Земной путь поэта Лермонтова ч. 7

В 1828 г. вышли в свет «Путевые записки по многим российским губерниям 1820 г. статского советника Гавриила Геракова». В них Г.В. Гераков изложил воспоминания о тех местах, где он проезжал сам, и Пушкин с Раевскими: «По тихой реке Кубани все станицы отменно хороши: поля и ныне зеленеют, скота много, и хлеб не совсем дурен. Я вступил в разговор с казаками (в станице Ивановской) и узнал, что казаки сохраняют все посты; что в постные дни вина не пьют, что свято чтят своих родителей, слепо повинуются приказаниям начальников, верны женам своим и передают всё, что знают, своим детям. Молодые казаки, дети наизусть знают все походы отцов и дедов своих... Строгое повиновение наблюдается всегда и везде, ибо начальники, быв прежде сами простыми казаками, на опыте дознали, как должно управлять подчиненными; доброта души сияет на лицах казацких, и все вообще умны, кротки и приветливы; рассказы их весьма приятны; нельзя не любить их!» Итак, 15 августа, море несколько стихло и настало время покидать солнечную Кубань и болотисто-полынную Тамань. Большая канонерская лодка прибыла к берегу и на неё были погружены экипажи и вещи семьи Раевских и Пушкина. Сами они были доставлены к пристани на колясках местного начальства. Ген. Н.Н. Раевского провожали: атаман Матвеев, казачьи и армейские офицеры.

Приняв на борт пассажиров с войскового баркаса, стоявшая на рейде канонерка выбрала якорь и, подняв парус, направилась к берегам благословенной Тавриды (известное название Крыма пошло от этноса, проживавшего в горах, который греки впоследствии звали таврами). Находясь в тот вечер на палубе канонерки под шумящим от порывов ветра парусом, Пушкин сделает наброски элегии, которую положит на бумагу спустя несколько дней на борту уже другого судна. И хотя это стихотворения написано почти два века назад, слова его не утратили свою задушевность и в наше время:

Погасло дневное светило:
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдалённый,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный...

Пушкин позже назовет это стихотворение «подражанием Байрону», сохраняя в этом свою преувеличенную скромность, ибо он никогда подражателем Байрона не был. Пушкиноведы отмечали, что уже в первых словах элегии слышен мотив русской народной песни: «Уж как пал туман на сине море...» Почти трехмесячное путешествие подходило к концу. Оно оставило в душе молодого поэта неизгладимое впечатление на всю жизнь, самоцветами рассыпалось по таким его стихотворениям как: «Не пой, красавица, при мне...», «Я видел Азии бесплодные пределы...», поэма: «Кавказский пленник» и другие.. Впереди был Крым, Одесса и Кишинев, где Александру Сергеевичу предстояло служить. Читая его произведения, представляешь «вольные станицы», «Кубани мутный ток» и «закубанские равнины», «курганы, тихие гробницы и шум и ржанье табунов». Поэт «действительности» с восторженной нежностью говорит о «волшебном крае», о сказочных пейзажах возле Тамани. Во вступлении к поэме «Руслан и Людмила» написанном Пушкиным гораздо позже, совершенно очевидно указывается на то, что, когда автор его писал, перед глазами поэта вставали пейзажи не сказочных земель, а кубанских, и даже более точно географически - пейзажи возле Тамани. Прозаик, критик, драматург, Александр Пушкин произносит: «У лукоморья дуб зеленый...» (лукоморье в словарях трактуется, как старое название морского залива), где «брег песчаный и пустой».

У лукоморья дуб зелёный,
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Так муза, легкой друг мечты,
К пределам Азии летала
И для венка себе срывала
Кавказа дикие цветы.
Её пленял наряд суровый
Племён, возросших на войне,
И часто в сей одежде новой
Волшебница являлась мне;
Вокруг аулов опустелых
Одна бродила по скалам
И к песням дев осиротелых
Она прислушивалась там;
Любила бранные станицы,
Тревоги смелых казаков,
Курганы, тихие гробницы,
И шум и ржанье табунов
Богиня песен и рассказа,
Воспоминания полна,
Быть может, повторит она
Преданья грозного Кавказа;
Расскажет повесть дальних стран,
Мстислава древний поединок
Измены, гибель россиян...

ПОЕЗДКА ПУШКИНА ПО КРЫМУ

Тем временем, - заметил поэт в письме к барону Антону Антоновичу Дельвигу (1798 - 1831 гг.): «Из Азии переехали мы в Европу на корабле». Таврида для всех русских начала XIX века – страна, «исполненная воспоминаний». Её мало кто видел, ездили туда редкие одиночки (хотя путешествия в Крым постепенно становились модой), но о ней много знали из древних авторов. Это был край, овеянный легендами, благословенная «полуденная земля». До 1830 гг. путеводителей по Крыму не было и путешественники отправлялись в Тавриду, вооружившись обширным  трудом П.С. Палласа или «Географией» Страбона.

Здесь Пушкин был. Далеким летним днём
Здесь Пушкин был. Сорвал цветок на память.
И потерял. И не жалел о том,
Осыпав берег легкими следами...
Вдали остались зависть и вражда,
Вдали остались сплетни и доносы.
А здесь пылала голубым вода,
Как пунш, и парус реял альбатросом!...

Валерий Левченко.  Керчь - город-герой.

Керчь, с которой началось знакомство Пушкина с Крымом, привлекал поэта своим историческим прошлым, но не оправдал его ожиданий. Первое впечатление - вид города с моря слегка разочаровал Александра Сергеевича, ранее пленённого увиденными хребтами Кавказа. «Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я, - на ближней горе посреди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных, заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни - не знаю. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землей, - вот всё, что осталось от города Пантикапеи». Глазам Пушкина предстал городок в две улицы. Всюду сушилась рыба и валялись «порфирные обломки» колонн и статуй. Города Боспорского царства - Мирмекий, Тиритака, Нимфей - были раскопаны археологами много лет спустя. Возможно, Пушкин видел и крепость Еникале (её построили турки в 1706 г.). Прибыв в Керчь во второй половине дня, ближе к вечеру, Пушкин провёл ночь в здании для генералитета, где уже долгие годы вблизи театра (Городской дом культуры - красивое здание «в греческом стиле», построено в центре города в 1962 г.; на его фронтоне слова «Драматический театр имени А.С. Пушкина») находится школа-гимназия. Утром 16 августа по пути в Феодосию, на выезде из Керчи, Пушкин побывал на руинах Золотого кургана (Царский курган был обнаружен лишь в 1833 г.), который оставил у него смутные впечатления. Задержись поэт в Керчи хотя бы на три дня, и древний город, овеянный легендами о славном царе Митридате, наверняка отразился бы в его произведениях.

ГЕНИЮ РОССИИ

Его пленили берега Тавриды,
Простор морей ветрам открытый.
Очаровала крымская земля,
В стихах, поэмах серебром звеня.
Поэта принял нежно, как собрата,
Наш древний город Митридата.
Лазурным блеском встретила волна,
Душе творца созвучная сполна.
Свободная и грозная стихия,
Как и сама прекрасная Россия.
Не разменял он золото стихов
На лавры, блеск и гул дворцов.
Для нас он – символ дорогой Отчизны,
Высокой славы, доблести и жизни!
Наш голос твёрд и наш порыв неистов:
Храним родник поэзии сей чистой!
Уйдут враги бесславно и бесследно,
Лишь гений и поэзия бессмертны!
Он – гражданин Отечества и мира.
И нет прекрасней на земле кумира.

Он – кладезь знаний, зеркало столетий,
Нам, как маяк, через эпохи светит.
Пред ним опять свободная стихия
И матушка – бескрайняя Россия.
Вновь над проливом светится звезда.
И паруса, как в небе облака.
Не властны над поэзией века.
Великий Пушкин с нами навсегда!

Главные усилия России в 1837 г. были обращены на прочное овладение Черноморским берегом и на сооружение в важнейших местах новых укреплений. Николай I собирался лично их осмотреть во время своей летней инспекторской поездки. Вот почему все военные силы были брошены на Закубанскую экспедицию, которой руководил ген.-л-нт Вельяминов. В тот год были построены при р. Мзымте укрепление Святого Духа, при устье р. Пшады - Новотроицкое, при устье р. Вулан - Михайловское. После ухода войск в укреплениях оставались лишь небольшие гарнизоны. К осени обстановка усложнилась. Не имея внешней поддержки, укрепления береговой линии оказались отрезанными от мира. Отсутствие дорог, постоянные военные столкновения, при которых даже из-за стен укрепления нельзя было показаться, не рискуя вызвать пулю. Горцы держали эти укрепления под постоянным наблюдением. «Добывание дров, пастьба скота, кошение сена, возделывание огородов и рытье могил - всё оплачивалось кровью», - замечал русский историк Кавказской войны Н.Ф. Дубровин. Так что же представляла собой экспедиция А. Вельяминова, на которую возлагали большие надежды? Конечно, прогулкой по лесам и красивым гористым местностям её никак нельзя было назвать. Выступив в конце апреля из Ставрополя, дошли до Ольгинского укрепления. Преодолев р. Кубань, войска пошли в предгорье, где двигались так называемой оказией, по строго заведённому порядку. Впереди авангард: батальон пехоты и 2 орудия, за ними на ружейный выстрел шла главная колонна, потом обоз с вьючными животными и стадом.

Продолжение следует в части  8                http://proza.ru/2017/01/13/1461