ИВАН Грозный, Как отец русской демократии

                ВВЕДЕНИЕ.
История мифологична, как бы не твердили обратное наши российские, да и не российские историки. Мифы конечно полезны в качестве фундамента идеологии. Именно поэтому создавались исторические мифы, начиная от мифа о призвании Рюрика заканчивая мифом о «демократической революции» 1991/93 гг.
Но Рюрик от нас слишком далеко. Так далеко, что не все историки верят в его существование. А 1991 г. лишь открыл эпоху в которой мы имеем счастье (или несчастье, это уже кому как повезло) жить. А изучение незаконченной эпохи является задачей скорее политологии, чем истории. Поэтому в качестве примера мифологичности истории возьмём период достаточно удалённый (чтобы о нём можно было рассуждать спокойно), но в то же время имеющий достаточно фактического материала для того, чтобы сделать некоторые выводы. А именно начало правления Иоанна IV Грозного.
Насущные задачи управления и укрепления собственной власти заставили молодого Иоанна провести ряд реформ, которые современным языком иначе, чем «демократическими» назвать трудно. И то, что эти преобразования не дали реформатору титула «Отца русской демократии» является одним из показателей мифологичности нашей истории. Ему был навешен ярлык тирана. Довольно странно, если учесть, что тираном обычно называют правителя, захватившего власть незаконно, и использующего последнюю в своих корыстных интересах. Впрочем, всё становится на свои места, если учесть ту небольшую, но очень влиятельную группу – московское боярство, чьи интересы разошлись с интересами не только царя, но и всего государства и народа. Именно их потомки и старались всячески очернить царя. Полную поддержку этих взглядов высказали и зарубежные историки. Как пример вспомним «Путешествие в Московию» Адама Олеария, в котором этот почтенный автор, ничуть не смущаясь, приводит явную небылицу о том, что «тиран Иван Васильевич истребил в Великом Новгороде аж 300 тысяч человек. Да в лучшие времена средневековья историки насчитывали 25-30 тысяч. А в поминальном синодике самого грозного царя насчитывалось 470 имен, им загубленных новгородских душ. А царь в делах веры был весьма щепетилен.   Необходимо было очернить человека, возродившего на новой этнической и религиозной основе и под другим названием Золотую Орду. Заявку на это юный Иоанн сделал ещё при вступлении на престол, венчавшись именно на «царство», а не на «великое княжество». Но прежде, чем сделать свой исторический рывок вдоль Волги до Каспия и отрогов Кавказа, необходимо было навести порядок в стране и укрепить собственную власть в Великом Княжестве Московском.
Власть же в период малолетства Иоанна сосредоточилась в руках московского (ростовско-суздальского по своему происхождению) боярства и служилых князей. За период правления Елены Глинской и последующей семибоярщины эта группа получила всё, что можно было получить при монархии. И всё чаще бояре с тоской посматривали в сторону Речи Посполитой. А тосковать было по чему. Речь Посполитая представляла собой фактически шляхетскую республику с назначаемым Сеймом королём. Фактическими хозяевами страны были польские и литовские магнаты. Чем не пример для подражания.
Для борьбы со старым боярством необходимо было искать альтернативную силу. Начало правления Иоанна IV и отражает поиски такой силы. Кроме старого боярства потенциальной опорой могли стать духовенство, дворянство (называемые тогда «детьми боярскими») и города (в основном купечество). Поиски союза с этими слоями и отражает деятельность молодого царя.  Разумеется, не следует бросаться и в другую крайность. Реформы были направлены, прежде всего, на укрепление централизованного государства. Передача ряда функций на места диктовалась соображениями экономии средств, так как все переданные на места функции исполнялись выбранными людьми бесплатно (так сказать «на обще6ственных началах»). Мало того, эти же выборные несли материальную ответственность за податные недоимки всего общества. Поэтому выдвижение на должность воспринималось, как тяжёлая повинность.
    
                ГУБНАЯ РЕФОРМА
Первоначальная система «кормлений» всегда вызывала множество нареканий из-за злоупотреблений кормлёнщиков. Каждый, кого ставил великий князь на управление городом или волостью старался выжать максимально из подвластного ему населения, зная, что скоро будет сменён другим на посту. Эти злоупотребления всегда вызывали массу недовольства податного населения  и достигли своего максимума во времена боярского правления.
Поэтому первое за что взялся юный царь – это ограничение кормлений и проведение губной реформы.
Центральное правительство стало точнее определять законодательным путем, установившиеся в силу обычая или практики права и ответственность областных управлений и, регулируя порядок кормления, стесняло произвол кормленщиков. Такую регламентацию областного управления встречаем как в общих узаконениях обоих Судебников, так и в местных уставных грамотах, какие жаловала центральная власть целым областям или отдельным городским и сельским обществам. Самое появление таких узаконений и грамот, регулировавших деятельность местных управителей, показывало, что центральная власть начинала заботиться об ограждении интересов местных обывателей от своих собственных агентов, т. е. начинала сознавать свое назначение охранять благо общества. Кормленщик, наместник или волостель, получал при назначении на кормление наказный, или доходный, список, своего рода таксу, подробно определявшую его доходы, кормы и пошлины. Притом натуральные кормы переложены были на деньги: так, по белозерской уставной грамоте 1488 г., наместник за рождественский корм получал с сохи вместо 10 печеных хлебов или ковриг 10 денег (около 5 рублей), вместо воза сена - 2 алтына (около 6 рублей) и т. д. Затем запрещено было кормленщикам самим собирать свои кормы с населения: это поручено было выборным от обществ, сотским - в городах и подгородных станах, старостам - в прочих сельских волостях. С течением времени становились определеннее и самые сроки кормлений. В XVI в. московское правительство, по-видимому, стремилось сокращать их: в эпоху второго Судебника общим правилом был, кажется, годовой срок, хотя бывали случаи кормлений двухлетних и трехлетних. Изложенные меры стесняли наместников и волостелей как кормленщиков, упорядочивая их отношения к плательщикам, предупреждая или смягчая обоюдные неудовольствия и столкновения сторон.
При введении губного управления, по-видимому, еще не предполагалось ни отменять кормления, ни даже ограничивать права кормленщиков. Законодательство старалось точно разграничить оба ведомства, губное и кормовое, и безобидно определить их взаимные отношения. Судебник 1550 г. заботливо ограждает компетенцию кормленщиков от вмешательства губных старост, которым предоставляет ведать только дела о разбое, дела же о татьбе предписывает судить по губным грамотам, которые то отдают татинные дела вместе с разбойными в ведение губных старост, то предписывают последним судить эти дела совместно с кормленщиками, причем участие тех и других в таком суде строго разграничивается: кормленщики правили на осужденном свои «продажи», взыскания, а губные удовлетворяли истцов из его имущества и подвергали его уголовной каре, кнуту и т. д. Но в обществе поняли нововведение как меру, направленную прямо против кормленщиков. С чувством глубокого внутреннего удовлетворения рассказывает об этом псковский летописец под 1541 г. Он пишет, что государь показал милость своей отчине, начал давать городам и волостям грамоты - лихих людей обыскивать меж себя самим крестьянам по крестному целованию и казнить их смертью, не водя к наместникам и их тиунам, и «была наместникам нелюбка велика на христиан». Псковичи также взяли такую грамоту (до нас не дошедшую), и начали псковские целовальники и сотские судить и казнить лихих людей. Наместник псковский сильно злился на псковичей за то, что «у них, как зерцало, государева грамота», как бельмо на наместничьем глазу, вероятно, хотел сказать летописец. «И бысть крестьяном радость и льгота от лихих людей», - добавляет повествователь и в перечне этих лихих людей ставит и самих наместников с их слугами.
До царя Ивана IV наместники и волостели ведали и уголовные дела, сначала без доклада, а потом перенося важнейшие из них на пересмотр, решение или утверждение в столицу. Наиболее тяжкие уголовные преступления - разбой, душегубство, татьба, поджог и т. п. - все такие лихие дела, как они тогда назывались, были для наместников и волостелей самыми доходными судебными статьями, доставляли им наиболее значительные пошлины: за такие преступления осужденный подлежал «продаже» - конфискации всего имущества в пользу кормленщика за вычетом вознаграждения истцу, тогда как другие правонарушения давали ему только «противень против исцова» или «вполы исцова», т. е. пеню, равную иску или его половине. Значит, личный интерес областного правителя побуждал его преследовать лихие дела и карать за них; но у него не было ни побуждений, ни даже средств предупреждать их. Когда совершалось убийство, волостель, а чаще наместник, которому обыкновенно принадлежал суд по уголовным делам, требовал от общества, на земле которого совершено преступление, выдачи преступника; в противном случае общество платило ему виру в 4 рубля (в конце XV и в начале XVI в. не менее 400 рублей на наши деньги). Подвергались преследованию отдельные лихие дела, но не было учреждения, которое вело бы постоянную, организованную борьбу с лихими людьми, рецидивистами, профессиональными разбойниками и татями. Кормленщики, очевидно, не годились для такой борьбы. Между тем страшное развитие разбойничества, о котором говорят памятники тех веков, требовало особых органов управления для ограждения общественной безопасности и предупреждения преступлений. Правительство пробовало сначала посылать в области особых сыщиков для преследования лихих людей; но эти сыщики, требуя себе содействия от местных обществ, сами ложились на них новым бременем, чинили обывателям великие убытки и волокиту великую. Потому в Москве решили поручить уголовную полицию самим местным обществам. В малолетство Грозного, во время боярского правления, правительство начало давать городским и сельским обществам так называемые губные грамоты, предоставлявшие им преследование и казнь лихих людей. Так старинная обязанность земских обществ выдавать наместнику душегубцев теперь превратилась в их ответственное право ловить и казнить разбойников. И это дело устроялось очень постепенно, с большими колебаниями. В иных местах правительство поручало «разбойничьи дела делать» выборным присяжным заседателям на суде кормленщиков или наличным сотским и старостам под руководством известных уже нам городовых приказчиков; в других местах оно предписывало выбирать для этого дела особые, специальные власти. Уголовно-полицейский округ, в котором преследование лихих людей предоставлялось самому обществу, назывался губой. Первоначально губное окружное деление совпадало с мелким административным. Так, по губным грамотам 1539 г., белозерской и каргопольской, самым ранним актам этого рода, до нас дошедшим, обыватели всех классов, «свестясь меж собя все за один», для поимки и казни разбойников выбирали в каждой волости тех уездов голов из детей боярских, человека по 3 или по 4 на волость, а им в помощь - старост, десятских и лучших людей, которые выбирались из тяглого населения. Так в губном деле устанавливалась совместная деятельность служилого и тяглого общества с подчинением последнего первому. Но при этом из сел крупных привилегированных землевладельцев составлялись особые губы, независимые от волостных, со своими губными головами и целовальниками. Так, из 5 сел Кириллова монастыря в Белозерском уезде образована была в 1549 г. особая губа с 2 губными старостами, «выборными головами» из служилых людей и с целовальниками из крестьян тех же сел. Но эти монастырские губные головы по важным губным делам должны были съезжаться с волостными и становыми губными головами в г. Белозерске, где и вершили такие дела все вместе. Эти съезды, естественно, вели к объединению мелких губных единиц, к установлению всеуездной губной власти. Во второй половине XVI в. такая власть и явилась в виде всеуездных губных старост, по одному или по два на весь уезд, который теперь образовал одну цельную губу. Над белозерскими волостными и становыми губными головами, установленными в 1539 г., грамота 1571 г. поставила двух всеуездных губных старост. Подобное объединение губных учреждений происходило и в вотчинах крупных частных землевладельцев. В многочисленных селах Троицкого Сергиева монастыря, рассеянных по 22 центральным уездам, было несколько своих монастырских губ с выборными губными приказчиками и целовальниками, с губными избами, т. е. правлениями, и с тюрьмами при них для татей и разбойников - все на монастырском содержании. В 1586 г. над всеми этими монастырскими губами поставлен был общий губной староста из монастырских служилых людей.
Став всеуездным, губное управление образовало сложную сеть руководящих и подчиненных полицейских органов, раскинувшуюся по всему уезду. Во главе их стояли губные старосты, избиравшиеся на всесословном уездном съезде, но только из служилых людей, по одному или по два на уезд. Они вели дела вместе с губными целовальниками, которых выбирали из своей среды одни тяглые люди, посадские и сельские, в прежних мелких губных округах, посадах, волостях, станах и селах. Старостам подчинены были сотские, пятидесятские и десятские, выбиравшиеся по сотням, полусотням и десяткам, полицейским участкам, на которые делились по числу дворов губные округа.
Для губных дел установлен был особый порядок делопроизводства. Кормленщики вели судные дела обвинительным или состязательным процессом, который, собственно, и назывался судом. Дело возбуждалось частным иском или обвинением и решалось признанием ответчика, свидетельскими показаниями, полем, присягой, письменными документами. Губной староста вел дела розыскным или следственным порядком. Дело возбуждалось и без частного иска - поимкой татя с поличным, повальным обыском - опросом обывателей о прежнем поведении обвиняемого, об его общественной благонадежности и оговором - указанием преступника с пытки на соучастников преступления. Эти улики имели силу судебных доказательств сами по себе, без сравнительной судебной оценки каждой из них. Частное обвинение в разбое, не поддержанное ни оговором, ни прямыми уликами, вело к повальному обыску, а облихованный к обыску, хотя бы бездоказательно, все-таки подвергался пытке и, если не сознавался в преступлении, «по обыску» осуждался на пожизненное тюремное заключение, а из имущества его вознаграждался истец. Цель губного процесса строго полицейская - предупреждение и пресечение «лиха», искоренение лихих людей. Потому губного старосту заботило не восстановление права в каждом случае его нарушения, а обеспечение общественной безопасности. Вступая в должность, он обязан был созвать в уездный город на съезд уездных жителей из всех классов общества: из духовенства белого и черного, из дворянства, городского и сельского населения - и опросить их под присягой, кто у них в губе лихие люди, тати и разбойники или их укрыватели, и, кого в этом общем предварительном обыске называли лихими людьми, тех брали и ставили перед губным старостой, а их имущество, переписав, берегли до окончания дела. Так начиналась сложная и шумная губная процедура по всему уезду с арестами, пыточными оговорами, очными ставками, «исцовыми исками», повторительными повальными обысками и пытками, конфискациями, виселицами.

                ЗЕМСКАЯ РЕФОРМА.
Система кормлений,  сохранившаяся за некоторыми изменениями со времён Киевской Руси, причиняла значительные неудобства  для обороны страны, так и для местного управления.  Развитие товарно-денежных отношений в Московском государстве уже позволяла собирать значительную часть налогов и сборов не в натуральном, а в денежном виде. Система же использования изымаемых государством ресурсов досталась царю от прошлого, когда все подати собирались в натуральном виде. Старая система заставляла распылять воинские контингенты по всей территории, т.к. перевозка продовольствия являлась затруднительной. Поэтому основой армии являлась дворянское ополчение, служба в котором оплачивалась земельным наделом. Воин «испомещался», т.е. помещался на надел с доходов, от которого он должен был нести службу. Боярам и служилым князьям для тех же целей давались городки и целые волости, как тогда говорилось «в кормление». В таком случае по призыву великого князя они должны были привести ещё определённое количество воинов, обычно по всаднику с каждых 150 десятин пахотной земли. Дополнительным источником дохода  кормлёнщикам являлся суд, законные (судные пошлины) и незаконные (посулы) доходы с которого являлись значительным источником доходов. Злоупотребления при этом становились нетерпимыми.
 По окончании кормления обыватели, потерпевшие от произвола управителей, могли обычным гражданским порядком жаловаться на действия кормленщика, которые находили неправильными. Обвиняемый правитель в такой тяжбе являлся простым гражданским ответчиком, обязанным вознаградить своих бывших подвластных за причиненные им обиды, если истцы умели оправдать свои претензии; при этом кормленщик платил и судебные пени, и протори. По тогдашнему порядку судопроизводства истцы могли даже вызывать своего бывшего управителя на поединок, поле. Литвин Михалон, знакомый с современными ему московскими порядками половины XVI в., негодуя на безнаказанный произвол панов в своем отечестве, с восторгом пишет в своем сочинении о таком московском способе держать областную администрацию в границах законного приличия. Съезд с должности кормленщика, не умевшего ладить с управляемыми, был сигналом ко вчинению запутанных исков о переборах и других обидах. Московские приказные судьи не мирволили своей правительственной братии. Изображая положение дел перед реформой местного управления, летописец говорит, что наместники и волостели своими злокозненными делами опустошили много городов и волостей, были для них не пастырями, не учителями, а гонителями и разорителями, что со своей стороны и «мужичье» тех городов и волостей натворило кормленщикам много коварств и даже убийств их людям: как съедет кормленщик с кормления, мужики ищут на нем многими исками, и при этом совершается много «кровопролития и осквернения душам», разумеется от поединков и крестоцелований, так что многие наместники и волостели, проигрывая такие тяжбы, лишались не только нажитых на кормлении животов, но и старых своих наследственных имуществ, вотчин, платя убытки истцов и судебные пени.

                ВВЕДЕНИЕ ЗЕМСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ.
С целью прекратить это соблазнительное сутяжничество царь на земском соборе 1550 г. «заповедал» своим боярам, приказным людям и кормленщикам помириться «со всеми хрестьяны» своего царства на срок, т. е. предложил служилым людям покончить свои административные тяжбы с земскими людьми не обычным исковым, боевым, а безгрешным мировым порядком. Заповедь царя исполнена была с такою точностью, что в следующем 1551 г. он мог уже сообщить отцам церковного, так называемого Стоглавого собора, что бояре, приказные люди и кормленщики «со всеми землями помирились во всяких делах». Эта мировая ликвидация административных тяжеб и была подготовительной мерой к отмене кормлений. По обычному преобразовательному приему московского правительства сделаны были предварительные пробные опыты. В феврале 1551 г., когда только что собрался Стоглавый собор, дана была крестьянам Плёсской волости Владимирского уезда уставная грамота, из которой видим, что крестьяне этой волости «пооброчились» - решили взамен наместничьих кормов и пошлин платить в казну оброк, за что им предоставлено было право судиться «меж собя» у старост и целовальников, «кого собе изберут всею волостью». Эту льготу плёсские крестьяне выхлопотали себе только на год, но потом продолжили ее и на другой год, удвоив оброк. В 1552 г., месяца за три до Казанского похода, посадским людям и крестьянам Важского уезда на поморском севере дана была такая же грамота, отменявшая у них управление наместника и передававшая управу во всяких делах излюбленным ими головам. Вскоре по завоевании Казани правительство с развязанными для внутренних дел руками и с необычайно приподнятым духом принялось за дальнейшую разработку вопроса о кормлениях. Мнение боярской думы, которой царь поручил это дело, склонилось в пользу отмены кормлений, так что царь в ноябре 1552 г. мог уже официально объявить о принятом правительством решении устроить местное управление без кормленщиков. Тогда и выработан был общий план земского самоуправления. Среди последовавших по случаю падения Казанского царства торжеств и щедрых наград героям подвига - служилым людям - не было забыто и неслужилое земство, которое понесло на себе финансовые тяготы похода. «А кормлениями, - замечают летописи, - государь пожаловал всю землю». Это значит, что земское самоуправление решено было сделать повсеместным учреждением, предоставив земским мирам ходатайствовать об освобождении их, буде они того пожелают, от кормленщиков. Земские общества одно за другим стали переходить к новому порядку управления. Убедившись по предварительным опытам реформы, что земство в ней нуждается, правительство решило сделать ее общей мерой и в 1555 г. издало закон, не дошедший до нас в подлинном виде, а только в изложении летописца. Такою общею мерой реформа является уже в грамоте, данной слободе переяславских рыболовов 15 августа 1555 г., в которой царь говорит, что он велел «во всех городех и волостех учинити старост излюбленных... которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею землею» и которые умели бы их рассудить в правду, «беспосульно и безволокитно», а также сумели бы собрать и доставить в государеву казну оброк, установленный взамен наместничьих поборов. Отсюда видны основания или условия реформы. Переход к самоуправлению предоставлялся земским мирам как право и потому не был для них обязателен, отдавался на волю каждого мира. Но кормление служилых управителей было земской повинностью, которую земские миры, желавшие заменить кормленщиков своими выборными, обязаны были выкупать, как потом выкупались дворянские земли, отведенные в надел крестьянам, вышедшим из крепостной зависимости. Все доходы кормленщиков, кормы и пошлины, перекладывались в постоянный государственный оброк, который земство платило прямо в казну. Эта перекладка получила название откупа, а жалованные грамоты на освобождение от кормленщиков назывались откупными. Земская повинность была тесно связана и вводилась одновременно с общей реорганизацией обязательной службы служилых людей: тогда установлены были нормальные размеры этой повинности и вознаграждения за нее - поместные и денежные оклады. Поместное землевладение, усиленно развивавшееся со времени отмены кормлений, становилось главным средством содержания служилого класса; новый источник дохода, создававшийся откупными платежами, служил мобилизационным подспорьем. Из нового государственного оброка служилые люди получали «праведные уроки» - постоянные денежные оклады «по отечеству и по дородству», т. е. по родовитости и по служебной годности.
 Земская реформа была крутым политическим переломом; но практически ее упрощал второй Судебник, установив обязательное и повсеместное присутствие земских старост и целовалышков в суде кормленщиков. Оставалось только вывести из местного суда самих кормленщиков, передав их функции этим земским заседателям и превратив их в самостоятельную судебную коллегию. В этом, собственно, и состояла реформа, не потребовавшая ни новых органов, ни нового судебно-окружного деления. Для обеспечения ответственности этих общественных судебно-административных рекрутов их сделали выборными: выбирать тогда значило отвечать за выборных. Итак, земское самоуправление XVI в. было вызвано обнаружившеюся при новых государственных задачах и потребностях недостаточностью и непригодностью прежних местных правительственных учреждений. Для разрешения этих новых задач на помощь центральному правительству и было призвано земство с его круговой порукой.
Стоит, однако, указать на черты, отличающие земское управление от местного самоуправления, имеющего место в настоящее время. Реформа царя Иоанна подразумевала не столько разрешение населению через органы самоуправления решать свои местные дела, сколько возлагало на эти органы обязанности самого государства на данной территории. Это полицейско-судебные функции и сбор налогов. При этом выборные представители не только работали бесплатно, но и отвечали своим имуществом за недоимки по налогам. Понятно, что в таком случае выборными могли быть только люди состоятельные, т.е. купцы или представители служилого сословия. Такое сочетание централизации и самоуправления было вынуждено политической необходимостью.

                ЗЕМСКИЕ СОБОРЫ
Наиболее ярко проявляется несостоятельность тезиса о «тирании» Грозного царя при рассмотрении истории Земских Соборов. В состав Земского собора входили царь, Боярская дума, Освященный собор в полном составе, представители дворянства, верхов посадских людей (торговые люди, крупное купечество), т.е. кандидаты трех сословий. Земский собор как представительный орган был двухпалатным. В верхнюю палату входили царь, Боярская дума и Освященный собор, которые не избирались, а участвовали в ней в соответствии с занимаемым положением. Члены нижней палаты были выборными. Порядок выборов на Собор был следующим. Из Разрядного приказа воеводы получали предписа¬ние о выборах, которое зачитывалось жителям городов и крестья¬нам. После этого составлялись сословные выборные списки, хотя число представителей не фиксировалось. Избиратели давали сво¬им выборным наказы. Однако выборы проводились не всегда. Бывали случаи, когда при срочном созыве собора представители приглашались царем или должностными лицами на местах. В Зем¬ском соборе значительную роль играли дворяне (главное служи¬лое сословие, основа царского войска), и особенно торговые люди, так как от их участия в этом государственном органе зависело решение денежных проблем для обеспечения средствами государ¬ственных нужд, прежде всего оборонных и военных. Таким обра¬зом, в Земских соборах нашла проявление политика компромисса между различными слоями господствующего класса.
Регулярность и продолжительность заседаний Земских собо¬ров не были заранее регламентированы и зависели от обстоятельств и важности и содержания обсуждавшихся вопросов, В ряде случаев Земские соборы функционировали непрерывно. Они решали основные вопросы внешней и внутренней политики, законода¬тельства, финансов, государственного строительства. Вопросы об¬суждались по сословиям (по палатам), каждое сословие подавало свое письменное мнение, а потом в результате их обобщения составлялся соборный приговор, принимаемый всем составом Собора. Таким об¬разом, правительственная власть имела возможность выявить мнения отдельных классов и групп населения. Но в целом Собор действовал в тесной связи с царской властью и Думой. Соборы собирались на Красной площади, в Патриарших палатах или Успенском соборе Кремля, позже — Золотой палате или Столовой избе.
Необходимо сказать, что в состав земских соборов как учре¬ждений феодальных не входила основная масса населения — за¬крепощенное крестьянство. Историки предполагают, что лишь единственный раз, на соборе 1613 г., присутствовало, по-види¬мому, небольшое число представителей черносошных крестьян.
Кроме названия «Земский собор» это представительное учреждение в Московском государстве имело и другие наименования: «Совет всея земли», «Собор», «Общий совет», «Вели¬кая земская дума».
Иоанну была необходима опора для борьбы с боярством. Первым к кому царь обратился, было духовенство.
 В 1550 году царь созывает первый Собор, названный впоследствии Стоглавым. На нём кроме боярства присутствовало так же высшее духовенство. На Соборе сравнительно легко были приняты меры по стандартизации богослужения.  Вероятно, тогда же учрежден был Челобитный приказ, то есть Комиссия прошений, на высочайшее имя приносимых, и Адашев был назначен начальником этого нового приказа. Постановления Собора составили знаменитый «Стоглав», по количеству глав. По многим вопросам согласие, однако, не было достигнуто.
Так духовенство отказалось от предложенной царём частичной секуляризацией церковных земель, столь необходимых для испомещения служилого сословия. Церковь в это время раздирали споры между учениками Нила Сорского – нестяжателями и «иосифлянами», последователями Иосифа Волоцкого и сторонниками богатой церкви. При этом сам Иван Васильевич был явно на стороне Нила Сорского. Возражая иосифлянам деливших даже после пострига монахов по происхождению. «То ли путь спасения, что в чернецах к святителям с приглашением помочь своими средствами его казне государевой в благоустройстве боярин боярство не стрижет, а холоп холопство не избудет».
Выходя из написанного в канонах положения, что «церковное богатство – богатство нищих и прочим на потребу», царь обращался по вопросу городских богаделен и в выкупе русских пленников из татарских орд. Но святители не соблаговолили определить какую-нибудь жертву на эти предметы, а рассудили по-прежнему содержать богадельни «царской милостью и приношениями боголюбцев», а пленных выкупать также известной уже общекрестьянскою податью «полоняничною».
Церковные иерархи, сами крупные землевладельцы, в большинстве своём выходцы из тех же боярских родов не стали, таким образом, опорой юного царя.         
Следующий Собор был созван в 1566 г. во время войны с Польшей за Ливонию, когда правительство хотело знать мнение чинов по вопросу, мириться ли на предложенных польским королем условиях. Представительство было значительно за счёт военно-служилого сословия и купечества. Всего сильнее было представлено служилое сословие. На соборе 1566 г. военно-служилых людей, не считая входивших в состав правительственных учреждений, было почти 55% всего личного состава собрания Служилый класс был представлен высшим московским дворянством и выборными от уездных дворян (в основном это были также московские дворяне, но испомещённые в данных уездах). Появляется на Соборе и купечество. Последнее было представлено их старостами высших сотен и 13 сотских черносотенных обществ. «Гости», эти олигархи Московской России, в количестве 21 человека были призваны все поголовно. Были также выборные от других городов. Как говорилось выше, два этих сословия составляли основу земских выборных на местах.
 Всего на Соборе участвовало 374 представителя.Члены собора группировались довольно разнообразно: по учреждениям, по чинам, общественным классам и даже частью по местностям. Замечаем далее, что собор был хорошо осведомлен по вопросу, который ему предложено было обсудить: высшие группы, даже духовенство, входят в такие подробности международные, политические, географические и стратегические, что, очевидно, правительство сообщило собору достаточные данные для разностороннего суждения о деле. Члены каждой группы обсуждали вопрос особо, «межи себя говорили о литовском деле». Но и в резолюциях, и в их мотивировке, даже в отдельных выражениях, столько сходства, что возникает мысль, не предшествовали ли групповому обсуждению вопроса общие совещания, на которых выработаны были наиболее веские соображения, усвоенные всеми группами или их большинством. Но при этом мнения групп не теряли своей профессиональной своеобразности: каждая группа смотрела на вопрос с своей точки зрения, указанной ее общественным положением. Мнение духовенства очень решительно, оно рассматривает дело преимущественно с нравственно-религиозной стороны и не без диалектики. Велико смирение государя: во всем он уступает. Столько городов уступил там-то и там-то; пленных полочан отпускает даром, своих выкупает. Велика его правда перед королем; больше уступить ничего нельзя. Уступить королю ливонские города - разорение церквам, которые государь в Ливонии поставил. Пскову теснота будет великая и всем купцам торговля затворится. Неправда короля та, что, взявшись защищать ливонские города от Москвы, он побрал их московскими же руками. Ливонские немцы отдались ему, обессилев от московского наступления; а без того мог ли он хоть один город ливонский взять? А Ливонская земля от прародителей, от великого государя Ярослава Владимировича - достояние нашего государя. Потому духовенство приходит к воинственному заключению - не мириться, за ливонские города стоять, «а как стоять, в том его, государева воля, как его бог вразумит: наш долг за государя бога молить, а советовать о том нам не пригоже». Бояр и других думных сановников больше занимают виды политические и дипломатические. Они предусматривают опасности перемирия, в продолжение которого король соберется с силами и укрепится в Ливонии. Лучше продолжать войну, особенно ввиду внешних затруднений Польши, «а нам всем за государя головы свои класть». Впрочем, во всем воля божия да государева, «а нам как показалось, так мы государю и изъявляем свою мысль». Дворяне разных групп комбинируют по-своему соображения старших, духовенства и думных людей. Они как будто даже смущены тем, что их спрашивают о таком важном государственном деле. Воля государя, как сделать свое государево дело, а они, холопи государевы, ведь только служилые люди, на конях сидят и с коня за государя помрут; велит государь, и они на его дело готовы, за одну десятину отвоеванной у недруга земли головы свои покладут. Одно соображение более всего убеждает их в правде государевой: пока государь Ливонской земли не воевал, король за нее вступаться не умел, а ныне вступается. Мнение приказных дьяков также очень воинственно: Полоцк и ливонские города государь взял своею саблею, а другие города обессилели от нашей же войны, потому их король и засел; так с какой же стати государю от них отступаться? Не имея боевых голов, дьяки пишут в заключение: «...а мы, холопи, к которым его государским делам пригодимся, головами своими готовы». Гости и купцы взглянули на дело с экономической стороны. Государь и все люди «животы свои положили», достатки свои потратили, добиваясь ливонских городов: как же от них отступиться? Мы люди неслужилые, заканчивает записка, службы не знаем, но не стоим не токмо за свои животы, а и головы свои за государя кладем везде, чтобы государева рука везде была высока. Надобно еще отметить разницу в терминах, какими обозначены в приговорной грамоте мнения соборных групп: духовные лица дают государю свой совет; все остальные члены собора только изъявляют свою мысль. Это, очевидно, сравнительная оценка мнения духовенства и всех мирских членов собора. Ободренный единодушно выраженной готовностью всего собора служить государеву делу, царь заломил королю непомерные требования, которые все были отвергнуты польским правительством, и война продолжалась. Но в 1570 г., не созывая нового собора, царь заключил перемирие на условии status quo, хотя бояре настаивали на прежнем соборном приговоре.
По смерти Грозного земский собор даже восполнил пробел в основном законе, точнее, в обычном порядке престолонаследия, т. е. получил учредительное значение. Верховная власть в Московском государстве, как известно, передавалась удельным вотчинным порядком, по завещанию. По духовной 1572 г., царь Иван назначил своим преемником старшего сына Ивана. Но смерть наследника от руки отца в 1581 г. упразднила это завещательное распоряжение, а нового завещания царь не успел составить. Так второй его сын, Федор, став старшим, остался без юридического титула, без акта, который давал бы ему право на престол. Этот недостающий акт и создан был земским собором. Русское известие говорит, что в 1584 г., по смерти царя Ивана, пришли в Москву из всех городов «именитые люди» всего государства и молили царевича, «чтоб был царем». Англичанину Горсею, жившему тогда в Москве, этот съезд именитых людей показался похожим на парламент, составленный из высшего духовенства и «всей знати, какая только была (all the nobility whatsoever)». Эти выражения говорят за то, что собор 1584 г. по составу был похож на собор 1566 г., состоявший из правительства и людей двух высших столичных классов. Так на соборе 1584 г. место личной воли вотчинника-завещателя впервые заступил государственный акт избрания, прикрытого привычной формой земского челобитья: удельный порядок престолонаследия был не отменен, а подтвержден, но под другим юридическим титулом и потому утратил свой удельный характер. Такое же учредительное значение имел и собор 1598 г. при избрании Бориса Годунова. Редкие, случайные созывы собора в XVI в. не могли не оставлять после себя и немаловажного народно-психологического впечатления. Только здесь боярско-приказное правительство становилось рядом с людьми из управляемого общества как со своею политическою ровней, чтобы изъявить государю свою мысль; только здесь оно отучалось мыслить себя всевластной кастой, и только здесь дворяне, гости и купцы, собранные в столицу из Новгорода, Смоленска, Ярославля и многих других городов, связываясь общим обязательством «добра хотеть своему государю и его землям», приучались впервые чувствовать себя единым народом в политическом смысле слова: только на соборе Великороссия могла сознать себя цельным государством.

                ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В результате всех реформ царь Иван Васильевич получил то, что хотел – широкую опору своей власти. Военно-служилое сословие и города получили значительные права в области местного самоуправления и даже в некоторых общегосударственных вопросах. То, что эти права являются придатком к новым обязанностям, налагаемым государством на своих подданных нас не должно смущать. Права обычно даются либо для осуществления определённых обязанностей,  либо как плата за уже выполненные обязанности.
Пострадавшими в результате реформ окажется старомосковское боярство. Не желая смиряться с утратой части своих политических прав и мечтая о правах польских магнатов, боярство начало борьбу с царём. И тут  были использованы все возможные средства от оговоров сторонников царя и отравления его жён до прямого предательства с переходом на сторону противника. Наиболее известен факт бегства князя Андрея Курбского. Но таких фактов было много от переписки с неприятелем до сдачи последнему городов.
Воспитанный в христианском духе и глубоко верующий царь пытался увещевать преступников и первоначально ограничивался требованием от отступников «крестоцелования» - клятвы с обещанием прекратить свои козни против царя. Отступники охотно «крест целовали» и продолжали свою антигосударственную деятельность. И тогда, чтобы уже просто сохранить свою власть, Иоанну пришлось начать казни заговорщиков. Однако полностью покончить с угрозой целостности государству со стороны боярской оппозиции удалось покончить только с помощью опричнины. Достаточно взглянуть на Францию того же XVI века, погрязшую в религиозных войнах, а на деле борьбе принцев за королевский трон, чтобы убедиться в эффективности опричнины, как средства борьбы за укрепление государственной власти. Приписываемые же опричнине разорение и голод на деле является следствием неурожая, продолжавшегося в средней полосе 2 года, а на севере все 3. А вот неоказание помощи голодающим при имеющихся в казне значительных запасах зерна можно смело выставить в качестве обвинения царю.
Созданные царём земство и Земские соборы пережили их организатора, что уже доказывает действенность этих органов. Но мало этого, начиная с царя Фёдора Иоанновича легитимность избрания нового царя будет подтверждать именно Земский собор. Будет увеличиваться и роль земства. Именно земство выступит в Смутное Время тем институтом, которое организует сопротивление оккупантам и созыв Земского собора 1613г., избравшего нового царя и сформировавшего новую центральную власть.
Всё сказанное выше заставляет рассматривать царя Иоанна IV как «отца русской демократии», своеобразной и во многом несовершенной, но вполне сопоставимой с системами народного представительства с другими ведущими странами Европы. При этом, по свидетельству современников система земства имела значительные преимущества перед системами управления в других европейских странах.    
   










                СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. Тт. 6, 7. (Электронный вариант)
 2. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в 3-х кн. М., 1992 – 1993.
3.  Карташёв А.В. История Русской церкви. Т1, Москва, 2000г. 
4. Тихомиров М. Н. Сословно-представительные учреждения (земские соборы) в России 16 в. // Вопросы истории. 1958. №5.
5. Черепнин Л. В. Земские соборы русского государства в 16-17 вв. - издательство «НАУКА», Москва, 1978 г.