Охотничьи байки

 Нет у меня терпения, чтобы не рассказать о тех охотах, которые после страшных переживаний коробят кожу при воспоминании о них всю оставшуюся жизнь. Был у меня сродный брат Илья, сын родной сестры моего отца. Я ещё плохо ходил, а он уже домой приносил добытых им уток, тетерь, куропаток и прочую дичь. Доставалось от него немало беды озёрным жителям. «Было бы ружьё, а прокормить семью дичью трудностей не представляет»,  – говорил он.
Жил он в деревне Свобода в 9 километрах от Омутинки. Болота и дикие леса располагались на десятки километров.  Названия деревень подтверждение диких обитатей: Журавли, Норное, Волчье, Лосиный остров, Тетёркино.  Женился он рано. Молодая хозяйка быстро раскрыла талант мужа.  Ещё с вечера начинала давать заявки: «Ложишься спать, а утром в горшок положить нечего.  Чем я вас кормить буду?»
Рано утром он соскакивал с постели, хватал рогатку. Когда тетерята, куропята, утята плохо летают.  По утренней росе молодняк лесных птиц не стремится широко разлетаться, а усаживается на нижние сучья деревьев. Собака их сгоняет с насиженного места, а охотник расстреливает их.  По его словам, в то время боровой дичи в лесу было столько, сколько комаров, а рыбы в их озере ловить не переловить.  В те годы не знали о добыче нефти, и в реках бассейна реки Оби кишели рыбой.  Ловили её в основном люди, населявшие берега  рек и озёр.  Озеро в Свободе соединяется с рекой Каш, Каш впадает в реку Вагай, Вагай в Иртыш. Весной рыба поднимается на нерест в верховья рек и заплывает в Слободское озеро. Щуки как брёвна плавают в озере. Для утят, гусят это бедствие. Вот в такие райские времена мой брат Илья стал «великим» охотником. Удачная охота нередко прерывалась страшными событиями, которые коробят кожу всю оставшуюся жизнь.
Был такой случай. На уток весной охотники ведут охоту ранним утром. Местом охоты Илья выбрал озеро, на берегу которого стоял его домик.  Утки, в основном нырки, любили кормиться на противоположной стороне озера.  В одно ясное прохладное утро он лежал в своём скрадке, поджидая добычу.  Лодка рядом, она замаскирована от всяких любопытных глаз. Внимание Ильи отвлекли звуки:  за скрадком, где он обосновался, - болото. Летом вода высыхает, остаются только кочки и грпязь.  Какой-то охотник – бродяга не определился своевременно с местом охоты и теперь пробирается к его скрадку, думая, что он свободен.
Когда его терпение лопнуло,  Илья решил дать понять пришельцу, что место занято. Определяйся в другом месте.  Оглянулся и чуть не умер от страха.  В нескольких метрах от него стоял кабан   величиной с корову.  Голову он засунул под кочку, видимо что-то там добывал.
  Ужас охватил охотника.  Илья рассказывал:  «Я почувствовал такой прилив крови к голове, что чуть не потерял сознание.  Всё помутилось. Я уже видел, как это здоровенное грязное животное пожирает мои кишки, от удовольствия закрыв свои маленькие глазки. Потом я услышал хруст моих костей. Вот он отрывает мою руку, от удовольствия хрюкает, и целиком заглатывает… Тут я очнулся: что же он делает со мной! Если обождать ещё немного, весь окажусь в его утробе.  Найти пристанище в такой вонючей утробе мне не захотелось. Надо спасать то, что «осталось не съеденным» эти чудовищем… Я, не спуская взгляда с этой огромной грязной туши, пополз ногами вперёд  к своей лодке.
Не помню быстро ли, медленно ли я полз.  Я почувствовал, как работают мои руки, потом заурчало в кишках. Какая радость! Мои органы вновь вернулись к своему хозяину!  Я полз от кабана. Он шёл по направлению к моему скрадку. Когда он дошёл до места, где я лежал, встал во весь рост, поднял голову со своим длинным рылом и начал обнюхивать и осматривать окрестности, стараясь своими близорукими глазами обнаружить меня.  Я был уже в лодке и плыл к своему берегу.  Встреча эта не прошла для меня бесследно. Бабушки в деревне больше двух недель лечили мой живот и голову.  Обошлось. Всё вернулось, стало как прежде. Я поправился и вновь на охоте».