Любящая вас, М. М

Монопьеса.
    Драма.

                «Аще бы Магдалина оною была блудницею, то
                вслед Христа и Его учеников явно грешнице,
                долгое время ходящей, что бы рекли
                ненавистницы Христовы жидове, ищуще на Него
                каковыя либо вины, да Его охулят и осудят. Аще
                ученицы Христовы единожды узревшие Господа
                с Самарянынею беседующа, чудяхуся, яко с
                женою глаголаше, кольми паче враждебницы не
                умолчали бы, егда бы видели явно грешницу по
                вся дни Ему последующую и служащую.»
                (Если бы Магдалина была той блудницей, то что бы
                говорили ненавистники Христовы, всегда ищущие на
                Него вины? Видя явную грешницу, следующую за ним
                и служащую ему во все дни, они имели бы всегда повод
                для хулы и осуждения Его и не умолчали бы.)
                Святитель Димитрий Ростовский.
                (1651 - 1709)

                Действующие лица.   

МАРИЯ МАГДАЛИНА, сильная женщина, всю жизнь любившая Джеза, верившая
        в него, служившая ему, содействовавшая делам его, восхвалявшая и
        возносившая его, не изменившая и не предавшая, после смерти объявившая
        его Богом.
МЭРИ МАГДАН, леди в чёрном, женщина вне времён.
МАРЫЛЯ МАГДАЛЬСКА, пани времён XVIII века.
МАША МАГДАЛИНОВА, москвичка советских времён.
МАРЬЯ МАГДАЛИНСКАЯ, петербурженка времён Великой Октябрьской
        революции.
МАРЗИЯ МАГДАЛЕТТИ, сеньорина, итальянская женщина середины XX века.
МАРИ МАГДАЛЬ, мадам, яркая блондинка нашего времени.
ГОЛОС ДЖОНА, джентельмена удачи, друга МЭРИ МАГДАН.
ГОЛОС ПАНА ДЖОЗЕФА, супруга МАРЫЛИ МАГДАЛЬСКИ.
ГОЛОС ПАНА СОБИСЛАВА, соседа пана ДЖОЗЕФА по усадьбе.


                Сцена первая. (Серебристо-дымчатая.)

Близится вечер. Холм. На вершине конструкция - рама, завешанная
        разноцветными палантинами. Только к концу действия, к восходу, становится
        окончательно понятно, что это грубо сколоченный крест. У подножия холма –
        большой камень.
К холму подходит уставшая МАРИЯ МАГДАЛИНА в широком плаще с
        капюшоном, кладёт на землю мотыгу, грабли, снимает серебристый палантин,
        присаживается у камня.

МАРИЯ МАГДАЛИНА (обращаясь к небу). Теперь я молюсь тебе. 
А раньше могла идти рядом, держать тебя за руку.
Теперь я молюсь тебе. А раньше могла обнять.
Теперь я молюсь тебе. А раньше жила с тобой.
Теперь я одна. Но ты по-прежнему в сердце моём. Люблю тебя.
Люблю - но уже не могу видеть тебя.
Люблю, но уже не могу прикоснуться.
Люблю тебя. Но уже без тебя.
Теперь всё без тебя.
Для чего человеки нужны друг другу? Ведь мы же всё можем друг без друга. Конечно, всё. Не можем только друг без друга согреть друг друга. Вот сейчас я, любимая твоя, последовательница твоя, твоя обожательница, твоя… могу всё. Но без тебя меня сковал холод. Я погибаю.
Почему мне не согреться? Я могу войти в дом, присесть подле очага, накинуть на плечи шаль. (Укутывается в палантин.) Но мне не согреться! Ты же здесь, ты же со мной, ты же в сердце моём. Но меня сковал холод. Я замерзаю. Моё сердце стынет. Я люблю тебя коченеющим сердцем? Такое может быть?

Неожиданно слышится шум улицы, голоса людей.

ГОЛОС ДЖОНА. Простите, леди, Мэри Магдан всё ещё живёт в этом доме?..

МАРИЯ МАГДАЛИНА вздрагивает, прислушивается.
Раздаётся резкий стук в дверь.
МАРИЯ МАГДАЛИНА медлит, но, наконец, поднимается, идёт к «двери»,
     скрывается за занавешенным крестом и выходит в чёрной одежде с
     распущенными чёрными волосами.
Рядом с дверью висит зеркало, занавешенное покрывалом.
Слышится приглушённый мужской голос.

ГОЛОС ДЖОНА. Мэри!
МЭРИ МАГДАН. (обомлев). Джон?! Ты?!

Её руки, рванувшиеся к замку, неожиданно замирают и бессильно падают. Она
     в растерянности, медлит, но вскоре решительно поворачивается к двери спиной.
Стук повторяется.

МЭРИ МАГДАН (с невыразимой болью). Зачем ты пришёл? Зачем… Уходи. Пожалуйста…

МЭРИ МАГДАН поворачивается, чтобы уйти, но стук повторяется. Она
     пытается не обращать на него внимания, но он уже не прекращается.
МЭРИ МАГДАН возвращается к двери. Она борется с непреодолимым желанием
     открыть дверь, но, наконец, берёт себя в руки, кричит.

Я не открою! Я больше никогда не открою.

        МЭРИ МАГДАН проходит за крест.
        Выходит МАРИЯ МАГДАЛИНА. Она возвращается к камню.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Когда ты вознёсся, жизнь потеряла смысл - я начала сходить с ума. Твоя мать была рядом – твоя мужественная мать. Она сказала: «Да, ты не сможешь его обнять, но ты можешь продолжать его любить! Он не предал тебя, не бросил, не исчез неизвестно где, он ушёл любящим тебя, и в сердце твоём он остался таким же, как и был! Верь, что он рядом, что вы по-прежнему вместе. Он будет приходить к тебе во сне. Он будет приходить к тебе в виденьях.»
И всё?
Ей легче. Она познала твоё рождение. Твоё взросление. Твою неоспоримую
сыновнюю любовь. Она может вспоминать все тридцать лет и три года.
Я же только три - как этого мало…
Я вспоминаю день, когда встретила тебя. Нет, не встретила, пришла к тебе.
Разница есть. Я не встретила тебя – встретить, значит, признать, что случайно.
А я искала тебя. И нашла.

Сцена вторая. (Бежевая.)

МАРИЯ МАГДАЛИНА осторожно снимает с креста бежевый палантин.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Тот год был трудным: хансим-суховей иссушил реки, знойные вихри накрыли пылью и песком землю, смешались с воздухом. Погиб урожай. Наступил голод. Одна надежда была на море. Но из-за бури рыбаки несколько дней не могли выйти на промысел. Матери с детьми уже не уходили с торговой площади – все ждали рыбы.
Наконец, появился один рыбак – его маленького ослика не было видно из-за навьюченных тюков с морской добычей: так много её было. Матери с нетерпением обступили рыбака, но он, увидев пустые лавки и десятки голодных, взалкал, назвав цену, непомерную для этих людей. Могла я промолчать?
-Нет, - сказала я, - ты не можешь так поступить! Им нечем платить.
Но бес уже попутал его.
-Нечем платить? – удивился он. -  Так пусть заплатят мне дочерьми.
Матери, поднявшись с земли, заслонили собой юных дев и взмолились:
-Мы заплатим тебе позже, как только мужья наши справятся с засухой. Мы
заплатим вдвое больше, чем ты назвал, только накорми нас сейчас.
Но рыбак уже слышать ничего не хотел. И тут вышел исхудавший отец с юной
дочерью своей:
-Бери её, - сказал он, - только накорми.
Дочь упала на колени перед отцом, матери окружили их – стоны, плач, мольба заполнили площадь. Но гнусный рыбак и подлый отец были непреклонными.

Слышатся мужские голоса.

ГОЛОС ПАНА ДЖОЗЕФА. Молода она ещё совсем – в сентябре на Рождество Пресвятой Богородицы шестнадцать только будет.
ГОЛОС ПАНА СОБИСЛАВА. Самое время вступать в супружество. Вот в октябре ко дню Пресвятой Девы Марии Розарии я и увезу её. Обвенчаемся потом, уже в Париже. А о твоём долге, пан Джозеф, я забуду – какие могут быть счёты у родственников.
ГОЛОС ПАНА ДЖОЗЕФА. Очень благородно с вашей стороны, пан Собислав, только вот с венчанием… Почему же не в Кракове? Мы бы тоже порадовались такому событию…
ГОЛОС ПАНА СОБИСЛАВА. В Париже. Всё в Париже.
ГОЛОС ПАНА ДЖОЗЕФА. Не знаю даже, что об этом скажет пани Марыля. Она надышаться на дочь не может, а тут вдруг отдать так сразу... Без венчания. Да ещё в другой город.
ГОЛОС ПАНА СОБИСЛАВА. Этот другой город – Париж.
ГОЛОС ПАНА ДЖОЗЕФА (растерянно). Да. Да, конечно…

МАРИЯ МАГДАЛИНА, услышав голоса, вскакивает, бежит за крест и появляется
    МАРЫЛЯ МАГДАЛЬСКА в пеньюаре и с причёской XIX века.
Слышатся, шум отъезжающего экипажа, звон бубенцов, фырканье лошадей,
    шаги, звуки открываемых-закрываемых дверей.

МАРЫЛЯ МАГДАЛЬСКА (потрясённо). Что слышала я, пан Джозеф? Не могу поверить - вы так хотите избавиться от дочери?! Вы, любящий отец, хотите загубить жизнь девочке в самом её начале? И кому её отдаёте? И без венчания? Забыли, кто этот человек?!
Да, я принимала его в нашем доме. И принимала как порядочного господина. Пересилив отвращение, терпела его, но только потому, что у вас с ним были общие дела. Пыталась не мешать вам, не упрекать вас, но я и подумать не могла, что однажды вы сотворите такое! Это цинично и бессердечно с вашей стороны. К тому же, вы даже не посоветовались со мной! Как так можно?
Прошу вас, сейчас же пошлите пану Собиславу письмо с извинениями. Откажите. Вы не можете, вы не смеете так поступать – она нежное трепетное создание, она маленькая беззащитная птичка, она наше сокровище - наша жизнь! Вы забыли, как мы её ждали?! Десять лет! Десять лет… И все годы, пока она росла, мы не могли надышаться на неё. А теперь? Что вы хотите теперь? Вы хотите отдать её этому развратному расчётливому человеку! Подлецу. Бездушному чудовищу. Да он и не думает о венчании, поверьте! Даже имя его означает захватчик, узурпатор! И не переубеждайте меня!
Или вы забыли уже, что это он разорил моего отца, довёл до отчаянья мать? Забыли, как он по миру пустил вашего брата? А то, что он был любовником вашей замужней сестры и разрушил её жизнь - тоже не помните? Этих фактов вам недостаточно? Теперь он погубит и нас с вами. Немедленно откажите ему! Немедленно. Если хотите сохранить семью. Слышите? Откажите, не убивайте меня!
Правильно ли я понимаю ваше молчание: вы ничего не хотите предпринимать? Значит, будет так, как сказал он?! И вам не страшно потерять меня? Что ж… Тогда я вынуждена сказать вам то, что однозначно заставит вас остановиться, но… но в этот момент наша с вами жизнь будет разрушена. Вы хотите этого?
Вы хотите этого.
Тогда, мой дорогой Джозеф, получается, что выхода у меня нет. 
Вспомните, что было шестнадцать лет назад. Вспомнили? Мы были разорены, вы, мой супруг, погибали. И я вместе с вами. Потом вдруг неожиданно ангел спустился с небес и как по мановению волшебной палочки всё наладил. Более того, принёс нам радостное известие, что у нас будет дочь. После десяти лет мечтаний. Вспомнили?
Так вот этим ангелом была я. Я, ваша Марыля Магдальска. Любящая вас безоглядно, беззаветно, абсолютно и жертвенно. Ради вас я готова была на всё. Ради вас я и пошла на всё… Получается, что я спасла вас для того, чтобы через шестнадцать лет вы погубили всех нас…
А теперь слушайте внимательно, мой дорогой, мой любимый супруг. Слушайте очень внимательно: вы отдаёте этому человеку в жёны… дочь. Вы отдаёте этому человеку в жёны его собственную дочь.

В отчаяние заломив руки, МАРЫЛЯ МАГДАЛЬСКА убегает.
Выходит МАРИЯ МАГДАЛИНА.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Да, то был гнусный рыбак: он не только захотел наживы, но и возжелал власти. И тогда вдруг словно луч Божий спустился на землю – и все увидели Марию.
-Знаете ли вы меня? Я мать сына божьего. Слушайте меня! Запоминайте!
Человек всегда должен оставаться человеком. Мы, сыновья и дочери Адама и Евы - все братья и сёстры. Не алчностью и страхом жить должны, а любовью. Подавив сострадание и жалость к подобным себе, мы ожесточим сердце своё и продадимся дьяволу. Не делайте этого!               
И обратилась она к рыбаку:
-Ты захотел не только богатства, но и власти над этими бедными голодными людьми только потому, что у тебя оказалось много рыбы. А откуда ты взял её? Может, вырастил сам? И море сам создал? Это всё Бог сотворил в помощь нам, и помог тебе наловить побольше, чтобы накормить людей.
Чтобы накормить людей! А не для наживы. 
-А ты, - обратилась она к отцу девы, - готов отдать дочь свою, плоть от плоти своей, любящую тебя, почитающую, свет твой чистый, радость матери её, за один обед! Кто же ты тогда, как не зверь, поедающий плоть свою?!
Опомнитесь! Братья и сёстры помогать друг другу должны. Беречь друг друга. Защищать.
И снова мать твоя Мария обратилась к рыбаку:
- Эти люди всегда благодарны тебе за труд твой. Ведь не даром берут они улов
твой – они всегда платят тебе. Оцени это, с благодарностью прими. Алчность убьёт душу твою, изнутри иссушит – не поддавайся сатане.
И устыдились рыбак с отцом девы чистой, и поклонились они говорившей.
А я, услышав мысли свои в словах матери твоей, уже не могла не идти за ней, не могла не идти с ней. Она и привела меня в дом к тому, кто стал любимым моим, моим Богом. И Богом всех живых. Она привела меня к тебе, Джез.


Сцена третья. (Золотая.)

Темнеет. На палантинах отражаются последние лучи солнца.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Когда рыбак в тот день отдал нам свой улов, мы с твоей матерью всё разделили честно. Хватило всем. Никто не ушёл без рыбы, а вот нам с ней осталась всего одна. Мать твоя спросила:
-Сколько человек в твоей семье?
-Я одна.
-А у меня ещё есть сын, - сказала она.
Как после этих слов я могла просить её разделить эту рыбу? Я отказалась, но она остановила меня.
-Нет, это будет неправильно. Пойдём со мной. Дома я приготовлю рыбу, и мы разделим её на троих.
Я пошла с ней. Всю дорогу она говорила со мной. Это были удивительные разговоры: о доме, о вере, о земле, о тебе, о муже Иосифе, о том, как осталась она одна, когда он умер…
-Одна? – не поняла я. – А как же сын твой?
-Мой сын в странствии был в то время, теперь только вернулся.
Я удивилась:
-Так у тебя взрослый сын?
-Тридцать лет ему, - ответила она.
Я удивилась ещё больше:
-И не женат до сих пор?! С тобой живёт?
Она улыбнулась, то ли радость тая, то ли грусть:
-Не смотри на него, как на всех, - сказала она, – он Сын Божий. И Путь его потому особенный: сначала познание мира и истины, становление, а потом проповедование. Нести людям Свет Божий без знаний и опыта невозможно. Сначала совершенствуй себя, потом — других…
И тут я увидела тебя. Нет, я увидела Тебя… Даже ещё до того, как глаза мои отразили Свет твой, я почувствовала Тебя душой.
Потом… уже потом мне многие твои последовательницы говорили, что именно так всё было и у них. Может быть… Я не стала сомневаться в их признаниях, ибо они веруют.

МАРИЯ МАГДАЛИНА снимает с креста золотой палантин.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Ты же помнишь, как я сказала тогда тебе:
-Я вижу Свет твой, Джез! Он ярок, как солнце.
Ты ответил:
-Мой свет виден только лишь в твоём отражении, Мария.
Не поняла я тогда:
-Но ты сам Свет – и я вижу тебя! И все видят его, как видят солнце. Разве ты этого не видишь?
Но ты повторил, помнишь?
-Все видят свет мой лишь потому, что это ты отражаешь его. Я же вижу свет свой только в отражении твоём. Без тебя он невидим. Ты выбрала быть со мной. Будь со мной, Мария Магдалина. Без тебя Я невидим!
Я обняла тебя:
-Я выбрала – я буду с тобой. Я буду с тобой и помогу тебе исполнить Предначертанное - ты будешь Богом. Я восхвалю твоё величие, укреплю тебя в вере твоей, вмужать буду в стязаниях чистых, ибо Бог есть любовь. Я понесу слово твоё, и тот, кто имеет уши слышать, да услышит! Тот, кто постигает, да постигнет! Скажу: «Крепите же себя, если ослабли, и следуйте за Ним!» И кто ищет Тебя, найдут.
И скажу тогда: «Мир вам! Его мир приобретите себе! И да не введите себя в заблуждение!»
Помню, заплакал ты после этих слов, голову на грудь мою склонил. Так было.
Помнишь? Ты же не мог забыть.
Как мне трудно без тебя.

Слышится стук в дверь и ГОЛОС ДЖОНА.
МАРИЯ МАГДАЛИНА уходит.
Выходит МЭРИ МАГДАН.

ГОЛОС ДЖОНА. Мэри, открой! Это я, Джон. Я вернулся.
МЭРИ МАГДАН (подняв глаза к небу). Супруг мой дорогой, почему ты оставил меня в тот момент, когда я со всей ясностью осознала, какое счастье жить с тобой, быть с тобой, дышать с тобой… Как теперь мне смириться с этой страшной и безвозвратной потерей?
Я знаю, я верю, мы встретимся на небесах. Ты будешь ждать меня там. Ты же будешь меня ждать? Ты же, наверное, видишь меня сейчас? Ты видишь, я чувствую.

Стук в дверь повторяется. МЭРИ МАГДАН негодует.

Я не знаю, зачем он это делает! Никогда, никогда я не думала ни о ком, кроме тебя. Даже на мгновение не забывала о тебе.

Стук становится настойчивей и громче.

Как перед Богом говорю тебе: только тебя любила, только о тебе думала - и Бог свидетель! Так ведь ты теперь можешь спросить Его об этом сам, и Он подтвердит, что я не изменяла тебе. От самого венчания и до самого твоего ухода. Я, конечно, встречалась с Джоном, но как с другом.

Стук раздаётся с новой силой. Заломив руки, МЭРИ начинает метаться.

МЭРИ МАГДАН. Это правда! Только как с другом… От венчания и до твоего ухода. От венчания и до…
Господи, как же я виновата! Прости меня, любимый! Пожалуйста, прости меня. Я не изменяла тебе после венчания, но до… Но до венчания я… я была с ним. (Оглядывается на дверь.) Я тогда с ума сходила от неизвестности, а ты всё молчал. Я не понимала, не знала, какие намеренья у тебя. Я всё ждала, что позовёшь, а ты не звал. Ты мог уйти на неделю, на месяц и не давать о себе знать. Иногда в эти дни я видела тебя с другими девушками. А когда я потом заговаривала с тобой о них, ты только усмехался. Что я могла думать? Чего ждать? Так продолжалось пять лет. И я сорвалась… И я бросилась в объятья джентельмена удачи, который уже много лет, как только возвращался из плаванья, сразу приходил ко мне. И никогда не спрашивал меня ни о чём, не упрекал ни в чём, не просил ничего, и всегда радовался, когда видел меня, дарил дорогие подарки. Поддерживал, когда я теряла веру. Утешал, когда рыдала от отчаянья. Я жалела его, но… Но он был пиратом – разве можно любить пирата? А однажды этот мой джентельмен удачи сказал, что всё равно меня дождётся… И вот я впустила его к себе... Это был вечер самого крайнего отчаянья – тебя не было уже два месяца. Я подумала, что всё кончено…
А на следующий день ты вдруг объявился, взял меня за руку и молча повёл под венец. Ты всё подготовил, всё предусмотрел: и наряд, и украшения, и кольцо…
Но я ведь ничего этого не знала!
Я виновата… Виновата, что дрогнула, усомнилась… Виновата и в том, что встречалась с Джоном и потом, но как с другом… Как с другом – это правда, но… Но не как с братом…  Прости меня, мой светлый, мой великодушный, счастье моё, жизнь моя!

Вновь слышится стук в дверь.

А теперь вот он снова пришёл. Он дождался... Но я не открою ему. Я никому теперь не открою. Никогда.


Сцена четвёртая. (Лиловая.)

Лиловый закат.
МАРИЯ МАГДАЛИНА снимает с креста лиловый палантин.

МАРИЯ МАГДАДИНА. Твоя мудрая мать, образованная и опытная, всегда поддерживала тебя. Все твои слова считала правильными, потому что это были её слова. Потому что плоть от плоти… Дух от духа… Часто она говорила тебе:
-Вот и расскажи об этом людям. Объясни им, дай надежду, помоги поверить и
полюбить.  Мы должны приносить друг другу успокоение в тревогах и волнениях и утешать в горестях, обязаны спасать обиженного и притесняемого, и не имеем мы права проходить мимо. Утешь страдающего обещанием исцеления, даже если не уверен, что он исцелится - это укрепит силы его, и он сам поднимется.
А однажды добавила:
-Человек, который считает, что другие не могут жить без него, ошибается,
но и тот, который считает, что сможет жить без других, так же неправ. В одиночку не победить даже свои пороки. У тебя есть последователи – приблизь их, ободри, научи, поведи за собой… Вот и Мария Магдалина, поднявшись, первая пойдёт за тобой.
Ты улыбнулся тогда матери:
-Зачем Марии подниматься? Она равная мне. Она пойдёт рядом со мной.
Помню, как взлетела Душа моя, как возрадовалась, возликовала: «Ты мой Бог! Ты любовь! Ты жизнь моя! Всегда буду рядом. Не предам, не отступлю. В пустыню пойду, в скалы, в дебри, в глуби моря – только бы с тобой».

МАРИЯ МАГДАЛИНА уходит.
Входит МАША МАГДАЛИНОВА.

МАША МАГДАЛИНОВА. Я никогда не забуду, как ночью ты позвонил и сказал, что ждёшь меня. И положил трубку. В тот же миг я бросилась к брату и упросила его отвезти меня к тебе. Дверь открыла твоя мама и очень удивилась.
-Ты кто? - спросила она.
-Я Маша Магдалинова. Ваш сын двадцать минут назад позвонил мне и попросил срочно приехать. Сказал, что я очень ему нужна.
Она рассмеялась:
-А чего ты тогда сюда приехала? Если он позвал, так и езжай к нему.
-Разве он не дома? А где же? – спросила я со всеми надеждами в душе.
-Я откуда знаю? – ответила она с досадой. - Говорил, что у друга сегодня юбилей в их ресторане.
-А вы не можете занять мне денег на такси? Я так спешила к нему, что забыла про кошелёк. А брат уже уехал.
Мама твоя брезгливо на меня посмотрела.
-Тебе нужны деньги? Так Тверская рядом – иди и заработай. Маруся.

МАША МАГДАЛИНОВА уходит.
Возвращается МАРИЯ МАГДАЛИНА.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Назавтра ты объявил апостолов своих и представил их люду.
-Идите за ними, верьте им, ибо они – это Я, учитель ваш.
А апостолам сказал:
-Высоко вас чту, доверяю, как себе, проповедуйте - отпускаю… Только Мария Магдалина будет всегда со мной.
Молча приняли твои слова апостолы, поклонились мне. Лишь Пётр посмотрел недоумённо и кланяться не стал - обнял меня нехорошо, не по-братски, но я не стала отталкивать его, не стала обострять ситуацию. Жёны рядом стояли, недобро взглянули. В чём виновата я?
Ночью спросила тебя:
-В чём я не равна апостолам твоим? Проповедую на равных – идут за мной люди. В моё слово верят не меньше, может, и больше. Ты сам веришь мне и идёшь за мной. Чего я не могу? Мне даже больше дано Богом – я могу продлить жизнь любого из них, родив дитя.
Ты вздохнул:
-Ты не можешь продлить им жизнь, ты только моя любовь – и потому это им
тяжело принять.
-Я слышала, как Пётр шепнул собратьям своим: «То, что полагается нам всем, Джез решил взять себе самому.»
Ты это слышал? Ты же это слышал! Почему не остановил его? Почему не
пресёк? Ведь я только твоя любовь.
Помнишь, Джез, как ты покачал головой и сказал:
-Оставь думы эти! Истинно, истинно говорю я тебе, ты – та, которую избрал Бог, чтобы спасти мир от погибели! Радуйся, дщерь Сиона! Царство Божие не принимало до нынешнего дня женщины или матери с этой земли; ты же, Мария Магдалина, подошла уже совсем близко к Его порогу! Услышь теперь Слово Неба. Истинно, истинно говорю тебе: жена спасёт мир, а не муж и пророки. Дух Любви Божией живёт в её душе.
Ты говорил так. Ты же помнишь?
Как же тогда ты, мой Бог, допустил, чтобы через пятьсот лет после смерти моей Римский Папа Григорий Великий объявил меня блудницей? Как позволил? Почему его не пресёк? Не наказал, почему?
Конечно, я грешница. Конечно. А кто безгрешен? Но грешница – не блудница.


Сцена пятая. (Красная.)

Ночь.
МАРИЯ МАГДАЛИНА снимает красный палантин.
Разжигает костёр.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Перед расставанием со своими учениками ты ещё раз призвал их и спросил:
-Вы сделали свой выбор –вы готовы проповедовать?
Они закивали, начали собираться в путь.
-Вы совершенны, - возгласил ты, -– проповедуйте, не ставя другого предела, другого закона, кроме того, что я сказал.
Тогда я тоже поднялась и сказала тебе:
-И я сделала свой выбор: и я буду служить. И служить буду на равных с тобой и апостолами твоими.
Ты с благодарностью посмотрел на меня, а Пётр недобро.
И тогда спросила я:
-Вот ты, Джез, равной принял меня, а почему не должно быть у сестёр моих так? В мире нашем дщерь (дочь человеческая) - либо жена господина, либо невеста Божья, либо Мать Божья. Почему не могут они свободны и равны быть, как я? Почему их тут же начинают называть блудницами, даже если они чисты? Не потому ли, что умом свободны? И что не хотят ни к кому в услужение. Что духом сильны и проповедовать могут.
Ты же вот, Джез, принял меня, другие дщери такими же могут быть. Почему другие мужи не делают так же? Или тебе дано больше, чем другим? Но ты пока человек – не Бог ещё!
В смятении ты замер, а Пётр спросил гневно:
-Ты сговорился с женщиной втайне от нас, неоткрыто? Должны мы обратиться и слушать её все? Ты предпочёл её более нас?
Левий усмехнулся и сказал Петру:
-Пётр, ты вечно гневаешься. Теперь я вижу тебя состязающимся с женщиной как противники.
А Андрей сказал братьям:
-Скажите-ка, что вы думаете по поводу того, что она сказала? Что касается меня, то я не верю, что ты, Учитель, мог так её принять. Ведь слова её – суть иные мысли.
А Иуда обвёл взглядом братьев, тепло посмотрел на меня и сказал:
-Если Учитель счёл её достойной, кто же мы, чтобы отвергнуть её? Джез давно знает Марию. Она благочестива и много справедливого и правого говорит. Люди любят её. Приходят к ней – и не только чернь, но и господа. Она нежнее нас, терпеливее, внимательней – она выше. Не нам судить её и отвергать.
Ты помнишь это? Конечно, помнишь. Ты, как никто знаешь, как предан нам был Иуда, как боготворил он нас. И тебя, и меня. Ты потом долго расспрашивал, сколько я его знаю? Дружна ли с ним? Часто ли мы бываем вместе?
-Нет, не часто, - отвечала я. - Но нам полезно быть вдвоём: мы слушаем друг друга, думаем о судьбах народа, о том, как правильно вести их к Свету.
Но ты, Джез, усомнился в нас. Почему?
Потому что подумал, что он может любить меня больше, чем тебя. Вот почему. А Иуда был самым верным другом нашим. Именно другом.

МАРИЯ МАГДАЛИНА уходит.
Входит МАРЬЯ МАГДАЛИНСКАЯ, присаживается у костра на камень, достаёт
    бумагу и карандаш.

МАРЬЯ МАГДАЛИНСКАЯ (пишет письмо). В последнее время я часто думаю о тебе, мой друг. Мой самый верный и надёжный. Каждый день благодарю Бога за то, что однажды он свёл нас. Нас, которые созданы для дружбы. Твоя жена и мой муж понимали нашу дружбу, но им трудно было это принять. Ревность жгла их, заставляла выдумывать всякие пакости, и им хотелось подозревать нас, топтать, унижать. Твоей жене делать подобное было сложнее, зато моему супругу просто – он мужчина и, к тому же, изучал психологию, а потому умеет манипулировать людьми. В этом он, аристократ с университетским образованием, упражнялся и упражняется каждый день, унижая меня, выбивая почву из-под ног. Каждый день он напоминает мне о том, что я никто. Да, родители мои, разорившиеся дворяне, умерли ещё до революции, поэтому я не смогла закончить консерваторию. Я практически осталась на улице, и если бы не ты… Ты спас меня. Никогда не забуду того вечера, когда мы познакомились: я стояла на Дворцовом мосту, мне было очень плохо. Я смотрела в чёрные воды Невы, и она звала меня. Когда время уже начало обратный отсчёт, вдруг кто-то взял меня за плечо и предложил хлеба… Это был самый вкусный хлеб, который я когда-либо ела в своей жизни…
Да, мне тогда было очень плохо. А ты, настоящий революционер, верящий в светлое будущее всех униженных, протянул руку, помог мне - запутавшейся, испугавшейся и растерявшейся девчонке. Потом помог и с работой, и с жильём… Если бы не ты, то у меня было бы только два выхода: жёлтый билет или смерть.
А говорят, что мужчина не может быть другом женщины… Это неправда.
Мы не виделись с тобой уже семь лет. Ты уехал в Москву к жене своей, я осталась в Петербурге с любимым мужем своим. Какое-то время я ещё была счастлива, но лишь какое-то время… А сейчас…
А сейчас мне очень плохо, мой друг, очень… Ещё хуже, чем было тогда, когда мы встретились. Дело в том, что у моего любимого супруга появилась любовница. Она врач в доме призрения. Теперь я мешаю им, и они хотят сдать меня в этот самый дом. Так уж получилось, что я недавно подслушала их разговор. Мой муж, мой любимый, сам предложил любовнице сделать это со мной. Боже, как это низко. Как подло! Он ведь мог подойти ко мне, рассказать о своей любви – разве бы я стала удерживать его? Я бы отпустила, потому что знаю, что такое любовь. Но он оказался слабым и трусливым…
Я сама сказала ему, что всё знаю про их намерения, он же в ответ рассмеялся:
-Хорошо придумано, правда?
-Но как же так? - воскликнула я. – Разве так можно поступать со мной? Я твоя жена. Уже столько лет. Я была с тобой в трудностях твоих, в нездоровье твоём, в твоём становлении и подъёме…
Он рассмеялся ещё громче.
-Теперь у меня больше нет трудностей. И ты стала мне мешать. Не убивать же тебя из-за этого, правда? Я же не злодей.
-Ваш план не сработает - я здорова.
- А я заявлю, что больна. Как думаешь, кому поверят?
И я испугалась, друг мой, как я испугалась… Конечно, поверят ему.
Если вдруг я исчезну, то ты теперь знаешь, где меня искать. Ты же будешь искать? Хотя я надеюсь, что успею ускользнуть. Я уже собралась. Правда, пока не знаю, куда бежать. Но бежать надо.
Наверное, это очень похоже на сумасшествие… Но всё именно так, как я тебе описала. Всё так и есть. И это правда.
Моя приятельница, моя соседка – все они считают, что у меня бред. Или, что я на самом деле свихнулась, потому что супруга моего обожают и верят ему. И будут верить и дальше… Не оставь меня, друг мой, моя единственная надежда. Спаси!

МАРЬЯ МАГДАЛИНСКАЯ уходит.
Возвращается МАРИЯ МАГДАЛИНА.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Я сама выбрала свой путь. Да, он оказался непростым, но я с радостью пошла с тобой. Потому что ты тогда сказал мне:
-Я без тебя невидим.
Ты говорил мне это? Или нет? Или я сама всё придумала, и сама же поверила, что необходима тебе? Не знаю уже… Не помню… Но мне всегда казалось, что ты нуждаешься во мне. Даже более скажу, хотя это нелепость и, может, кощунство: какую бы веру ты не проповедовал тогда, я приняла бы её с упоением. И всё снова отдала бы тебе – и очаг свой, и живность, и ремесло, и плоть, и душу!
Я сейчас словно слышу слова:
-Истинно, истинно говорю: никто не спасёт души своей, пока не пожертвует ею…
А я и не считала это жертвой – я ведь, ещё даже не зная, кто ты, поняла: ты Мой Бог! И я жажду тебя! Как жажду воды живой! Лишь тебя жду – только ты нужен мне.
Помнишь, что ответил ты мне тогда, Джез?
-Много, много Земель и Солнц в царстве Бога Отца, много народов чудных и причудных, но нигде нет одежд, домов и колесниц, и нигде никто никого не называет «мой».
Ты не хотел быть моим?
Ты не хотел быть только моим.


Сцена шестая. (Жёлтая.)

Брезжит рассвет.
МАРИЯ МАГДАЛИНА снимает с креста жёлтый палантин.               

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Но я была счастлива. Я была очень счастлива! Ты разделял все взгляды мои, мысли, ты слушал меня, ты верил мне, ты шёл со мной – шёл ко мне, шёл за мной. И ты тоже был счастлив – я разделяла все взгляды твои, все мысли, слушала тебя, верила, шла с тобой, шла за тобой…
Но ты принадлежал не только мне… И почему-то пытался переубедить меня в этом, зачем? Я всё понимала – мне мать твоя объяснила: тебе нужен опыт.
Но однажды я всё же спросила:
-Та женщина с раскосыми глазами… Откуда она здесь?! Ты привёз её с собой с Тибета?
-Нет, ответил ты, - она сама приехала.
Но мне всё равно не всё было ясно.
-Она была твоей женщиной? – продолжала я расспрашивать.
-Нет, - ответил ты убедительно, - она была моим опытом.
-А та, что ярким полотном обернулась, - не унималась я, - с пятнышком на переносице, она не так давно приехала на муле – была твоей женщиной?
-Нет, - опять ответил ты, - она была моим познанием… - подумав немного, ты добавил:
- Странно слышать мне это от тебя, Мария, Праведница Небесная… Ты забыла, за что наказал Бог Еву? Потому что она отреклась от того, чтобы быть Любимой Божией и пожелала Адама только для себя. Адам же не был одинок на Земле и на Небе. К нему приходили многие чины Небесные, многие Любимые, Жёны, Девы, Матери, Братья и Сёстры. Так сговорилась же Ева с чинами Сатаны и дала им клятву, что будет служить им, чтобы только для неё сохранили Адама. И те дали ей три оружия: Страх, Беспокойство и Ревность. Только обесчещенная Дьяволом ищет верность, ибо знает, что такое неверность.
Ты посмотрел мне в глаза. Не знаю, что увидел ты там, Джез, но ты тут же добавил:
- Ревность создала закон, закон создал брак, а брак создал заботу лишь о своих ближних. В царстве же Отца моего все являются ближними всех. Знает Дьявол: чтобы владеть Землёй, надо, прежде всего, извратить представление рода человеческого о грехе.
И я вняла тебе. Я поняла. Нет блуда у мужей – есть опыт.
Ты же именно это хотел сказать мне?
Ты же именно об этом говорил мне каждый день?
А как в таком случае быть со мной? То, что у тебя считается опытом, у меня называлось бы блудом. Или всё-таки я чего-то не понимаю?

МАРИЯ МАГДАЛИНА уходит.
Вбегает эмоциональная МАРЗИЯ МАГДАЛЕТТИ.

  Каким же ты оказался трусом, сеньор Джоржио. Побоялся даже заявить в полицию, хотя прекрасно знал, что это я расцарапала гвоздём её машину, а у твоей - разбила лобовое стекло. Ну, насколько могла разбить. Оказывается, это не так просто… Даже каминной кочергой. Это меня, кстати, очень удивило. Когда едешь по дороге, и вдруг от впередиидущей машины отскакивает камушек – твоё лобовое тут же трескается, рисуя на стекле сложную паутину, а по твоей машине я била изо всех сил кочергой, но того, чего хотела, добиться не смогла. Но я всё равно довольна - это будет тебе дополнительным опытом. Тем опытом, которого тебе в твоей распрекраснейшей жизни не хватало! А откуда же было его взять?! Ты же везде числился прекрасным семьянином, заботливым сыном, внимательным отцом. Ведь правда? Все твои любовницы пикнуть боялись, на носочках перед тобой ходили…
Всё, баста! Больше я терпеть не намерена, дорогой мой супруг, человек необыкновенный. За своей вексельной книжкой можешь не приходить – на твоём счёте больше ни сольдо.
А с чего же ты взял, что я, Марзия Магдалетти, буду терпеть всё это?
Баста!

Сцена седьмая. (Розовая.)

Розовый рассвет.
МАРИЯ МАГДАЛИНА снимает с креста розовый палантин.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Наша девочка, наша Сара, наш белокурый ангел… Ты удивлялся тогда, почему она у нас голубоглазая? У нас, чьи глаза зелёные, как трава. И я удивлялась. Но мы ведь сами решили, что она будет такой, ты же помнишь… Мы сами придумали её. Такой и полюбили. Ты же помнишь?
А помнишь, как выбирали самые тонкие ткани для неё, самые нежные. И самые
спелые фрукты ей собирали, и воду из самого чистого источника.  Конечно, ты помнишь. Как мы были счастливы!
А потом ты сказал, что та, что зачала по любви, должна жить одна, не выходить
замуж и не стремиться жить с любимым своим. Отцом же ребёнка своего считать должна Бога. И никогда за всю жизнь не должно быть в глазах её ни укора, ни упрёка, ни желания, ни мольбы, ни боли, ни муки…
Помнишь? Ты сказал мне это!
И жить она должна только для младенца своего. Ты помнишь? Ты так сказал!
Только для младенца своего…
Только для младенца своего.
И только с младенцем своим.
Ты мне всё рассказал. Ты убедил. Я поверила.
И вдруг поняла: жить для младенца своего – значит, без тебя.
Если же с тобой, то… То без младенца.
И я выбрала. Я выбрала тебя. Я предала её - я отказалась.
И теперь я никогда не обниму её. Ты никогда не обнимешь её. А она…
Она никогда не станет взрослой.
Она никогда не станет…
Её никогда не будет!
(Гневно.) Кто решил, что так должно быть?! Кто посчитал, что это и есть правильно? Кому нужно, чтобы было именно так? Она ведь уже была в мыслях наших, в сердцах наших, в мечтах. Мы ведь уже придумали её, мы ведь уже хотели её, любили. Ты уже её любил. Ты ведь любил её?
Зачем же тогда отказался? 
Что было бы потом? Это знать мог только Бог. А сейчас…
А сейчас есть я. И любовь моя к тебе.
Но теперь я одна. Я совсем одна. Потому что однажды я сделала свой выбор.

Звучит современная ритмичная музыка. МАРИЯ МАГДАЛИНА уходит, переодевается – это уже видно: крест почти обнажён.
Выходит МАРИ МАГДАЛЬ, яркая блондинка в мини-юбке с бокалом вина в руке.

МАРИ МАГДАЛЬ. Он всегда говорил, что никогда не поздно начать всё сначала.  Или хотя бы круто повернуть жизнь. Конечно, можно и так рассуждать. Наверное, да, никогда не поздно. Но что делать той, которая бесконечно любила и однажды позволила себя уговорить на страшное… (Пьёт.) А потом ей сказали, что у неё уже никогда не будет детей. Что с этим делать, она не знала, и по инерции продолжала жить так, как жила. Пока однажды любимый удивлённо не спросил, почему, собственно говоря, она всё не радует его известием, что… (Пьёт.) Он ведь хочет продолжения рода. Он уже состоявшийся и признанный – он известный парижский адвокат. И у него уже есть, что передать наследнику. 
Она растерялась и не нашла ничего лучшего, как только напомнить ему о том страшном дне… (Пьёт.) Он вытаращил глаза.
Да, он тогда очень удивился.
- Извини, дорогая, но это уже не мои проблемы. Разбирайся сама, но ты либо даришь мне наследника, либо начинаешь новую жизнь. Естественно, уже без меня. В принципе, ведь никогда не поздно начать всё сначала красивой, умной, самостоятельной мадам.
Наверное, не поздно. (Истерически смеётся.) Ведь она же умная. К тому же, красивая. А ещё стильная. И уже ничья - Мари Магдаль, самостоятельная и свободная. (Отчаянно танцует.) И что теперь с этим делать?
И как начать сначала? Как? (Обращается к зрителям.)
-Вы знаете, как?
-А вы начинали?
-А вы? Нет?
И она не знала.
В свою первую свободную ночь Мари Магдаль откупорила бутылку виски и высыпала на стол все имеющиеся в аптечке таблетки. Все. Без разбора. И в этот же самый миг из Бургундии ей позвонила мама и спросила, не сможет ли она приехать пораньше, потому что ничего не успевает, а юбилей её ведь уже через неделю...
И всё. Таблетки полетели в мусорное ведро: она вдруг резко поняла, что не может лишить маму её ребёнка, ведь она уже об этом кое-что знала…
И Мари ушла в ночь. Где-то уже к утру около неё вдруг притормозила машина, и друг её, теперь уже бывшего мужа, радостно приветствуя, предложил отвезти её, Мари Магдаль, домой.  Она даже не стала уточнять, о каком доме идёт речь…
Звонок чужого телефона разбудил Мари на вилле этого самого друга. Её бывший звонил хозяину дома с вопросом, почему того нет на встрече. Они же договорились.
-Прости, но ночью у меня вдруг образовались важные дела. И это дня на два-три. Как только разрулю, так сразу… - пообещал друг и, шепнув ей в ухо: «Мадам, я вас не выдам», - страстно притянул к себе.
А он ведь женат, - вспомнила она и обомлела, - и жена, наверняка ждёт и волнуется. Наверняка, это он ей ещё в машине звонил, что вынужден срочно лететь в Бретань, что у его подопечного вновь возникли трудности… Конечно, жене, кому же ещё...
Ну, а, собственно, какое мне теперь до всего до этого дело… - подумала она. - Теперь это уже её проблемы. (Пьёт.)

Отчаянно танцуя, МАРИ МАГДАЛЬ уходит.
Возвращается МАРИЯ МАГДАЛИНА, гасит костёр.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Теперь я молюсь тебе, когда ты Бог: приди Лучом ко мне, отдай Сару, что оставил ты себе в сердце своём. Так Отец твой поступил, поступи и ты – разве ты не равен теперь Ему? Не стара я ещё, но одинока. Ученики мои рядом, но не со мной. Я сильна, но беззащитна – так защити меня, Джез, когда ты Бог теперь. Ещё раз прошу - приди Лучом, подари мне ребёнка, отдай мне нашу Сару.
Да, теперь ты Бог. Бог для всех… Сложно быть Богом?
Ты не в доме живёшь, не в храме, а всюду - ты вездесущий и всемогущий, единый, святый и сильный. Неизменный и благословенный. Ты победу свершил над силой зла. И теперь милостью твоей полна Земля. Милостью…
И в третий раз прошу: приди Лучом ко мне, к своей Марии.
Да слышишь ли ты меня?
Конечно, сложно быть Богом. 


Сцена восьмая. (Белая.)

Утро.
МАРИЯ МАГДАЛИНА снимает с креста белый палантин.
Крест обнажён. За крестом видны сваленные в кучу одежды, парики.

МАРИЯ МАГДАЛИНА. Сложно быть Богом: кроме Божьего промысла нужно помнить всегда ещё и о сущности рабов твоих – ибо слаб человек. И нужно быть мудрым, а высшая мудрость – быть добрым, ибо зло в человеке - это раненность грехом. Зло в человеке - это болезнь, или более того, одержимость - это должно вызывать жалость и сострадание. А на это нужны силы…
Тяжёлая у тебя Ноша.
И это Я возложила Её на тебя, возгласив Тебя воскресшим.
Ты не хотел быть только моим - и я отдала Тебя всем.
И теперь, когда ты Вездесущ и всемогущ, когда тебе всё ведомо, зачем я говорю тебе всё это? Зачем прошу? Ты же сам теперь всё знаешь, каждому воздаёшь, что должно, по делам его… По помыслам…
К тому же, ты всегда всё знал обо мне, и о мечтах моих тоже. А какие у меня были мечты? Помнишь? А теперь ты их ещё и видишь.
Отдай мне Сару.
Каждый день жду сошествия Духа Твоего, Луча Святого. К матери твоей обращалась:
-Ведь будет так? Ведь так должно быть? Он сам -дитя Бога, и он любил меня - ему ли не понимать, как я жду? Скажи, Мария – матерь Божья, что ты чувствовала, когда Бог Отец выбрал тебя? Как ощутила Дух Святой в себе? Скажи мне, не таи.
Но мать твоя всегда отводила глаза, а потом, помолчав, засыпала. То ли воспоминания овладевали ею, то ли нельзя было говорить об этом людям.
Теперь я и сама засыпаю, когда вспоминаю, сколько лет тебя просила об этом.
Ты не думай, я не упрекаю. Я ведь сама выбрала свой путь - ты не просил. Предначертание – не принуждение.
Теперь ты Бог. Но ты же помнишь, как это быть человеком?!
Всё, я поняла: ты не придёшь уже ко мне Лучом…
Так будь милостив, отпусти грехи мне, как обычной женщине земной.
Прости меня за всё, а главное за то, что когда-то считала себя равной тебе и до сих пор не раскаялась в этом. Прости, что, не видя воскрешения твоего, объявила всем, что воскрес ты… Я сама верила в это! Сердцем и душой ждала. А потом так решила и возгласила, ибо считала, что мне позволено намного больше, чем другим – ведь при жизни твоей я всегда рядом была и уже тогда считала тебя Богом, а ты и не противился, не гневился – принимал. И вёл себя, как Бог, рассуждал, как Бог. И сам поверил в это… Грешил? Так нет безгрешных… Грешил. Потому, что был человеком.
Теперь, когда ты Бог, молился ли кто-нибудь за тебя, чтобы ты сам себе отпустил свои грехи человеческие?
Нет. Никто не молился.
А я молюсь за тебя-человека: прости, Боже, грехи его вольные и невольные. От глупости и младости грешен был. И отпусти ты уже их ему. И прости Его за всё.
Прости и меня, свою Марию Магдалину, любящую и преданную, ибо не ведала, что творила, когда, возвышая тебя, бездумно всю себя отдавала, потому что это всё есть любовь…

Солнечный день.
МАРИЯ МАГДАЛИНА, улыбаясь, смотрит на небо, крестится, собирает в
     большой прозрачный пакет парики, одежду, взваливает Крест себе на плечи и,
     волоча за собой пакет, уходит.