Окно. Глава 1, которая вступительная

Дюссельдорф. На городских часах «Шнейдер Виббель» 7:15 после полуночи. Город, залитый предрассветным маревом, просыпается, постепенно входя в привычный ритм жизни. На улице Егерштрассе, расположенной в спальном районе, в одном из домов на втором этаже горит свет. По комнате расхаживает молодая девушка, что-то увлеченно напевая себе под нос. Ее русые волосы в беспорядке разбросаны по угловатым худым плечам. На подоконнике стоит кружка с дымящимся ароматным кофе, створки широко распахнуты, впуская в помещение приятный утренний ветерок. На дворе середина весны, когда всё вокруг начинает цвести, солнце встает значительно раньше, а закаты становятся необычайно красивыми.

Девушка открывает платяной шкаф, придирчиво разглядывая его содержимое. На кровать падают брюки и большая горчичная рубашка. Напротив кровати располагается трюмо с большим овальным зеркалом. Когда девушка рассматривает свое отражение, ее взгляд падает на приклеенную к гладкой поверхности открытку. Надпись гласит: «Эмме Нойманн, самой лучшей подруге на свете!». Эмма улыбается, как вдруг раздается телефонный звонок.

- Нойманн, я уже бегу за кофе. Тебе как обычно? – Раздается на том конце трубки, - Да, я знаю, что как обычно. Шучу, уже купила. Я почти на месте, ты там скоро? Только не говори мне, что ты еще в трусах. Мы же хотели прогуляться перед работой. Эмма, ну что ты молчишь?

- Мари, если бы я могла вставить хоть одно слово в твой бесконечный речевой поток, ты бы уже давно узнала, что я вышла из дома, - спокойно ответила Эмма, натягивая брюки.

- Всё, бегу, люблю, целую, до встречи. – В телефоне звучат короткие гудки.
«Надо бы ускориться», - думает девушка, застегивая рубашку.

Эмме Нойманн двадцать семь лет. Это как раз тот замечательный возраст, когда ты уже становишься кем-то, хотя и понятия не имеешь, кем именно. Девушка выделялась среди прочих немок её лет своей странной внешностью и манерой общения, которая была совершенно не типична для жителей столицы Северного Рейн-Вестфалия. Здесь, в Дюссельдорфе, молодежь слишком эмоциональная, достаточно несдержанная, болтливая и, пожалуй, резкая. Из резкого у Эммы разве что острые скулы.
 
Эмма Нойманн - молодой дизайнер среднего роста, открывает парадную дверь и выходит на улицу. Сегодня, впрочем, как и всегда, её путь пролегает от Егерштрассе 28, через весь спальный район, мимо бакалеи и цветочной лавки,  к месту встречи со своей подругой Мари Шеффер. Девушки познакомились, когда Эмма училась на третьем курсе Дюссельдорфской академии художеств, а Мари проходила свою первую в жизни журналистскую практику на базе академии. Был конец июня, и молодые и амбициозные специалисты столкнулись по пути в одну из аудиторий. Шеффер спешила познакомиться со своим наставником и не сразу заметила девушку, скрывающуюся практически полностью за бесконечными рулонами художественной бумаги, на которой красовались чертежи и рисунки. Эмма оказалась облита горячим кофе с головы до ног, её работы изрядно пострадали, и сама она была бесконечно зла на невнимательную новую знакомую. Но Мари покорила юную художницу своим бескрайним оптимизмом и лучезарной улыбкой. Девушки выпили свежий кофе, взамен разлитого, разговорились и с тех самых пор стали не разлей вода.

На часах было 8:19, и Мари уже нервно притопывала ногой, когда на противоположной стороне дороги наконец показалась запыхавшаяся Эмма.

- Ну, - многозначительно прищурившись протянула журналистка, - только не говори, что тебя снова покусали собаки.

- На этот раз меня преследовал дворовый кот. Пришлось обходить два квартала, сама понимаешь. – Эмма свела брови к носу и жалобно распахнула свои огромные голубые глаза, которые, благодаря такому выражению, казались еще больше, чем они есть на самом деле.

- Какой ужас, ты в порядке? – Мари всегда говорила настолько искренне, что казалось, будто она верит в абсолютно любую абсурдную историю на свете, хотя, конечно, это было не так. Девушка считала, что, если человек лжет, у него на то есть свои разумные причины. И разумные они обязательно, потому как ложь существует только во благо и никак иначе. Мари была очень простодушной.

- Ты по телефону что-то говорила про кофе.


                ***


Здание на Болькерштрассе 53, где раньше располагался дом Генриха Гейне, было отреставрировано в 2006 году. Сейчас в нем находилась книжная лавка, в которую Эмма частенько любила наведываться перед работой. На часах было 9:15, когда девушки подошли к фасаду. Солнце освещало улицу, случайные прохожие спешили по своим делам, а весна вступала в свой неминуемый зенит. Нойманн, на секунду задумавшись, не заметила бордюр и споткнулась, чуть не пролив на себя остатки кофе, но смогла устоять на ногах. Её взгляд зацепился за одну из белых створчатых оконных рамок, находящихся на стене. Краска в некоторых местах облупилась, хотя это совершенно не портило гармоничный вид архитектурного ансамбля. Девушке вдруг нестерпимо захотелось войти внутрь, проскользить вдоль стеллажей, взять в руки старую ветхую книгу, вдохнуть аромат пожелтевшей бумаги и погрузиться в атмосферу ушедшей эпохи. Однако этому желанию не суждено было сбыться, потому что Мари, находившаяся рядом, болтала без умолку, активно жестикулируя и отвлекая Эмму от нахлынувших мыслей.

- … представь себе, весь вечер рассказывал мне про свою мертвую рыбку.
Эмма вопросительно посмотрела на подругу.

- Господи, Эмма, ты вообще здесь? Я говорю, что заходила вчера к Францу. Он был мертвецки пьян и рассказывал, что умерла рыбка, та, которую мы купили на прошлой неделе.

- Мы покупаем ему этих рыб чаще, чем пьем кофе. Тебе не кажется, что пора перестать обращать внимание на его выходки? – Эмма поморщила нос.

Мари на секунду остановилась, оглядела Эмму с ног до головы, странно сощурив глаза:

- Эмма, дело не в рыбе, неужели ты действительно думаешь, что я переживаю из-за такой ерунды? Я пришла к нему в новом платье, в том самом кремовом струящемся платье, на которое я потратила всю свою годовую премию. Я сделала укладку, полдня проторчала перед зеркалом и, знаешь, что? Он стоял там, весь такой высокий, широкоплечий, обаятельный, с этими его вечно взъерошенными волосами и говорил о рыбе. О рыбе, Эмма! Со мной! – Глаза Мари  предательски заблестели, а дыхание сбилось.

Эмма давно знала о влюбленности своей близкой подруги, которая напоминала об этом при любом удобном (и не очень удобном) случае, однако боялась каким-либо образом высказывать своё скептическое мнение на этот счет. Нойманн прикрыла глаза, собираясь с мыслями, и, в конце концов, решилась поделиться с Мари своими соображениями. Надо было сделать это быстро и безболезненно, как отрывают присохший пластырь.

- Тебе не кажется, что Франц не разделяет твои чувства? Ты влюблена в него уже сколько? Год, два, пять? Если бы он понимал тебя, если бы он подходил тебе, то все уже давно бы сложилось у вас двоих. Ты не думаешь, что теряешь с ним время?

- То есть, ты хочешь сказать, что все мои усилия зря? Что я помогаю ему во всём зря? Что я трачу огромное количество сил и времени помимо основной работы зря? Ты считаешь, что все эти годы я потратила впустую, что я живу с этим чувством напрасно? – Мари уставилась на Эмму своими зелёными, почти изумрудными глазами, которые, казалось, в эту секунду стали совсем пустыми. Губы её дрожали, а пальцы нервно теребили молнию на сумке.

- Мари, ты – моя лучшая подруга, и я скажу тебе честно. Я считаю, что нормальные здоровые отношения не должны быть односторонними. Когда люди любят друг друга, они понимают друг друга и поддерживают друг друга во всем. Если ты говоришь, что любишь Франца, то твоя негативная реакция на его эмоции относительно простых рыб, достаточно однозначна. Тебя раздражает его невнимательность к тебе, но ведь так быть не должно. Я хочу сказать, что, когда ты любишь человека, ты любишь его абсолютно всего, целиком и полностью, и в ответ получаешь тоже самое. В отношениях должна быть гармония, и я мечтаю, что «мой» человек будет такой же частью меня, как я – его.

Мари снисходительно улыбнулась, кивнула, что-то пробормотала себе под нос и уже более оживлённо ответила:

- Но ты же можешь никогда не встретить «своего» человека. Мечтать, конечно, не вредно, но в противном случае тебя ожидает одинокая старость в своей маленькой съемной квартирке.

Мари по-детски раскатисто рассмеялась и побежала вперёд, почти вприпрыжку, вдоль Аллеи Генриха Гейне, мимо распускающихся белых тюльпанов к дому номер 72, в котором находилось издательство журнала «Фониннен».

Поднявшись по лестнице на третий этаж, девушки переглянулись и толкнули тяжёлую металлическую дверь. В коридоре издательства раздавался стук каблуков вперемешку со звонкими голосами. Двое молодых редакторов о чём-то оживленно беседовали, попивая горячий кофе, секретарь еле успевала отвечать на входящие звонки, как обычно закопавшись в бумагах, а фотографы готовились к очередному выезду. Это было самое обычное утро в самом обычном модном журнале в Дюссельдорфе.

- Я хочу, чтобы это было на первой полосе! Что непонятного? – прогремел вопль главного редактора «Фониннен» Готфрида Рихтера. Мужчина средних лет буквально вылетел из кабинета, хлопнув дверью так сильно, что задрожали стёкла. Готфрид нервно вытирал капли пота, стекающие с его высокого красного лба прямо за воротник серой хлопчатобумажной рубашки. Такое эмоциональное состояние директора не предвещало ничего хорошего.

- Нойманн, Шеффер! Живо ко мне в кабинет!

Эмма обреченно вздохнула, переглянулась с Мари, кивнула ей, и девушки поплелись за шефом. Когда дверь в кабинет захлопнулась за их спинами, а начальник с видом загнанной лошади погрузился в своё кресло, подруги уже были готовы к худшему.

- Я посмотрел рейтинги. И это – провал! Наши новые сотрудники-практиканты идиоты, они написали полнейшую чушь, - Рихтер говорил с таким чувством, что создавалось впечатление, будто он сам не просматривал и не утверждал материал на прошлой неделе, - мне нужна сенсация. Девочки, красавицы, на вас вся надежда. Я хочу, чтобы вы составили обзор на самые модные, посещаемые заведения в историческом центре. Выберете несколько баров, ресторанов, кофеен, где видели знаменитостей, и напишите статью. Нойманн, пойдешь с Шеффер и придумаешь дизайн разворота. Вопросы?

Готфрид многозначительно поднял бровь, порылся во внутреннем кармане пиджака, выудил оттуда портсигар, закурил, придирчивым взглядом осмотрел девушек с ног до головы, задержавшись чуть дольше положенного по этическим нормам на декольте Мари и облизнулся.

- Сроки? – недовольно промычала Эмма, стараясь выглядеть менее раздраженно.

- До конца недели. Свободны!

Девушки покинули кабинет, шумно выдохнули, и решили морально подготовиться к предстоящим трудовым будням. Это было самое обычное утро в самом обычном модном журнале в Дюссельдорфе.