Парень хороший и даже очень

/рассказ/

По мнению в достоверности многих, он был хороший парень. И если товарищи по взводу звали его именно что Доха, то по вполне понятной причине: фамилию имел подходящую — Дохин. До «старика», то есть до солдата видавшего виды, покамест не выслужился. Но и в «молодых» боец-десантник уже не ходил. И были у парня очень приличные сапоги. Из тех, о которых говорят, что велик сапог на крепкой ноге живет, а мал сапог под лавкой лежит. Подошвы какие? Век не сносить! Каждое голенище — дудочкой. Через любую лесную лужу вброд запросто перейдешь и не шибко ноги промочишь. Где полагалось им быть прошитыми нитками особо прочными, там швы наблюдались на удивление безотказными.
Какая бы непогода ни приключилась — не позволялось им лопнуть либо разползтись бесхарактерно. Хоть мороз жги минусами большими, хоть дождь хлещи наотмашь. Одним словом, Доха не предъявлял претензий к обувке, положенной ему в соответствии с форменным содержанием. С ней расставаться на каких-либо радостях нисколько не торопился. И вот подошел день, когда роту подняли по тревоге, повезли на замаскированно дальний аэродром, чтобы потом организовать внезапную атаку с воздуха на противника, что засел в укромных лесах.
Коль поступил приказ, Доха быстро снарядился, потопал ногами для порядку. Убедился: одежка в норме, а что касаемо сапог — каждый сидит, как влитой. Выхватил тогда из пирамиды автомат и побежал на погрузку. По тревоге полагалось солдату занять положенное в транспорте место, в обязательности отправляться в дорогу. Как раз туда, куда надобно было доставить команду. Чтобы в густых лиственно изумрудных лесах был дан укорот хитрому противнику, который мастак был занимать скрытную позицию. Прыгнуть с под небес не проблема для воздушного бойца. Вместе с товарищами очутиться на лесной осиново-березовой опушке тоже вполне обычное дело.
Но потом есть нужда такая, чтобы пуститься в быстрое маршевое продвижение вглубь зелено—изумрудной чащоры, поскольку там особые прячутся хитрецы, и полагается навязать им справедливо толковый бой. Едут, значит, глазастые десантники по дебрям. Доха целит взоры по сторонам, держит автомат между колен. Сидит при всем том в аккуратном спокойствии. Вдруг происходит решительная остановка. Подходит к машине ротный капитан, говорит взводному: есть у нас такой солдат, что пройдет сквозь огонь, воду и выполнит приказ?
— Найдется, хоть один, хоть два, хоть… — начинается ему ответственный доклад. Однако встречь следует разъяснение.
 — Сей срочный час нужен только один, в особливости пронырливый. Такой, чтоб и прыткий был, и сильно бойкий. Словом, на все сто проходимый.
Понял взводный. Помолчав минуту, пригласил Доху для подробного разговора с начальством.
 — Рядовой! Поручается вам разузнать, — сказал ротный, — где противник прячет свои танки. Бронированные, очень тяжелые. С огромно большущими пушками, от которых атаке не заполучить добра ни на грош: бьют и часто, и сильно, и метко. Лучше бы их подорвать.
Свою личную атаку ладит десантник теперь, идет промеж сосен, берез и всяческих развесистых кустов. Крадется, если точнее сказать. И ветки бьют ему по лицу, и роса обтряхивается на него с листьев. Хорошо, лето сияет в небесах, меж елей и среди бузины с красными ягодами. А была бы зима? Тогда, рядовой Дохин, пришлось бы тебе надевать варежки, обувать валенки, утепляться именно что дохой. И почему—то вспомнилась ему поговорочка: «Пускай у тебя сапоги — море красоты, да ведь не избыть босоты». Поглядел солдат на справную свою обувку. А что? Для похода лесного она как раз очень замечательная! Неплохо и то, что нету в бору матушки—зимы. Значит, радуйся: есть бесподобно чудесные предпосылки для того, чтоб огромные пушки противника дружно гикнулись и замолкли напрочь.
В чащоре бросились ему в глаза белки, что лихо прыгали по соснам, а также солидно большущее дерево с удобной развилкой для тихо-мирного посиживания и наблюдательного поглядывания.
«Белка из меня, предположим, не самая лучшая, — размысливал Доха, забираясь на ветку повыше. — Зато есть возможность разузнать, где тут прячутся пушки, что бьют страшно метко и сильно. Наш ловкий отряд быстро их к чертям собачьим подорвет, и настанет в лесу необходимый порядок».
Смотрит, значит, и туда, и сюда, изучает со вниманием обстановку. Где шибко бронированный противник? За какой густегой затаился и куда намерен торить дорожку в ближайшее время? Свою замечательную обувку парень при всем том снял: легче будет на беличий манер продвигаться с ветки на ветку. Какое назначил ей применение?
Да пусть себе полеживает она под высоким деревом, что пышной кроной отличается невозбранно. Выходит, не было у наблюдателя вопросов к шустрым белкам, к своему пышно великолепному укрытию, к голубым небесам, что без дождей и грозовых ветров доставили разведывательный десант к широкому боровому простору? Не совсем оно в истинности правильно. Вопросы имелись, потому как вышел из-за куста красноягодной бузины танкист — встал задумчивым столбом. Дотошно мысленные из развилки претензии к нему: по какой причинности он под высоким деревом притормозил? чешет затылок и никуда сей момент не уходит? отчего встал как раз по стойке охотничьего, до невозможности разумного пса и носом завертел?
А танковый молодец потому в крутую озадачился, что заметил очень для чащоры приличные сапоги. Те полеживали на погляд вполне спокойно. Их владельца, если поискать, не было — хоть лопни! — поблизости. Да уж, парень! Маскировка у десантника завсегда должна оставаться безупречной и потому сегодня как раз остается. Нет спору, каждый смотрится неплохо, коль варежки у него, что называется, барановые, а сапоги сафьяновые. Всё так, однако не в гости рядовой Дохин пришел в дом к девице-красавице, сапожками хвастаясь. Он тебе, противник, разве по январю-февралю объявился тут? Приметно мохнатыми варежками утеплившись? Когда отслужит срок армейский, лишь тогда двинется ходить по соседкам-прелестницам, хоть летом, хоть зимой. Нынче справляет досточтимо нужную разведку.
В несомнительности Доха удачно схоронился, а сапоги — никуда не денутся они. Позволительно им смирно полеживать в росно густой траве, так как было у верхолаза понятие: появится лесной зверь какой — он вряд ли позарится на особо прочную обувку! найти схрон десантника — это вряд ли с легкостью получится нынче у любого противника! Однако у того, зорко пару обувочно-крепкую обнаружившего, сильно заинтересованного, вдумчивых догадок тоже хватало. Танкист по фамилии Пальтошкин в свою очередность выказал нехилую понятливость: никакому боровому животному находка не понадобится! именно почему? Во-первых, каждое здесь привыкло без лишних причандалов обходиться! Во-вторых, для питания обувка годится не так чтобы в непременности, оттого что сильно пахнет ваксой!
Как в таком, шибко размыслительном, разе поступил Пальтошкин? Он внимательно, помятуя о сосредоточенной бдительности, обсмотрел, общупал сапоги. На подошвах заметил травинки смятые и сделал настоятельно срочный вывод: когда-то при деле была находка. Может, на прошлых, ничуть не давних, днях. Проверка не помешает нисколько, надо теперь навестить ближнюю бузину, разлапистые сосны и темно-зеленые, остроконечные ели в округе. Приняв дотошливо резонное решение, облазил тихо-мирную здешнюю сторонку.
А потом, не найдя никаких приметных странностей, решил: «Отнесу-ка обнаруженное командиру взвода. Тот лучше разберется».
Пока противник самозабвенно шарил повдоль безвинно хвойных деревьев и непричастно бузиновых кустов, Доха посиживал в развилке удобной кроны. В глубине листвяной загущенности посмеивался, радовался тому, что попасть на глаза бедового шустряка — обязательный ему фиг, искательному упрямцу! В конце концов, удалились восхитительные десантные сапоги, нашедший их солдат прекратил бесполезные хождения: сунул боровую находку подмышку, отправился к своим, и появилась у воздушного бойца возможность шикарная слезть на землю. Для определенной, очень важной цели. Для какой именно? Так ведь хочешь, не хочешь, но полагалось идти следом.
Бой-парень умыкнул не парочку изношенно затрапезных мокроступов — поистине отменную драгоценность. Учитывай, Доха: босиком не подвинешься в буреломах поход осуществлять! к тому же, противник не знает, что за ним следят и в обязательности разведку приведет куда надобно! туда, где стоят бронированные машины с огромно- здоровущими пушками, от которых десанту добра не жди! Есть резоны, хоть шагом, хоть ползком, следовать позади танкиста? Имеются в степени весьма немалой. Выходит, чертыхнешься, потылицу почешешь, и дальше, хоть бегом, хоть ужом, направляйся, десантник, выручать незабвенные свои сапоги. Теперь что сотворяет противник?
Он тихой сапой, как есть неспеша, проходит по мосточку через глубокий овраг. Потом круглый травянистый лужок оказался перед ним. Там он постоял, огляделся и зашал к трем соснам, что росли на пригорке. Солнце просвечивало прогалы меж сосен, под кронами рдели пахучие земляничннки. Они соблазнительно поглядывали на прохожего с десантной обувкой подмышкой, и ему заневолилось на пригорке полакомиться ягодками.
Нечего и говорить, какие они были аппетитно прелестные: нельзя мимо пройти, не сорвать, хоть одну, хоть другую, затем — не войти во вкус, не увлечься попутным пропитанием до самозабвения. То и случилось, а также произошло то, что одной рукой собирать ягодки неудобно, поэтому… ладно, из подмышки можно выпасть сапогам и спокойно полеживать на горке, у сосен. Там, в низинке, хватало сырости, чтобы земляничинам набрать побольше красоты, веса, привлекательно большой размерности. Что делал тем временем Доха? Наблюдал, прячась в траве, и думку в голове обмысливал на предмет, как бы половчей умыкнуть свою, неотложно служебную, походно превоходную драгоценность. Слышит при всем том: неподалеку — за сыроватым лесным понизовьем, метрах в ста — урчат машины противника.
Вот она где бронированная, пушечная, опасно могутная часть располагается! На сей час пускай местечко в памяти остается! Можно теперь сматывать удочки? Нет, всё ж таки неплохо станется выручить десантную обувку, до невозможности крепкую, удобную, завсегда при полетах и боровых походах не лишнюю. Удостоверившись, что в распадке прячутся танки, незаметно к ягодному собирателю подкравшись, с горушки потаенным образом утащив находку, Доха пустился в обратную дорогу. Которая должна была тянуться через густегу осин, берез и напитанных влагой кустовищей.
Далеко ушагать не получилось. На земле — не в облаках: неряшливую босоту не убережешь от камней, сучковатых валежин, еловых иголок, коими лесная подстилка изобильно усыпана. Привести себя в порядок прежде всего надобно. Значится, разведка, погоди носиться лосем, ноги сшибать в беспечности, когда лучше будет под шатром красноягодной бузины присесть, употребить обувочно-любезную пару, свою двоечку, по всей справной форме. Только уютно примостился, ан — долетели до молодца крики. Что позади приключилось?
Там любитель спелой земляники очнулся: часовой! сюда! кто стянул сапоги? Отчаянно громкий был у Пальтошкина голос. Несмотря на то, что моторы боевых машин работали как есть не вполсилы, товарищи услышали танкиста. И командиру пошло немедленное — тоже нисколько не тихое — сообщение: в лесу была найдена солдатская обувка, потом она вдруг исчезла куда-то. Имелось у Дохи желание попасть на глаза Пальтошкину? Извините, подвиньтесь, ничего такого не обнаружилось!
«Громкий парень! Сапоги мои, а не твои, — сам себе в твердости обмысливания доложил десантник. — И нечего тут разоряться. Не получишь их во второй раз!»
Ход соображений был у него не так, чтобы напрочь пустой. Однако в непростой боевой обстановке кое—какая незадача могла произойти, и потому — не мудрено! — приключилась ошибка у Дохи.
Сидел бы под бузиной рядом с ним набольший командир, батя-полковник при четких, к примеру, погонах, тогда поди ошибочному выводу уж не разгуляться — легкая догадливость улетай в сторонку! Схватка ведь есть непреложная схватка, поэтому не расслабляйся: ты сегодня обутый, а завтра, глядишь, необходимым станет разуться. Ничего не поделаешь, если вдруг обстановка прикажет, чтоб срочно босиком оказаться тебе сызнова. Когда главное не сапоги, а победа, над противником одержанная, тогда обо всем забываешь. Выходит, забытое вскорости очнулось, и навалились воспоминания на Доху?
Именно что пошло всё таковским образом. Той минутой среди танков — рядом и вокруг — переполох. Пусть не жуткий, но в обоснованности хлопотливый, как говорится, до страсти. Командир Пальтошкина не преминул смекнуть: что-то здесь неладное с убежавшей обувкой! она сама по себе не ушагнет куда подальше! ей нужен пронырливо бойкий хозяин! Последовало распоряжение прочесать лес? Естественно прозвучало в незамедлительности оно, и — как у танкистов заведено — моторно засуетились все подчиненные. Нет, боевые машины остались на месте, а солдаты ринулись вперед, скоростной цепью пошагали, просто—таки отчаянно бросились на поимку сызнова обувшегося. Им важно было взять в кольцо того, кто шастал возле притаившегося в глухомани подразделения. Ловушка удалась? Ну, как водится у моторно быстрых: они захлопнули западню прежде, чем Доха сумел обуться и скрыться в боровой густеге перед мосточком через овраг.
Не собирался десантник приводить погоню к своим товарищам, поэтому — обламывая хрупкие ветки красноягодных бузинников, сбивая твердыми подошвами и каблуками всякие желтые лютики в бору, кидаясь туда и сюда в попытках сбить след, слыша голоса рьяных друзей крикуна то слева, то справа — утомился разведчик до предела. Сел тогда на пенек средь густого подроста елового, на лбу собрал морщинки: нахмурившись, разрешил себе в докональности непростую ситуацию обмозговать. Тут донесся издали знакомый в громкозвучности крик.
— Мы его словим. Всё будет как надо!
 На что последовал ответ командирским баритоном:
 — Вначале надо поймать. Потом можно радоваться, Пальтошкин!
От негодования Доха даже подскочил: «Ты меня словишь? А земляничинки не желаешь попробовать снова?»
Быстро стащил он сапоги, размахнулся посильней, забросил в самую что ни есть густую изумрудно-зеленую густегу. Упали они в распадок, где протекал нехило звонкий ручей, и дружная пара загремела послушным образом вниз. Образовался шум ветвей, а также плеск воды послышался и заодно карканье вороны, слетевшей с гнезда.
Пальташкинское счастье было столь велико, что не удержался от нахлынувшей веселой беспечальности, громче прежнего закричал:
— Ага, хитрован! Попался, наконец!
Он помчался туда, где тайное гнездо воронье выразило отчаяннное свое неудовольствие, где мелочь рыбная в полноводном ручье порскнула стайно: и в тинистое низовье, и в заросшее камышами верховье. По направлению, страсть какому нужному, в очевидности правильному, в един миг бросилась на захват беглеца чуть не вся упористая цепь. Один преследователь извещал другого в радостном возбуждении:
— Пальтоша не промахнется! Ура! Наша взяла!
Вслед за тем быстрая погоня скатилась по травянистому скользкому склону в сумрачно тенистый распадок, и для командира оттуда прозвучал очень громкий новый крик о примечательно крепкой обувке:
— Сапоги! Те самые! Я нашел их!
Сообщение в восторг не только не привело того, но даже сильно раздосадовало: сапоги вижу! но где тот, который в ручей забросил их, коль в лесу они, догадаться можно, шибко необходимы? Ответ был ему нисколько не празднично победительный:
 — Не знаю. Не видел, куда подевался.
 — Упустили вы его. На память он оставил вам сапоги, а сам ускользнул. Эх, Пальтошкин!
Прибежал разведчик босой к своим, однако сведения доставил точные. Десантники выполнили свое задание. Доха наступал на противника в новой шикарно прекрасной обувке. Старшина расстарался, он при этом ничуть на бойкого рядового не сердился. В конце концов, если надо, оденут и обуют солдата в армии, а вот смекалка у бойца должна быть и своя тоже.
Безотказно высокопроходимые были у Дохи сапоги, да уж! И во все времена не зарекался он — среди полей и лесов — прослыть профаном, тут ведь служебное обязательство твое при любых обстоятельствах должно сполняться, хоть ты как. Хоть ты с обувкой или без оной,  хоть ты в штанах или без штанов.