в её маленьком теле селилась душа

Он рассказывал ей об озёрах на Титане, о плавно опускающихся  крупных каплях дождя из жидкого метана. Сатурн там был в полнеба и выглядел таким близким, что, казалось, вспорхнёшь и дотронешься до его звенящего кольца. И он порхал, а она восторженно слушала, по началу ни о чём не догадываясь. Ещё он говорил, что уже открыта планета Элион, не менее прекрасная, чем Земля, только гораздо больше. Тяготение там такое сильное, что двуногие существа просто не могли бы там выжить, поэтому её населяют кентавры и кентаврицы с дивными белыми гривами. Катя всё больше влюблялась то ли в него, то ли в его рассказы. Коллеги медсестрички – весёлые, нормальные,  земные девчонки,  если бы узнали подробности Катиного платонического  романа, только пальцем у виска покрутили бы.  Так она и не делилась с ними, зачем, если не поймут.
 Катя параллельно со  школой художку закончила и продолжала рисовать для себя.  На её картинах сверкал Сатурн в полнеба, отражаясь в метановом озере изумрудного цвета, а по просторам  далёкой планеты неслись прекрасные белогривые кентаврицы. Жаль, что звуки не нарисуешь, ведь Рома говорил, что они не менее удивительны, чем картины. Он говорил: «Катя, ну ты-то мне веришь? Я слышу их, это правда, они существуют!» А его мама говорила: «Катя, не бросай Рому, ты должна его спасти». Она и сама понимала, что должна, только не его, а себя, потому что обоих спасти невозможно, а их учили, что в подобных случаях спасать нужно здорового.
Они продолжали встречаться. Он, теша себя надеждой, что Катя поверит в реальность тех, кто с ним говорит, она же никаких надежд не питала, но расстаться не хватало сил. Мама Кати скоро всё узнала и стала неистово бороться за дочь. Первой проблемой была тревога о Катиной безопасности, но дочь сумела успокоить:
- Мама, я уже успела побеседовать с его врачом, Рома абсолютно безопасен, на сто процентов, поверь.
- Ладно, пусть будет так, но ведь это не всё. Катя, ты же медик, ты сама должна понимать, что его вылечить  невозможно.
- Он гораздо умнее и начитанней любого из моих одноклассников. Скажешь, ненормальный? А если меня от нормальных тошнит? Ты знаешь, сколько великих людей этим страдали? Например, Ван Гог.
- Ван Гог сам рисовал свои картины, а не заставлял своих возлюбленных это делать.
- Он меня не заставляет.
 - Ну да, это всё «меняет». Они были великими, но глубоко несчастными людьми, ещё более несчастными были те, кто рядом. А то, что от него детей иметь нельзя, не важно?
- Мама, не трави мне душу, думаешь, я сама не понимаю. Я хочу с ним расстаться, но не представляю, как ему сказать это.
А внутри звучало: «Не хочу!» Она, правда, не хотела.
- Это не любовь, а жалость.
Катя промолчала, но подумала, что если и жалость, то к самой себе.
Куда же он запропастился? Она догадывалась, куда, и оказалась права.
- В больнице, в больнице, но не волнуйся, это всего лишь плановая госпитализация, - отвечала ей Ромина мама.
- А почему на звонки не отвечает?
- Там это запрещено. Навещать можно, но Рома просил тебя не приходить. Ты дождись его, Катюша, ему станет лучше, и он передумает.
А Катина мама не забывалась ни на минуту, ломая голову над тем, как спасти дочь.
Как-то, подобрав удачный момент, она сказала:
- Звонила тётя Лиза из Ростова, она ждёт тебя к себе. Катя, там ведь известное на всю страну Грековское училище. Ты поступишь, ты с детства мечтала стать художником. Согласись, твои последние рисунки очень хороши.
Да, Катя мечтала, но это было в детстве, а сейчас она мечтает его видеть, слышать, чувствовать.
- Доченька, не надо ему ничего говорить, я сама позвоню его маме, мы поймём друг друга. Хорошо, что он сейчас под наблюдением врачей, они помогут.
- Ага, помогут, заколют антидепрессантами, превратят в овощ.
- Как тебе не стыдно так говорить о своих коллегах?
 - Мама, ты сейчас меня успокаиваешь, или себя? Хорошо, я подумаю, только не торопи меня, зачисление в училище ещё не скоро.
- Отрубать хвост по кусочку – не самое лучшее решение.
Мама права, но как это больно! Эх, лучше бы эти голоса существовали! Или просто взять и поверить в них? Ты этого хочешь? О чём ты, Катя, очнись, наконец!
И Катя, проревев всю ночь, согласилась уехать. Ни в какое училище она поступать не будет, только этим совесть не успокоить.  А нужно ли?  Да и что  она будет без него рисовать? Ей никогда не привидится ни чудесная, населённая кентаврами планета, ни Сатурн с кольцом в полнеба, ни парящий на его фоне серебряннокрылый Икар.