Твардовский о коллективной совести

 Есть у А. Твардовского такие строки:

 Я знаю: никакой моей вины
 В том, что другие не пришли с войны
 Что все они: кто старше, кто моложе
 Остались там. И не том же речь
 Что я их мог, но не сумел сберечь.
 Речь не о том, но
 Всё же,
 Всё же,
 Всё же...

 Что-то и есть очень моральное, но и притом загадочное в этом:
 Если не о том речь, то почему "всё же, всё же, всё же"?
 Автора будто обуревают упреки некой коллективной, что-ли совести. И отчего-то не странно, что ты перенимаешь на себя ответственного..кого и за что? Вину? Сознание того, что не сделано что-то, что необходимо было сделать обязательно, во что бы то ни стало и любой ценой?
 Угрызения совести Бога...но ведь нет таких, да и не за что.

 Совесть очевидно, но не личная совесть (ибо не зачто нести персональную ответственность). Коллективная совесть. Это есть чувство коллективного причастия человека к некоторой всленской ценности, огромному чувству какой-то всенародной скорби и сожаения...

 Что тут прежде всего хочется сказать?

 Коллективная совесть не только не означает, что личной совести уже нет, и она не нужна, что она заменена на групповую и так обобщена, то есть в огромном "мы" затеряна.
 А совершенно наоборот:
 Коллективная совесть и дана как некое облачное измерение непосредственно для личной совести человека, как ей внезапно данное откровение. Как новое историческое измерения глубин твой человеческой совести.И причем такое весильное и везде сущее проникновение взгяла на тебя, от чего никуда уже не скроешься, и никакие уловки невозможны, и все твои пороки открыты как будто взгляду Всевышнего
 Коллективная совесть за несделанное как очень тонкое чувство всегда противпоставлена отсутствию совести у того, кто сделал нечто, что заслуживает её укора, но его не испытал, оскудев вдруг своими чувствами...

 В то же время это и ощущение причастности к великой морали, которя заключена в истории, невзирая на все её беды и кошмары, на выспышки в ней гигантского какого-то, вселенского Зла, а может быть, именно поэтому.

 Потому что есть такие события, и отечественная война к ним как раз принадлежит, когда безмерное горе предпослано всесильному покаянию и свету прощения, свету искупления, как бы годыня не не отвергала саму возмодность каяться, как бы не ставила тебя на престол невиновного, во всёи правово.

 Удивительно, но даже у воинственного атеиста это чувство вполне христианские. В другом гениальном стихотворении войны "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины" К. Симонова, это слышится очень ясно.

 Коллективная совесть вовсе не имеет общественного измерения, она не для коллективного сознания с его высокими словами, громовыми торжественными оркестрамии, пышным убранством музеев и мемориалов, огромных памятников.
 Хотя гворят иногда, что общественность может быть "рупором" коллективной совести. Нет. Рупора не нужно. Это приходит к тебе в твоем уединении.
 Ибо от коллективной совести (он страдал и умирал на фронте, а я в тылу нет, и не я разделял страдания моего народа, моей страны) бывает стыдно, очень стыдно так, что хочется спрятаться от всех. И не за кого-то, не каких-то людей, не за страны и государства, а только, и единственно за себя самого.

 Ведь словно ты стоишь на краю проопасти под печальным взглядом Того, кто создал и одного человека, и все народы Земли.
 Этот взгляд устремлен на тебя и со скрытой болью, и некотором сомнением, но и с пониманием.

 И тогда хочется всё ему рассказать, и всё выплеснуть, что давно мучало, но это невозможно, да и не нужно совсем.
 Ты понят уже давно. Ты не осужден.

 Коллективная память народа есть чувственная энергия могучего коллективного покаяния, покаяния без вины, ибо народ не виноват, но виновным ощущет себя человек от народа, от его исторической памяти
 И это зов неслышной, хотя очень искренней молитвы без слов, но чувств. возносимого от отдельных людей и целых народов к престолу Творца всего сущего

А Он принимает совесть и верующего, и атеиста, и обычного человека, и поэта.
 Но совесть гениального поэта он принимает как-то по-особому.

 Он не "рупор" конечно, но ведь кричать тут не требуется. Истину не нужно множить, она не есть массовый продукт, а скорее есть очень личный продукт для одной души, для души одинокой.
 Но поэт это испытал, и так тебе сказал, что вот вдруг случилось чудо: испытал то же самое и ты