Ошеломляющий Цейлон. Глава 5

                Город Коломбо, Шри-Ланка (Цейлон)
                17 января 1978 года

      Наш «Айхал» загруженный бараньим жиром держал курс на Бомбей, куда мы должны были доставить часть груза и следовать дальше на следующую выгрузку в Персидский залив. Как вдруг приблизительно  на третьи сутки после выхода из австралийского порта, начал работать с большими перебоями главный двигатель. Показатели температуры выхлопных газов первого и второго цилиндров резко подскочили. Начался помпаж носовой турбины, и ко всему прочему заклинило форсунки. Тяжелое испытание пришлось пережить для машинной команды. По несколько раз в сутки приходилось менять форсунки. Позже мы решили заменить выхлопной клапан первого цилиндра, но положительного результата так и не добились. Скорость судна упала до  девяти узлов. А средняя суточная скорость  не превышала и восьми узлов по причине частых остановок.
    Капитан был на взводе. Он требовал скорость, требовал скорейшего выяснения причины, но механики не могли дать объяснения данного происшествия. Мнения механиков расходились, точной причины никто не мог сказать. Из-за нервного перенапряжения второй механик слёг с сердечным приступом. Третий механик и я - четвёртый механик начали стоять вахту шесть часов через шесть. Двенадцать часов в сутки в тропиках, да к тому же в машинном отделении, я вам скажу это адская работа. У пульта управления температура воздуха всегда выше сорока градусов, а на уровне крышек главного двигателя и все шестьдесят. Кроме того постоянный грохот работающих  двигателей и осознание того, что этот двигатель вот-вот выйдет из строя, держали нервы на пределе. Старший механик сутками сидел в машинном отделении и вместе со старшим мотористом готовил форсунки для замены. При каждой остановке двигателя, на замену форсунок поднимали токаря и моториста с красивой фамилией Чайковский, конечно к нему быстро приклеилась кличка «Композитор», хотя на ухо ему медведь наступил ещё в раннем детстве. В машине, кроме работ по главному двигателю, больше никаких работ не проводилось. Но и без этого вся команда валилась с ног. Нервы механиков и мотористов были на пределе.
    Причина аварии оказалась самой неожиданной - в топливе обнаружилось присутствие животного жира, который покрыл слоем парафина полости охлаждения форсунок, и тем самим вызвал заклинивание игл. Так как всё оставшееся топливо было непригодно к использованию, капитаном было принято решение идти в ближайший порт бункеровки. Им оказался Коломбо – столица экзотического государства Шри-Ланка на острове Цейлон. По правде говоря, до этого «ближайшего порта» оставалось ещё шесть-семь мучительных ходовых суток. Я раньше никогда там не был и обрадовался возможности посетить этот чудный остров.

     Знакомство с любым уголком Земли я обычно начинаю задолго до того, как попаду туда. Я ворошу кучи журналов в поисках нужной информации, перечитываю справочники, описания интересующего меня места и представляю в своём воображении свою картину того или иного города, государства или материка. Вот и на этот раз к приходу я уже знал о Шри-Ланке почти всё, как мне казалось. Я знал, что этот красивый остров в Южной Азии раньше назывался Цейлон, а совсем недавно в 1972 году его переименовали в Шри-Ланка. В переводе с санскрита означает «Благословенная земля». Живописные горные пейзажи, на которых произрастает наивкуснейший в мире цейлонский чай, и прекрасные солнечные пляжи, на которых отдыхают счастливые местные жители и туристы, заворожили меня. Ещё я вычитал, что с древних времён залежи драгоценных камней и обилие растущих на острове пряностей манили к себе купцов и мореплавателей со всего мира. Богатая природа, древняя история и благоприятный климат превратили Цейлон в райский уголок Земли. Я с нетерпением ждал встречи с Цейлоном. Какое я испытал ощущение счастья, когда 17 января в полдень наш полуживой «Айхал» бросил якорь на внешнем рейде порта Коломбо.
    При первом же взгляде на город у меня начали возникать какие-то сомнения: уж больно жалко выглядел с моря этот чудный город мира. Чем дольше наше судно находилось возле острова, тем сильнее крепли мои сомнения, потом я перестал всему удивляться и постепенно начал поражаться, пока полностью не был шокирован происходящим. Но всё по порядку.
    Местные власти проявили удивительную оперативность, через полчаса к борту судна подошёл ржавый катер, который доставил нам лоцмана. Лоцман - англичанин в белоснежной сорочке с чёрными погонами, на которых блестели нашивки капитана, в белоснежных шортах поднялся по трапу и в сопровождении третьего штурмана поспешил на ходовой мостик. Вскоре прозвучала команда «Вира якорь!» Якорная цепь лениво поползла в клюз и остановилась, оставив якорь висящим над водой. Чихнул воздухом двигатель, мелко задрожала палуба, и судно медленно вошло в бухту. Пройдя узкую горловину бухты, судно ошвартовали носом и кормой к бочкам. Швартовку производил старый-престарый буксир со звучным названием мифического героя «Геркулес», но ему больше к лицу подходило имя «Севрюга», название горе - парохода из кинофильма «Волга-Волга». Этот «Геркулес» представлял собой сооружение, отдалённо напоминающее буксир. Его длинная, чёрная, торчащая вверх труба для надёжности была растянута вантами и дымила, заволакивая копотью всю акваторию порта. Деревянный корпус этого сооружения был пропитан мазутом настолько, что уже не нуждался ни в какой покраске. Возраст его было определить  практически невозможно. Похоже, что он состоял в очень близких родственных отношениях с «Дедушкой парового флота пароходом Фултона». Обслуживал его экипаж такого количества людей, что их с лихвой хватило бы на три экипажа для нашего танкера. Только на ходовом мостике мы насчитали четырнадцать человек. В дополнение к этому архаическому пейзажу, для заводки швартовых концов к судну подошли два вёсельных бота, в которых находилось по десятку темнокожих цейлонцев в темно-зелёных непонятных робах с широченными шортами и босыми ногами.
    Знакомство с нравами и обычаями Цейлона началось сразу же после швартовки. Это воинство, по другому их не назовёшь, пришвартовав наше судно, сразу же подогнало к борту свои боты, и в мгновение ока разбежалось по судну. Началось самое настоящее вымогательство. Везде по судну только и слышно было.
- Мило дай! Одэкольон дай! Сигарэт дай!
     В руки наших ребят совались пачки цейлонского чая, сомнительного происхождения, и упорно предлагался обмен. Чаем у нападающей стороны были набиты все карманы.  А когда с обменом ничего не вышло, цейлонцы приступили к презентованию. Они совали в руки чай и, со словами «Возьми себе в презент», требовали у нас в презент тот же одеколон, мыло, сигареты. Когда и это не вышло, начался самый настоящий грабёж. Зелёная орда расползлась по всему судну. Вдруг обнаружилось, что с ботдэка пропало два ящика трёхлитровых банок из-под виноградного сока, а у боцмана с палубы пропали пустые фляги для краски. Воины тянули всё, что можно было стянуть. Мы начали вылавливать их и провожать этих «милых гостей» с борта,  что удалось сделать с пребольшим трудом. Приложив немало усилий, экипажу всё-таки удалось отбить нападение и отстоять судно.
    Вскоре нам выпала возможность познакомиться с местной представительницей прекрасного пола. Она представляла собой карантинные власти порта Коломбо. Смуглая, невысокого роста, приятная на вид женщина лет тридцати, с аккуратной причёской и традиционным пятнышком на лбу, в традиционном индийском сари,  поверх которого был надет белоснежный медицинский халат, являлась представительницей совершенно другого мира, так не похожего на мир грязных, босоногих матросов-швартовщиков, воров и вымогателей. Настолько её весь гордый, полный собственного достоинства вид, с которым она поднялась на борт, подчёркивал этот резкий контраст. Мы стояли, потеряв дар речи, и изумленными глазами смотрели на неё. Сопровождал её мужчина в приличном сером пиджаке, из-под которого выглядывала белоснежная сорочка, при галстуке и в длинной до пят клетчатой юбке, повязанной сзади каким-то замысловатым узлом. Они чинно шагали по палубе, а мы стояли, открыв рты, и провожали взглядом цейлонскую Афродиту. Оформив у судового врача и старпома приход, она так же гордо проследовала на катер и только с катера оглянулась, улыбнулась и помахала нам рукой. Мы тоже ей помахали и ответили своими кривыми, несмелыми улыбками. Долго мы смотрели вслед уходящему катеру. Впечатления, оставленные этой женщиной, разбудили чисто мужской разговор на любимую тему среди моряков: кто, где и когда знакомился с красивыми женщинами.
     С минуты на минуту должен подойти рейдовый катер. Все прибывали в волнении. Минут десять томительного ожидания и он подошёл к борту нашего судна, такое же архаическое сооружение, как и «Геркулес». Ещё какое-то время возил он нас по рейду от судна к судну и, наконец, ткнулся носом к причалу морского вокзала среди таких же, как и сам, старинных собратьев.
     И вот мы сошли на благословенную землю Шри-Ланка! Морской вокзал выглядел невзрачно: серое низкое здание, больше напоминающее портовый склад, чем морской вокзал. Внутри здания служащие рукой указали нам дорогу. Группа воинов-пограничников проверили паспорта и пропуска. Два таможенных чиновника попросили открыть портфель. Мы услышали уже знакомое нам «сигарэт, одьеколон, мило, шариковый карандаш». Оказывается, эти вещи выносить на берег нельзя, считается контрабандой. Пройдя таможню, нам снова указали на дверь. Наконец-то мы свободны! Выходим из проходной и попадаем в беспросветную тьму.
     Глаза постепенно  привыкают к темноте. Впереди просматривается высокая, серая, каменная стена, а сзади остаётся стена проходной порта. Вокруг ночная темнота. Куда идти? В какой стороне город? Из-за стен ничего не видно. Наш моторист Николай Чайковский возвращается к проходной, чтобы выяснить у солдат в какую сторону нам идти, чтобы попасть в город. В это время возле нас, как будто из-под земли, появляется грязный, растрёпанный, в каких-то лохмотьях шриланкиец, в руках которого деревянный поднос с набором почтовых марок.
- Post stamps, post stamps, - замогильным голосом завыл обладатель марок, затем со словами, - один блок сигарет, - сунул пакет марок в руки матроса Магомеда. Мы рассматриваем марки: гашённые цейлонские марки штук по двадцать пять в каждом пакете, марки разных эпох и времён – целая история Цейлона.
- Брать или не брать, - сомневается Магомед, достаёт из кармана пачку сигарет, трясёт её перед лицом шриланкийца и спрашивает:
- Одна пачка? О кей?
- О кей! – соглашается он, берёт сигареты и исчезает в темноте.
     Магомед остаётся без сигарет и… без марок, а когда понял, что его надули, приходит в себя и начинает материться вслед исчезнувшему шриланкийцу. Мы от души посмеялись. Это предельно простой метод обмана иностранцев.
     Наконец прибежал Николай, он выяснил, что нам необходимо ехать по улице вправо 171-м автобусом. Как только мы подошли к остановке, подъехал нужный нам автобус.  И вот покатил он нас по городу. Смотрю в окошко, а там тёмные неосвещённые улицы, да какие-то длинные каменные заборы. И вот третья остановка. Мы вышли из автобуса.
     Коломбо! Знаменитый Коломбо, столица прекрасного уголка Земли! Сердце моё забилось, но не от приятного волнения, а от плохого предчувствия. Как только мы вышли из автобуса, нас сразу обступили нищие, сколько их было, сказать трудно. Дети разных возрастов, женщины, старики, все в оборванной, грязной одежде, с голодными молящими глазами. Нищие хватают нас за руки, за сорочки, за ремни. Вокруг только и слышно:
- Master, give me some money, please! Хозяин, дай немножко денег, пожалуйста.
      Некоторые в истерике просто орут:
-Money! Give money! Денег! Дай денег!
    Мы поражены, мы пытаемся выбраться из этого ада. Наши женщины пробиваются к центру группы. Поликарповна, которой давно перевалило за пятьдесят, и много повидавшая на своём веку, такое «кино» видит впервые. Она одной рукой прижала к себе сумку, а другой схватилась за голову и, с ужасом оглядываясь по сторонам, то и дело повторяла:
-Ой, мама! Ой, мамочки! Да что ж это такое?
- Держись, Поликарповна, дальше будет ещё хуже, - успокаиваю её я.
     Она хватается за меня и умоляет:
- Уйдём, Сергеевич, отсюда. Быстрее, уйдём!
     Я и сам прекрасно понимаю, что нам нужно как можно скорее покинуть этот «дружелюбный коллектив», но выбраться невозможно. За правую руку меня мёртвой хваткой схватила худая молодая женщина с годовалым ребёнком на руках. Она плакала, она умоляла:
- Хозяин! Мой ребёнок не ел три дня! Хозяин!
     Она совала мне в руки ребёнка.
- Всего один рупий, хозяин!
     Чёрный как смоль, худой до невозможности, замотанный в какие-то грязные лохмотья маленький ребёнок смотрел на меня голодными глазами и тянул ко мне тоненькие ручонки, повторяя жест, означающий на языке всего мира «дай». Мне стало не по себе. Эту ужасную картину невозможно описать словами. У этого ребёночка не было сил даже плакать, весь вид  его говорил о том, что его действительно кормили давно. Я на какое-то время впал в оцепенение. Почему-то вспомнилась розовощёкая и упитанная Маришка, моя младшая двухлетняя дочь.
- Марина, ешь кашу! – строго говорю я и сую ей ложку, а Марина отворачивает голову и только искоса поглядывает на меня.
    Сердце сжалось от жалости к этому ребёнку. Мне не жалко денег, но дать я не могу. Я в западне. Мы отлично знаем, что дашь одному и тебя разорвут остальные требуя денег, с тебя снимут сорочку, брюки, не оставят даже нитки на тебе. Кто-то из наших не выдерживает и с криком «Разойдись, орда!» кроет нищих отборнейшим русским матом, размахивая кулаками. Кажется, помогло. Пользуясь временным замешательством, вырываюсь из рук нищенки и тяну за собой Поликарповну.
      Дальше мы всей командой дружно бежим по улице. Многие нищие отстали, но самые настырные продолжают преследовать нас, хватая за руки. Я чуть не наступаю на лежащего под фонарным столбом прямо на тротуаре худого старика.  Он тянет руку, показывая жестом «дай». Рядом возле серой стены дома тянет руку молодая женщина с тремя голыми детьми «дай». По тротуару идти невозможно, повсюду расположились на ночлег бездомные поодиночке и семьями. Одна женщина, постелив на голый тротуар рваную газету, укладывает на неё двоих детей. Девочки еле живые, с сонными глазёнками тоже тянут к нам худые ручки. Их мать провожает нас взглядом, она не тянет руку, а только смотрит на нас жалкими, голодными глазами.
     Нищие, потеряв надежду выманить что-нибудь у нас, отстали, хотя некоторые ещё упорно плетутся сзади. Мы сбавляем шаг. Идём по ночному Коломбо. Город очень тёмный, серый и безликий. Архитектура города далеко не похожа на ту типичную индийскую архитектуру, которую мы привыкли видеть в книгах и газетах. Ничего не замечаю схожего с теми красочными картинками, которые я видел в журналах и в путеводителях. Возможно, ночь сделала город таким унылым. Ни одного красивого здания в городе я так и не увидел. Центральные улицы ещё более-менее освещены, а вот все остальные очень тёмные. Город очень грязный. На тротуарах грязные лужи, обрывки газет, всевозможный мусор, запах гнили преследует нас на протяжении всего пути. По улицам бродят бездомные собаки и кошки, такие же костлявые, как и местные жители.
     Было девять вечера, когда мы наконец-то добрались до центра. Там нищих меньше, но на тротуарах через каждые семь-десять метров на старой дерюжке располагалось очередное семейство. У большинства из них постелью служит простая газета. В основном по три – четыре ребёнка, но есть и значительно больше. Кстати, я обратил внимание на то, что женщины-цейлонки очень красивые. Их бы накормить, помыть, одеть и они дадут сто очков вперёд любой нашей русской красавице. Они невысокого роста, некоторые попадаются очень низенькие, хрупкие и миниатюрные с приятными чертами лица, у всех чёрные длинные локоны, спадающие на плечи - классические каноны женской красоты.
    На улице шумно от проезжающих мимо машин, хотя на дорогах их немного. Мало того, что это старые-престарые колымаги, так они ещё и сигналят на каждом шагу по любому поводу. Большинство такси это разбитые лимузины периода Второй Мировой войны. Вдоль обочин стоят рикши. Худые измождённые старики тянут за собой свою скрипучую повозку. Увидев одинокого прохожего, привязываются к нему, уговаривая воспользоваться его услугами. К группам людей не пристают, а только жестом приглашают садиться.
    Вдруг мы попали в кольцо каких-то полуголых мальчишек. Они в мгновение ока разогнали от нас нищих, и начали предлагать обмен. Они предлагали нам чай, какие-то непонятные бусы из мелких ракушек, самодельные резные деревянные изделия непонятного назначения. Они мигом сообразили, с кем имеют дело и, к нашему удивлению, перешли на русский язык. Ко мне подлетел до жути чёрный от грязи мальчишка лет тринадцати. Из одежды на нём была только клетчатая грязно-прегрязная юбчонка. В руках он держал индийский барабан. Он выбивал пальцами обычный восточный ритм и, улыбаясь во весь рот, кричал:
-Руський, купи барабан!
     Когда я ему объяснил, что барабан мне совсем не нужен, он не сдался.
- Одьеколон дай, мило дай, сигарэт дай!
     Его друзья то же самое вымогали у остальных. Вдруг его оттолкнул другой мальчуган с таким же барабаном и начал совать мне в руки свой.
- Дуй-ка отсюда со своим барабаном, - моё терпение лопнуло, и рукой отстраняю от себя парня. Тот не унимается, он тычет себя в грудь пальцем и важно так заявляет:
- Я коммунист!
     Раздался дружный смех моих соотечественников. Парень продолжал своё выступление:
- Руський – хорошо!
     И начал перечислять всё, что знал.
– Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Юрий Гагарин…
- И Юрий Никулин, - таким же важным тоном добавил я.
- Кто есть Юрий Никулин? – удивлённо уставился на меня парень.
- Артист. Высший класс артист!
     Через несколько секунд он уже кому-то другому сообщал сзади.
- Юрий Никулин - хорошо! - и вымогал сигарету.
     Мы не заметили, как очутились в тёмном переулке. Откуда-то опять налетели нищие, но мало кому из них удалось пробиться к нам, мальчишки ревностно охраняли нас от конкурентов. Один мальчуган, пустив в ход дудку для заклинания змей, размахивал ею, отгоняя от меня нищих. Я дал ему сигарету, а он ещё бдительней стал охранять меня. Когда мы вышли на освещённую часть улицы, нищие отстали, а мой ангел-хранитель потребовал ещё одну сигарету. Пришлось выделить ему награду за его усердие.
     Время позднее, все хорошие магазины закрыты, и мы бредём вдоль улицы, время от времени заглядывая в мелкие лавочки, которых на улицах неисчислимое множество. Чем только не торгуют в этих лавчонках! Вам пытаются всучить всё, что угодно, расхваливая товар. В одной лавке мне сунули в руки корзину для хранения змей и, при всём этом, убеждали, что фирма с гарантией и из их корзины не уползла ещё ни одна змея.
- Зачем мне корзина, если нет змеи? – решил пошутить я.
- Без проблем. Мальчик проводит тебя, и ты купишь себе змею. Это недалеко, - серьезно ответил хозяин лавки.

    Пора отправляться обратно. В запасе у нас всего один час. Такси решили не брать, хотя на каждом углу таксисты открывали дверцы своих допотопных кляч и приглашали садиться. Старались идти по освещённым улицам, там меньше нищих. Нас всё ещё сопровождали мальчишки, показывая дорогу и выманивая у нас сигареты. Они вели нас два-три квартала и передали другой такой же группе. Так мы и переходили из рук в руки. Видимо у этих, как мы их окрестили, «цейлонских детей лейтенанта Шмидта» весь город разбит на сферы влияния, и границы их не нарушаются.   
     Вокруг кромешная темнота. Высотных зданий не видно. Дома все серые и мрачные. Вдруг случайно на нашем пути появилось большое одноэтажное здание, утопающее в зелени. Оно привлекло наше внимание, потому что очень отличалась от остальных убогих сооружений. Здание обнесено красивым каменным забором с широкими воротами. Возле ворот находилась беседка, а в ней скучал полицейский.  Мы долго пытались прочитать надпись на воротах. То ли это какое-то цейлонское слово, то ли у нас слабовато с английским, но слово так и осталось непрочитанным. У одного их наших родилась идея зайти туда.
- Можно ли пройти посмотреть? – спросили мы у полицейского чуть ли не хором.
- Пожалуйста. Очень буду рад, - вежливо ответил он и указал в сторону двора.
     Перед нами распахнулись массивные ворота и мы очутились внутри. Везде поразительная чистота, боюсь уронить под ноги даже сигаретный пепел, но по близости нет ни одной урны.
- Куда? – спрашиваю у полицейского и показываю на сигарету. Через мгновение в моих руках появилась дорогая хрустальная пепельница. Вот так с пепельницей и продолжаю осматривать незнакомый двор, пытаясь понять, где мы очутились.
    К дому примыкает площадка, уложенная шлифованными гранитными плитами, несколько ступенек ввели вниз. Мы спустились по ним и попали в густой зелёный парк, чудный мирок, воспроизводящий сельский цейлонский пейзаж. Первое ощущение, что мы попали в небольшую деревеньку. Вокруг нас, утопая в зелени, стояли камышовые домики с конусными крышами. Мы с удивлением рассматривали их. Между домами тянулись ухоженные аллеи и дорожки, посыпанные мелким жёлтым песком. Всё до блеска начищено, нигде ни соринки. Заглянули мы в один, а затем в другой домик, это оказалось, что-то вроде ресторана. Дальше раскинулись огромные клумбы, на которых росли диковинные цветы. Я вернулся к полицейскому, чтобы отдать ему пепельницу.
- Оставьте, где Вам она не нужна, её заберут и помоют, - быстро произнёс он.
     Я сильно удивился, неужели её найдут на бескрайних просторах двора? Но полицейскому ничего не сказал, а только поблагодарил за пепельницу. Я поспешил к основному зданию, где меня уже заждались друзья. Мы вошли внутрь. В большом ярко освещенном помещении  вдоль стены протянулась стойка бара. За ней на высоких стульях сидели посетители и непринуждённо вели разговор. На стойке ровными рядами выстроились стаканы с пивом, фужеры и рюмки. Барные полки ломились от большого разнообразия спиртных напитков со всех стран мира. Бармен, заприметив меня, лихо вытер часть стойки и любезно пригласил меня сесть. Я отказался. Откуда-то лилась тихая спокойная мелодия. Слева от меня находился бильярд, там шли шумные баталии. По залу вальяжно прохаживались приличного вида местные жители, кто-то парами, а кто-то один. Женщины были в современных европейских одеждах, а мужчины в цейлонских костюмах. В зале также присутствовали европейцы, я заприметил одного рыжего – типичный немец.
     И тут меня осенило - здесь в этом райском местечке свет Коломбо уединяется, дабы побыть в своём мире, отгородившись полицией от мира тех проблем, которые много лет ещё будут висеть над страной. Здесь отдыхает сытый Коломбо, здесь нет голода и нищеты, безграмотности и болезней, молящих о подаянии детей, нет семей, проживающих прямо на улице. Я не могу смотреть на нищий Коломбо, но ещё больше не могу смотреть на тебя, Сытый Коломбо. Ты противен мне! Ведь в твоих руках судьба того Коломбо, который я видел несколько минут назад.
- Пора бы уже и по пиву! – предложил кто-то из наших ребят.
- Как хотите, но я не буду, - грубо ответил я и поспешил на улицу.
     Мне хотелось пиво, но в тот момент меня тошнило от всей этой привилегированной публики. Я с большим удовольствием выпил бы пиво в каком-нибудь грязном баре, чем здесь в этом гнусном, зажравшемся обществе.   
    Выйдя за ворота, ко мне подошёл полицейский. Я угостил его сигаретой. Мы закурили. Я погрузился в свои размышления.
- Вы испанец? – вдруг спросил он.
      Этот вопрос меня уже не удивляет. Не знаю, каких кровей намешано в моих жилах, но меня всегда принимают  то за испанца, то за грека, то за еврея.
- Я русский! – с гордостью ответил я.
     У меня нет никакого желания разговаривать с полицейским, мне нужно просто дождаться друзей, а он начал что-то тараторить о России, о Москве, нахваливать своё Коломбо. Видимо у меня был рассеянный вид, что он постоянно спрашивал:
- Do you understand? (Вы понимаете?)  Слушал я его одним ухом. В моей голове метались совсем другие мысли. Я смотрел на него и думал о том, что сейчас он стоит здесь и охраняет этих толстосумов и он доволен, а завтра, не исключена возможность, что с него снимут этот мундир и пойдёт он нищенствовать на улицу. Хотя нет, он же полицейский! В таких странах полиция – главная опора правительства, а оно не допустит увольнения полицейского просто так. Полиция им нужна как воздух для охраны от тех, которые лежат на улицах, от тех, которые хотят кушать, от опухших с голоду детей. Ведь сегодня они просто просят, а завтра же могут потребовать. Вот тут-то и пригодится полиция.
     Я не знаю, с кем собирается воевать Шри-Ланка, и есть ли смысл этому государству с тринадцати миллионным населением самим развязывать войну, но в городе много воинских частей. В порту мы видели военные корабли, которые только и годятся для того, чтоб катать экскурсии по воскресеньям. Для войны такие корабли вряд ли сгодятся. Вывод напрашивается сам собой: армия нужна этой стране для поддержания внутреннего порядка, правительство понимает, что в стране не всё благополучно. В случае чего и такие корабли пойдут в ход.
- Россия - хорошо! – заканчивает полицейский.
     Я соглашаюсь с ним. Да, Россия хорошо! В этом ты прав, но ты этого никогда не поймёшь. Ты никогда не поймёшь, почему я всегда с гордостью произношу - я русский. Я не грек и не испанец, я - русский, я - советский человек, я - гражданин той страны, где ваши проблемы давно решены, где нет голода и нищеты, где живут, а не существуют люди. Я не хочу тебе это говорить, ведь ты меня не поймёшь или не поверишь, бедный сингал в полицейском мундире.

    На обратном пути мы с друзьями рассуждали о проблемах Шри-Ланки. Первый помощник доказывает начальнику рации, что эта страна с социалистическим уклоном. То, что она с уклоном, у меня не вызывает никакого сомнения, но, куда уклонилась – это ещё вопрос. По-моему, она сама ещё толком не знает, куда уклонилась, и сколько ещё будет стоять так с креном на один борт. Когда и каким образом она выровняет этот крен, не знает никто. Советский Союз оказал Шри-Ланке содействие в строительстве металлургического завода, шинного завода и других предприятий тяжёлой индустрии, но, по-моему, мы с этим перестарались. Стране нужны школы. Безграмотность всегда рождало невежество, а невежество нищету.
    Я не спорил с ребятами и шёл молча. До сих пор в ушах звенело страшное колониальное слово «Master» (хозяин), а перед глазами проплывали грязные, голодные, просящие дети.
     Под каменной стеной, которая отгородила дорогу от моря, жалкий старик готовил себе ужин – горсть какой-то травы в грязной газете. Рядом готова к ночлегу его постель – драная дерюжка. По очереди ко всем нашим мужчинам пристаёт грязная женщина, предлагая себя «всего за пять рупий», в глазах её мольба, отчаяние и слёзы. Сую ей в руки пять рупий и не нахожу ничего умнее как сказать: «Go home!» (Иди домой). Какой «home»? Ведь её «home» здесь на улице: постелью служит газета, извлечённая из ближайшей урны, а одеялом – чёрное небо.
    Мы не заметили, как прошли нужный нам проулок, или просто не узнали его в темноте. Но здесь иностранцу заблудиться невозможно. Группа мальчишек постоянно дежурит в проулке. Они с надеждой ждут, когда вы пройдёте мимо. Сегодня им повезло - русские действительно прошли нужный проулок, и они заработают одну сигарету.
- Руськи, домой! Руськи, домой! – кричат обрадовавшиеся мальчишки и указывают нам дорогу, затем подлетают к нам и сопровождают до самой проходной.
    Рядом со мной бежал один паренёк и попросил сигарету.
-Ты же ещё маленький курить!
- Папа большой, - ответил он, показывая рукой, какой у него большой папа.
- Папа курить.
     У многих кончились сигареты, и чья-то пачка ходила по кругу, расплачиваясь с ними. Мальчишки были счастливы, им сегодня повезло, они нашли добрых русских, которые дают им не только сигареты, но и деньги. Нам теперь деньги этой страны не нужны, их нигде в банках не обменивают, и мы стараемся от них избавиться. Мальчик с нетерпением прыгает вокруг меня, я достал купюру в 10 рупий и протянул ему. Получив деньги, он стал прыгать ещё сильнее уже от радости, при этом не забыл попросить сигарету.

    На катере кроме нас сидели четыре американца и два немца из ФРГ. Один из них тот рыжий, которого мы повстречали в баре. Немцы о чём-то весело болтали, видимо, неплохо провели время. Американцы, как и мы, приуныли. Иногда среди них вспыхивал разговор, но быстро затихал. Я пытался прислушаться, о чём они вели разговор, понял, что о Цейлоне, но они говорили так быстро, что я ничего толком не смог уловить. По внешнему виду было заметно, что им неприятно ощущение от всего увиденного в городе, также как и нам. Мы молчали и только изредка перебрасывались одной-двумя фразами.

     Ночью я очень плохо спал. Всю ночь видел цейлонских детей, они хватали меня и кричали: «Дай!» Утром уходил в море с каким-то неприятным осадком в груди. Я смотрел на удаляющийся город, а в глазах стояли те голодные, грязные, с протянутыми руками дети.

 

          Продолжение следует ... 
  http://proza.ru/2020/11/14/1756