На все 360 градусов. Глава 10

Иногда ему казалось, что этот процесс заходит слишком далеко: откровение за откровением, всевозможные углы отражения, размытая реальность и отчетливая фантазия – чем дальше, тем сложнее было улавливать здравую ноту в восприятии окружающего мира. Устойчивые представления о последнем ежеминутно подвергались сомнениям, сопровождаемыми десятками доводов, подтверждающих или же опровергающих друг друга, в результате чего картинка перед глазами уже не менялась и даже не обновлялась – она беспрерывно создавалась.

В течение последнего получаса, потягивая черный чай с коньяком и перекидываясь фразами «ни о чем» с приятелем, Остряков наблюдал за женщиной средних лет в красном пуловере с высоким воротником, сидевшей к нему лицом за столиком неподалеку в компании с кавалером.
 
Это было похоже на свидание вслепую: мужчина появился пораньше и, не мешкая, всосал «девятку» – видимо, для храбрости. Затем прикупил потрепанный букет роз у вовремя забредшего в бар цыганенка, и принялся дожидаться условленной встречи, поглядывая на часы. Когда она, наконец, пришла, Остряков не заметил приветственного поцелуя между ними – они определенно виделись впервые.

Его всегда умиляла первая встреча, если шире – ранняя стадия общения, когда все только зарождается. Когда двое взрослых, видавших виды людей начинают все с чистого листа, и начало это может стать каким угодно: беспорочным и без лишних вопросов, без обязательств и головных болей. Никто не станет ворошить прошлое и копаться в грязном белье. Ты можешь предстать, кем пожелаешь, если «потянешь лямку», конечно. Смоделировать развитие отношений с идеальной точки зрения. Этот момент – отправная точка, обнуление, реинкарнация, шанс задать векторы дальнейших отношений так, как бы тебе хотелось. Как сложится дальше – это другой вопрос, но сейчас эти двое, там за столом неподалеку, формировали первое мнение друг о друге с учетом небольшой дозы алкоголя и волнения, и прямо посреди самого обыкновенного бара рождались два абсолютно новых человека.

– Послушай, Петруш, – медленно, растягивая слова, заговорил Остряков, – ты не находишь, что любовь довольно–таки случайное явление?
– Мамин парень! – едва не разбрызгал пиво из бокала как раз делавший в этот момент глоток Петрушевский. – Это чего тебя повело–то так?

Остряков отпил горячей терпкой жидкости из чашки, и, вытянув себя из мысленного погружения, продолжил уже гораздо оживленнее:
– Посмотри–ка вот на ту парочку, только не оборачивайся резко.
Петрушевский развернул стул внутрь бара и стал допивать пиво, параллельно делая знаки руками официантке.
– Вижу. Ну и?
– Что скажешь о них?
– Оба не первой молодости, оба мило улыбаются – словно бы стесняются.
– Как на первом свидании, да?
– Типа того.
– Представим, что именно сейчас между ними зарождается то, что люди называют любовью, и в скором времени они, ведомые сим необъятным чувством, свяжут свои жизни в одну и поплывут в долину семейного счастья.
– Ха–ха! Почему бы и нет? А в чем случайность?
– Ну как же?! Она в своем возрасте понимает, что разбрасываться вариантами нет понту, а он заколебался искать вторую половину и хочет просто не стремную и порядочную бабу.
Таким образом их поиск сводится к тому, чтобы найти удовлетворяющего по всем критериям партнера. Для нее, чтобы не пил и работал, а для него, чтобы была хороша собой, ну и еще что–то там из себя представляла. Но ты же понимаешь, что под эти критерии обоих подпадает довольно внушительное число кандидатов. Выходит, что чисто с математической точки зрения вся та химия, которая сейчас возникает между ними, могла бы запросто возникнуть у каждого из них, но с совершенно другими потенциальными партнерами!
– Ты заблуждаешься! Разве случайности с той же, как ты говоришь «математической точки зрения», не являются закономерностями? Берусь утверждать, что их, и только их, встреча была неизбежна и рассчитана с точностью до секунды, начиная с того, какой перекресток месяц назад переходил этот мужик, и где покупала колготки эта баба!
– Да брось! Ты прекрасно понял, о чем я. Я тебе про то, что эти двое могут с одинаковым успехом связать свою жизнь с совершенно другими людьми, обладающим схожими качествами. И более того, полюбить их так же, как они полюбили бы друг друга!
– Да успокойся, я угораю! Мне кажется, ты путаешь вопросы поиска партнера для отношений и любви – совершенно разные вещи. Не упускай из виду, что любовь есть далеко не во всех случаях.
– Но все ведь хотят именно ее. К тому же с ней обычно ассоциируют отношения между мужчиной и женщиной.
– Конечно, это так. Однако к любви еще надо прийти. Если двое научатся уважать, ценить друг друга, жертвовать чем–то, идти на уступки, то тогда, да, между ними может возникнуть любовь. И, опять–таки, она будет абсолютно закономерна, а вовсе не случайна.
– Хорошо, давай попробуем с другого бока. Только в этом баре, я уверен, прямо сейчас сидят минимум три девушки, с которыми я могу гипотетически замутить. Мы можем подходить друг другу по всем параметрам: внешность, ум, характер, интересы, хобби и прочая ерунда. И мы можем с любой из них научиться уважать и ценить друг друга, как ты говоришь. И что получается: с любой из них, какую бы я ни выбрал – да хоть посредством считалочки, – у меня может родиться любовь?
– Ха! Ну так же не бывает! Одна из них попросту уже занята, у второй слишком высокие запросы, и ты банально не потянешь в плане денег, а с третьей, кто знает, может все и получится.
– Да? Ты так уверен? А если сейчас за окном будет стоять мой припаркованный «мерин», а в кармане плаща лежать ключи от собственной квартиры в центре города, думаешь, первая не станет быстро свободной, а вторая не поборет какие–то там свои личностные установки? И по какому тогда принципу мне выбирать, с какой из трех создавать любовь?!
– Знаешь, будь у тебя это все, да еще и честно заработанное, поверь мне, ты бы уж точно знал по какому принципу выбирать себе ту, единственную, с которой ты можешь что–то там создать! И вообще, я никогда не понимал, как можно себе представить, как бы ты рассуждал в статусе, в котором никогда не бывал!
– Ладно, проехали. Как ни крути, все зависит больше от мужчины – его желания и напористости, мыкнуло его или нет, а также его возможностей – тогда как женщинам по сути все равно, с кем это произойдет, лишь бы соответствовал определенным критериям! Роль и значение самой личности мужчины ничтожны. Ха! Забавно все устроено. И почему это тогда мы должны добиваться их любви? Стоит ли она наших усилий? 
– Ну что ты как маленький? Так же во всей истории было, есть и будет! Мужчины завоевывают любовь женщины, а она, в свою очередь, выбирает более надежного, на ее взгляд, кандидата, и плевать, какие атрибуты сегодня ценятся больше: сила, ум, таланты или материальная обеспеченность. К тому же не забывай, что они совершенно по–другому устроены: материнский инстинкт, семейный очаг и все такое.
– Вот только не надо про детей! Я не спорю, они открывают иной смысл существования, укрепляя тем самым существующие между их родителями чувства. Но в то же время они лишь – высшая степень ответственности. Что–то вроде приложения к первозданной любви, которое далеко не всегда становится гарантом ее прочности и незыблемости. Сколько семейных пар с детьми распадается только из–за того, что кто–то из супругов встретил другого или другую? Сколько мужей и жен изменяют друг другу? А все из–за того, что нельзя руководствоваться одним лишь инстинктом продолжения рода или страхом одиночества, когда вступаешь в брак! 

Сейчас меня интересует любовь, как голая материя, если можно так выразиться.
Существует ли некая всесильная, не знаю, всеобъемлющая форма любви и как она проявляется? Сразу говорю – материнская не в счет. Возможны ли между мужчиной и женщиной такие прочные и искренние отношения, основанные не на принципе состязательности самцов, природных инстинктов и достатка? Бывает ли такой силы чувство, которое со временем не скатывается в быт, сожительство, удобство? Что нужно для рождения настоящей любви? Взаимные уступки, жертвы, как ты говоришь? Согласен. Взаимное физическое притяжение? Тоже согласен. Девушка должна тащиться со своего парня, а сама заводить его с полуоборота. Но этого мало. Это все на поверхности, должно быть что–то еще. Что–то вселенского масштаба, когда любовь далась не просто так, а стала наградой вопреки всем преградам.
– Как тебе сказать, дядя. У каждого, наверняка, свои представления на этот счет, и подогнать универсальное определение этого понятия под каждого вряд ли получится. Для кого–то любовь вовсе не связана с деньгами – может это она и есть та самая – настоящая. А кто–то внезапно делает выбор не в пользу размалеванной красотки, а в пользу умной, доброй сердцем девушки, которая станет прекрасной и верной женой.
– Вот–вот, меня все время мучает этот вопрос. Это мужчина прозрел в такой ситуации, или же он попросту устал искать свой идеал? Или хочешь сказать, что, если женщинам по сути все равно, кто станет мужем, то может мужчинам следует пройти определенный путь, чтобы понять тоже самое: любую есть за что полюбить, если суметь разглядеть это?

Остряков замолчал, обреченно уставившись перед собой: в который раз в поисках ответов поток сознания унес его далеко–далеко, но в итоге не привел никуда.

– Впрочем, – в тысячную долю секунды он вернулся за заляпанный стол, – любовь – настолько сложное и неоднозначное явление, что заслуживает отдельного большого труда. Я обязательно вернусь к ней, когда закончу здесь.

Он глядел на вход – в заведение с хохотом и криками вваливалась вся развеселая честная компания.
 

* * *
Здесь были все. Весь золотой состав – лучшие представители последнего рожденного в СССР поколения, застрявшего в молдавской действительности на окраине русского мира. Неугомонный Витя Карпухин, без устали травящий жизненные байки и вздрагивающий от хохота, словно от ударов током. Угловатый на лицо и прямой по своей сути Егор Гринько – душа, тело, а иногда и щит компании, когда дело касалось разборок с охраной, до которых он был большой охотник. Щедрый Андрюха Агапов, всегда готовый обменять последнюю рубаху на бутылку медовухи, лишь бы уважить парняг. Невозмутимый Лёшик Фортуна, способный не только крепко выпить, но и с жаром пуститься в самые дебри метафизики и высшей математики. Было полно других ярких персонажей – когда–то ребят со стороны: друзья друзей, коллеги с работы, старые знакомые, со временем влившиеся в компанию, в которую принимался любой, способный заплатить по счету и не просыхать более двух дней кряду.
Воспитанные в меру и испорченные в рамках допустимого, они являли собой типичный срез столичной интеллигенции. Каждый из них был ходячим анекдотом в отдельности, а все вместе это был умопомрачительный оркестр с переходящим знаменем первой скрипки.       

Сейчас, совсем скоро, когда расторопная официантка выполнит заказ, они, вооружившись своими духовыми инструментами, заиграют ни с чем несравнимую симфонию – божественное творение, сжимающее в кулак время и пространство и окунающее с головой в мир грез и душевного единения. В мир, где не существует недопонимания, недосказанности и неуважения. Где каждая мысль имеет мириад интерпретаций, а каждая интерпретация может стать выражением любой мысли. В мимолетный мир, где рушатся языковые барьеры и стены между враждующими сторонами. В чудесный мир, где сбрасываются маски и остаются истинные лица. В мир, не имеющий начала и конца, в центре которого и вертится Земля.

В этот вечер Остряков, несомненно, был центром внимания, поводом чему стала его последняя нашумевшая статья о коррупции в высших эшелонах власти. Пустив по столу пару экземпляров газеты со своей статьей, он с самодовольным выражением лица следил за тем, как результат его работы поглощается массами. Как они бурно обсуждают, задают вопросы, тешат его самолюбие. Но вдруг…

– Фигня все это! – зарядил Фортуна. – Вся эта писанина по большому счету – дешевая «заказуха», и тебе самому это прекрасно известно.
– С чего это еще? – в изумлении поднял брови опешивший от такого откровенного наезда Остряков.
– Только пойми меня правильно! Я ничего не имею против журналистских расследований, как таковых. По мне так этот жанр в сто раз лучше унылой аналитики или тупой пропаганды. Я против избирательности таких материалов, их ангажированности. Против деления прессы по политическому признаку вообще.
– Но послушай, у нас же свободный рынок печати, есть издания из разных лагерей для разной аудитории. Одни продвигают правых, другие – левых, одни коммунистов, другие либералов, одни ЕС, другие – Россию. Нет никаких ограничений свободы слова…
– Оставь в покое! Ограничений в свободе слова может и нет, только что в этом толку? Или ты слышал, чтобы наши органы возбудили хоть одно дело на основе компрометирующих публикаций в оппозиционных или нейтральных СМИ? Я – нет. Однако стоит Острякову из газеты с румынской «крышей» разоблачить какого–нибудь хапугу, так к нему тут же в ворота стучит антикоррупционная полиция!
– К чему ты клонишь вообще?
– Ничего личного! Просто так оно и есть! Или ты хочешь сказать, что за годы существования вашего издания в нем вышла хоть одна серьезная статья с последствиями против какой–либо из правительственных партий?
– Нет, – сухо отвечал Остряков. – Я работаю на одном фланге, мои коллеги–журналисты трудятся на другом. Мы мочим их, они – нас. И вообще – что ты докопался до меня?! Такой расклад и традиции на рынке печати заложены явно не со вчерашнего дня.
– И что тебя устраивает такой подход? Понимая все это, тебе самому не противно участвовать в этом? Разве ты бы не хотел разоблачать не неугодных власти, а потрошить саму власть?
Вот, почему я ставлю под сомнение журналистскую ценность твоей статьи. Несмотря на то, что она написана по всем канонам жанра, увы, – она не решает ни проблему коррупции, ни криминала в органах власти. В лучшем случае этого чиновника потаскают показательно по судам, как козла отпущения, а по концовке отпустят. А те, кто его слил, кто реально контролирует все финансовые потоки в стране, либо продолжат и дальше воровать, как ни в чем не бывало, либо удерут заграницу, прихватив с собой побольше.
Вся твоя деятельность, парень, лишь укрепляет позиции этого преступного «проевропейского» режима, к которому так лояльна редакционная политика вашего издания. Потому что, покуда масс–медиа будут откровенно поддерживать только одну из сторон и гасить другую, покуда они не начнут реально служить обществу и выводить на чистую воду воров беспристрастными материалами, то никакие это не медиа, а обыкновенные стрелочники, засыпающие друг друга компроматом. Поставщики «сенсаций», прикрывающие политические интриги и сведения счетов олигархов, а по факту, создающие лишь информационный шум. 
– Нет, конечно же, мне бы хотелось настоящее независимое СМИ, – немного подумав, отвечал Остряков, – без политической принадлежности – коммунисты ли это, либералы ли, – по материалам которого бы заводились уголовные дела на каждую сволочь. Только как ты себе это представляешь в нынешних реалиях?
– Начнем хотя бы с того, что кто–то должен соскочить первым. Попытаться подорвать эту прогнившую систему изнутри…
–Я прошу прощения, что перебиваю, – держа бутылку в руке, пересел на соседний освободившийся стул Гринько. – Я тут услышал краем уха вашу дискуссию, и стало интересно. Вот вы тут говорите «коммунисты», «либералы». А не кажется ли вам, ребята, что все это – полнейшая ничего незначащая ерунда?!
Подумайте сами: ведь, что такое партии? Хитроумная уловка английских сэров, просиживавших свои жирные зады в закрытых клубах, думая, как бы отжать немного власти у короля. Вот и сегодня партии – всего лишь забава для олигархов, их представительский орган, приемный кабинет, пиар–проект, да как угодно! Смысл от этого не меняется! Мафия! Организованная преступность, поделившая между собой ярлычки и цвета, торгующая идеологиями и людскими предпочтениями.
Вы говорите «оппозиция». Ха! Дешевая атрибутика демократической модели, суть которой сводится к тому, чтобы скрыть все привилегии состоятельного меньшинства за ширмой всенародного участия в политической жизни государства.
– Я фигею! – воскликнул Фортуна. – Ты посмотри, как шпарит! Это кто еще из вас тут профессор?
– Давай–давай! – одобрительно закивал Остряков.
– Единственное, что здесь имеет значение – это власть, – не обращая внимания на колкости, продолжал Гринько. – И вот, что я вам скажу: все эти признаки демократии – оппозиция, партии, пресса, протесты – все они по большому счету входят в компетенцию власти. Она не то что позволяет им быть, она сама их создает и контролирует.
– То есть как? – заморгал Агапов. – По–твоему уличные протесты, те же палатки на площади – это все по сценарию власти?
– Уличные протесты – это обратная сторона выборов. Но если результаты выборов запросто подтасовываются властью, то и уличные протесты точно так же продумываются и выполняются.
– Э–э, не скажи! Как–то у тебя все слишком складно получается. С теми же протестами – куча мелочей, которые нельзя упускать из виду: много заинтересованных лиц, лопнувшее народное терпение. Да тот же внешний фактор – дестабилизация ситуации спецслужбами других стран.
– А кто эти заинтересованные лица? Разве не те же протеже олигархов, на которых они ставят, как на тараканов? Ты говоришь «народный гнев» – так они тупо используют его, попутно создавая видимость гражданского общества. Что до влияния извне, согласен, спецслужбы активно работают здесь, но не на площади, как может показаться, а в повседневной жизни. И госперевороты, тот же «майдан», осуществляются не потому что ЦРУ или ФСБ внедрила в толпы протестующих пару десятков провокаторов, а потому что к этому велась многолетняя подводящая работа, начиная с образования молодежи и заканчивая вербовкой силовиков и госслужащих. Так что все эти «пушки» насчет агентов Кремля, готовящих тут провокации во время протестов, – все это тот самый информационный шум, о котором вы так увлеченно полемизируете.

Гринько замолчал и принялся с сосредоточенным выражением лица разливать холодную водку по стопкам.
– Значит, ты хочешь сказать, что все политические явления и процессы имеют один центр управления? Олигархи сели за стол и договорились между собой? Но это же невозможно! У них же могут не совпадать интересы, они же сами грызутся между собой! В конце концов, их связи за границей кардинально различаются…
Выпив, Гринько отвечал, не закусывая:
– Я хочу сказать это то, что вся сущность демократии – фикция. Что пропагандируемые ей ценности, которые извращаются на угодный лад в зависимости от текущей конъюнктуры, что реальный механизм государственного управления и вообще вся система международно–правовых отношений, которая на самом деле носит абсолютной скрытый характер. Так что все эти заседания парламентов с ожесточенными спорами фракций, выступления президентов, международные саммиты, «двадцатки» – все это для отвода глаз. Красивая картинка, доведенная до совершенства руками политтехнологов. Цель у этого одна – чтобы все поверили, что все в мире работает так и никак иначе, чтобы ни у кого не было свободного времени задумываться, почему же все устроено именно так, они ежедневно выливают в эфир тонны информационных помоев.

В этой простой манипуляции массовым сознанием местного разлива я выделил как минимум три уровня. Первый: когда власть мелко подворовывает и систематически подвергается критике со стороны авторитетных персон – нейтральных или вовсе из своего крыла. Мол, «ай–ай–ай, вы движетесь не тем направлением, смотрите, не доиграйтесь». К примеру, когда общество гудит, что выборы были сфальсифицированы, один из членов ЦИКа принимает сторону народа и говорит, что «таки да, выборы были украдены». Вы думаете, он такой герой и решил сказать всю правду? Ничего подобного, это – просто иллюзия плюрализма мнений в государстве. Типа все у нас по «евростандарту»: каждый говорит, что думает и может открыто критиковать власть. Другой вопрос: что толку с этой критики?

Второй уровень: когда объемы воровства увеличиваются, и кто–то из внешних партнеров начинает поглядывать на них косо. Тогда они затевают показательный судебный процесс: закрывают мэра, министра экономики или еще кого–нибудь, организуют масштабные антикоррупционные рейды. Послушайте, но это же просто смешно! В этом свете меня особенно веселят кампании по типу «оставляя билетик кондуктору троллейбуса, ты развиваешь коррупцию» или «нет зарплатам в конверте». Да это, процитирую классику, кто говорит вообще?! Дорвавшиеся до власти предатели и отступники, подставлявшие и кидавшие всю дорогу друг друга и своего избирателя, занимающиеся контрабандой сигарет, укрывательством от налогов и прочими махинациями! Чиновники, ставшие полноценным элементом этой адской машины, попросту набивающие свои карманы подобно обезумевшим хомякам! И они все, потеряв страх и оторвавшись от реальности настолько, что думают, что этого никто не замечает, занимаются постановкой спектаклей, чтобы зрители могли немного выпустить пар, пока будут смотреть очередной многосерийный сериал!
И, наконец, третий уровень: когда «верхушка» откровенно проворовалась и скоро это все невозможно будет скрывать. Тогда они предают огласке меньшее из своих преступлений, чтобы скрыть все остальное. Вдумайтесь: если «кража миллиарда» стала достоянием гласности, то сколько их других афер гораздо большего масштаба осталось в тайне?!

И тут они запускают уличные протесты. О, это поистине гениальная вещь! Они решают все: позволяют замести следы от распиленных бюджетов, обновить весь политический класс, дать ворам возможность уйти безнаказанно в отставку и не угодить за решетку, ну и много разного другого «профита» для политиков разного калибра и всевозможных организаций.

Сейчас я растусовываю вам свою идею на печальном молдавском опыте, но на самом деле точно таким же образом все устроено везде в мире. По принципу зрителя, который нуждается пускай и в цикличном, но всегда слегка видоизмененном обновлении досуга, и масс–медиа, которые ему это предоставляют.
Если попытаться отвлечься, не знаю выйти в какое–то другое измерение внутри себя самого, и посмотреть на все это со стороны, тогда все станет ясно само собой. Взгляните вот на тот телевизор на стене. Что вы видите на экране? Ежедневно эти новости, заявления, громкие судебные процессы. Все это существует не потому, что передается нам посредством масс–медиа, а потому, что мы сами принимаем это на веру и обсуждаем. День за днем, в транспорте, на работе, за кружкой пива в баре. Мусолим избитые темы, погружаясь все глубже в пучину споров и забывая обо всем на свете. Как это ни прискорбно признавать, но политика давно стала нашим развлечением и способом вымещения злобы одновременно.

По факту же, в этой медиа–реальности, подменяющей жизнь, все укладывается в рамки обычного тупого ситкома. Есть конкретно заданные параметры: место действия, главные герои, связи между ними, плюс внешний фактор, который в каждой серии меняется и задает вектор развития сюжета. Все это забивается в компьютер, который методом произвольной тасовки выдает тысячи сюжетов. Их остается подснять, подклеить как надо и скормить непривередливому зрителю.

Да, так и есть: нас кормят машинным маслом, с***! Периодически подкидывают нам свежие сенсации, чтобы мы не скучали! На самом же деле весь этот «викиликс», «панамские файлы», «сноуден» – все это для развлечения масс и только! Все это для того, чтобы даже самый дотошный интернет–юзер воспринял эту информацию и поверил, что не все потеряно. Что у этих уродов во власти не все схвачено, что есть альтернатива! Ха! Нет ничего! Они все просчитали и забили все возможные варианты развития событий в компьютер. Задали пару условий по типу «если так, то – один сценарий», «если эдак, то – другой» и запустили эту дьявольскую машину, генерирующую реальность.

Не знаю, как вы, а лично я сыт по горло этим чертовым версификатором Оруэлла! Черт побери, они вращают нами! – воскликнул он в завершение своего монолога и, сам как–то страшно завращав глазами, уткнулся в бутылку.

– Как он сказал? – не врубился Агапов.   
– Генератор случайностей, он имеет в виду, – подсказал Остряков. – N–количество сюжетных ходов, тасующихся в свободном порядке. А что, интересная гипотеза! Только одно остается непонятным: кто стоит за всем этим? Мировое правительство? Высший инопланетный разум?
– Не знаю кто, но весь тот мир, который воспроизводят нам СМИ, абсолютно все: шоу–бизнес, спорт, теракты, войны – не имеет ничего общего с действительностью, – отмахнулся Гринько.

Ему явно стало плохо от выпитого, он встал из–за стола и направился к выходу из бара.
– А вы знаете, насчет спорта – это он прав, пожалуй, – включился Карпухин. – Какие там крутятся деньги – нам и не снилось! И ведь в угоду зрелищности и фанатизму мы закрываем глаза на коммерцию и допинг, на которых зиждется весь современный спорт. Более того, даже там, в мировых структурах, если тряхнут как следует, все оказывается купленным и предопределенным.
– Ну, спорт, как и шоу–бизнес, – это так себе «попса». Действительно созданные для развлечения они и существуют по своим законам. А вот насчет войн – тут все гораздо глубже и сложнее. Как вам идея насчет того, что современная война между Западом, Россией и другими крупными игроками ведется руками террористов? А что? Они их сами обучают и взрывают друг другу самолеты, захватывают заложников…

«Сплошная теория заговора – насколько все это близко к истине?», – гадал Остряков. В высказанном этим вечером определенно было много здравых идей, вот только как бы их все обработать и систематизировать? О, почему же человеческий разум настолько ограничен и беспомощен? Способен ли вообще мозг совладать с такими массивами информации или без коллективного подхода здесь не обойтись? Как же выкручивались в таких ситуациях все философы и мыслители? А может они работали вовсе не в одиночку? Может, все их творения и есть результат коллективного труда? Может, их и не было вовсе, а люди просто создавали вымышленных персонажей и присваивали им авторство монографий, книг и трактатов, в которых пересказывался весь накопленный человечеством опыт? Интересно! Может, так происходит и сегодня со всеми выдающимися личностями ну или просто людьми–брендами, среди которых знаменитые писатели, музыканты, артисты? Да запросто: на одного какого–нибудь Пелевина трудится целый штат копирайтеров, а все это просто выходит под его именем. Забавно.
– Или возьмите те же террористические организации! – все не угомонялся кто–то за столом. – Как так получилось, что все мировые державы, весь цивилизованный мир не может с ними расправиться?! Да потому что они всех устраивает…

Действительно как так? Как чувствуют себя все эти бедолаги, когда видят на полке бестселлер, к которому приложили руку? И кто вообще их нанимает: сам автор или государство берет под свое крыло все подающие надежды таланты и раскручивает взамен на восхваление режима? 

На самом деле эта мысль многое объясняет. То же идиотское поведение «звезд» шоу–бизнеса и культуры, то и дело мелькающих в желтой прессе или в дебильных телешоу с историями о пяти женах или внебрачном ребенке от уроженки Центральной Америки. Может всем этим «селебрити» иногда напоминают, кто их сделал, кому они обязаны, и, чтобы они шагали теперь вперед – удовлетворять голодную публику? Подпитывать собой медиа–реальность.

Но почему тогда об этом никто не проронил ни слова, не могут же все всё время молчать? Кто–нибудь «по синей лавочке» мог бы брякнуть лишнего. А может их всех вовремя убирают, в смысле выводят из игры? С другой стороны, на такие заработанные деньжища – живи себе за бугром припеваючи и помалкивай в тряпочку, разве нет?

Разговор за столом тем временем от проблем мировой политики скатился к более приземленным бытовым тематикам аки профессиональный спортсмен к стакану.
– Веришь?! – вопил кто–то. – Веришь, мы сейчас выпьем с тобой каждый по бутылке водки, и нам ничего не будет?
– В прошлый раз мы уже спорили на такое! Не стоит повторяться, ибо это закончится плачевно.
– А потому что нечего спорить на выполнимые вещи!   

Стоя пошатываясь на улице, внешне спокойный, внутри он испытывал смешанные чувства. Многое хотелось переосмыслить прямо сейчас, сию секунду – внутри клокотали слишком противоречивые суждения. В особенности про «слив», «вброс», «информационный шум», и все это медийно–политическое устройство в целом.
– Потом, потом, – бормотал он, спускаясь вниз по пешеходной улице навстречу тусклому свету фонарей и вызывавшему все больше сомнений завтра.

(Иллюстрации Наталии Вороновой).