Детский дом. Часть третья. Гришина жизнь

Гришу все любили в большом Детском доме. Гриша был, как капелька крови в организме человека. Источником движения. Он не ходил по дому, а бегал. Он был в курсе всех событий. Он встречал всех отцов и матерей, идущих за своими детьми. Он переживал радость каждого ребенка, который возвращался в семью.
Гриша когда бежал куда-то, то увлекал за собой всех.
-Бежим!
И все бежали. И никто не интересовался, куда и зачем нужно бежать. Гриша зря звать не будет. То все прибежали на полянку, где расцвели подснежники.
-Красота? – спросил Гриша.
-Красота, - согласились все.
Как-то раз прошлым летом Гриша примчался на поляну в лесу, просто усыпанную земляникой. И все наелись. Конечно, он мог и сам потихоньку ходить на открытое им место, и есть землянику в одиночку, но такой вот Гриша был человек. Ему для друзей ничего не было жалко.
Однажды в мае он  приглашал всех последовать за ним особенно громко.
-Сейчас вы такое увидите, такое! – кричал на ходу Гриша и мчался вперед так, как будто у мальчика выросли крылья за спиной. И все бежали по большому двору следом за Гришей и ждали встречу с настоящим счастьем. И они не были разочарованы.
Детвора ожидала увидеть чудо, но такого – никто не ждал. В пригоне рядом с конюшней возле лошадки Маруси стоял маленький жеребенок – её сыночек.
Оказывается, у дяди Миши был выходной, и он поручил Грише присматривать за Марусей. Гриша и присматривал. Подбегал к загону, да и мчался дальше по своим делам. 
А что на эту Марусю то смотреть? Он её сто раз видел. Только лошадка вела себя беспокойно. Ходила из конца в конец, ложилась на соломку. Обычно она ложилась только в здании самой конюшни, в своем деннике. А тут ляжет, да еще и катается на спине. Странно как то. Когда Гриша навестил лошадку в очередной раз, он то и увидел первым маленького жеребенка, который пытался встать на своих тоненьких ножках. Только минуты назад он появился на свет, а уже встает!  Гриша помчался к дяде Мише, известил его, а потом побежал будоражить весь Детский дом.
Ребятишки все замерли восхищенно. Они выстроились возле загона и ни за что не хотели расходиться. Они любовались жеребенком. И было чем. Он стоял на тоненьких ножках и был таким трогательным! Страшно было за него, а вдруг упадет? Но жеребенок падать не собирался. Он спокойно ходил по загону, высоко поднимая точеные ножки в белых носочках.  Время от времени он воинственно подпрыгивал и ножками отбивался от невидимого врага. А движения были такими, как будто пришли в движение очень большие ножницы.  Именно за это жеребят этой поры прозвали стригунками.
Мордочка у жеребенка тоже была разукрашена белой полоской, сбегающей клинышком вниз. Небольшая грива, челка на глазах, длинный пушистый хвост делали Марусиного сыночка неотразимым. О том, что это мальчик, сказал ребятишкам дядя Миша.  И прямо здесь, у загона стали все придумывать имя новорожденному.
-Нужно, чтобы в имени были буквы от маминой клички и намек на то, в какой поре он родился, - сказал дядя Миша.
После долгих коллективных раздумий назвали жеребенка Мариком.  Маруся и Марик. Созвучные имена.  И месяц май нашел отголосок своего имени в кличке.
И теперь у Марика было столько друзей, сколько ни у одного жеребенка на свете не было Появился и четвероногий друг. Конечно, Арлан! Он и спать стал в пригоне, хотя дядя Миша ругал его за это. Кони не выносят собачьего духа. И если собака поспит на сене, конь такое сено есть никогда не будет. Фыркнет и отойдет.  И вообще, кони, чистоплотные животные. Они воду буду пить только из чистого ведра. Торба, из которой их кормят овсом, тоже должна быть всегда чистой. Спят они только на чистой подстилке. Культурные животные – так говорил про них дядя Миша.
Что и говорить о том, что Гриша считал себя чуть ли не родственником Марика. Ведь он первым его увидел. Теперь у Гриши было два наблюдательных поста – в углу на заборе, чтобы видеть дорогу к станции и идущих по ней людей, и рядом с оградой, за которой разгуливал Марик.
Однажды к загону подошла первоклассница Варенька. Она не съела свой кусочек сахара, она принесла его жеребенку. И держала кусочек крепко в своей ладошке. Гриша увидел её.
-Ты хочешь Марика сарком угостить?
Варя кивнула.
-Так протяну ему угощение, он подойдет и возьмет сахарок с твоей ладошки и будет знать, что ты его так любишь, что даже сахаром угощаешь.
-Я боюсь. Вдруг он мне руку откусит?
И Варя заплакала.
-Да ты что? Лошадки – травоядные животные. Они не могут причинить такую беду. Не укусит он тебя. Смелее.
Варенька протянула свое угощение жеребенку, и даже дышать от страха перестала.
Марик подошел и осторожно взял угощение с детской ладошки. И захрустел сахарком, разгрызая его своими крепкими зубами.
-Вот они руки, целые, - засмеялась девочка, - две руки, как и были. Не отгрыз!
Теперь все первоклассник по очереди отдавали сахарок жеребенку только через Вареньку. И вскоре Варя стала Марику лучшим другом. Он мчался к ней всякий раз, когда она подходила к загону. Получив угощение, он мягкими губами прикасался к щеке ребенка. А Варенька смеялась счастливым смехом.
Однажды Марик выскочил через незакрытую калитку из загона. Весь Детский дом вышел загонять Марика на место. ОН испугался и стал метаться
-Стойте все на месте, крикнула громко Варя, - я сама его загоню.
И Варя подошла к жеребенку с кусочком сахара в руке. И Марик послушно пошел за своей подружкой. Варя гордилась собой. И не зря!
И даже Гриша не испытывал ревности. У него было золотое сердце.
Гриша был на свете совсем один. Где-то была у него бабушка, но он не знал точного названия хутора, на котором она жила. 
-Если бы я оказался в тех местах, я бы нашел.  Вырасту и поеду её искать.
Гриша любил сидеть на заборе и всматриваться  в даль уходившей к станции дороги. Чего он ждал? Отец погиб в самом начале войны, а мама погибла у него на глазах. Не было на свете у него ни одного родного человека. Знал он только  только фамилию – Розенфельд. Бабушка у него была еврейкой. Вот мама и бросилась спасать сына, потому что знала по-наслышке о судьбе евреев в оккупации.
Спасла. Но какой ценой. Самой высокой.
Только летом стали Грише снится странные сны. Ходит какая-то женщина далеко в поле и зовет Гришу, зовет. Маминым голосом. Только голова у неё вся белым платком закутана. Зовет она Гришу и плачет при этом.
Мальчик просыпался весь в поту, пугался, кричал. Сразу же на крик шел сторож дядя Миша, иногда он просто брал Гришу на руки и забирал к себе, на топчан, а сам до утра спал на стульях.
Дядя Миша известил Наталью Михайловну. Наталья Михайловна долго выспрашивала мальчика о его снах и сновидениях.
-Похоже на телепатию. Похоже, и правда, мать его зовет. Может быть жива?
-Всякие чудеса бывают на свете. А как помочь мальчонке-то?
-Не будем ничего ему говорить и обднадеживать его.  А я схожу в организацию такую милосердную, которая помогает людям найти друг друга.
Наталья Михайловна сходила, а ей посоветовали обратиться на радио. Там была такая передача для потерявшихся. На всю страну звучало объявление о поисках близких и родных.
Наталья Михайловна составила текст объявления.
«Розенфельд Григорий 1936 года рождения разыскивает свою маму – Розенфельд Надежду Семеновну. Его адрес поселок такой-то. Детский дом».
Письмо ушло.
Прошло меньше месяца со дня его отправления, когда Гриша заметил странную женщину в белом платке идущую в сторону Детского дома. Он испугался. Именно она ему снилась в его снах.
-Гришенька, сынок, ты не бойся меня, это я – мама твоя. Выжила я, но сильно обгорела. Всё лицо – сплошной ожоговый шрам. На люди стыдно показаться. Вот  и кутаюсь  в платочек.
Да кто же маму будет бояться? Гриша не испугался. Голос родной, ласковые руки, теплые объятия.
-Мама, ты за мной приехала?
-За тобой, заберу тебя, а уж как тебя ждет твоя бабушка! Веришь, она сидела и ела вареники с картошкой. А тут из репродуктора она услышала твое письмо. Сразу карандаш взяла и записала адрес и на божничку, полочку для икон, положила. А потом вторую бумажку написала и положила в карман. Да на улицу выскочила, сама и смеется и плачет, да к соседу. А я то ничего не знала. Я на пекарне работала. Пекарь я. А сердце так и жало, так и жало. И вот вижу, мама моя на телеге едет к пекарне, сосед её подвез, да кричит издалека, что ты жив. Меня женщины под руки поддержали. Я же каждый вечер в поля уходила и там плакала и звала тебя. Просила землицу-матушку надоумить тебя откликнуться. Сердцем чувствовала, что ты уцелел.
-А я тебя во сне видел.
-А ты меня не испугаешься? Волос на мне сгорел. Новый не вырос. Веки до конца не закрываются. Людей шатает от ужаса, когда на меня смотрят.
-Да я тебя, мама, в любом виде люблю.
И два сердца стучали рядом. Два родных сердца.
А Наталья Михайловна внимательно осмотрела маму Гриши и отвела в госпиталь. Там они вместе с Владимиром Константиновичем сделали операцию и убрали часть шрамов на лице. Наталья Михайловна в драмкружке раздобыла парик. Светленький. Ведь Гришина мама была русоволосой.  Большие очки с затемненными стеклами прятали от взглядов веки. И теперь Гриша сходил с мамой в город, а никто на неё не оборачивался.
Гришу пошли провожать все.  Девочки плакали.
-Ничего, ничего, - он в семью возвращается, в родные места. Будем письма ему писать.
 А мама Гриши в ноги поклонилась всем, кто провожал их.