Ева Эдгартон, часть 13

Часть 13

     "Почему - какой ужасный сон!" осуждала своего отца.
"Ужасно?" - спросила маленькая Ева Эдгартон. Это смешит меня. Все
равно, - твердо подтвердила она, - старому доброму Джону Элбертсону придется подстричь бороду». На мгновение она с недоумением уставилась в пространство, а затем резко и весело фыркнула:"В любом случае, у меня будет сад, не так ли? И всегда, конечно, будет - Генриетта".
"Генриетта?" нахмурился её отец.
"Моя дочь!" - с достоинством объяснила маленькая Ева Эдгартон.
"Твоя дочь?" - отрезал Эдгартон. 

"О, конечно, их может быть несколько", - признала маленькая Ева Эдгартон.
"Но Генриетта, я почти уверен, будет лучшей!"
  Она так рывком выставила вперед своеё тонкое горло с речью, что
всё выражение её лица, казалось, внезапно подрезало и ошеломило отца.
  "Всегда, отец, - мрачно засвидетельствовала она, - своими ужасными старыми книгами и образцами ты вытеснил моих кукол из моего чемодана. Но...- её сжатые губы поспешили заверить его, - тебе когда-нибудь удавалось скучать? - Генриетта - и другие не в своем уме!"
Итак, совершенно неуместно, с мягкой маленькой ручкой, в которой не было
никакой вражды, она внезапно протянула руку и сгладила удивление с губ отца.

"В конце концов, отец, - спросила она, - теперь, когда мы действительно так
интимно разговариваем, в конце концов, в жизни все равно не так уж много особенного, кроме просто удовлетворения от полного цикла человеческого испытать - один раз для себя - а затем еще раз - показать другому человеку? Просто этот двойной шанс. Отец, получить два оригинальных взгляда на счастье? Один вашими глазами, а другой - чуть более тусклым - глазами другого?"
  Безжалостно оценивающим взглядом голодный Юноша, который был в ней,
глядел на пресыщенный свой Век.
  "Вы прошли полный цикл человеческого опыта, отец!"
крикнула она. "Ваш первый - полный - беспрепятственный проблеск всех
желаний вашего сердца . Возможно, больше проблеска, чем может получить большинство людей. С самого крошечного детства, отец, всё так, как вы этого хотели! Только наставников, которых вы выбрали только за Вы выбрали предметы! Все, что вам могут дать американские колледжи! Всё, что позже могут предложить вам европейские университеты! А потом путешествия! И еще путешествия! И ещё! И ещё! А потом - Любовь! А потом Слава! Любовь, Слава , и Дальние земли!  Да, именно так! Всё именно так, как ты выбрал! Так что
твоя единственная трагедия, отец, заключается в том, насколько я могу судить, в самом маленьком - во мне! Потому что мне не нравится то, что ты типа
вещей, которые вы уже испытывали первую полную радость по вкусу, - вы должны полностью упустить свой более тусклый, подержанный проблеск счастья! О, прости, отец! Воистину, я! Уже я! Почувствуй боль этих последних лет - разбитые ожидания,непрекращающиеся разочарования! Ты, не мигая, смотрел в
лицо солнцу, украл в своих сумерках даже пламя свечи. Но,отец?"

  Мрачно, в отчаянии, но с непоколебимой настойчивостью - Молодежь
из последних сил борется за права своей Молодости - она подняла к нему своё измождённое личико. «Но, отец! - моя трагедия заключается в том, что
с двадцати лет я ещё ни разу не увидела счастья из первых рук!
А теперь, очевидно, если я не готова отказаться от всякой надежды на когда-либо имея его, и согласиться «остепениться», как вы это называете, со
старым добрым Джоном Элбертсоном - я никогда даже не рискну - наверное, - при
взгляде на Счастье из вторых рук глазами другого человека!"

  "О, но Ева!" возразил отец. Он нервно вскочил и стал ходить по комнате. Одна сторона его лица была гротескно искажена, и его тощие пальцы, стремительно засунувшие его в карманы, неистово копались в собственных ладонях. "О, но Ева!" - он резко повторил: «Ты будешь счастлива с Джоном! Я знаю, что ты будешь! Джон - это Джон - Под всей этой медлительностью, этой тяжеловесной медлительностью - это - это - Под этим -"
«Это длинновато-красновато-сероватая борода? " - вставила Ева Эдгартон.

  На мгновение бросившие вызов старые и молодые глаза бросили вызов
друг другу, а затем темные глаза внезапно отступили - не сила, а слабость их противников.

"О, хорошо, отец", - согласилась Ева Эдгартон. "Только - мягкий маленький подбородок снова выпрямился и приобрёл упрямые очертания. «Только, отец», - произнесла она с необычайной отчетливостью, - «ты мог бы так же хорошо понять здесь и сейчас, я не сдвинусь ни на дюйм в сторону Нунко-Ноно - ни на один одинокий маленький дюйм в сторону Нунко-Ноно - если только не В Лондоне, или в Лиссабоне, или в Одессе, или ещё где-нибудь, вы позволяете мне заполнить все чемоданы, которые я хочу - просто красивыми - чтобы отнести в Нунко-Ноно! Это не совсем так, знаете ли,как переезд невесты в пятидесяти милях от города, - кропотливо объяснила она. "Когда невеста выходит в такое место, как Нунко-Ноно, понимаете, мало того, что она берет только то,
что ей нужно. Видите ли, она должна взять с собой все, что находится под
солнцем - все, что ей может когда-либо понадобиться!"

   С лёгким мягким вздохом окончательно она откинулась назад на подушки,
а затем на одно короткое мгновение снова попыталась добавить постскриптум. ,
как это было, к ее ультиматума. «Если мой день закончился - ни разу не
было начато,» сказала она, «почему, все кончено - ни разу не было
начато! Вот и все! Но когда дело доходит до Генриетты, «
размышляла она,„Генриетты будут иметь пять-дюймовые волосы-ленту - и
все остальное - от самого начала“

„А?“ - Нахмурился Edgarton, и направился к двери.

 И о, отец! - позвала Ева, когда его рука коснулась дверной ручки.
- Я хочу кое-что спросить у тебя ради Генриетты. Это довольно
деликатный вопрос, но после того, как я выйду замуж, я полагаю, что мне придется
отложить все свои деликатные вопросы, чтобы… задать Джону; и Джон почему-то никогда
не казался мне особенно осторожным ни в чем, кроме геологии.
Отец! - спросила она, - что именно - что вы считаете
особенно неприятным в молодых мужчинах? Это их грехи? »

«Грехи! »- дернул ее отец. Это их черты!

Что?- спросила молодая Ева Эдгартон со своей подушки. Такие,как - что?

 Такие, как погоня за женщиной!- отрезал её отец. Любовь - не к
женщине, а к погоне за женщиной! Вы видите это сегодня со всех сторон! Со
всех сторон вы слышите - это чувство - терпим! Вечно
шутливая сексуальная оценка женщины молодым человеком ! «Она молода? Она симпатичная? И всегда, вечно: «Есть ли кто-нибудь моложе?» Есть ли кто-нибудь
красивее? Грехи, спросите вы? Внезапно он казался совершенно готовым,
даже встревоженным, задержаться и поговорить. Грех - это ничто, чаще всего,
это просто случайное, необдуманное действие! Жёлтая полоса,
такая же внешняя, как ожог солнечного луча. И нет греха,
в котором человек не может раскаяться! И нет честного покаяния, Ева, которое
мудрая женщина не может превратить в фундамент для счастья!
Но черта? Врожденная склонность? Желтая полоса в кости?
Почему, Ева! Если мужчина любит, говорю вам, не женщину, а погоню за
женщиной? Так что - где бы он ни выигрывал - он снова терял зря? Так что же,
наконец, он побеждает только напрасно? Бесконечное движение от одной
разоренной приманки к другой? Ева! Могу ли я доставить тебя -
реинкарнированное тело твоей матери - к ... к такому?"

" О-о, "сказала маленькая Ева Эдгартон. Ее глаза широко раскрылись от
ужаса." Насколько осторожна я должна быть с Генриеттой."
" А? "- огрызнулся её отец.

Тинг-а-лин-линг-линг-линг! закричал телефон из дальнего конца комнаты.

Эдгартон нетерпеливо вернулся и снял трубку с крючка.
«Привет?» - прорычал он. Какие? А? С совершенно ненужной страстью он ударил ладонью по мундштуку и посмотрел через плечо на свою
дочь."Это - тот… этот Бартон!- сказал он. Какая его наглость! Он
хочет знать, есть ли у вас сегодня посетители! Он хочет знать,
сможет ли он подойти! - «Да, разве это - ужасно?» - запинаясь, пробормотала маленькая Ева Эдгартон. Властно отец повернулся к телефону.
Тинг-а-линг-линг-линг-линг правый чирикнул. в лицо. Как будто он изрядно пытался укусить передатчик, он засунул губы и зубы в мундштук.

«Моя дочь, - произнёс он с чрезвычайной отчетливостью,
- сегодня днём чувствует себя совершенно измученным - изможденным.  Мы ценим, конечно, мистер Бартон, ваше ... Что? Привет! «Прервал он себя резко.
Бартон? Бартон? И что, черт возьми? »- крикнул он
взывающим голосом в сторону кровати.« Да он же позвонил! Дурак! «Совершенно
случайно, то его взгляд упал на его дочери.„Почему, о чём, вы сглаживающие волосы, для чего?“Крикнул он из осуждающе.
„О, просто поставить его,“признал мало Ева Edgarton.
"Но, что в создание вы, надевая пальто для чего? спросил он язвительно.
„О, только чтобы сгладить его, понюхать омерзения." Edgarton повернулся и зашагал в свою комнату.
  За пять минут, она слышала , как он ходит
однообразно вверх и вниз. - вверх и вниз, потом очень тихо наконец он
вызвала его к ней.

«Отец,- прошептала она, «Я думаю , что был какой-то один стук в наружной двери.»

„Что называется Edgarton недоверчиво он вернулся через комнату дочери и, пересекая к двери зала, дёрнул его, открытым  внезапно на незваного гостя.

„Почему - добрый день“ ухмыльнулся Бартон, подняв выше экстравагантно большой
и томный букет бледно-лиловых орхидей, который он сжимал в руке.

«Добрый день!» - сказал Эдгартон без энтузиазма.

"Э - орхидеи!" - настаивал Бартон, всё ещё ухмыляясь. Сквозь недружелюбное предчувствие плеча пожилого мужчины он заметил тревожный проблеск излишне задумчивых глаз девушки. В внезапном импульсивном союзе с ней против этого, их очевидного общего врага, Эйдж, он вложил орхидеи в изумленные руки старика.

"Для меня?" - ледяным тоном спросил Эдгартон.

"Да, конечно!" - просиял Бартон. "Орхидеи, знаете ли! Тепличные
орхидеи!" он объяснил тщательно.

«Так я - судил», - признался Эдгартон. С крайним отвращением он начал
развязывать мягкую тонкую бледно-лиловую ленту, которая их окружала. «
Знаете, в их родном состоянии, - признался он, - их очень редко можно встретить растущими с ... кушаками на них». Из своего гнезда подушек в другой части комнаты маленькая Ева Эдгартон внезапно вырисовывалась на вид.

"Что вы принесли мне, мистер Бартон?" она спросила.

"Почему, Ева!" воскликнул её отец. «Почему, Ева, ты меня удивляешь! Почему, я
удивляюсь тебе! Почему - что ты имеешь в виду?»
Девушка откинулась на подушки. «О, отец, - запнулась она,
- разве ты не знаешь… ничего? Это был просто светский разговор. Эдгартон с небрежной вежливостью повернулся к юному Бартону. «Прошу вас
сесть», - сказал он; «возьми - возьми стул».

Это был стул, ближайший к маленькой Еве Эдгартон, который занял Бартон.
"Как поживаете, мисс Эдгартон?" он рискнул.

"Как поживаете, мистер Бартон?" - сказала маленькая Ева Эдгартон.

Где-то за ними с блестящей умывальника они слышали, как Эдгартон возится
с орхидеями и бормочет над ними невнятные латинские проклятия или нежные ласки. Бартон украдкой улыбнулся Еве. Ева украдкой улыбнулась Бартону в ответ.
В этом совершенно любезном обмене улыбками девушка
внезапно потянулась по сторонам головы. "Моя - моя повязка прямая?"
- обеспокоенно спросила она.

"Почему, нет," признал Бартон; "это не должно быть, не так ли?"

И снова без особой причины они оба улыбнулись.

"О, я говорю," запнулся Бартон. "Как можно танцевать!"

По оливковым щекам девушки ее густые ресницы опускались, как бахрома чёрного папоротника. «Да, как я умею танцевать», - почти неслышно пробормотала она 

"Почему ты никому не дала знать?" спросил Бартон.

"Да - почему я никому не сообщила?" - повторила девушка в панике от застенчивости.

«О, я говорю, - прошептал Бартон, - ты даже не посмотришь на меня?»

Девушка машинально открыла глаза и пристально смотрела на него, пока
его глаза не опустились.