Синдром любви. 7. Предложение

Сергей мучился в раздумьях: как отдать билет Люське? Целый вечер просидел у них: когда она в комнате – родители мешают поговорить, а когда уйдет на кухню, то и мать – за нею.
Родители Сергея давно дружили с Люськиными. Сегодня они пришли просто так – посидеть, поговорить за бутылочкой, благо повод был: Сергей сделал им фотокарточки – нужно «обмыть», сам бог велел. Фотокарточки еще со дня рождения Василька. Прошел, поди, целый месяц – так ведь сразу не сделаешь, столько возни!
Сергей был влюблен. Люське уже было лет пятнадцать, когда он увидел в ней нечто такое, что заставило его переменить свое мнение. Потом она поступила в университет, а он, наоборот, только что окончил его и остался работать по распределению в своем городе. А сейчас Люся – уже на третьем курсе.  Но он привык называть ее, шутя,  Люськой, так как знал ее маленькой.
Началось все со дня рождения Василька, ее младшего брата. Вечером, как полагается, собрались у них. На праздничном столе – словно скатерть-самобранка. Люсин отец только успевал в рюмки подливать. Ни одной песни толком спеть не удалось – пели вразнобой, слов не знали, а если знали, то разных песен. Зато посмотрели новенький цветной телевизор. Сергей зашел к детворе – их закрыли в спальне, чтобы не мешали. Поздравил Василька, потягал его за уши и покувыркался с детьми на диване. Надо повеселиться и имениннику, а как же! Тут же и «пощелкал» фотоаппаратом. Но потом его вновь позвали к  столу – провозглашали очередной тост. Больше он к детворе не возвращался. Тут же его удивили. Он думал, что пьет коньяк, а это оказалась самогонка, очищенная и настоянная на чем-то. Умеют же делать люди! Хотел поговорить с Люськой - она куда-то исчезла. Потом она появилась и они – взрослая молодежь – пошли кататься на качелях. Сергей качался с Люськой, и ему было очень весело, пока она не заставила остановить качели. На качелях Сергей  все время пытался взять Люську за руки, но ее руки ускользали от него по шнуру – они качались, стоя. Сказать что-нибудь путное Сергей не мог, поэтому старался раскачиваться сильнее, пока Люська не предупредила, что спрыгнет. Когда он сошел на землю, оказалось, что рядом с ними никого нет – все ушли домой.
Сергей удивился и подумал, что он, наверное, пьян и, почему-то, обрадовался этому. Надо сказать, что Сергей старался вообще не употреблять спиртное, возможно, это и подействовало. Но этот лжеконьяк сбил его с толку.
Когда поднимались в квартиру по лестнице в полной темноте, Сергей обогнал Люську – она шла впереди него быстрым шагом - и взял ее за плечи.
- Я больше так не могу, Люськ, - дрожащим шепотом произнес он, - мне нужно поговорить с тобой.
- Только не в таком состоянии, - ответила она и выскользнула из его рук. На его ладонях осталось ощущение теплого нежного тела.

Но это было не все. Сергей еще раньше обращал внимание на тактичные попытки Люськиной матери сблизить их с дочерью. То посадит их вместе за столом: «Молодежь пусть рядом сидит, ухаживает друг за другом», то пригласит его в гости к себе: «Приходи, в шахматы с отцом поиграешь, давненько что-то не заходишь, Люся новые книжки купила, не стесняйся, заходи», то еще какой-нибудь намек. Так же заметил слабые попытки своей матери в подобном направлении – как-то сказала после совместного праздника: «Вот Люся на тебя целый вечер смотрела», в другой раз: «Ты бы проводил ее, что ли?», и так далее в этом роде. Ему было все ясно: «Наверняка сговорились». Но на душе было спокойно. Если не сговорились, понять их можно было: столько лет они дружат семьями, а тут такая возможность породниться! Пусть так. В глубине души Сергей был согласен с этим. Но его не устраивало другое. Он всегда считал, что в интимные отношения никто не имеет право влезать, даже самые близкие люди: если у них что-то будет, то наверняка они смогут обойтись без родительской помощи. Если у них ничего не будет, то ничья помощь не поможет. Но матери есть матери, у них свои понятья, да разве желают они своим детям чего-нибудь, кроме счастья?
И вот целый вечер он просидел у них, а поговорить с Люськой насчет билета никак не удавалось. Наконец уловил момент, когда она оказалась на кухне, а мать только вышла оттуда. Встал скромненько из-за стола, как бы собираясь в туалет, при этом задевая какую-то штуку в коридоре. Она загрохотала. Никто, конечно, и ухом не повел.
Люська устроилась на кухне с книжкой в руке, что-то жует – сидеть со всеми за столом ей вовсе не хочется.
- Люсь, у меня есть лишний билетик в кино, - попытался улыбнуться Сергей.
- Какое? – она не переставала жевать.
- Да что-то про чекистов.
- О, я таких не люблю.
- Ну, какая разница, - ответил Сергей.
Она улыбнулась.
- Я сейчас принесу, - Сергей направился в коридор - билет был в кармане пиджака – задевая при этом ту же штуковину. Она вновь грохочет.
- Вот, - выдыхает он с облегчением, вернувшись, - во вторник, в шесть вечера.
- Во вторник у нас, кажется, собрание факультетское. Да и электричка в шестом приходит. Ты же видел, как я сегодня поздно пришла?
- Ну, я подожду.
- Ну, ладно.
Люся вроде бы удовлетворена и уходит первой из кухни. Сергей уходит, чуть погодя. За столом все сидят на своих местах.

До вторника целых трое суток. Три дня и три ночи. В мыслях только она. Сергей представляет, как будет объясняться с ней. В кино они, конечно, не идут. Он приглашает ее в вестибюль кинотеатра. Они подходят к окну, около касс. Там очень удобно, никто не видит. Его руки – на ее плечах.
- Люся, - так он говорит, - я хочу, чтоб ты стала самым родным и близким мне человеком. Я люблю тебя и буду любить всю жизнь! Я не могу без тебя!  Ты постоянно у меня перед глазами, каждую минуту. Милая, дорогая Люська, будь моей женой!».
Люська смотрит ему в глаза, поднимает свои руки так, что их руки переплетаются, и… что же он слышит? О, радость!
«Я согласна» - шепчет Люська. Сергей весь дрожит, душа трепещет…
- Ты совсем очумел, идиот! – громкий голос водителя и звук тормозов приводит его в чувство. Сергей вдруг видит себя посередине улицы, которую он переходил. Был настолько погружен в мысли, что не замечал окружающей обстановки. Оказалось, что он находился в секунде от гибели – водитель легковушки не ожидал от прохожего беспечности. Сергей направился дальше, не придавая значения такой мелочи.
Следующий день – воскресенье – прошел в таких же мыслях, мучительных и сладостных. В таком состоянии Сергей ничего делать не мог, но ему повезло: в воскресенье семья собралась квасить капусту, и ему поручили тереть морковку. Почти целый день он просидел перед телевизором, просмотрел всю воскресную программу, сочетая полезное с приятным. Кто-то пел, смеялся, радовался, страдал, переживал какие-то чувства – на экране. Сергей смотрел на телевизор, машинально двигая морковкой по терке, но перед глазами – стоило чуть отвлечься – стоял образ его Люськи. Вот она говорит что-то, красивая, бледная, с блестящими глазами… «Милая, родная, любимая» - отвечает ей мысленно Сергей, расслабляясь в кресле, однако голос Люськи превращается в голос матери, хотя перед ним стоит она, единственная Люська… но что это?  «Да это же мама!» - приходит свежая мысль, и Сергей встряхивает головой. Действительно, перед ним стоит мать и что-то говорит.
- Прости, мам, я задумался, что ты говоришь?
- …Передача интересная? Я говорю: пока хватит морковки. Нужно помочь капусту резать.
Сергей поражен. Дойти до галлюцинаций! Вот до чего это может довести! И еще не один раз за этот день он задумается, глядя на телевизор или морковку, или капусту, или вид за окном, или на стакан с чаем, но перед ним будет стоять, как наяву, любимый образ.
Ночью он никак не мог заснуть, ворочаясь в постели, в который раз переживая события вчерашнего дня. В голову приходили невероятные фантастические мысли, которые складывались в счастливые истории, действующими лицами которых были он и Люська. Все эти истории оканчивались одинаково благополучно: или в ушах звучала свадебная мелодия или Люська признавалась ему в фойе кинотеатра, что и она любит.
Наступил понедельник.  Настроение полностью изменилось. Как только выдавалась свободная минутка в работе, и он мог отвлечься, ему представлялся вестибюль кинотеатра, уютное местечко у окошка, где она отвечает на его признание.
Но отвечает уже другими словами: «Серега, ты очень хороший, очень. Может быть, я и люблю тебя. Но, к сожалению, у меня есть друг, и мы с ним уже решили пожениться. Ты уж прости меня. Но я думаю, мы будем хорошими друзьями, правда?».
Или еще один вариант: «Ты знаешь, милый, я считаю, что мне рано выходить замуж, ведь мне еще нет девятнадцати, нужно вначале окончить университет, да и вообще…».
Но хуже всего была одна мысль, которая не давала покоя. Ему представлялось, что она совсем не любит его, что она так и говорит: «Что ты от меня хочешь? Я не люблю тебя, не люблю, оставь меня в покое».
Так, значит, не любит! Но как же те знаки внимания, которые она иногда оказывала ему? То многообещающий взгляд, то мимолетная улыбка, да и согласие пойти в кино, разве это не говорит ничего? «Ну, и что? - приходила другая мысль, - для нее это возможность высказаться, сказать, что о нем думает, чтобы больше к ней не приставал».
Все эти мысли путались в голове и не давали спокойно работать. Три ночи ему снилась, конечно, она. Не так давно Сергей бросил курить, но с этими мыслями не выдержал – закурил.  «Вот если она скажет «Да», тогда точно брошу курить», - нашел он оправдание. Однако табак не помог рассеяться навязчивым мыслям, а от никотина только кружилась голова.

За пятнадцать минут до условленного времени Сергей уже прохаживался у кинотеатра. У входа, как обычно, стояло несколько ребят, ожидающих своих подруг. Вот к девушке подошел парень, и, полуобнявшись, с улыбкой, они вошли внутрь. Несколько знакомых подошли по очереди к Сергею с одним вопросом: «А ты что не идешь? Скоро начнется», затем, понимающе улыбнувшись, направлялись в зал. Как назло, знакомых и сослуживцев оказалось много – видимо, фильм был интересный. Стрелка его наручных часов приближалась к шести, но тот, кто нужен, к нему не подходил.
Вот уже разошлись все ожидающие - со своими желанными. Обезлюдела площадка перед входом в кинотеатр – остался один Сергей. Вот уже и шесть часов «пропикало» где-то рядом, где – Сергей не понял. Фильм начался, а Люськи не было.
«Значит, осталась на факультетское собрание - с горечью решил Сергей. – Собрание для нее важнее, чем я. Ну, что они могут там разбирать - интересного? А, может, заболела?» - в душе поднималась тревога. Да, теперь он припомнил, что разговаривал с Люсиной матерью, и та пожаловалась, что у Люси кашель, а она не бережется. «Так, значит, заболела, вот оно что! А, может, электричка опоздала?». Теперь, когда некому было глядеть на его ожидание, время текло не так медленно. С раздумьями он не заметил, как наступила половина седьмого – откуда-то послышались позывные «Маяка».  Люси не было. Теперь, когда, как он считал, она могла быть больной, он думал о ней еще более ласково: «Люся, Люсенька». Пора было уходить. Но, даже дав себе обещание уйти сейчас, Сергей прождал еще четверть часа, потому что было бы обидно, если бы он ушел минутой раньше, чем она могла бы прийти.
Когда же он убедился, что Люська не придет, первым его желанием было – чего уж тут стесняться! – пойти сразу к ней домой, ведь она лежит там, больная, и думает о нем, а дать знать никак не может. Бедная Люсенька! Пройдя несколько кварталов, он поостыл и решил, что если она сейчас больная, то вряд ли он сможет ей чем-то помочь, не будешь ведь предлагать больной руку и сердце! Однако ноги сами несли его туда. По дороге ему пришла в голову еще одна мысль. Может быть, она его просто не поняла и подумала, что встреча не в шесть, а в семь часов – тогда он рано ушел! Про билет он не вспоминал.
Он так быстро поднимался по лестнице, что решил отдышаться, прежде чем нажать кнопку звонка. За дверью послышалось движение. Сергей нажал кнопку звонка, но дверь тут же открылась, и он увидел на пороге Люську. На ней было пальто.
- Заходи, - словно удивившись, протянула она.
Сергей переступил порог. Люська радостно смотрела на него.
- Ты уходишь?
Она кивнула головой.
- Ты одна?
- Да.
- Я хочу с тобой поговорить.
- Как-нибудь в следующий раз.
«Чего оттягивать? – подумал Сергей. – Никто не мешает».
- А почему ты не пришла?
- Я не смогла. Мне некогда.
Она вышла на лестничную площадку. Они спустились вниз, и Сергей сказал:
- Мне тоже в ту сторону.
- И далеко?
Сергей сделал вид, что не заметил в ее словах иронии. Неожиданно он стал совершенно хладнокровен и начал рассуждать: «Она обрадовалась мне, значит, не чувствует за собой вины, следовательно, у нее действительно какие-то важные дела. Но какие? В университете? Какая может быть учеба вечером? Пусть не учеба. Нужно встретиться с подругой. Даже вечеринка. Но она обещала и, видимо, поэтому должна идти. Но она обещала и мне. Так она предупредила, что, скорее всего, не сможет. Может, у нее встреча с юношей? Но что тогда означает невинная улыбка? Нет, передо мной она чиста».
- Все-таки, когда мы встретимся, Люся?
- Не знаю. – Она шла быстро и глядела себе под ноги.
- Сегодня ты сможешь?
- Нет. Вечером буду писать реферат.
- Ну, хорошо. А завтра?
- Не знаю.
Она повернула к автобусной остановке.
- Ты на автобус?
Люська отрицательно покачала головой и пошла через дорогу.
- Так все-таки. Завтра ты сможешь? – не отставал от нее Сергей.
- Наверное, нет. Нет, не смогу.
- Ну, хорошо. Тогда послезавтра.
- Не знаю.
- Люся, подожди, я хочу с тобой поговорить. – Сергей попытался ее остановить.  Она даже испугалась.
- Не останавливай меня, вот еще не хватало! – последние слова она произнесла тихо, как бы про себя. Сергей не знал, что и делать, но становился настойчивей потому, что было необходимо прийти к какой-то определенности.
- Люся, так все-таки, когда мы встретимся?
- Мне некогда. У меня много дел.
- Странно ты рассуждаешь, - произнес Сергей. – Некогда или не хочешь? Если так говорить, может, и жить тебе некогда? Другое дело, если б ты сказала, что тебе некогда дела твои делать. Просто скажи, что не желаешь.
Сергей недоумевал: ведь любовь - ради нее все можно (и нужно!) кинуть, разве не это главное в жизни? Нельзя, конечно, отрываться от других, тоже жизненно необходимых, дел, но любовь – это важно решить в первую очередь!
- Ты пойми, у меня нет времени на личные дела.
- Хорошо. – Голос Сергея дрогнул. – Тогда постараюсь не отнимать твоего драгоценного времени. Выходи за меня замуж.
- Ого! – глухо воскликнула она в сторону и замолчала.
- Я тебе сделал официальное предложение и прошу дать ответ.
- Так просто такие дела не делаются.
- Очень просто, если не считать времени, сколько я о тебе думаю.
- Сколько?
- Очень долго, очень. А как же делаются эти дела, интересно? Тебе некогда, мне тоже будет некогда, так всю жизнь и будет продолжаться. Я не могу жить в неопределенности. Что ты мне на это скажешь? – Голос Сергея был твердый.
- Я не могу сейчас дать ответ. Это зависит от ряда обстоятельств.
- Какие еще могут быть обстоятельства?  Обстоятельство может быть только одно: ты мне очень нравишься.
- Ну, я думаю… еще бы!
- Понимаешь, сплю – тебя вижу, днем – ты перед глазами, везде – ты и ты. Больше я не могу так.
- Я это уже читала.
«Читала!». Сергей растерялся.
- Конечно, ты человек образованный, я имею в виду, начитанный, филолог будущий, все-таки. Все, что я могу и хочу тебе сказать, уже тысячу, миллион раз сказано другим девушкам. Нового я тут ничего не изобрету. Но в душе у меня мои чувства, и я выражаю их, как могу. Неужели тебе нужно объяснять это? Прошу тебя, дай ответ, или скажи, когда ты мне сможешь его дать.
Люська остановилась на углу.
- Ты за мной дальше не ходи.
- Хорошо.
Они медленно пошли по тротуару. Сергей продолжал.
- Мы с тобой практически не знаем друг друга.  Только понаслышке. Да во время гулянок. Ведь этого мало. Может, ты вообще не думаешь выходить замуж?
- Ну, в мои годы девушка только мечтает об этом.
- Так, может, ты решила выйти замуж за кого-то другого, не меня?
Люська прошептала:
- Не бойся.
Сергей вздохнул с облегчением.
- Так, когда мы встретимся?
- Давай в пятницу.
- Хорошо. Тогда в шесть, там же.
- До свидания. – Люська глянула на него из-под особенно больших сегодня ресниц. В последний момент Сергей, поглядев на нее в упор, обратил на это внимание: ресницы были накрашены. Никогда еще Сергей не видел ее накрашенной, и за это она только больше нравилась ему. В женщинах он не переносил безвкусной мазни на лице, когда оно и так чисто и здорово, а значит, красиво своим естественным видом. А тут, погляди-ка, и она накрасилась!
Это внесло в его душу дополнительную сумятицу.

Последующие три дня, которые оставались до назначенного свидания, прошли для Сергея гораздо легче. Вспышка безрассудной влюбленности , лихорадочно владевшая им еще день назад, прошла, когда он нашел в себе силы сделать Люське предложение. Теперь он имел возможность спокойно рассуждать. В который раз он «проигрывал» в памяти последний разговор, ругая себя последними словами за неловко высказанные фразы, или думая о том, что она может ответить на предложение, или вновь возвращался к последней встрече, вспоминая накрашенные ресницы и предполагая, куда она могла пойти. Сомнения оставались, но теперь было ясно, что не к какому-то ухажеру – так зачем было красить ресницы? Только это его смущало, но он верил ей. Какая ему разница, куда шла – она не может обмануть, она – чистая, кристальная душа, и он вновь ругал себя за мимолетное недоверие, но думать о ней, видеть ее образ, закрыв глаза, было для оня величайшим наслаждением.
И все же это спокойствие не было глубоким, и иногда сменялось порывами безотчетного страха, доходившего до отчаяния, страха перед приближающимся свиданием, перед тем, что она может отказать. Этот страх охватывал все его существо, он зарывал в подушку искаженное страданием лицо – беспокойные мысли, в основном, одолевали в вечерние часы, когда завершались дневные заботы. Мозг его возбужденно искал причины возможного отказа, и в такие минуты улетучивалось куда-то все его спокойствие и разум: он был во власти любви.
Страхи постепенно исчезали потому, что он не находил достаточных оснований для отказа – тогда он видел свою любимую с ласковой улыбкой на устах. Тихо и беспечно они беседовали, взявшись за руки, и о чем только они не говорили! Для него светилась ее улыбка, и мягко-мягко он погружался в возвышенно-счастливый сон, который возможен только у влюбленных.
Ах, кто не видел этих снов!
Но время неутомимо отмеряло день за днем. Наступила пятница. Сергей направлялся после работы домой, и вдруг через улицу он увидел Люську, выходящую из автобуса. Он ускорил шаг, переходя улицу и всматриваясь в нее: она или не она? В эти три дня после своего предложения он несколько раз ошибался, поэтому не был уверен. Если фигурка и рост какой-нибудь девушки были похожи на Люськин, то его сердце начинало биться скачками, отдавая гулкими ударами в висках и приводя организм в какое-то лихорадочное состояние: «Она!». Но на этот раз была действительно она, точно она. Люська оглянулась, затем еще, заметила его и ускорила шаг, почти побежала.
«Что же она не остановилась, странно! – Сергей продолжал  всматриваться в нее, продолжая движение в ее сторону и не замечая ничего. – Может, не она? Она!  Видимо, торопится домой, ведь через час мы должны встретиться. А меня просто не заметила, ведь она немножко близорука, а очков не носит…». Сергей со своими думами был на середине улицы, как неожиданно – перед самым носом – буквально в сантиметре от него, возникла легковая машина. Он сделал страшное усилие над собой, преодолевая инерцию, чтобы не налететь на машину – для этого пришлось встать на цыпочки, но центр тяжести его массы, перемещающийся равномерно по закону физики, из-за его неосмотрительного движения неотвратимо тащил на медленно, как показалось, движущуюся машину. Вот он уже падает на нее и усилием отводит ладони от салатного цвета кузова, который застыл перед ним, его грудь и плоскость машины разделяет какой-то миллиметр… он отводит лицо назад… микрон… все! Но в это же мгновенье стена, воздвигнутая перед ним, исчезла – машина проскочила полностью. И он сделал шаг туда, где мгновенье назад была машина. Сердце его не билось. Все произошло в долю секунды, но для Сергея время словно бы остановилось. Он не успел испугаться или осознать суть происходящего, хотя его словно окатили ледяным душем – наступила абсолютная трезвость.

Через час они шли с Люськой от места встречи к ее дому. Ей опять было некогда, а в движении они не теряли ее драгоценного времени.
- Что же ты решила окончательно насчет моего предложения? – разрушил тишину Сергей.
- Нет. Мы подумали… - он услышал ее голос, Люська что-то продолжала, но ему уже бросилось в голову слово «нет».  – Мне нельзя сейчас замуж. Через три года – пожалуйста.
- А кто это – мы?
- Мы с мамой, - простодушно отвечала Люська. – Я через три года окончу университет, и тогда…
- Три года ждать? – воскликнул Сергей. – И это окончательно?
- Да…
Они говорили еще что-то, пока не дошли до ее дома, но это были необязательные слова для Сергея, который говорил мало и плохо, потому что в голове билась одна мысль: «Три года ждать!». Однако сердце его стучало ровно, в голове сохранялась трезвость, полученная час назад на проезжей части.
«Значит, мы с мамой взвесили. На весах были: любовь и тяга к знаниям, чувства и рассудок. Мы с мамой рассудили! Неужели нельзя совместить эти вещи: эмоции и благоразумие! Просто она не любит меня. Что у нас было общего? (Эта мысль была, как озарение). Если бы она любила, она не смогла б так хладнокровно рассуждать. Были только мои чувства.  Об ее чувствах я не задумывался. Да и не до того было. Как это просто: взять и посоветоваться с мамой – стоит ли любить. Подумали и решили. А кто виноват? Только я. Решил сразу взять быка за рога – и вот результат!  Отказ! Три года – это смягченная форма отказа. Мол, это не отказ – подожди три годика, если любишь, посмотрим на тебя. Докажи свою любовь. Если любишь…
Ах, как это все неправильно! Любовь – это не крепость, которую берут приступом! Но как, как я должен был подойти к ней? Ведь ей же некогда даже встретиться. Что теперь делать? Все рухнуло – все надежды! Главное, не надо сходить с ума, не надо сходить с ума. Не зря говорят, что любовь слепа. Она делает человека слепым. Не надо сходить с ума…».
Так думал Сергей в этот вечер, он предчувствовал, что потом ему будет плохо.
Ночью трезвость сошла – наступила пора отчаяния. Сергей забыл все, свои же, дневные предостережения. Он думал, что сойдет с ума от горя. Отказ! Жить не хотелось. Его лишили единственной радости – видеть ее, любоваться ею, слышать ее голос. Как можно жить без любви, без Люськи? Чем больше он думал об этом, тем милее ему становился образ любимой девушки. Разумом-то он осознавал, как это естественно – его страдания, что чем недоступней желанный образ, тем он привлекательней. Он понимал это, но ничего поделать не мог. Еще приходило понимание, что отказ, возможно, спас его – ведь дважды он был на грани смерти. Все равно отказ для него был равносилен горю, а горе может вылечить только время. И чем больше дней отдаляло его от последней встречи с Люськой, тем явственней в нем пробуждалась способность анализировать свои чувства и уметь обуздывать их, не давать им выходить на поверхность. Иногда он подумывал: как странно, все-таки, устроен человек! Он имел в виду себя: когда ее нет рядом – столько чувств, столько слов, а увидишь ее, пусть такую же привлекательную, как и в мечтах, такую же красивую, как что-то делается с чувствами: они как бы материализуются, оседают, и в милом образе начинаешь терять обаяние, навеянное разлукой.
А ведь любовь должна быть иной, должна пробуждать лучшие чувства, так, может, его чувство не любовь? Так что же это? Взять последнюю встречу: когда она была рядом, он не испытывал к ней влечения. Мог подействовать случай с машиной, мог. Это была безрассудная влюбленность, но что же, в таком случае, любовь?
Много мыслей на тему жизни и любви прокрутилось в голове Сергея, пока эмоции и рассудок одинаково владели его существом. Были периоды, когда чувства заглушали разум, и тогда он очень горько страдал. Жизнь продолжалась. Он постоянно находился среди людей – в разных ситуациях, в разных местах, и к нему  стали приходить другие мысли. У него открылись глаза.  Он начал понимать, что из-за потерянной любви не стоит покидать такой прекрасный мир, полный красоты и радости познания. А ведь какое-то время он даже жить не хотел. Это не любовь. Это нечто другое, похожее на любовь. Любовь должна давать радость жизни, желание жить. Это не любовь, когда видишь перед собой только одну возлюбленную, и тебе нет дела до остального мира. Это не любовь, когда любимый образ заслоняет все вокруг, заставляет забыть обо всем на свете. Это не любовь, когда из-за разлуки с любимой есть одно желание – покинуть этот мир, забыв, что есть мать и материнская любовь, родные – любящие – люди. Это не любовь, когда планируют время жить и время любить. Но что такое любовь?
Сергей женился через год. На другой девушке. Люсина мать, узнав об этом, с искренним недоумением всплеснула руками:
- Как же так? Мы ведь дали ему три года. Через три года и женился бы на Люсе. Вот-те на! А мы надеемся тут. Не плачь, дочка, будь умницей!

Следующая часть 8: http://proza.ru/2020/11/26/1425