Лёд тронулся

 Мы жили на севере, « на краю земли»  как любил поговаривать мой отец, сидя за широким дубовым столом на кухне, лениво покуривая старую пузатую трубку и изредка выпуская из нее тоненькую струйку дыма. Она также лениво и медленно поднималась вверх прямо к потолку и нехотя растворялась, оставляя на своем месте слегка заметную в полумраке зыбь. Тогда мне она казалась похожей на небольшую морскую рябь, подстегиваемую слабым ветерком, дующим откуда-то из-за непроглядной линии горизонта, практически постоянно сокрытой плотной пеленой сизых облаков. Наблюдая за тем, как тонкие прозрачные волны набегают на берег, мирно укладываясь на каменистое побережье, как бы обнимая, и незаметно уходят обратно, безвозвратно сливаясь в общий могучий поток, море мне казалось ласковым и добродушным. Мое открытое всему живому сердце и детская наивность в такие моменты наделяли его душой и разумом. Как сейчас помню,сломя голову бежала в дом, бросалась на руки к матери, делясь своими невинными переживаниями и мыслями. Она же в ответ гладила меня по голове, пытаясь объяснить опасность неподдающейся контролю могучей стихии, но я не слушала, ведь ее теплые нежные объятия напоминали летний бриз, а тихий шелковый голос – шелест тоненьких листочков карликовых ив, растущих неподалеку от кромки воды.
 Короткое лето всегда проходило быстро и незаметно, каждый раз забирая тепло и уводя за собой редко проглядывающее белое солнце, прекращающее дарить земле даже свое летнее пренебрежение. Мне всегда казалось, что это вялое солнце виновато в том, что слабые потоки ветра превращались в неприятные резкие порывы, пронизывающие до костей, а некогда ласковое море теряло свою нежность и все чаще посылало мне высокие ледяные волны. Но заставить себя не приходить к нему я не могла.
 Возможно, читатель подумает, что гулять по берегу маленькой девочке может быть опасным, и моя мама прекрасно бы вас поняла, но для нас, жителей деревеньки «на краю земли» море было наслаждением и страхом, восхищением и отчаянием. Оно  являлось нашей жизнью, от него напрямую зависела наша жизнь, и люди, ходившие на небольших лодках в море, с каждым разом все больше влюблялись в эту непокорную могучую стихию. «Жить на краю земли – это значит любить море» - думала я.
 Холодная осень приходила быстро, но я до последнего выбегала на улицу в тонкой куртке и штанах без начеса и провожала тепло по-своему.  Лежала на мягком ковре из упругих мхов, уставившись в серую дымку облаков и пытаясь разделить их на немыслимые фигуры, что никогда не получалось, но не уменьшало моего энтузиазма. Прыгала по пятнистым от разноцветной росписи лишайников валунам, следовала за волнами во время отлива, уходя далеко от берега и наслаждаясь редкой близостью к морю. Ботинки свои я оставляла на берегу, и мои светлые ступни по самую щиколотку проваливались в вязкий мокрый песок, в котором копошились мелкие рачки и крабы. В такие дни я возвращалась домой с доверху наполненными мидиями карманами, а вечером мы выбирались со старшей сестрой на задний двор, разжигали маленький костерок и варили их в пустой консервной банке, хранившейся у меня под кроватью специально ради таких случаев.
 Я любила север всегда, даже зимой, когда практически каждый день бушует буран, а непроглядная темнота висит в воздухе, уступая место мутному свету только на несколько часов, открывая моему взгляду покрытые плотным слоем снега камни и все такое же неприветливое, уже затянутое льдом, море. Хоть я и не выходила из дома каждый день, в редкие хорошие деньки я все-таки выбиралась из своего укрытия, закутавшись в несколько слоев одежды и натянув свой длинный вязаный шарф практически до носа. Мы, дети, которых в нашем селении было около десяти, собирались небольшой группкой и ходили исключительно вместе. Со стороны мы были похожи на маленькую, отбившуюся от стаи, группку жавшихся друг к другу птичек, выделявшихся на белоснежном покрывале размытыми темными пятнышками. Занятий на улице для нас зимой было мало, а если что и было, так это игры со снегом, которые я просто ненавидела, искренне не понимая, почему другим нравится швыряться друг в друга снежками, сыпать неприятный колющийся снег за шиворот, из-за которого вся одежда намокала и становилась вдвое тяжелее обычного. Поэтому я старалась избегать этого и, ссылаясь на помощь матери, сбегала домой, где просиживала у окна, дожидаясь весны.
 В тот день я проснулась поздно. Попытавшись дотянуться ногой до моей сестры, обыкновенно спящей рядом, и не обнаружив ее, я втянула уже успевшую озябнуть конечность обратно и посильнее закуталась в толстое жесткое одеяло. Пролежав так несколько минут, я уловила приятный аромат жареной рыбы, доносившийся с кухни. Тотчас спрыгнув с кровати, я помчалась туда и, влетев на кухню, сразу была подхвачена крепкими руками отца. На нем была плотная кожаная куртка и штаны, заправленные в высокие сапоги.
- Куда это ты так спешишь, а? – Он провел своей ладонью по моим темным кучерявым волосам и крепко прижал к себе, да так, что его небритая щетина неприятно заколола мне щеку. В ответ на этот неуклюжий добрый жест я громко рассмеялась, чем привлекла внимание мамы, по обыкновению хлопотавшей над едой.
- Проснулась? Тогда садись за стол и быстро ешь. – Она пересадила меня на скамейку и поставила передо мной тарелку с ароматной рыбой и кусками мягкого черного хлеба. Я молча начала есть, а отец подошел к матери и они начали тихо что-то обсуждать. Я так увлеклась едой, что очень сильно испугалась и вздрогнула, когда в комнату резко с грохотом распахнулась дверь и в нее ввалилась запыхавшаяся сестра. Густые темные волосы разметались по плечам небрежными блестящими волнами, глаза горели, а на щеках был легкий румянец. На широкой вязаной кофте виднелись еще не успевшие оттаять снежинки.  Ее образ, взволнованный и восхитительный в своей легкой небрежности, закрепился в моей памяти надолго, но все, что тогда подумала я, было: « Наверное, с улицы вернулась» - и снова невозмутимо взялась за еду, в то время как сестра подбежала к родителям, пытаясь им что-то втолковать. Я не подслушивала, но, когда моя мама всплеснула руками и сказала:
- Ну, наконец-то лед тронулся! Я уж думала…
Но продолжение разговора я так и не услышала. Кое-как напялив на себя уже сухую, несмотря на вчерашнюю непогоду одежду, я помчалась на берег.
 Ветер завывал в ушах, подхватывал мои спутанные длинные пряди волос и играл с ними,  распахнутая куртка норовила упасть с плеча, но мне было все равно. Я пронеслась через всю деревню и по маленькой затерянной тропинке добралась до моего любимого места на берегу. Отсюда можно было наблюдать за закатами. Белое неторопливое солнце каждый раз нехотя покидало небосвод, своим прощальным подарком превращая пелену облаков в разноцветные красочные ковры с замысловатыми изгибами и узорами, плавно переходящими из одного в другой, меняя оттенки. Вся эта красота неизменно отражалась на воде, и со стороны это было похоже на широкий разноцветный тоннель, а мне казалось, что море в такие моменты раскидывает свои любящие объятия, приглашая меня пойти вместе с ним, вслед за солнцем. Сейчас я понимаю, насколько красивыми и прекрасными они были, тогда же это воспринималось как нечто важное, но постоянное и неизменное.
 Еще издалека я заподозрила неладное, когда вместо темных и подвижных волн показались покрытые светлым налетом прибрежные камни. Добравшись до открытого пространства, я остолбенела - все, куда доходил мой взгляд, было покрыто толстой коркой мутного льда, чуть припорошенного снегом.
- Как… Как такое могло произойти? Мама не могла ошибиться. – Я подошла еще ближе и ступила ногой на лед. – Она же точно сказала, что лед тронулся.
Для убедительности я прошла чуть дальше на несколько шагов и попрыгала – безрезультатно. Поковыряла его ботинком, провела ладонью, чуть разбрасывая снег. Он был мокрым, поэтому сразу же налип на перчатку и на рукав куртки.
- А, может, я не вижу, потому что маленькая? Сестра всегда говорит « взрослым - виднее». Ну конечно! Я просто должна пройти немного дальше, тогда, наверняка увижу. – Тщательно смахнув снег с куртки, я двинулась к горизонту.
 Я его не видела. Он, как обычно, был спрятан за беспросветной тяжелой дымкой, которая с каждым шагом казалась все ближе ко мне. Не было ни заката, ни мирно плескающихся о берег волн, а небо было по обыкновению серым и пустым, но море все равно распахнуло для меня свои невидимые, но до боли знакомые объятия. И я шла. Разум затуманился, не было видно ничего, кроме мнимо приближающейся стертой линии горизонта и тонкой дымки тумана, которая окутывала меня с каждым шагом все больше и больше.  Звуки для меня исчезли, на их место пришла оглушающая и всепоглощающая тишина. Она вытеснила все, и я не слышала ни тревожных криков кайр, ни треска у себя под ногами, поэтому, что заставило меня обернуться – понять сложно. Из-за чего исчезла иллюзия спокойствия и защищенности, а серая пелена на глазах ушла, открывая мне страшную картину.
 Сзади меня была пустота. Туман полностью поглотил меня и замкнулся, все-таки приняв в свои смертоносные объятия. Крики птиц шквалом обрушились сверху, подстегивая отчаяние и страх, и так переполнявшие меня до самой макушки и заливавшие мое сердце, заставляя его судорожно биться, как пойманная в клетку кайра. И в этом скорбном плаче мне послышались голоса. Такие родные и до боли знакомые, они звали меня с разных сторон, заставляя метаться по белоснежному припорошенному снегом покрывалу, оставляя на нем тонкие борозды, сразу заметаемые быстрыми порывами ветра. Звуки давили со всех сторон, проникали в голову, звали меня изнутри. Это было похоже на кошмарный сон, который по какой-то причине не заканчивался, а все туже оплетал меня своими тонкими нитями отчаяния.
 Я остановилась и опустилась на мокрый вязкий снег. Сил больше не было. Волосы слиплись и превратились в сосульки, лицо покрывал тонкий слой инея, пальцы, которые я уже не пыталась отогреть, посинели и горели так сильно, как будто бы их опустили в кипяток.
 Снег начал проседать. Сначала бесшумно и как-то играючи, рядом со мной провалилось сразу несколько пластов. Я как завороженная смотрела на то, как в тех местах на поверхность хлынула первая холодная волна. На секунду все стихло, а потом раздался оглушительный грохот трескающегося льда, поверхность подо мной застонала, задрожала и начала накреняться. Я отмерла и вцепилась уже опухшими руками в нее, но смогла ухватить лишь несколько слипшихся комьев снега. Кайры уже не кричали, а выли, и в этих звуках не было ни горечи, ни радости. Они просто были.
 Еще мгновение, и накренившийся кусок льда трескается пополам и переворачивается, силой заталкивая меня в темную морскую пучину. Ледяная вода обнимает меня, сдавливает мои легкие и забирает с собой последние безуспешные попытки выбраться на поверхность.
 « И правда, тронулся» - подумала я.