, усыпляющий запах.
    Приснился Абачаху удивительный сон. Ехал Абачах на золотой колеснице, запряжённой четвёркой  белых коней.  В лучах солнца сверкали доспехи. Впереди и позади него огромное войско шло. А навстречу гнали тысячи невольников, везли на повозках, на лошадях, на волах, на верблюдах горы разного добра.
     И таким сильным Абачах  был, так высоко на золотом троне сидел, что другие ханы дань ему платили, услужливо в глаза владыке смотрели.
    Заворочался Абачах во сне, недовольно увидел, что от рук и ног великого шаха тянутся в незримую высь  золотые нити. А держит эти нити огромный великан. Дёргает за них, направляет великого шаха туда, куда сам желает.
     Проснулся Абачах с горячим потом на лице. Князь Мунгам уже рядом стоял. На ухо шептал:
    – Наш великий правитель мудр, он всё знает. Но есть завистники. Они за маской лести прячут свои помыслы. Сидят в своих норах и плетут паутину заговора.  Князь Ибес сам хочет быть великим ханом. Говорит, что по знатности рода и богатству нет ему равных. У меня есть тысяча умелых, преданных великому хану воинов. Назначь их стражниками. И никто, даже самый хитрый, коварный враг не сможет причинить великому хану зла.
     Только князь Мунгам затворил за собой дверь, как тихими шагами вошёл князь Ибес и стал нашёптывать Абачаху:
      – Наш великий правитель мудр, он всё знает. Но есть завистники. Они за маской лести прячут свои помыслы. Сидят в своих норах и плетут паутину заговора.  Князь  Мунгам сам хочет быть великим ханом. Говорит, что по знатности рода и богатству нет ему равных. У меня есть тысяча умелых, преданных великому хану воинов. Назначь их стражниками. И никто, даже самый хитрый, коварный враг не сможет причинить великому хану зла.
     Крепко задумался Абачах. В один день он стал великим ханом. Живёт во дворце, краше и богаче которого нет на свете. Ест из золотой, фарфоровой  посуды еду, вкуснее которой нет на земле. Слуги выполняют любое желание. Всё, что захочешь, можно отнять или купить.
     Абачах почувствовал радость и гордость от своего величия. И то, что было раньше – забылось. Осталось только  то, что есть. Надо удержать, усилить свою  власть. Пусть только князья попробуют отнять трон!
    «Они не знают, что я бессмертный, – подумал Абачах и вспомнил, как однажды на охоте волки подрались из-за оленя. Перегрызли друг другу горло. А олень убежал. – Пусть князья грызутся. Я пошлю к ним людей. Они будут доносить мне все их слова. Я сам наберу себе охрану. Наделю воинов такой властью над людьми, дам этим  воинам столько золота и серебра, что они даже не помыслят об измене».
    Абачах гордо вскинул голову.
    «Нет больше Абачаха! – подумал он. – Есть великий Алтын-хан! Хан над всеми ханами!»
 
    Луноликая дочь Суна-хана, глядя в чёрный глаз вещей чаши, самодовольно улыбнулась. Она видела Абачаха. Он сидел в дорогой одежде на золотом троне и сверху вниз надменно взирал на толпившихся у подножия трона людей. Рядом с Абачахом стояли его советники князья Ибес и Мунгам.
   – Власть и золото превращают человека в дракона. Абачах  сам превратится в чёрного змея! – сказала Айго. – Нет колдовства сильнее власти золота!
     Колдунья  погладила по спине чёрного волка. Он преданными зелёными глазами посмотрел на хозяйку.

   – Великий хан! – говорил князь Мунгам, низко склоняя перед Абачахом лысую голову с золотой косичкой. – Народ славит своего правителя, солнцеподобного  Алтын-хана! В честь великого Алтын-хана я советую провести большой праздник. На нём каждому мужчине подарить по два коня, а каждой женщине по две овцы.
    Говорил так князь Мунгам, а сам думал: «Половину коней и овец раздам, а половину себе возьму. Будет у меня сто табунов и тысяча отар».
   – Правильный совет даёт князь Мунгам, – вторил ему князь Ибес. – Но только вместо коней и овец надо раздать людям золотые и серебряные монеты. Чем богаче будет народ, тем больше мы налогов соберём.
    Говорил так, а сам думал: «Половину денег раздам, половину себе возьму. И будет у меня пять сундуков золотых монет и десять сундуков серебряных монет».
     – Народ такой бедный, потому что ленивый, мало работает, много отдыхает, – надменно шевеля губами, сказал им Алтын-хан. – Я золотые монеты в казне пересчитывал, там десятый сундук наполовину пуст. А это плохая примета. Надо, чтобы сундук был полон золотых монет. Если через десять дней сундук не заполнится до крышки, я прикажу недостающие монеты у князей взять.
    Испугались князья. Они знали, что власть хана держится на золоте и силе знатных, богатых родов. Но колдунья Айго, луноликая дочь Суна-хана велела им во всём потакать Алтын-хану, выполнять все его приказы.
    «Если бы не колдунья, – думал князь Мунгам, – я бы стал великим ханом. По богатству и силе нет мне в этих землях равных!»
     «Если бы не дочь Суна-хана – думал князь Ибес, – я бы стал великим ханом. По богатству и силе нет мне равных в этих землях!»
   Очень боялись князья колдовства Айго, она грозила превратить их в пауков.
     – Если великий хан позволит, – сказали разом князья, – мы дадим совет, как наполнить казну золотом, серебром, как пригнать в земли великого хана сотни табунов, тысячи отар, без числа простого люда, чтобы день и ночь трудились.
    – Дозволяю дать мне совет, – кивнул головой Алтын-хан.
    – Надо пойти войной на северного хана. Он ослаб в битвах с южным ханом.
    – Объявите о сборе войска! – приказал Алтын-хан.
    –  Для войны нам надо объединить силы с могущественным Суна-ханом, – низко клянясь, советовали князья. – И без него великий Алтын-хан одержит блистательную победу, но половина казны уйдёт на войну.
    – Пошлите к Суна-хану послов, – приказал Алтын-хан.
     Князья, радуясь скорой войне, богатой добыче, поспешно ушли. Алтын-хан подошёл к большому бронзовому зеркалу, посмотреть на свою красоту, на своё величие. И вдруг с испугом заметил, что всё его лицо почернело. На щеках чёшуя проступала. Отпрянул от зеркала, глаза выпучил, по лицу трясущимися пальцами провёл, золотыми перстнями щёки поцарапал. А на левой руке ниже локтя рана от ожога заболела.
     Зеркало затуманилось. И вместо отражения Алтын-хана появилась красная гора, лес, шалаши, покрытые корой. Перед очагом сидела женщина, сыпала в котёл последнюю горсть крупы. Вода кипела, но не было в ней даже капельки  жира. По худому лицу женщины катились слёзы. Она тихо пела, и в каждом слове было столько грусти, столько горя:

    Светит в небе ясное солнце,          
    С гор бегут быстрые реки.
    Слёзы горькие текут по щекам моим,          
    Солнца яркого не видят мои очи.
    Ночь погасит яркое солнце,
    Навеки высохнут быстрые реки.
    Не высохнут только слёзы мои,
    Не увидят глаза сыновей.
    Не повернёт обратно солнце,
    Не потекут назад быстрые реки.
    Не вернётся мой сын Иченей,
    Нет его в солнечном мире.
    Птицы летят  строить гнёзда,
    Поят тучи сухую землю.
    Пошёл мой сын Абачах,
    Победить кровожадного волка.
    Птицы упали в море,
    Пылью покрылись степи.
    Позабыл Абачах свою клятву
    Позабыл он о горе людей.

    Узнал Абачах в женщине родную мать.  Спала с его глаз золотая пелена, сердце от горя зарыдало.
    Увидел Абачах в бронзовом зеркале свою родную сестру. Бил её плёткой жестокий воин Суна-хана. И другие воины в чёрных доспехах подневольный народ, угнанный с родной земли, яростно плётками  хлестали. Люди в страхе спины горбили, глаза прятали, не смели себя защитить.
     Рассердился Абачах сам на себя, крепко кулаки сжал.
    Ночью снял дорогие одежды, надел рубаху, штаны, что мать ему сшила. Натянул на ноги сапоги, подаренные мудрой девой. Перекинул через плечо мешок с чешуёй, когтями, рогами чёрного змея. По тайному коридору вышел из белокаменного дворца под золотыми крышами.     Осмотрелся. На чёрном небе ярко луна светила. Звёзды густо вокруг неё сверкали. Прохладный ветер гнал по небу серые облака.
     Вздохнул Абачах полной грудью свежий воздух и пошёл в сторону высоких гор с белыми вершинами. Князья Ибес и Мунгам тайно за ним наблюдали из окна высокой башни. Но не остановили, стражу не послали. Каждый о своей выгоде думал.
    «Теперь я ханом буду! – думал князь Мунгам. – Я подсыпал в еду хана яд. Но яд его не берёт. А спросит колдунья Айго, кто виноват в том, что Алтын-хан ушёл, обвиню князя Ибеса. Я собрал все доказательства его вины».
    «Теперь я ханом буду! – думал князь Ибес. – Я вставлял в ворот рубахи хана ядовитый шип. Но  хан даже не почувствовал укола. И кинжал бы его не убил.  А спросит колдунья Айго, кто виноват в том, что Алтын-хан ушёл, обвиню князя Мунгама. Я собрал все доказательства его вины».
   
    Узнала луноликая красавица Айго, что спали с Абачаха колдовские чары, разгневалась, велела привести к ней князей Ибеса и Мунгама, приказала их казнить, а тела их над воротами дворца повесить в назидание другим.
     – Абачах вспомнил родную мать, услышал её голос, и наполнилось его сердце силой  материнской любви. Нет на свете ничего сильнее любви матери, – подумала Айго и вспомнила свою мать. Злые глаза девушки на миг потеплели. Но вновь засверкали  кусочками льда.
   –  Дерзкий мальчишка думает, что стал бессмертным,  выпил крови чёрного змея! – рассмеялась Айго. – Но у меня есть Красный Глаз – колдовской камень! Привяжу его к шее  чёрного волка, и волк  растерзает мальчишку.   Даже кровь чёрного змея бессильна перед моим колдовством!
    Глаза Айго затуманились воспоминанием, девушка перестала смеяться, крепко сжала пальцы в кулаки и сказала:
      – Я не дам мальчишке  убить то единственное, что осталось у меня!
    Колдунья послала огромного чёрного волка по следу Абачаха. Приказала волку догнать мальчишку, разорвать его на части, а кости по земле разбросать.

Глава 10  Повелитель чёрных волков.

       Чёрный волк, не склоняя к земле головы, быстро бежал по степи. Среди множества других запахов он отчётливо чуял запах Абачаха. Человека, которого ему велели догнать и разорвать на куски.
    Вот здесь, петляя, путая следы, пробежал заяц. Вот здесь за ним бежала лиса. Вот здесь промчались быстрые косули. Но некогда охотиться на зверей. Он охотится на человека! На шее волка сверкал Красный Глаз.
    Степь закончилась у подножия горного хребта, похожего на спину спящего дракона. С южной стороны на горах росла только трава, на северном склоне росли берёзы. За хребтом, насколько было видно, поднимались высокие горы.
    Волк остановился на берегу каменистой речки, полакал длинным горячим языком холодной воды. Принюхался. След человека проходил через поваленное над речкой дерево.
    Под лапами чёрного волка зашуршали мелкие камешки. Зверь заторопился. Над горами, царапая водяным брюхом высокие вершины, ползли тучи. Дождь смоет следы.  За невыполненный приказ Айго не пощадит даже своего друга, и тогда его разорвут на куски, а кости разбросают по земле. Чёрный волк это знал и бежал изо всех сил.
   
    Абачах укрылся в небольшой пещере, чтобы переждать дождь. По тяжёлым чёрным тучам было видно – пройдёт ливень с грозой, с молниями. Под дождём можно идти, потом высушить одежду над жарким пламенем костра, но молнии пугали.  Абачах слышал от стариков, что молнии посылают на землю небесные правители, когда гневаются на людей. А он сильно разгневал небесных правителей,  когда жил в белом дворце с золотыми крышами.
    Абачах наломал еловых ветвей, расстелил их в пещере. Собрал сухих ветвей и разжёг костёр. Огонь согреет, и злые духи, которые бродят в грозы по земле, не смогут войти в пещеру. Огонь отпугнёт их.
    Абачах поел вяленого мяса, сыра. Отломил кусочек от лепёшки. Запил водой из бурдюка. Холодной воды он набрал, когда переходил по бревну через речку. В горах трудно будет найти воду.
    Веки закрывались от усталости, Абачах приготовился ко сну, но тут увидел в темноте два зелёных огонька. Они двигались одновременно и светились не по-доброму. Сверкали злобой! Мальчик вначале вспомнил о злых духах, но потом узнал в огоньках волчьи глаза. Глаза не простого волка, а, судя по расстоянию между глаз, огромного зверя. Волк остановился перед входом в пещеру и затаился. Выжидая, когда человек уснёт, когда погаснет ненавистный огонь.
     Абачах подкинул в костёр больше сухих дров. Яркий  огонь напугает   волка, заставит уйти дальше от пещеры.    Можно всю ночь жечь большой костёр, утром быстро убежать. Но волк бегает быстрее человека. Будь это простой волк, Абачах без страха вышел бы из пещеры и убил зверя ударом ножа. Но Абачах знал – чёрного волка послал по следам человека могущественный колдун!
    «Он направил меня в белую юрту к трём девушкам, он сделал меня великим ханом в золотом городе», – думал Абпчах. – Он знает – я напился крови чёрного змея и стал бессмертным. Он наделил чёрного волка колдовской силой и послал убить меня!» 
     Абачах снял одежду, набил её еловыми ветвями. Вместо рук положил две толстые ветви, вместо головы положил камень. Волк увидит спящего человека и набросится на него. Но как одолеть самого волка?
    Взгляд Абачаха упал на большой камень с острыми краями. Если такой камень упадёт на волка, то расплющит  ему голову.
   Абачах вытащил из мешка крепкую верёвку, один конец её обвязал вокруг камня, другой конец перекинул через выступ на потолке. Потом, уцепившись руками за верёвку, упираясь ногами о землю, подтянул камень высоко к потолку. Закрепил конец верёвки и убедился, что если её перерезать, то камень упадёт в то место, где будет голова волка.
     Абычах проверил пальцем остроту бронзового ножа, довольно улыбнулся. Страха мальчик не чувствовал. Ему приходилось охотиться на волков, спасать от них овец. Зверь силён, у него острые зубы. Но человек умнее, нож острее зубов. Абачах спрятался в тёмном углу пещеры. Крепко сжал в руке нож.
    Гроза обходила стороной. Гром ещё сотрясал горы, молнии стегали деревья, но всё дальше, всё тише. Небо разъяснилось. Засверкали, закрасовались в своих серебряных венчиках звёзды.
    Костёр медленно угасал. Языки пламени костра затухали в глазах волка. Волк привстал. Ветер приносил терпкий запах мокрой травы, но волк  чуял только запах человека – своего врага, который  спит в пещере.
    Волк тихо подошёл к пещере, принюхался, прислушался. Человек спит. Огонь погас. Оттолкнулся сильными ногами, прыгнул, вцепился зубами в голову человека. Раздавить! Насладиться кровью, вкусным мозгом!
   Зубы заскрежетали. Волк сдавил челюсти сильнее. Вверху что-то скрипнуло. Волк поднял голову, но не успел отскочить в сторону. Тяжёлый камень упал ему на голову, с хрустом раздавил череп. Волк на миг ощутил страшную боль, в глазах потемнело.
   Абачах прыгнул на волка и со всей силы вонзил ему нож в сердце. Но зверь был уже мёртв. Большой камень раздавил ему голову. Из-под камня ручьями бежала кровь. Она скрывала маленькие красные осколки, всё, что осталось от колдовского Красного Глаза.
    Абачах положил на краснеющие угли костра сухие ветки, раздул огонь. Костёр ярко разгорелся, осветил пещеру. Абачах увидел, каким огромным был чёрный волк.
     «Это заколдованный волк, – догадался мальчик. – Но кто его послал? Почему желает убить меня?  Сун-хан повелитель волков! Он желает мне смерти. Он следит за мной. Он знает, куда я иду и зачем иду».
    Абачах поблагодарил духов за то, что  они помогли ему одолеть свирепого зверя. Положил в огонь для них кусочки мяса, сыра. С радостью увидел, как кусочки еды быстро исчезли в жарком пламени: духи приняли подношение. 
     Абачах надел рубаху, штаны. Заткнул за пояс нож из светлой бронзы. Вышел из пещеры на свежий воздух. Вздохнул полной грудью. В небе ярко сверкали звёзды. Но в их густом скоплении Абачах различил две звезды, похожие на глаза волка. Они светились зелёным и, глядя на них, Абачаху показалось, что это не звёзды, а глаза, и эти глаза смотрели на него с ненавистью.

   Айго в гневе ударила ножом каменную чашу. От металла посыпались искры. Лезвие щёлкнуло, сломалось. Девушка отбросила нож. Он ударился о каменный пол, зазвенел, подпрыгнул и замер, как убитый.
    Айго впилась глазами в поверхность воды каменной чаши, в чёрной воде отразились взбешенные, сверкающие злобой зелёные глаза колдуньи.
    «Вот так же сильно я ненавидела того, кто предал меня! – девушка отшатнулась от чаши. – Я так любила его! А он предал меня! Как я страдала! Чтобы унять нестерпимую боль, я пошла к колдуну. Я отдала ему самое дорогое – свою любовь, своё живое сердце, а он взамен отдал мне колдовское ожерелье. Я не могу любить, но моё сердце не чувствует боли, страдания, оно окаменело от предательства. Теперь я колдунья с каменным сердцем! Я добьюсь своего! Есть у меня для Абачаха самое страшное колдовство!»
 
 Глава 11   Великан Тасхыл

    Три дня шёл Абачах по горам,  три ночи спал на пихтовых ветвях. Укрывался от дождя, снега под кронами елей, сосен, кедров. Согревался теплом костра. Ел вяленое мясо, лепёшки, собирал ягоды малины, брусники, черники. Ловил в горной реке хариуса, запекал его в глине. Пил чистую воду из  родников. И на самом краю горного хребта, там, где земля горбилась складками,  Абачах натолкнулся на дорогу, выложенную каменными плитами. Дорога привела его к подножию высокой горы. Абачах    вскинул голову и с трудом различил в облаках три её вершины. Из средней вершины шёл густой дым. Абачах приложил ухо к земле, но не услышал подземный стук.
     «Отдыхает великан, –  подумал Абачах. – Но где находится дверь? Как мне в гору войти?»
      От рассвета до заката обходил Абачах гору. Но нигде не увидел двери. Поднял тяжёлый камень и стал им стучать по горе. Посыпались камешки, задрожал склон горы, появилась на нём железная дверь. Отворилась. Пахнуло в лицо Абачаха жаром. Таким жаром пышет от горна кузнеца.
     Вошёл Абачах через дверь внутрь горы.  Дверь за ним затворилась. Хотел шагнуть вперёд, ногу занёс, но вовремя остановился. Нависла нога над глубокой, широкой трещиной. В трещине раскалённая лава кипела, огненными струями растекалась.  Красный цвет от неё освещал огромную пещеру. В центре пещеры стояла железная наковальня величиной с быка. На ней лежал тяжёлый молот. На каменной стене висели разные кузнечные инструменты.
    Глаза быстро привыкли к тусклому красному свету, и Абачах увидел в дальнем углу, под высокой каменной аркой, великана. Великан сидел на каменном  стуле, широко расставив ноги, подперев голову кулаком. Сидел и внимательно смотрел на Абачаха большими тёмными глазами. Высотой  великан был в три человеческих роста.  Свои  огненного цвета волосы великан заплёл в косу. Конец косы был продет в железное кольцо и крепко завязан. Коса опускалась до пояса и лежала на груди великана. Великан улыбнулся, и Абачах увидел густые рыжие усы, которые висели вокруг толстых губ и опускались ниже подбородка. На широком подбородке рыжим клочком росла бородка. Усы и борода были опалены огнём. 
      Оделся великан в просторную кожаную рубаху, сшитую из шкур диких козлов с обрезанным мехом, в крепкие кожаные штаны. Ноги обул в юфтевые сапоги. Над горном на проволоке висели  войлочные чулки с дырами на месте большого пальца. Увидел Абачах великана и на сердце легче стало. Не может великан с такими добрыми глазами быть злым.
     Великан смотрел на Абачаха,  оценивал – кто к нему пришёл?
     – Зовут меня Абачах. Отец мой Ахпас – мастер-лучник. Мать – Очынах – гостеприимная хозяйка, – сказал Абачах. –  Старший брат – Иченей Мирген, погиб, спасая народ. Сестра Сухтанча – страдает в неволе. Род мой поклоняется предку-хозяину Красной горы. 
     Победил я чёрного змея Олбезека, прошу тебя, великий Тасхыл, выковать мне из чешуи змея доспехи, из когтей змея меч, из зубов – стрелы, из рогов – лук боевой. Пойду я на смертный бой с Суна-ханом, поработителем моего народа, моей родной земли.
      – Зачем тебе, человек, идти на смертный бой? – спросил великан, каждое его слово звучало в просторной пещере, как удар молота о наковальню. – Отдай мне родительский оберег.  Дам я тебе взамен золота полный мешок, и драгоценных камней два мешка. Ханом станешь. Будешь жить в белой юрте в сытости, в богатстве. Народ на тебя работать будет.
        – Не надо мне золота, драгоценных камней. Нет ничего дороже родной земли, народа своего! – ответил Абачах.
        – Проверял я тебя, человек, – улыбнулся великан Тасхыл. – Вижу – не для себя просишь, не для себя стараешься.
        Надавил великан мозолистой рукой на камень. Опустился сверху на огненную трещину железный мост. Прошёл по нему Абачах, поклонился хозяину. Налил великан в чашу айрана, протянул гостю. Выпил Абачах айран, отблагодарил великана добрыми словами.
        – Один я не смогу выковать доспехи из чешуи змея, – сказал великан. – Нужен мне помощник. Поработаешь у меня семь лет, вместе сделаем доспехи, меч разящий, стрелы меткие, лук боевой.
        – Семь лет  долгий срок, – ответил Абачах. – В неволе мой народ страдает, враг землю топчет.
        –  Для тебя семь лет пройдёт,  – сказал великан, – а на земле людей семь дней пролетит.
        Согласился Абачах. Пригласил его великан Тасхыл перед работой поесть, попить. Подошёл Абачах к столу, а стол такой высокий, как за него сядешь? Посмотрел великан на человека, обхватил руками вокруг груди и на стол поставил. Абачах сел, скрестив ноги перед собой, и осмотрелся. Увидел на столе деревянное блюдо, в нём горой лежали куски запеченного мяса, нарезанного большими пластами. Рядом зелёной горой была навалена черемша. На огне в огромном чугунном чайнике кипела вода, в маленьком чайнике настаивалась душистая трава.  В берёзовом туесе, величиной с бочку, золотился мёд диких пчёл. Абачах втянул носом вкусный запах душицы, смородины. Вкусно пахли сладкие, с румяной корочкой лепёшки.
     Великан отрезал кусок мяса, перед Абачахом положил на деревянную тарелку. Отыскал на полке самую маленькую пиалу, перед новым помощником поставил. Налил в неё молока, добавил кипятка, заварки.
   Ел Абачах неторопливо, по сторонам оглядывался. Любопытно ему было, как великан живёт.  По жилищу о хозяине многое узнаешь. В дальнем углу пещеры на мягкой траве была расстелена лохматая рыжая шкура. На ней великан спал. Спал много лет – посередине шкура вытерлась, почернела. В другом углу жилища стояли десятки сундуков разных форм и размеров. Стояли в беспорядке, друг на друге или просто валялись. В большом деревянном корыте лежала гора немытой посуды.
     Абачах, понял, что живёт великан в пещере один, нет у него заботливой жены-хозяйки.
     Сидели Абачах и великан за столом, ели, пили, вели неторопливый разговор.
      – Я железо люблю. Нет песни лучше, чем перестук молотков. Люди просят – я делаю.  Они мне  несут за работу мясо, сыр, молоко, лепёшки хлебные.   Мёда много приносят. Ягоды, грибы, орехи  сам в лесу собираю, – говорил великан.  Стосковался он по разговорам с хорошим человеком. – Много разных вещей приносят.  Я в сундуки складываю, потом обратно отдаю. Кому надо, тому и отдаю. Люди радуются. Добрые слова мне говорят. Я для людей каменную дорогу сделал. Раньше по лесной тропинке ходили, теперь на повозках ездят.
    Летом Суна-хан приезжал на коне. Высоко нос задирал. Требовал от меня доспехи непробиваемые, меч разящий, стрелы огненные. Золота и камней обещал много. Зачем мне золото и камни? Суна-хан плохой человек. Много зла людям делает. Я прогнал его. Он своих богатырей прислал. Богатыри кричали, пугали меня. Глупые. Я бросил в них камень – они в страхе убежали.
     А ты хороший человек. Не для себя  стараешься, о людях думаешь, добра им желаешь. Тебе помогу.
     Долго можно за столом сидеть, долго можно говорить. Но ты не говорить со мной пришёл, ты работать ко мне пришёл. Бери в руки молот.
     Такими словами закончил великан свою долгую речь.
      И принялись великан и Абачах за трудную работу. Окунает великан Тасхыл железо в кипящую огненную лаву, щипцами на наковальню кладёт.  Абачах бьёт  по раскалённому железу тяжёлым молотом, куда мастер указывает. Искры во все стороны летят. Гул по горам во все стороны разлетается.
       Люди слышали и говорили: «Великан работает, молотом стучит».
       А когда доспехи ковали из чешуи Чёрного змея, такой грохот стоял, что       звери огнедышащую гору стороной обходили, птицы высоко гору облетали, камни с гор падали, русло реки перегораживали. Но вода пробивала себе путь и дальше бежала, текла прозрачными водами к широким, солнечным степям.
      Дни шли за днями.  Незаметно в труде семь лет пролетели. Отворилась железная дверь в трёхглавой горе. Вышел на дневной свет Абачах. Глаза прищурил, вытер пот с лица, широко улыбнулся. Повзрослел Абачах, возмужал. Из мальчика в мужчину вырос. Крепко на ногах стоял, сильными руками кожаный мешок держал. Глаза Абачаха светились радостью: лежали в мешке доспехи из чешуи змея, меч из когтей змея, стрелы из зубов змея. Через плечо висел боевой лук из рогов змея.
       Вдохнул Абачах широкой грудью холодный утренний воздух ранней осени. Осмотрелся кругом. Листья на берёзах подёрнулись желтизной. Из густой травы торчали шляпы спелых груздей. Брусника окрасила красным цветом склон горы.  Птичьи дети встали на крыло. Высоко в небе летали.
       «Правду сказал великан Тасхыл, – подумал Абачах. – Проработал я в кузнице семь лет, а на земле семь дней прошло».


Часть 2 Легенда о богатыре

Глава 12  Легенда о богатыре Ах Парысе, о злом Суна-хане, о его дочери Айго – чёрной колдунье,  о прекрасной Иркене, дочери хана Тотыя

     Пришёл Абачах на склон Красной горы, разжёг жертвенный костёр. Положил в него кусочки мяса, хлеба.
     Принял подношения предок-хозяин горы, навстречу Абачаху вышел. И с первого взгляда не узнал Абачаха. Уходил толстый, неповоротливый мальчик, вернулся высокий, могучий парень с сильными руками, крепкими ногами. Глаза парня силой духа светились.
      Поклонился Абачах предку-хозяину Красной горы. Стоял тот  в белой одежде, с белой бородой, с посохом из берёзы с лентами разноцветными. Сказал Абачах мудрому предку добрые слова. Вынул из мешка доспехи, меч, стрелы. Снял с широкого плеча боевой лук.
       – Не закончил ты ещё дело, – сказал белоголовый старик. – Пойдём мы с тобой к светлым чаянам-творцам. Назовут они тебя дорогим именем. Нарекут тебя званием. 
       Взмахнул предок-хозяин горы руками, обернулся белым орлом величиной с большую юрту. Распростёр орёл  крылья белые  от горы до горы. Когтистыми лапами подхватил Абачаха, поднялся высоко в небо и полетел над степью к озеру Ханкуль.
        Так быстро орёл летел, что глаза не успевали смотреть. Видел Абачах на земле жёлтые, зелёные полосы, блеск воды в реках.
        Опустился белый орёл низко над гладью озера Ханкуль. Серебряная вода под орлом закружилась, завертелась, воронкой на дно потянулась. Бросил орёл Абачаха в воду, а сам на вершину горы у берега озера сел. Крылья сложил. Замер, как камень белый.
         Не успел Абачах ахнуть – затянула его быстрая вода в глубину озера. Но вода не вливалась через нос и рот в грудь Абачаха, свободно он дышал.
         В один миг время пролетело. Вынырнул Абачах из воды, увидел перед собой белый остров. На том острове белая юрта стояла.  Вышел Абачах из воды, удивился – одежда на нём сухая, волосы у него сухие. Осмотрелся вокруг. Но кроме юрты ничего не увидел. Скрывал всё вокруг густой пеленой воздух белый. 
        Вошёл Абачах в юрту. В девяти углах стояли девять чаянов-творцов в белых одеждах.
    Взмахнули они руками. Охватили Абачаха вихри пламени. Вспомнил он Ойданах хыс из низменной земли. Вспомнил Куль-хана. Вспомнил битву с чёрным змеем Олбезеком. Вспомнил работу у великана Тасхыла. Как наяву перед глазами увидел прошедшие дни, годы. 
     Огненные вихри  сменились холодными струями воды. Ледяной коркой покрылся Абачах. Увидел, как во сне ярком,  родную степь, белые юрты. Увидел дочь хана Тотыя Иркене в свадебном наряде, сидящую в шалаше невесты. Увидел  счастливый народ. Как с высоты птичьего полёта предстали внизу перед Абачахом  табуны коней, без числа пасущийся скот. Но вдруг всё это исчезло в огне, чёрном дыму. Из чёрного дыма появился Суна-хан на вороном коне. Глазами жадными сверкает, злобно смеётся.
      Абычах стряхнул с себя лёд, бросился на врага. Но тут подхватил его горячий ветер, вынес на берег озера Ханкуль. Налетел с неба белый орёл. Схватил когтистыми лапами и полетел над облаками. Закрыл Абачах глаза, пытаясь осознать, что с ним произошло. Открыл глаза и увидел, что стоит на горном хребте  у Красной горы. Осмотрел себя и не узнал. Был он простым парнем, а стал богатырём. Могучей силой вздымается широкая грудь. Вместо чёрных жёстких, как сухая трава, волос, на ветру развиваются белые, на длину руки, шелковистые волосы. И в руках и ногах такая крепость, что любую гору нипочем свернуть.
      Белоголовый старик – древний предок-хозяин горы навстречу ему из горы вышел. Привёл за узду богатырского коня под серебряным седлом.  На седле  богатырские доспехи и богатырский меч под яркими лучами солнца сверкали. Рядом лежал боевой саженый лук и стрелы с огненными наконечниками из зубов змея Олбезека. В лучах солнца сверкал белый шлем похожий на голову снежного барса.
    Улыбнулся радостно древний предок-хозяин горы, подозвал Абачаха поближе и сказал ему:
      – Назвали тебя девять чаянов-творцов дорогим именем Белый Барс. Нарекли тебя званием богатыря-защитника родной земли.  Имя твоё теперь будет богатырь Ах Парыс. Настало время с врагами биться, восстановить своё стойбище и народ свой вернуть. Много зла творит Суна-хан, много бед несёт. Пора ответ ему держать.
     – Как такое может быть!? – удивлённо спросил  Абачах. – Был я простым парнем, а стал богатырём?
      –  Могучими, красивыми видит народ своих богатырей, – ответил предок-хозяин горы. – Таким и будь. Не посрами имя народного богатыря.

    Пустился богатырь Ах Парыс в дальний путь. По широкой степи три дня ехал. Через три  горных хребта  перевалил. Поднялся на высокую гору и  увидел перед собой, как на ладони,  земли Суна-хана. Белые юрты густо у реки стояли. Табуны коней  всюду паслись, и не было им числа. Отары овец все горные склоны покрыли.
    Крикнул Ах Парыс богатырь:
    – Выходи Суна-хан на смертельную битву!  Пришёл я твой очаг опрокинуть, твоё стойбище сокрушить!
    От того грозного крика горы задрожали, вода из рек выплеснулась.
    Послал Суна-хан тридцать богатырей. Велел им убить наглеца, кости все ему сломать,  разрубить его на сто частей, и разбросать на корм волкам.
    Поднял Ах Парыс  огромные камни и бросил их с горы. Засвистели камни, завыли, полетели,  как черные вороны. Упали и раздавили тридцать богатырей. Не успели они даже вскрикнуть.
     Послал Суна-хан десять своих сыновей. Сели они на коней. Поскакали на вершину хребта. Кричали десять сыновей  страшные слова, грозили богатырю страшной смертью.
     Но десять раз натянул Ах Парыс саженый лук, пустил десять смертельных стрел. Упали десять сыновей Суна-хана с коней на землю, даже вскрикнуть не успели.
      Выехал тогда на битву сам Суна-хан. Богатырский конь под ним прогибался. Остроконечный шлем облака разрезал. Земля дрожала. Вода в реках и озёрах из берегов выплёскивалась. Кричал Суна-хан страшные слова. Пугал неизвестного богатыря. Чтобы тот ещё до битвы испугался. Повернул коня и прочь ускакал.
    Сшиблись богатыри Ах Парыс и Суна-хан на всём скаку на вершине хребта – копья в щепки разлетелись. А куда те щепки упали – земля раскололась. Сошлись с мечами острыми в руках – мечи  ударили друг о друга, и от звона того по горе трещины пошли, из глубины горы дым повалил. От удара громоподобного рука у богатырей онемела, пальцы разжались. Мечи из рук выпали.
    Соскочили богатыри с коней, схватили друг друга в крепкие объятия. Суна-хан сжал железными руками богатыря Ах Парыса. Ребра затрещали, дыхание перехватило. Глаза белого света не увидели. Но вспомнил Ах Парыс свою мать, своих друзей, свою родную землю – солнечную степь, которую разоряют, топчут воины злого хана. Собрал все силы, схватил Суна-хана за ноги, тот двумя руками в землю упёрся. Оторвал от земли Суна-хана, высоко поднял и бросил со всей силы на камни.
     В последний миг своей жизни вспомнил Суна-хан, как он мальчиком стоял над смертельно раненым отцом, как услышал его слова: «Ты или тебя», и поклялся стать великим воином.
      «Я побеждал, теперь меня победили». – Закрылись глаза Суна-хана, сгорел огонь жизни в его глазах, превратился в чёрный пепел.
     Гора разломилась на две половины, и побеждённый Суна-хан провалился в нижний мир, откуда нет пути обратно.
     Закрылась трещина в горе, и наступила тишина. Горы дрожать перестали, вода в озёрах и реках в берега влилась. Звери поднялись с земли, на которую от страха пали.
    Богатырь Ах Парыс отпустил  коня пастись. Напился холодной воды. Она ручейком текла из трещины в горе.  И от огромной усталости  уснул крепким сном.

   Три дня проспал Ах Парыс. А когда проснулся, то увидел, что лежит он прикованным железными цепями к чёрной скале. Недалеко от него перед чёрным шатром сидит девушка-красавица. Лицо у неё – светлее луны, волосы – чернее ночи. Глаза сверкают   звёздами.
    Собрал богатырь Ах Парыс все свои силы, хотел разорвать железные цепи.
    Девушка рассмеялась и сказала ему:
   – Будь ты в сто раз сильнее и тогда бы не смог разорвать цепи. Они заколдованы проклятием убийце моего отца и моих родных братьев. Цепи обернутся в прах, когда я – Айго, дочь Суна-хана, уйду в нижний мир. Но ты, убийца, умрёшь первым. Ты убил моего отца, ты убил моих братьев. Этой ночью я призову всех волков. Сбегутся они со всех сторон. Они у живого тебя съедят ноги, потом съедят руки, потом растерзают твой живот и разорвут сердце. Вот какую страшную смерть я тебе приготовила. Не смотри на меня так! Моё сердце не чувствует боли, страданий, оно окаменело от предательства.  Я всем сердцем любила юношу. Я потеряла гордость. Но он предал меня! Моё сердце разрывалось от нетерпимой боли! Я отдала колдуну своё живое сердце, он обратил меня в колдунью. Теперь страдают другие! Единственное, что оставалось дорого мне – это мой отец, мои братья. Они помнили меня маленькой девочкой, когда моё сердце было живым. Но ты убил их! Убил последнюю искорку жизни в моём сердце. Нет тебе пощады!

    Посмотрел богатырь Ах Парыс на солнце. Сияло оно высоко на небе. До ночи ещё половина дня оставалась. Поругал себя за то, что крепко уснул. За то, что дал себя в цепи заковать. Видимо, осталась в нём ещё частица лени от мальчика Абачаха. Потом решил – зачем корить себя, надо искать выход из беды, думать, как спасти себя и свой народ.
    Глянул Ах Парыс на ручей, из которого напился. Увидел: подлетела к ручью птица, напилась и сразу уснула. Подбежала серая мышь, напилась воды и свалилась на бок, задёргала лапками, уснула. Догадался богатырь, что вода в том ручье не простая, а сонная. Кто напьётся – тот вмиг уснёт. Вот почему он так крепко проспал три дня и три ночи.
    – Прекрасная дева Айго,  до ночи ещё далеко, – сказал богатырь Ах Парыс. – Три дня и три ночи я ничего не ел, ничего не пил. Умру от голода и жажды. И не сможешь ты насладиться жестокой местью. Не увидишь, как живого меня терзают голодные волки, не услышишь мои предсмертные крики.
   – За то, что назвал меня прекрасной девой, напою тебя айраном, – сказала Айго. – За то, что смел, не трясёшься от страха, не умоляешь о пощаде, накормлю тебя вкусным мясом.
     Хлопнула Айго в ладоши, вышла из шатра юная девушка. От красоты её сразу светлее вокруг стало. Солнце ярче засветило. Небо от облаков очистилось.
   –  Накорми богатыря вкусным мясом, напои айраном, – приказала Айго своей служанке и пошла в чёрный шатёр.
     Вернулась служанка в шатёр и вышла с тарелкой вкусно пахнущего мяса, с пиалой белого айрана. Вслед за девушкой выползла из шатра чёрная змея, под камень проскользнула, затаилась там.
    Накормила девушка богатыря, напоила. Не узнала девушка в богатыре парня Абачаха, который спас её от чёрного змея Олбезека. Но Ах Парыс узнал в прекрасной девушке дочь хана Тотыя.
    – Почему ты плачешь? – спросил Ах Парыс.
    – Зовут меня Иркене, я дочь хана Тотыя. Слёзы горя бегут по моим щекам. Не хочу я видеть яркого солнца. Маленькой девочкой я презирала простых людей, обидела мальчика. Но пришёл он в логово страшного змея Олбезека, спас меня от смерти. И не мальчика я увидела перед собой, а молодого мужчину, распахнулось для него моё сердце любовью. Но в последний миг своей жизни чёрный змей нанёс любимому смертельную рану. Зачем мне теперь жить, зачем страдать?
    – Не плачь, Иркене. Посмотри в мои глаза. Зовут меня Ах Парыс. Но ты меня раньше знала. Был я Абачахом. С чёрным змеем бился, одолел я его в страшной битве, но сам чуть не умер от ран. Ты меня спасла, но не смог я тебя уберечь.  Колдовство унесло тебя в неведомые земли.
     Иркене крепко обняла богатыря, заплакала от радости. Её глаза сияли счастьем. Но девушка вспомнила злую колдунью, увидела на богатыре тяжёлые цепи, и глаза Иркене вновь потемнели, заполнились страданием.
    – Вытри слёзы, – сказал Ах Парыс. – Вспомни о своём отце, о своём народе, вспомни о белой степи, окружённой белоснежными горами.
    – Я всегда помню.
    – Слезами зло не одолеешь.
    – Не сможешь разорвать ты цепи волшебные, – сказала Иркене. – Айго –дочь Суна-хана. Она колдунья! Я слышала слова Айго, она говорила: «Богатырь выпил крови чёрного змея, стал бессмертным. Не знает она, как тебя убить».
       Только сказала Иркене эти слова, как выскользнула из-под камня чёрная змея и превратилась в Айго. Посмотрела злыми глазами на Ах Парыса, на Иркене. Зубы в ярости стиснула. Кулаками затрясла.
        Выхватила нож, острое лезвие к тонкой шее Иркене приставила и закричала:
        – Ненавижу любовь!
      Потом угрожающе сказала:
        – Тебя не убью. Иркене убью! Отдам её на растерзание голодным волкам. А ты смотреть будешь. Но если откажешься от бессмертия, отпущу Иркене, пусть идёт, куда захочет. Не ей отомстить хочу, тебя ненавижу!
        – Пусть я лучше умру!  – вскрикнули Иркене. Айго ударила её по лицу. В ладоши громко хлопнула. Из кустов парень выскочил, на колени перед Айго упал.
       – Стереги мою служанку, – приказала парню Айго.
       Схватил парень Иркене за косички. Затолкнул в чёрный шатёр.
        Ах Парыс узнал в парне Чабала, завистливого мальчишку из своего селения.
       –  Чабал! Ты теперь врагам служишь? – спросил богатырь.
       – Не узнаю тебя, – ответил Чабал. – Но лучше врагам служить, милость от них получать, жирным мясом кормиться, чем в поте лица трудиться, за родную землю умирать. Ты Суна-хана в бою одолел, но не сможешь одолеть колдовства его дочери Айго.
        Подошла Айго к Ах Парысу. Сказала:
        – Никто не захочет отказаться от бессмертия. Ты самый могущественный из всех живущих на земле богатырей. С твоей силой, с моим колдовством, ты станешь ханом всех ханов. Будет у нас власть, богатство. Все земли от края земли и до края, все народы с этих земель будут платить нам дань. 
       На небо чёрные тучи набежали, на землю чёрные тени упали. Затихло всё вокруг, страхом, ужасом наполнилось. Но сколько не колдовала Айго – чёрная дева, какие заклятия не произносила, не смогла найти в душе богатыря Ах Парыса чёрного зёрнышка, из которого бы выросло большое зло. В ярости разорвала кожаную плётку, под ноги бросила.
     – Хотела я пробудить в тебе чёрную кровь змея Олбезека, – сказала Айго. – Но светлые чаяны-творцы очистили твою душу. Не захотел ты быть великим ханом, но захочешь спасти от лютой смерти Иркене. Вижу, как ты на неё смотришь, как она на тебя  смотрит. Откажись добровольно от бессмертия! Тогда отпущу Иркене, отпущу твой народ, никогда на твою родину войной не пойду!
      – Поклянись перед древними духами! Если нарушишь клятву, отнимут они у тебя колдовскую силу, в чёрную змею превратят, – сказал Ах Парыс.
       – Клянусь! – крикнула Айго, едва сдерживая ярость, охваченная дикой жаждой мести.
      Горы дрогнули, деревья вершинами закачали, вода в реке из берегов выплеснулась – приняли древние духи клятву Айго.
      – Древние духи, я отказываюсь от бессмертия! – крикнул Ах Парыс.
      Горы второй раз дрогнули, деревья вновь вершинами закачали, вода в русло вернулась, рекой между гор побежала. Из носа богатыря три капли крови скатились, на землю упали. И сразу железные цепи руки до боли стиснули, кровь под железом выступила.
      Айго рассмеялась, захохотала:
     – Наступит ночь, прибегут голодные чёрные волки.  Сбегутся они со всех сторон. У живого тебя съедят ноги, потом съедят руки, потом растерзают твой живот и разорвут сердце. Вот какую страшную смерть я тебе приготовила! Отомщу тебе за смерть отца и братьев! Уничтожу любовь! А ты, Чабал, развяжи руки, ноги дочери хана Тотыя, пусть идёт, куда захочет. Но не будет у неё в жизни счастья!
     Чабал развязал верёвку на руках и ногах Иркене, кожаной плёткой прогнал девушку прочь.
     – Скоро ночь наступит, – сказала Айго. – Попрощайся с небом и  солнцем.
     Ушла чёрная дева в свой чёрный шатёр, полог задёрнула. Сел Чабал у входа в шатёр, тайком поел мяса, выпил молочной водки.  Разморило парня на жарком солнце, повалился он на бок, уснул.
     Ах Парыс услышал тихие, крадущиеся шаги. Из-за кустов жимолости выглянула  Иркене. Увидела, что слуга спит, подошла к богатырю. Шёпотом сказала:
     – Увидела я ручей. Бежит он из трещины в горе. Когда ты бился с Суна-ханом гора раскололась.  Птица из ручья выпила – крепко уснула. Лиса из ручья выпила – уснула. Мышка из ручья выпила – уснула.
        Осторожно, чтобы камни под ногами не скрипели, Иркене подошла к столику, взяла с него серебряный кувшин, ушла к ручью. Скоро вернулась, поставила кувшин обратно на столик. За куст жимолости спряталась.
       Солнце стало к высоким горам клониться. Серые тени на землю легли. Ветер в густых кронах сосен затих.
       Айго  вышла из шатра, посмотрела на темнеющее небо. Споткнулась о спящего Чабала. Ударила его ногой. Парень завизжал жалобно и быстро убежал в кусты, как побитая собака. Спрятался там, в ожидании зова хозяйки.
      Чёрная дева  подошла к столику, налила в пиалу из тонкого фарфора холодной воды из серебряного кувшина. Выпила. Покачнулась раз, другой. Присела на траву и крепко уснула.
     Выбежала Иркене из-за кустов жимолости. Увидел девушку Чабал, хотел разбудить хозяйку, но Ах Парыс бросил в него камень, камень сбил парня с ног. Заскулил Чабал, в страхе убежал в лес.
    – Ты храбрая девушка, Иркене, – сказал богатырь Ах Парыс.    – Я не смогу  разорвать железные цепи – они заколдованы. Я не смогу подойти к Айго – цепи не пускают. Принеси дочь Суна-хана, который убил твоего отца, угнал твой народ, и положи её у моих ног.
    Принесла Иркене спящую Айго, положила у ног богатыря.
   – Иди к реке, там, у красного камня,  мой конь стоит,  – сказал Ах Парыс. – Приведи коня ко мне.
      Ушла Иркене за богатырским конём. Поднял Ах Парыс огромный камень, со всей силы ударил им в гору. Пробил камень дыру в подземный мир, куда бросают людей с чёрными душами. Вылетел из дыры чёрный дым, окутал  дочь Суна-хана и уволок под землю.  Тут же рассыпалась в прах железная цепь. Гора задрожала, тяжёлые камни с её вершины завалили проход в подземный мир.
      Но тут чёрный волос, упавший с головы колдуньи, превратился в чёрную змею. Змея скользнула в траве к ногам Ах Парыса.  Зашипела, открыла пасть и укусила богатыря за ногу ядовитыми зубами.  Схватил Ах Парыс камень, хотел размозжить змее голову, но обратилась змея в чёрный дымок, и втянулся он в землю в том месте, куда навеки исчезла чёрная душа колдуньи.
     Пошатнулся богатырь, упал на землю. Закричала от горя Иркене, обняла Ах Парыса. Из глаз девушки полились горячие слёзы на холодеющую грудь богатыря.
   Налетел порыв ветра, поднял с земли оброненное в битве  золотое перо. Поднялось перо высоко в небо, обернулся золотым соколом.  Опустился сокол перед Иркене, взмахнул золотыми крыльями и сказал человеческим голосом:
      – Под золотой берёзой в золотой чаше спрятана живая вода. Возьми золотое пёрышко из моего крыла, воткни в рукав своего платья – полетишь рядом со мной орлицей. По земле человеку идти тридцать дней, а мы за три взмаха крыльев долетим.
    Выдернула Иркене из крыла сокола золотое пёрышко, вставила в своё  платье и в единый миг обернулась орлицей.
    За три взмаха крыльев долетели сокол и орлица до золотой берёзы. Опустились на траву. Выдернула орлица золотое пёрышко, которое в рукав воткнула, и вновь стала девушкой. Но только протянула руки к золотой чаше под корнями золотой берёзы, как сверкнула молния, ударил гром и появился на золотом коне богатырь в  золотых доспехах.
    – Зовут меня Алтен Тата, – грозно сказал богатырь. – Я страж золотой берёзы.
     – Я Иркене, дочь хана Тотыя. Злой Суна-хан убил моего отца. Его дочь, злая колдунья, смертельно ранила богатыря Ах Парыса. Он умирает! Только вода из золотой чаши спасёт его!
    – Ты любишь его?
    – Больше жизни!
    – Я дам тебе три капли живой воды, ты унесёшь её в клюве. Ах Парыс выпьет живую воду из золотой чаши и станет здоровым как прежде. Но ты навсегда останешься орлицей. Ты согласна? – спросил Алтен Тата и прищуренными, мудрыми глазами посмотрел в глаза девушки.
     – Да! – не раздумывая, ответила Иркене. Обернулась орлицей, набрала в клюв три капли живой воды и стремительно полетела в сторону гор, где умирал её любимый.
      Богатырь Алтен Тота обернулся золотым соколом и полетел вслед за орлицей.
      Орлица села на грудь Ах Парыса, открыла клюв, и три капли живой воды просочились сквозь губы богатыря. Ах Парыс вздохнул полной грудью, на его щеках выступил румянец. Богатырь открыл глаза и увидел, что на груди у него сидит орлица с золотым пёрышком в крыле.
     Орлица радостно взмахнула крыльями. Но в глазах орлицы Ах Парыс увидел такую грусть, что сердце замерло от тревоги. Такая грусть заполняет глаза человека, когда он теряет любовь. И глаза орлицы так походят на глаза Иркене.
    Орлица взмахнула крыльями и медленно, тяжело взлетела. Но тут на неё налетел золотой сокол и сбил на землю. Щёлкнул клювом и выдернул из крыла орлицы золотое пёрышко.
     Ах Парыс не поверил своим глазам: орлица обернулась в девушку! На траве, подобрав под себя ноги, сидела Иркене и смотрела на него большими глазами, полными счастья.
     – Почему? – прошептала Иркене, глядя на сокола.
     – Ты его любишь! – ответил золотой сокол. Взмахнул крыльями и стремительно скрылся за белыми облаками чистого, светящегося синевой неба.

     Ехал богатырь Ах Парыс по степи на белом богатырском коне. Рядом ехала на белом коне прекрасная  девушка Иркене.
    Люди радостно смотрели  на Ах Парыса, на прекрасную Иркене, счастливыми глазами их провожали.
    Земля после долгой, лютой зимы весне радовалась. Ирисы синеглазые к солнцу цветами тянулись. Жарки яркими платками лесные поляны покрывали. В лучах яркого солнца молодые листья на деревьях серебром сверкали. Ласточки над рекой летали. Жаворонки высоко в небе радостные песни щебетали.
     Выбежал из берестяной юрты мальчик. Подставил лицо тёплому солнцу. Весенний ветер затрепал подол отцовской рубахи, перешитой матерью для сына. Легко мальчишке дышится!
     Вышел из юрты сгорбленный старик, опираясь на палку. Прищурил глаза. Бороду седую разгладил натруженной рукой. Сел на тёплый камень у коновязи.  Посмотрел вокруг. Сердце старика с новой силой забилось. Умирать теперь некогда. Столько дел впереди. Надо начать и закончить. Встал старик, спину выпрямил. Далеко посмотрел.
    На поляну из белой юрты хайджи с чатханом в руках вышел. Вокруг него народ собрался песню послушать. Заиграл белоголовый старик на чатхане, песню запел о славном богатыре Ах Парысе. О том, как помогли богатырю духи предков победить  чёрного змея Олбезека. О том, как великан Тасхыл выковал из чешуи змея доспехи, из когтей меч, из зубов стрелы, из рогов боевой лук. О том пел хайджи, как благословили светлые чаяны-творцы Ах Парыса на бой великий, и одолел он злого Суна-хана, опрокинул его очаг, поборол колдовские чары Айго.
      Пел  сказитель о том, как посадил богатырь Ах Парыс юную красавицу  Иркене на коня. И поехали они на земли Суна-хана. Там собралось много народа с разных земель. Радостными криками встретили они богатыря-освободителя. Ах Парыс велел им идти на свои земли, угонять свой скот.
      А когда люди разошлись, собрал богатырь Ах Парыс свой народ. Долго шли, пока не вернулись на родные земли в солнечную степь. И много скота с собой пригнали.
    Собрались старейшины рода и весь народ на великий сход. Выбрали они новым ханом самого сильного воина, самого смелого воина, самого умного воина. Выбрали ханом богатыря Ах Парыса.
     Подарила красавица Иркене Ах Парысу серебряный браслет со своей руки, взял богатырь в жёны красавицу Иркене.
     С тех пор враги  страшились идти войной. Люди жили в мире и покое, прославляя богатыря Ах Парыса и его жену Иркене.
     Пел  хайджи, и люди слушали  о том, что  нет ничего дороже родной земли, и рождает земля богатырей-защитников.  И сравнивал хайджи богатырей со звонкими струнами чатхана. Чем звонче струны, тем громче слышится песня во всех уголках земли.
    Звенят струны чатхана.  Люди слушают,  и в сердцах людей разгорается пламя любви к родной земле, к народу своему.