Просто иначе нельзя

Просто иначе нельзя
Бунт начался ночью. Я проснулся даже не столько от криков и шума, сколько от содрогания дощатого пола, по которому прыгали в кроваво-пьяном угаре почти тридцать человек. Моя одноярусная железная с панцирной сеткой шконка передавала эти толчки прямо в тело. Прямо в сердце и мозг. Которые даже во сне бодрствовали настороженным ожиданием опасности. Это, видимо, меня и спасло. Я не вскочил, не закричал. Я как зверь замер, притаившись, с головой спрятавшись под одеялом. Сознание мгновенно завершило логические цепочки и выдало суть происходящего и алгоритм действий самосохранения. Лежать неподвижно. Люди в азарте драки не обращают внимание на неподвижное, оно неопасно. И я лежал. А вокруг бушевал ад.
…
– Эй, слышь, ты… к угловику давай канай! – с блатной оттяжкой речи и кривлением губ процедил мне шнырь.
Я шел сквозь строй двуярусных шконок, точно посередине. Сквозь презрительно-ненавидящее молчание мужиков. Все уже знали, ничего скрыть нельзя.
Далее ритуальное действо.
– Вот тут припади на корты, шконки не касайся – растяжка гласных сквозь треск четок. Дым в лицо. Тресь, тресь…
Шаблонные фразы, ритуальные ответы. Неизбежно-театральное презрение. Ритуальное отвержение.
– Да ты вообще по курсам, что такое общее?!! Короче, катай свою вату и вали к мусорам!
Путь обратно между тех же шконок. Презрение получило санкцию и выражение: козел краснопузый! Шерстюга мохнорылая! На веник и тряпку ****ину! Пинки по воздуху, не попадающие в цель из осторожности. Никто не осмелился.
…
Красный отряд. Пять шконок на этаж. Второй. Коврики, шторы на окнах, цветы. Красная элита зоны. Почти рай после общака. Весь день за компьютером в кабинете ОВР, почти неограниченные возможности и безопасность. Санкция самого начальника по ВР Управления ФСИН по Энской области. Ну, должность такая, что поделать.
…
Джунгли это, чистые джунгли. Параллельные структуры, пересекающиеся интересы. Любимчики нового хозяина Лом и Дрыщ стали завхозами жилки и красного отряда. Оба за два метра ростом, но Лом почти 120 кг, а Дрыщ не более 80. Кулаки у обоих тяжелые и в работу пускаются часто. Столовую нужно к ногтю прижать? Вдвоем они встречают с работы шушарских и в душ пускают тех, кто отдал еженедельную дань. Остальные знакомятся с их натруженными кулаками. Каждый день.
Костя Боксер – завхоз столовой – выкатил две фляги браги по тридцать литров на своих рабочих. И свалил к блатным относить яичницу с беконом и курицу жареную, там и остался. А брага градусов 15, умел Костя делать. Сахару хватало на складе. И то сказать, замахнулся Лом на то, чтобы Костя ему картошку с мясом делал на ужин! А он с самим Белибердой, начальником режимной части, водку пьет! Дурень Лом, ох дурень…
…
И вот я лежу ни жив ни мертв под одеялом, а надо мной рев бычий Лома, которого никак забить дужками от шконок не могут. Время как резина тянется. Только слышу, Лом орет с кваканьем каким-то (зубы выбили и горло повредили, узнал я потом): я прыгну в окно! Прыгну, прыгну! Не бейте! В ответ матерный многоголосый вой и звуки ударов. Звон стекла. Общее а-а-а-а! Глухой стук.
Кто-то меня дергает за одеяло. Под шконкой лежит Дрыщ. Глаза сумасшедшие, белки навыкате, ухо порванное болтается, весь бок в крови, капает на доски пола. Дергает, смотрит, и молчит. Но мне и не нужно слов. Я скатился, приподнял одеяло, а он туда скользнул, и с головой накрылся. Я боком-боком к стене придвинулся, и сижу. Толпа, крови отведавшая, выплескивала энергию на тумбочки, стены и окна. Звон, гром… Меня узнали, не тронули, я со всеми в хороших отношениях старался быть. Ушли допивать брагу. Забежал дежурный наряд, наверх подниматься не стали. Это правильно. Их пятеро с резиновыми дубинками, а там тридцать с железными. Но Дрыща забрали. Утром только ОМОН зашел. Тогда и мне досталось, да они же не разбирают, где кто.
…
Забыли уже все про Лома, Дрыща и бойню кровавую. Дело замяли, кому нужны неприятности? Никто не умер. Лом, говорят, после перелома свода черепа немного не в себе, его куда-то увезли, и ничего больше не слышно. Но вот проходит три месяца, и в отряде снова Дрыщ! И снова в прежней должности завхоза. И ухом заштопанным не ведет, как меня увидел. Глаза стеклянные выкатил только:
– Ты это… в курсе, что мы на сантехнику новую собираем? Ну вот, пока не отдашь, мойся в котельной. Замки я поменял, так что ключи свои можешь выкинуть.
Тут у меня в глазах и потемнело…
…
Кто не на работе был, собрались у окна. Оно как раз на запретку выходило. А там с граблями в компании других петухов разравнивал контрольно-следовую полосу Дрыщ. Фаршмак он теперь непорядочный, а что поделать, если мочой петухи облили? Нужно повлиятельнее начальников выбирать.
…
Шуруп, старшой над петухами, невзлюбил его люто, больно гонористый Дрыщ был. Даже там. Была у Шурупа киянка большая, нашли ее во время ремонта под досками пола. Темными пятнами вся, и волосы прилипшие были на ней, говорят. Полюбилась она Шурупу сильно. Это, говорит, мое переходящее красное знамя! Вот ей и забил он Дрыща насмерть. Ну, не сразу, конечно, где-то полгода прошло.
…
Но все вижу я глаза эти, из-под койки на меня смотревшие в смертном ужасе. И понимаю, что снова бы спрятал его под своим одеялом. Даже зная, какая это мразь. Просто иначе нельзя.