Старик

Работник он был добросовестный и не жадный, и мастер отменный, а вот человек - странноватый и крайне нелюдимый.
За два месяца, что он работал у нас, мы не слышали от него ни одного слова, не касающегося работы.Бывали дни, когда он за весь день не скажет  даже пол слова. Молча придёт, отработает неторопливо и так же молча уйдёт.
Не то, чтобы я так жаждала разговоров с ним, но, с утра до ночи оставаясь с таким угрюмцем в доме одна,пока дети придут с учёбы, а  муж с работы, я  чувствовала себя очень некомфортно. Накормив его обедом, я старалась весь день проводить в саду.

На вид старику было лет под восемьдесять. Судя по тому, что в таком  преклонном возрасте он был вынужден жить вдали от дома и зарабатывать совсем не лёгким трудом, жизнь его особо не баловала. Может, от того  он и был так  мрачен, думала я.
В душе я ему сочувствовала, но считала дни, когда  он закончит работу и уйдёт от нас.
На исходе второго месяца все работы были завершены: лестница  полностью закончена, а плитка в столовой и в кухне уложена. Работой его мы остались очень довольны  и  решили дать ему немного сверх того, что он посчитал.Но взять лишнее он категорически отказался.

- Отец, хочешь немного коньяку? - полушутя предложил муж, когда сели за стол.
- Водка есть?- неожиданно спросил старик.
Принесли водку. Он залпом опрокинул стопку, налил ещё, выпил....И так ещё пару раз.
Какое- то время он молчал, глядя перед собой.
Удивлённые тем, что старик, которого мы ни разу не видели выпившим,  в свои немалые  годы столько пьёт   и совершенно не пьянеет, никто из нас  не решался заговорить первым, чувствуя, что со стариком  происходит  что- то необычное.

- Жена бычка откормила, все  необходимые запасы сделала. Я лучшие коньяки и вина закупил, и всякое другое, что нужно,- сказал вдруг негромко старик, словно продолжая уже начатый разговор . -Вернётся сын - и будет свадьба  на всё село. Так решили.
Двадцать лет разве рано? Я и сам в двадцать женился. Один он у нас, внуков уже хотелось. А то ушёл  служить- и дом опустел, и жизнь будто замерла.
Дом для сына был готов,хороший дом, отдельно от нас, в конце сада.
 Строить начали вместе, а заканчивал уже я один. Каждый бугорок на стене  шлифовал , и всё просил Создателя: пусть  такой же гладкой и красивой будет жизнь моего сына.
Мы были готовы к свадьбе  ещё за полгода до его возвращения. Дни  считали, и каждое утро с женой сообщали  друг другу как самую важную новость: вот и ещё один день прошёл.
Летом девяносто второго считать оставалось совсем немного...

Старик снова замолчал.
Я сначала подумала, что он несёт какой- то не совсем трезвый вздор, но немного погодя до меня стал доходить смысл его слов, и я внутренне напряглась в предчувствии беды. 
Следующие слова старика падали мне в душу словно тяжёлые  раскалённые камни.
Я замерла, непроизвольно зажав рукой рот.

- В Карабахе он служил...Всё, что мы готовили для свадьбы, пригодилось для поминок...кроме коньяков и вин...они пригодились позже.
Голос старика стал  каким- то клокочущим,глухим, словно он  силился сдерживать рвущиеся наружу звуки.
- Я сам спустился в могилу , сняв обувь, сам уложил  тело сына набок, головой к Мекке.
А потом всё не находилось сил уйти, оставив его там...
Пока вокруг были люди, мы с женой как- то держались. Самое тяжёлое оказалось потом. Мы остались наедине друг с другом и нашим горем, и никак не могли понять,почему Всевышний забрал нашего мальчика , а нас оставил жить.
Зачем ? И какая это жизнь, если , ложась спать, каждый из нас  молился о том, чтобы больше не проснуться?

- Твой сын за родину погиб, за то, чтобы  вернуть родную землю.Погиб на войне как мужчина. Гордись!-  упрекали меня.
И ни один из упрекавших  не ответил мне, которым из своих сыновей или  братьев он готов пожертвовать за эту самую землю. Ни один.
А я проклинал и родину, и  войну, и землю, забравшие  жизнь  моего сына.
Я думал о том, что для моей жены нет никакой  разницы, кому принадлежит земля, в которой похоронен её единственный ребёнок.
В свои тридцать девять лет она стала выглядеть вдвое старше, и  день ото дня становилась меньше, словно пригибалась к земле, навстречу сыну.
- Если горы в траур облачу,  горя и тогда не облегчу, - услышал я однажды её плач из дома сына, куда она стала часто уходить.
Я решил не трогать её. Пусть  поплачет, что ей ещё осталось?
Пошёл за ней через час, а она висит...
Мы всегда и всё делили на двоих, но оказалось,что это горе не делится. Оказалось, сколько горюющих, столько и горя. Наше горе  росло и жгло с каждым днём всё невыносимее. Она и не вынесла.

С каждым словом старика его боль, словно выплеснувшись через  край, передавалась мне. Я уже не могла сдерживать слёзы. Мне было так жалко его, и так больно от того, что одному человеку  выпали такие страшные потери, лишившие смысла  его жизнь,что хотелось подойти и обнять этого чужого старика как самого родного человека.

- После похорон жены я остался  один. Запретил родственникам и друзьям приходить ко мне. Я не хотел видеть живых людей. Среди них больше не было тех, кто был мне  по- настоящему нужен.
Вспомнил про полный спиртного подвал в новом доме.Я никогда не мог  пить много, а тут не мог остановиться. Но, сколько бы ни пил, не пьянел, и становилось только хуже.
Однажды я так разозлился на всё и всех- на правительства, затевающие войны и разрушающие жизни людей, на Всевышнего, за то, что допускает всё это безумие, на жену, что оставила меня одного, на дом, в котором никогда не будет жить мой сын...
Одну за другой я разбивал бутылки коньяка и разбрасывал их по дому. Потом поджёг. Дом сразу заполыхал.
Начали сбегаться  люди, но я никому не дал приблизиться к дому. К утру он весь выгорел.

В Дагестане  я уже много лет. Как приблудился однажды к строительной бригаде, так и остался.
Мало кто знает о моём прошлом, и сколько мне лет. Все считают меня глубоким стариком. Иногда, заглянув в паспорт, я и сам удивляюсь- пятьдесят три... Кажется, что  это какая- то ошибка. По ощущениям я прожил не одну жизнь. И самая чёрная  из этих жизней тянется невыносимо долго.
...

С тех пор прошло уже семь лет, а я никак не могу забыть  старика, оказавшегося на три года моложе моего мужа, который, уважая его преклонный с виду возраст,обращался к нему ,, отец".
Острым клином в мои память и сердце навсегда вбиты его слова о том, что для матери нет никакой разницы, кому принадлежит земля, в которой похоронен её ребёнок...