Глава 6. О словах и тайне в комнате прабабушки

  Бабаня всегда встречала нас радушно, но то и дело всплёскивала руками: «Чем же я вас кормить-то буду?! Такую ораву!» Мне тогда непонятно было значение этого слова, и мне казалось, что орава – это потому что мы шумные - много орём. Это потом я научилась пользоваться словарями и поняла, что орава – это либо многочисленное и беспорядочное скопление людей, либо многочисленная, многодетная семья. Так что второе нам подходило больше, потому что беспорядочным скоплением людей мы точно не были, в семье был свой порядок, заведённый когда-то нашими предками и передававшийся из поколения в поколение – наши семейные традиции. И кормила нас бабаня всегда от пуза едой простой, но в большом количестве. На столе бывали щи наваристые, аж ложка стояла, или супчик с петрушкой, иль уха, когда у мужиков, что на подхоз заходили приторговать,  рыбку покупала,ну и каши разные. Я очень любила пшённую кашу и «гречишную» с молоком. Да, кашу называли никак иначе, как «гречишная». Когда мама говорила «гречневая каша», я её в детстве поправить пыталась – «гречишная», ведь логично же – зёрнышки обмолачивают с гречихи, значит, и каша «гречишная». Это потом мама объяснила, что крупа, которая получается, называется «гречка», значит, каша «гречневая». Маме виднее было, она закончила Каменское училище по специальности «растениеводство».
 Приезжали мы к бабане ахунской на Троицу. Праздник Троицы, по нашей семейной традиции,  праздновали так. Бабаня заранее украшала избу ( ударение в слове она ставила на первый слог) веточками берёзы, развешивая их на стены, над дверьми, а пол в «передней» - так называла она основную комнату- и кухню бабаня устилала травой с клевером. Как же приятно было после приставучего песка с  дороги скинуть сандалии и босиком ходить по прохладной траве!
  Папка тоже снимал свои летние туфли с дырочками, носки и наслаждался прохладой.
- Хорошо у тебя, мама, - говорил он, - уютно так.
- Чего уж там, живём по-простому,- отмахивалась бабаня, весело улыбаясь и радуясь нашему приезду.
На Троицу бабаня всегда пекла вкуснючие пироги с разными начинками: с картошкой,с луком и яйцом, с морковкой, с "повидлой" - вы уже,наверное,догадались, что это ещё одно словечко бабани. Я любила бабанины жареные пирожки с малиновым вареньем - объеденье!
  С бабаней жила наша старенькая бабушка, моя прабабка, та самая цыганская девчонка, которую на крыльце  дома нашей прапрабабушки оставили. Она к старости сгорбатилась от трудов, ходила с клюшкой, очень Бабу Ягу напоминала, но глаза у неё были чёрные, живые, с множеством морщинок-лучиков, и волосы длинные, чёрные, смоляные, кудрявые. От неё не пахло старостью, что удивительно. Ела она немного, в основном супчики овощные да каши молочные. Поневоле вспоминается: щи да каша – пища наша.
 Когда-то это была сильная волевая женщина. Она сама сарай ставила, крышу у дома крыла, когда  муж в Финскую погиб, а потом  сын её на войну ушёл в 41-ом, оттого и горб заработала, упала как-то с крыши.
  К хлебу у старенькой бабушки было особое отношение, теперь-то мне это понятно – войну пережили.  А ещё меня всегда удивляло, как она всегда отрезала ломтик хлеба на весу - прижимая буханку к груди. Сначала понюхает хлебушек: «Вкусно пахнет! Тёплый добрый дух!» Помолится, покрестится, прежде чем хлеб отрезать да за «трапезу» сесть - так всякую еду называла, по старинке: «Благодарю тебя, Господи, что даруешь нам хлеб-соль! По милости твоей есть он на нашем столе! Аминь!» Потом ещё что-то пошепчет на иконки в углу, покрестится, хлебушек отрежет, потом и есть садится.
 Пока в «передней» папа с мамой,братом моим  Лёшкой,бабаней и Таней общались, я к бабушке старенькой в «заднюю» избу уходила и ела там с ней «гречишную» кашу с молоком и хлебом.   Всегда есть с прабабушкой вместе было вкуснее. Кашу прабабушка накладывала мне в небольшую глубокую чашку с цветочками синенькими и наливала молока в бокал бело-голубой с картинкой, изображающей статного жениха с усами и в рубахе с поясом, в сапогах. На бокале была странная витиеватая  надпись: «Статен телом, а хорош ли делом». Когда в школе мы на уроках чтения пословицы изучали, я вспомнила этот бабушкин бокал. А когда научилась читать и внимательнее ту картинку изучила, то поняла, что жених этот – так прабабушка про него сказала – делом-то вряд ли хорош, только о красоте своей и думает, лихо усы подкручивая.
Картинку в интернете, как выглядел бокал, к сожалению, не нашла. Но иллюстрация поможет представить того жениха.
   А ещё моя старенькая бабушка рассказывала мне часто сказки, а рассказывая, порой засыпала и начинала похрапывать. Спать я с ней любила в обед, когда маленькой была. Так как вставали мы рано,чтоб к бабушкам поехать, и в поезде я никогда не спала, то к обеду клевала носом. После «трапезы» с прабабушкой я залезала на её большой сундук, на котором лежал матрац из разноцветных кусочков ткани, остававшихся в большом количестве у бабани от «шитва»- ещё одно бабушкино словечко - и такое же лоскутное одеяло. Матрац тот был набит не ватой, а старой пряжей,  цветными лоскутиками, остатками драпа и всякими старыми вещами, которые никуда уже не годились, только на  тряпочки. И ещё там было сено, да-да, настоящее сено – высушенная трава. От этого матрасик этот приятно пах деревней. Матрац был прострочен весь ромбами. Красивый был матрац! Вот пишу сейчас, и понимаю, что и я могла бы сейчас такой матрасик сшить.
  Кстати, слово это мы имеем право писать по-разному, потому что оно не русское, а немецкое. Русским людям неудобно было говорить «матрацик» про маленький матрац, поэтому переделали это заграничное слово на «матрас». Согласитесь, «матрасик», «наматрасник» звучит более благозвучно для русского человека.
  А вот как я узнала о содержимом прабабушкиного матрасика – я его так буду называть, мне так удобно. Однажды старенькая бабушка, было ей в ту пору 80 с лишним лет, заснула крепко, рассказывая мне сказку, я её несколько раз будила, подсказывая, что дальше в сказке – она мне сказки одни и те же часто рассказывала. Потом я смирилась с тем, что она спит крепко, и сама себе стала сказку дальше рассказывать, придумывая места, которые не очень запомнила, а в этот момент нашла пальчиком дырку в шве сбоку матраса и стала её расковыривать. Нитки распускались довольно быстро, и из образовавшегося отверстия выглянул весёлый лоскуток с белыми цветочками по зелёному полю, я потянула его, и за ним прицепился кусочек пряжи, потом вытащила кусочек тёмно-серого драпа. Пока я возилась с лоскутками, меня что-то кольнуло в локоть.
  Надо сказать, что я почему-то в  раннем детстве боялась перьев, видно когда-то так же укололась о перо из подушки. Я тогда начинала панически кричать и плакать, по спине бегали неприятные мурашки. А кричала я: «Пера!» Почему именно «пера» - не знаю, но родители меня часто поддразнивали потом, когда постарше стала и долго возилась, поправляя подушку, когда не могла уснуть. «Что? Опять «пера» колется?», - подтрунивал папка.
 Так вот, меня что-то укололо, но кричать я не стала, боясь бабушку разбудить, ведь она же сразу увидит, что я с матрасиком сделала – заругает. Поэтому я нащупала то место, которое кололось, залезла в матрасик  чуть глубже и вытянула оттуда сухую травку. После сна много у меня вопросов было к бабушке, откуда в матрасике такой удивительный тайник оказался, но спрашивать я побоялась, ведь вещь я испортила. Уже потом, когда бабаня обнаружила такое дело, то спрашивать стала, не грубо, но серьёзно: «Как же тебя, доченька, угораздило матрас -то расковырять? Кто надоумил-то?» Ну, понятное дело, что старенькая бабушка расковырять его не могла и «надоумить» меня тоже, так что пришлось сознаваться, что было просто интересно эту тайну узнать – что у него, у матрасика этого,  внутри. Тогда бабаня рассмеялась и сказала, что завтра мы такой же матрасик сошьём, шоболов-то ненужных скопилось – девать некуда.
- А что такое, бабаня, шоболы? И почему их девать некуда?
- Это, внученька, тряпочки, старая дырявая одежда, лохмотки. А девать некуда – в шифонерку не помещается. Так бабаня называла высокий двустворчатый шкаф, который стоял в передней у входа за массивной скрипучей дверью, обитой дерматином, чтоб теплее было в избе.
  Надо сказать, что бабаня меня звала то доченька, то внученька. Я сначала думала, что она путается, забывая, что я ей внучка, а не дочка, но потом поняла, что она всех маленьких девчонок и  молодых девушек так называет, привычка у неё такая. Кстати, в возрасте я эту бабанину привычку переняла, сами собой эти слова слетают с губ, когда порой девчоночки из моего класса дежурить остаются, я порой прошу: «Настя, дочка, цветочки полить не забудьте».
 Вот так я узнала однажды в детстве тайну матрасика и много новых слов от бабушки.

Фото-иллюстрация в интернете в свободном доступе