Семечкм м смерть Пипы

Вадим вяло возил в тарелке, месил остатки щей, превращая их в неаппетитную кашу. Раздавленная картошка, куски капусты и моркови серели на глазах и смотреть на это было тошно. Муж не любил щи, он придерживался здорового образа жизни, и с придыханием сообщал по телефону всем желающим и не желающим, что он приверженец ЗОЖ. За ужином ядовито комментировал очередное блюдо, которое ему приготовила Пипа, и демонстративно кривился, давился и не доедал. А Пипа ничего другого готовить не умела. Ну, не получалось у неё и все тут. С самого её детства мамка варила борщи вёдрами, жарила котлеты на огромной, с пол-стола сковороде, высыпала их в таз, а потом на той же сковороде жарила картошку. Ели это они все вместе целую неделю, на троих (Пипа, мамка и папка) им хватало. Тем более, что на десерт мамка жарила семечки. В той же огромной сковороде. Семечки им присылала тётка Марфа из Комаровки мешками, они были чистые, крупные, аж сладкие. Маленькая Пипа навернёт борща, съест котлетку с чёрным хлебом и соленым огурчиком, запьет компотом из теткиных груш-дулек, потом насыпет себе миску семок, наберёт старых журналов "Крокодил" из дедовой коллекции, завалится на кушетку и давай лузгать. Пока челюсть не загудит.

Вадим, когда с Пипой познакомился, ему так нравилось, как она семечки лузгает. Прямо смотрел, умилялся. "Ты у меня кругленький пончик", говорил, - "Мышка. Я тебя на ладошках покатаю, покатаю и съем. Сладкая моя..."

Пипа тогда и вправду, на кукленка-пупса была похожа. Маленькая, метр пятьдесят, кругленькая, с крошечными ручками-ножками, румяным, немного щекастым и курносым личиком, кудрявыми шелковыми волосами, собранными в пушистые хвостики - прямо вот Пипа, как есть. Вадим её баюкал перед сном, как маленькую, голову себе на грудь положит, гладит, напевает тихонько. А как вечером учует запах жареных семечек, так пальцем грозит - "Смотри, Пипка. Растолстеешь, станешь шариком. И укатишься куда-нибудь. Я тебе".

Ох!!! Как же любила Пипа своего Вадима. Старалась угодить, пыхтела, готовила ему каждый день свеженькое, котлеты жарила, холодцы варила, пирожки пекла с требухой. Он ел, конечно. Поначалу. А потом кривиться стал. Сначала незаметно, потом все больше. Года три они прожили, Пипа растолстела, вдруг и сильно. А полнота у неё такая некрасивая получилось. Живот большой, грудь на животе, как на полочке лежит, чуть вбок - скатывается, как колбаса. Да ещё и ляжки... Точно, как у пупсов, с перетяжками. Да и натирала она их при ходьбе, Вадим как увидит красное, аж ежится.

-Слушай, Пипа. Ты мне больше этой жратвы плебейской не готовь. Не могу, тошнит уже этот жир ваш жрать. Вот тебе книга изысканной кухни, найди что полегче и давай. И сама похудеешь, и я нормально питаться начну. И вот ещё - абонемент в спортзал. Там с тренером будешь, я тебе сразу купил уровень сложности второй. Работай. Не похудеешь, не научишься красиво жить, пеняй на себя. С тобой стыдно уж на улицу выходить. И да. Завоняет семечками у нас в квартире, не обижайся. Вся одежда пропахла этой дрянью.

Он дверь захлопнул, Пипа села на стул и заплакала. Только не это. Ведь как она любит своего Вадима, просто в огонь за него пойдёт. И в воду. А уж кухню - то изысканную...

Пипа долго листала мокрыми от волнения толстыми пальцами книгу, нашла что попроще, выписала на бумажку, хряпнула валокардину (давно что-то в груди жало, да воздуху не хватало, она мужу не говорила, зачем. Переживать ещё будет) и помчалась по городу в поисках ингредиентов. Городок - то у них небольшой, магазинов приличных мало, таких продуктов поискать. Часа четыре бегала из конца в конец, почти все нашла. Дома, кое-как сбросив верхнюю одежду, сполоснув руки, еле переводя дух, начала все делать по рецепту, и, на удивление, получилось. Гордая собой, красиво сервировала стол, глянула на абонемент и аж подпрыгнула от испуга. Чуть не опоздала. Быстро схватив старые треники и майку, хватнула ещё валокардину, обруч под сердцем прямо совсем стянуло, и помчалась в зал. Хорошо успела на основное занятие, пропустив разминку, накачанный тренер недовольно глянул, мотнул головой в сторону страшного кресла с педалями. Пипа села, начала крутить, все быстрее и быстрее.

"Как хорошо, вечером все Вадимушке расскажу, он похвалит. Скушает обед, потом сядет смотреть телевизор, а я рядышком, как раньше. Всё сделаю, лишь бы ему хорошо было"

Пипа вдруг почувствовала абсолютное счастье. Оно заполнило её без остатка, она, улыбаясь, подняла голову к потолку, но потолок вдруг покачнулся и рухнул вниз, придавив Пипу так, что она больше не смогла вздохнуть... Никогда...