К взлёту готов. Сам

      В шкафу за моей спиной - старый облезлый чемодан. Он скоро развалится. Он уже не вмещает всех моих лётных свидетельств и книжек. Где-то, на высоких эшелонах - мальчики, которые когда-то, давным-давно, засыпали с подаренными мною самолётиками. Мой внук бегает дому, распахнув руки как крылья. И всё, казалось бы, сделано и пройдено. И ничем уже не удивить. Но стоило как-то случайно вспомнить всего лишь одну, давно уже подзабытую фразу.

          “К взлёту готов. Сам”

  И сразу -  комок в горле, и сердце сбилось с ритма.

      Штурман Андреев был поджарый, небольшого роста, шустрый и всегда весёлый. Он много курил. И ещё -  штурман Андреев знал всё. И он требовал  того же от нас. И подпись штурмана Андреева в лётной книжке была необходима каждому.  Чтобы однажды произнести сухими губами в микрофон.

   “К взлёту готов.  Сам”

       Это фраза произносится в жизни один раз. Потом, конечно будет другое. Другой наставник помашет тебе рукой, ты уберёшь трап и проберёшься мимо пустых пассажирских кресел в тесную кабину, где тебя будет ожидать твой экипаж.  Твои штурман, бортмеханик  и второй пилот - такой же курсант как и ты.  А потом, через годы, потом ты увидишь бланк лётного задания с красной полосой по диагонали и надписью “Первый самостоятельный полёт” . И услышишь в гарнитуре знакомый голос РП “Взлёт разрешаю. Служба движения поздравляет командира с первым самостоятельным!”


      Но это будет потом. А пока что в класс к штурману Андрееву набивалась чуть ли не вся рота. В классе стояли столы, застеленные картами. На стенах висели  плакаты, схемы и методические рекомендации. Он беседовал одновременно со всеми, он задавал вопросы, иногда сам на них отвечал, он развлекался.  Время от времени выделял самого подготовленного, требовал лётную книжку, ставил подпись - иди летай. Это называлось - наземка по штурманской подготовке.


      Площадки для аварийной посадки, расстояния и пеленги до запасных аэродромов, что?- пеленг или азимут?  В чём разница, кто скажет? Сколько топлива до Актюбинска надо? Ты откуда  приехал - из Перми?  Пермяк - солёны уши. Какой климат в Перми,  среднегодовая температура? Наивысшее превышение Уральских гор? Мугоджары отсюда видно? На какую высоту надо подняться чтобы увидеть? Рассчитай, потом расскажешь. Притоки Камы? Назови все…хотя бы самые крупные?  Почему они все на …”ва” заканчиваются? Молодец, где мне расписаться? Иди летай. 

Ты, длинный, перелёт в   “Алгу” - на каких частотах работать будешь? Давай лётную книжку.

   Три речки в районе Хлебодаровки - Кызылдас, ещё какая?
 Буртя? Кто произнёс -“Буртя”? Давай лётную книжку. И ещё какая, кто скажет….Сынтас? Кто сказал, ты, ариец? Покажи Сынтас на карте района полётов? Свободен, ариец. В Казахстане арийцев не любят. Кто найдёт Сынтас на карте, быстро! Давай лётную книжку. 

       Штурман Андреев , он раньше летал, по-моему, на грузовом АН12, посетил всё что можно от Львова до Певека, кругозор и память у него были феноменальные. Расположение ВПП, пилотажные зоны, клиренс танка Т-34, расчёт минимальной безопасной высоты - в районе аэродрома и по маршруту, в чём разница? Даты начала и окончания Второй Мировой войны?  Кто сказал - давай лётную книжку.

      Получившие подпись должны были покинуть класс. Но многие оставались. За окном шёл дождь и полётов не было. А со штурманом Андреевым было интересно. Он был шустрый  и весёлый. И добрый. Говорят, некоторое время он не летал из-за болезни. И тогда он развозил пирожки на мотороллере “ Муравей” с кузовом по школам Алма-Аты. Пирожки были горячие и вкусные. Должно быть, дети его любили.Мы его тоже любили.Он был нашим кумиром. И он знал всё.


    Этому предстоит ещё произойти, это будет через почти пятнадцать лет -  замёрзший комэска с цветами на трапе,“ножки Буша” в духовке и “Рояль” в морозильнике. И какие-то новые люди в доме, и  цветы жене, и раскрасневшаяся от непривычного внимания  тёща и кот, забившийся в угол то ли от ужаса, то ли - от предвкушения пиршества.  И - взлёты-посадки до утра.


    А тогда…..“Игорь, скажи, вот на взлёте - сколько ты тянешь штурвал “на себя”? Вопрос совсем не праздный, это в КУЛПе так всё красиво написано и картинки “капот-горизонт” нарисованы, а в жизни - к сожалению получается всё наоборот. В жизни - или самолёт от земли не отрывается, или отрывается, но при излишнем воздействии на штурвал выходит сразу на большие углы тангажа и атаки, теряет скорость, потом приходится отдавать штурвал снова “от себя”, разгоняться, это называлось “кот прыгает на стол”. И выглядело это уныло и неряшливо.

    Только чуть ли не через пять лет, на ледяной  полосе “Емельяново” ( вот до сих пор же помню!)  наконец-то мне удалось поднять и зафиксировать сантиметрах на двадцати колёсико, и плавно отойти от земли.  И понять  машину, и почувствовать её. А до того - летал как попало. Я не был суперлётчиком.

    Суперлётчиком был мой одногруппник Лёня. Теперь он - конечно же Леонид. ( Иванович, по-моему, прошу прощения, забыл.) Когда-то он был маленький. Его в кабине-то  было еле видно. Теперь он -  большой. Он - самый Большой начальник самых Больших Командиров  самого Большого  в мире самолёта. Это - закономерность. Когда я учил литературу и ботанику, Лёня гонял по Челкарским степям на ЗиЛ-130.  Спасибо бате. Степи вокруг Челкара были бескрайние. И по ним гонял мальчик Лёня на тяжёлых грузовиках, нажимая печаль “газа” палкой. Тормоза ему были не нужны.


     Что такое Як18 для мальчика, который уже освоил Зил-130? Игрушка детская. А  вот для мальчика, который тяжелее паяльника в руках ничего не держал, вопрос стоял немножко иначе. “Игорь, до куда штурвал-то тянуть?” “Так до риски. Тяни до риски, и все дела, все так делают”.    Встаю как вкопанный. “А что, так можно  было что ли?” . Оказывается - не я один “не суперлётчик”. Не я один кто сталкивался с этой проблемой. И ушлые курсанты давно уже надпилили штоки штурвалов. И на взлёте  надо было всего лишь тянуть до тех пор, пока не покажется эта риска.

    Тогда мне это казалось смешным и неправильным. Ну, надо ж самолётом управлять а не ходом штурвала. Теперь я понимаю что глубинный смысл в том всё-таки был. “Экипаж во время выполнения полёта должен  применять все, имеющиеся в его распоряжении средства”. Железный язык наставлений и руководств. Комплексное самолётовождение. И надпил на штоке штурвала - тоже, какое-никакое “средство”.

    Лёне  эта риска была не нужна, впрочем как и все остальные “средства”. Он просто летал. Парил. Возможно, он над тами тихо посмеивался. Но виду не показывал. Он был вежливый и добрый. Как и замкомэска по фамилии Матюхин. 

      Это будет уже потом, через много лет - Арминэ и Карина будут стучать после посадки в дверь кокпита, и кричать “Саша-Джан,  зачем этот процедура такой длинный нужен, выходи скорее!” И снова будут цветы. И будет шампанское , “Ахтамар” и бастурма в салоне бизнес-класса. И второй пилот будет деликатно отворачиваться, чтобы не видеть скупой мужской слезы капитана.

      А тогда -  в кабине Як18 было тихо и жарко. Самолёт отдыхал. Замкомэска  Матюхин занимал почти всю кабину. И на коленях у него лежала моя лётная книжка. В руках была ручка. И - моя судьба. Он был добрый. Он понимал как мне плохо. И не хотел меня ругать. “Ну что же, ставим оценки. Руление - пять, взлёт - пять, полёт по маршруту, радиоосмотрительность…снижение…расчёт на посадку…пять…посадка….( тяжёлый вздох)  ….Саша, ты что, правда - землю не видишь?

    Землю я видел. Она была выжженная и вытоптанная. Прямо за окном пилотской кабины. Ну это - если на стоянке. Или - если её лопатой.  А вот на посадке….ну, тут моё видение заканчивалось и  самолёт мог лететь по любой траектории.  Кроме необходимой. Ну не  был я суперлётчиком. Да и вообще никаким не был. Тогда. В военном училище меня бы “вычистили” по “нелётке” через месяц после начала полётов.  Но замкомэска Матюхин, сжалившись, поставил мне “четвёрку”. “Ладно, летай. В “Аэрофлоте” вторые пилоты тоже нужны. Командиром тебе, конечно, не быть никогда, ну и ладно, судьба значит такая”. Замкомэска Матюхин как в воду глядел. Командиром в “Аэрофлоте” я так и не стал.  Не взяли. Московской прописки у меня не было.


     Табло “отказ генератора” горело жёлтым цветом. Оно всегда горело  когда двигатель работал на оборотах ниже сорока процентов. Перед взлётом  нужно было увеличить режим работы двигателя и проверить подключение генератора по вольтметру. Но на стоянке оно горело жёлтым. 

     А вот глаза Покатило  были пронзительно-голубые. Покатило. Командир звена. Лётчик-испытатель. В будущем (или прошлом? - не помню). У него были широкие плечи и все курсанты были “разгильдяи и тунеядцы”. И я не знал - на что мне глядеть - то ли на жёлтое табло, то ли в голубые глаза, которые, казалось, как лазеры, прожигают меня насквозь. Я ведь тоже был “разгильдяй и тунеядец”. Табло горело жёлтым, двигатель трясся на “малом газу”. И наконец-то и мне был задан вопрос  “Ну что - полетишь самостоятельно?”

    Во время обряда пострижения в монахи ножницы падают на пол три раза. Якобы случайно. Постригаемый должен их поднять сам. этим он выражает свою добрую волю и твёрдое намерение. События в полёте происходят быстрее чем на Литургии, решение принимается всегда один раз, и поэтому вопрос - полетишь ли самостоятельно - задаётся только один раз. Это потом я уже узнал что вопрос этот - стандартная процедура допуска, что это рекомендовано психологами, одобрено начальством, что это - обычная практика. Я слышал его много раз в своей жизни и каждый раз он заставал меня врасплох.

     Конечно, у меня никогда не было даже мысли оказаться, я всегда верил что сознание определяет бытие и любил девиз Наполеона - главное - ввязаться в бой, там - посмотрим.

 Но на вопрос - полечу ли я самостоятельно? мне всегда хотелось ответить - я чего, командир, погулять сюда пришёл что ли, по твоему?

  Конечно, ничего подобного я не говорил, я лепетал что-то типа “да” или “конечно полечу”.  Я вёл себя очень скромно и тихо. Просто потому что за этим моим ответом должна была последовать фраза.


      “К взлёту готов. Сам”

   Собственно  - уже неважно что за ней последует. Скорее всего - ничего особенного. Обычная работа, к которой тебя готовили и которой ты так долго шёл. Взлёт, набор высоты, затяжелить винт, убрать наддув, убрать шасси. Траверз, секндомер, щиток, винт облегчить, температуру головок цилиндров проверить, выравнивание,   посадка. Заруливаем, выключаем двигатель.  Но это будет уже неважно, это будет рутина  и  уже другая история. Потому что это - вершина. И ты её достиг. Ты был в тесной, гремящей кабине, пот стекал по спине, жали плечи привязные ремни. Ты ничего не видел кроме выжженной и укатанной полоски земли перед глазами. И произнёс сухими губами в микрофон.
   
       “К взлёту готов. Сам”