Глава 2. В гости к бабушке или О семейных традиция

  Однажды мы поехали к бабушке, маминой маме, в гости, повидаться. Было лето, и  нас с братом родители хотели оставить на недельку – другую у неё на каникулы. Надо сказать, обеих бабушек звали Мариями Петровнами, так уж вот получилось, поэтому в семье придумали их называть по месту, где жили они. Так одна бабушка стала ахунской, другая – ломовской. Одна жила в Ахунах, пригороде Пензы, вернее, не в самих Ахунах, а в посёлочке в лесу. Другая  бабушка жила в городе Нижнем Ломове Пензенской области с дядей Борей, младшим братом отца. А мы жили в городе Каменке, именно туда отец привёз маму после их свадьбы.   Была у нас в семье традиция – ездить к бабушке  в Ахуны на Троицу, а в Нижний Ломов обычно мы ездили в июле-августе, навещали, одним словом, бабушек обеих, никого не обижали.
 Так вот, ездить в Ахуны я любила. Лес сосновый с громадинами соснами корабельными, песок под ногами, поляна, куда мы бегали за ягодой и опятами луговыми, ручей студёный, пруд. А ещё ирга в саду общественном, яблони с зелёными молоденькими яблочками, которых наедались до болезни живота.  А ещё стряпня бабанина, дух дровяной от печки-голландки и ребятишки, которых много было в посёлке со странным названием «Торф» или «Подхоз», как называли его местные жители – такая жизнь мне нравилась гораздо больше, чем жизнь в пыльном городе, в квартире другой бабушки. Ребята на Торфу простые, весёлые и дружные были, а в городе у другой бабушки летом было скучновато – дети разъезжались по деревням. 
  О поездке родители говорили уже накануне. Выходной у них был один. В субботу был короткий день и мама, как правило, наводила порядок в доме, стирала, готовила что-то с собой, купала нас, поэтому отправлялись мы к бабушке ахунской рано утром на пригородном поезде, который так просто и называли «пригородный».
 Вечером за ужином мама с папой заговорщически поглядывали друг на друга и на нас, и мы понимали: у них какая-то новость для нас, но они не спешили делиться с нами. А уже когда попили чай, отец вдруг командовал: «А теперь магом шарш  в постель! Завтра к бабане ахунской едем на пригородном!»   Отец порой выворачивал фразы, чтоб веселее было. Конечно, стоило это понимать как «шагом марш». Нам нравилась придумка отца, мы тоже за ним повторяли его переделки и смеялись.
  К пригородному на полустанок «Сельмаш» надо было успеть к четырём. Поезд приходил в четыре двадцать, но ещё и билеты в кассе купить надо было, поэтому просыпались родители часа в три, собирались потихоньку, а нас будили уже в половине четвёртого, чтоб умыться, одеться, чайку попить и в дорогу. Чай мама готовила заранее, чтоб остыл немного, а к чаю гренки из подсохшего батона. Никогда на голодный желудок из дома не выходили. Отец и мама поговаривали: «Сытый дорогу осилит».
  Как всегда, собирались в небольшой суете, боясь чего-нибудь забыть. Мама закрывала все форточки, на всякий случай, в третий раз проверяла газовую плиту и везде ли выдернуты из розеток вилки настольной лампы, радиоприёмника. Телевизора тогда у нас ещё не было, шёл 1971 год, не в каждой квартире ещё был даже чёрно-белый телевизор, не говоря уже о цветном. Да и жили мы в коммуналке, как мама говорила, в квартире «на троих». Говорили вполголоса, чтоб не потревожить соседей.
 Отец нервничал, говорил: «Лучше прийти на полчаса раньше, чем на секунду опоздать». Наконец, мама успокаивалась, всё проверив. «Присядем перед дорожкой», - улыбался отец,  и мы на несколько секунд присаживались – традиция, которую в семье никогда не нарушали. Потом, все в хорошем волнении, торопливо выходили из дома. Шли торопко, боясь не успеть. Отец с братом впереди, мы с мамой за ними. Порой отец останавливался, когда мы чуть отставали, и приговаривал: «Шагай веселей!»  Эта его поговорка придавала сил, и хотелось не просто шагать, но и бежать вприпрыжку. Мы с братом тогда, не сговариваясь, бежали наперегонки. Я, конечно, уставала быстрее (брат был старше на четыре года), останавливалась и ждала родителей, брала папу за руку и шла рядышком, мне казалось, что папина сила и энергия перетекала по его большой сухой руке и ко мне. Хотя до полустанка было  всего минут десять – пятнадцать ходьбы, тогда для меня это казалось  далеко. С возрастом и расстояние становится  ближе, и деревья не такие большие. 
 Труднее всего было переходить через рельсы, никакой дорожки с той стороны, откуда к полустанку подходили мы, не было, да и отец нас вёл, что называется, короткой дорогой. Пока обойдёшь по асфальтированной дорожке, мог и поезд прийти, а так мы срезали большой крюк и успевали прийти вовремя и купить билеты. Отец отправлялся к кассе, а мама с нами и с вещами ждала на платформе.
 Тогда люди ездили в областной центр часто: вещи кое-какие прикупить, с детьми в парке имени В.Г. Белинского на аттракционах покататься. Студенты летом не ездили – каникулы.  В тот день народ на полустанке был, но немного. Вот билеты куплены, и отец остановился с каким-то своим приятелем с завода поговорить-покурить. Лёшка, мой старший брат, тихо стоял рядом с мамой, а я собирала какие-то цветочки, когда вдалеке засвистел паровоз. Папа пожал руку приятелю и подошёл к нам, взял у мамы сумки и меня за руку. Поезд  в восемь вагонов приближался к полустанку.
   Меня всегда пугала в детстве эта громадина, пахнущая мазутом и железом, извергавшая пар. Однажды на нашей железнодорожной ветке произошла трагедия, мужчина, возвращавшийся с работы, поторопился перед поездом перебежать через рельсы, запнулся ногой и погиб. Как говорила в беседе с мамой соседка тётя Лида, «поездом зарезало». Мне тогда было года четыре, и я никак не могла понять, как это «поездом зарезало», но поезд меня с тех пор пугал. Когда состав приближался к полустанку, я всегда отворачивалась и прижималась к отцу или маме.
  Вот сильные руки отца подсадили меня на подножку вагона, потом отец помог маме и брату и в конце взобрался сам и показал билеты кондуктору. Мы прошли в вагон, нашли четыре свободных места, уселись и поезд тронулся. Я сидела у окна. Отец пошутил: «Смотри, вокзал поехал!» И правда, полустанок поехал от нас в другую сторону, стало смешно -  не мы едем, а вокзал уехал от нас.
  Я всегда любила сидеть рядом с папкой, он сочинял на ходу какие-нибудь весёлые истории-небылицы. Но когда он выходил в тамбур покурить, мама пересаживалась ко мне, боясь, что вдруг встану и упаду, не удержавшись на ходу поезда. Но мне никогда и не хотелось вставать с уютного мягкого кресла с широкими подлокотниками, я не понимала детей, которые бродили по вагону туда-сюда, не давая своим родителям спокойно посидеть. Я любила смотреть в окно на пробегающие мимо деревеньки, придорожные лесополосы  и поля. Выучила к десяти годам все станции от Каменки до Пензы. Отец много интересного рассказывал о них.
 Например, станция Панчулидзиевка была названа в честь одного из пензенских губернаторов А.А. Панчулидзева. Это уже потом я узнала, что при нём в Пензе было открыто Пензенское общество охотников рысистого бега и Общество сельского хозяйства Юго-Восточной России, первым почётным президентом которого он был. В 1855 году занимался формированием ополчения для участия в Крымской войне. За время своего губернаторства дважды принимал в Пензе царствующих особ: Николая I в 1836 году и цесаревича Александра Николаевича в 1837 году. А с  апреля 1841 года стал  тайным советником.
  Когда мы подъезжали к станции Рамзай, отец всегда шутил: «Станция Рамзай. Кому надо - вылезай!» Про станцию Пяша говорил: «Станция Пяша. Да не наша». Вот так с шутками – прибаутками, с былями - небылицами доезжали мы до Пензы.
 Со станции Арбеково неотрывно смотрела я в окно на приближающийся большой город. Мимо проплывали дома-многоэтажки, на остановке Ленинская людям приходилось выпрыгивать с подножек вагонов, так как там не было даже полустанка. Я даже думала, как же люди умудряются не сломать ноги, прыгая с такой высоты. А потом поезд ещё долго стоял на подъезде к вокзалу, так как не освободился путь, на который мы прибывали. Вот тут волнение моё усиливалось, да и родители нервничали. Приезжали мы в Пензу в 6.50 по московскому времени, два с половиной часа в дороге сказывались. Мама ещё пыталась в дороге дремать, ведь на следующий день на работу к 8.00, а ещё надо назад приехать. Возвращаться  родителям нужно было  в этот же день с вечерним пригородным поездом, который прибывал на наш полустанок около полуночи. Брат тоже умудрялся заснуть сразу, как сели в вагон. Одни мы с папкой тихонько шушукались, поглядывая в окно.  Отец, пока мы были маленькими, никогда в поезде не спал, обо всех нас беспокоился что ли. Брал с собой книгу какую-нибудь или газету и читал, поглядывая в окно, когда приближались к очередной станции.
   Но вот и вокзал, правда, он пока обнесён был высоким забором. Старое здание вокзала сносили, новое строили. Люди обходили забор и направлялись к автобусным остановкам. Мы тоже отправились на «девятку» - именно этот маршрут автобуса ехал до Ахун, да и до сих пор ездит. Народу  на остановке было очень много, поэтому в первый автобус мы просто не влезли. Подождали следующего.
 В те далёкие времена моего детства прямо на улице бабушки продавали горячие жареные пирожки. «Пирожки, пирожочки, га-аряченькие пирожки, с пылу с жару!»- выкрикивали торговки. Мама подошла купить нам пирожков. Тётечка с румяным, как пирожок лицом, свернула кулёк из газеты и подала маме, добавив ещё пару оторванных от газеты листочков. О салфетках в то время никто и не задумывался, всё продавалось в таких вот газетных кульках или в сероватой бумаге, похожей на газетную. Мама взяла кулёк и нечаянно уронила – обожглась, горячие пирожки были. Благо, верх  кулька торговка предусмотрительно закрыла, скомкав край внутрь. Отец подбежал помочь: «Ну вот тебе и пирожки! С полу, с жару!» Мы все рассмеялись, а тут и наш автобус подошёл, поэтому пирожки мы ели, уже приехав в Ахуны – неудобно в автобусе было, да и остыли они уже, тёплыми были, не горячими, не обожжёшься.

Фото-иллюстрация "Полустанок "Сельмаш" в интернете в свободном доступе