Дружба с привилегиями. Глава 41

Всю ночь я провёл в аэропорту, не сомкнув глаз, боясь уснуть и опоздать на посадку. В самолёте, как только пристегнулся, сразу задремал. Хорошо, что место было у окна, и мне никто не мешал. Я смутно почувствовал, как самолёт взлетел, и продолжал дремать, пока стюардессы не стали разносить еду. Опустив откидной столик, я взглянул в иллюминатор. Так как самолёт летел на север, и я сидел справа, то моему взору предстало взошедшее на востоке солнце. У меня непроизвольно всплыло в голове, как все смеялись над астрономической сенсацией первого секретаря компартии Грузии Эдуарда Шеварднадзе, когда тот на съезде КПСС, желая польстить Брежневу, заявил с трибуны, что солнце восходит не на востоке, а на севере. Об этом я услышал от одного бабушкиного гостя после переезда в Тбилиси. Тогда я вместе со всеми смеялся, сейчас же мне было не до смеха. Я подумал, а ведь как верна в моём случае эта аллегория! Моё солнце вот уже почти два года восходило на севере.

Стюардесса принесла курочку с гарниром, но я сразу понял, что мне ничто не полезет в рот, и попросил принести только чай. Выпив его, я опять задремал. Прямо перед посадкой меня разбудили и попросили привести спинку кресла в вертикальное положение. Мысль, что в ближайшие минуты я увижу Свету, так воодушевила меня, что сон и усталость как рукой сняло. Когда, наконец, разглядел в толпе встречающих Свету, я ещё сильнее воодушевился и почувствовал как никогда мощнейшие приливы и выбросы энергии. Как я рад был её видеть! Сердце бешено колотилось. Наконец-то мы обнялись, и я чмокнул её в щёчку. Было видно, как Света находилась в таком же воодушевлённом состоянии, что и я, но, в то же время, чувствовалось, как её что-то сильно гложет, и как ей грустно. Её настроение передалось мне, и у меня внутри всё стало переворачиваться. Я решил, что уже сегодня сделаю всё от меня возможное, чтобы помочь Свете оклематься и вернуться к нашей нормальной жизни, конечно же пока без привилегий, которые меня в такой обстановке совершенно не интересовали.

В маршрутке мы, несмотря ни на что, как обычно весело шептались. Через несколько минут нам стало жарко, мы расстегнулись, и я увидел на Свете подаренную моими родителями кофточку, которую она примеряла в день моего рождения. Я тут же взглянул на джинсы, - на ней были новые Lее. Это был хороший признак для меня, хоть и не навсегда.  Я понял, что Света скорее всего через неделю скажет мне, что окончательно решила больше не встречаться с Константином.

Доехав на маршрутке до Юго-Западной, мы спустились в метро, и я обратил внимание, как светино и без того грустное настроение заметно ухудшилось. После следующей станции "Проспекта Вернадского" ничего не изменилось, как я ни старался развеселить Свету. Мне стало очень печально, что моя Светочка пребывает в таком состоянии, но ничего не мог с этим поделать. Где-то на полпути к следующей станции метро "Университет" поезд резко затормозил, но машинист тут же отпустил тормоз. В это время мы стояли рядом. Света находилась справа от меня по ходу поезда, и, чтобы она ещё дальше не отлетела, я схватил ее левую руку моей правой.

Мы никогда не держались за руки, так как это был явный признак совершенно не дружеских отношений, а тут я оставил её руку в своей и ни за что не хотел отпускать. Почти сразу я почувствовал, что этим действием вступил на очень тонкий лёд, и хотел было отпустить светину руку, но внутри меня всё начало отчаянно сопротивляться. Если помните, где-то на первых страницах я уже описывал, что когда в моей жизни наступали важные моменты, в особенности, когда нужно было принимать важные решения, у меня возникало особое чувство, которое ни с чем нельзя было спутать. Вот и сейчас оно опять, и я не стал отпускать руку Светы. Так мы стояли, не смея взглянуть друг на друга, понимая, что держимся за руки впервые, нарушив все наши скрижали.

Мы молча проехали станцию метро "Университет". На пути к "Ленинским Горам" я обратил внимание, что сидящая перед нами женщина как-то странно смотрит на Свету. Я медленно повернул лицо к Свете, и у меня перехватило дыхание - по её щекам ручьями текли слёзы. От увиденного я пришёл в сильное смятение и тут же почувствовал, как у меня начало прорывать огромнейшей высоты плотину. До меня стало доходить то, что мы на подсознательном уровне и так знали - мы были уже давно не только друзья, и нас сдерживало только опасение за нашу дружбу. Мы вскармливали и охраняли созданную нами химеру, имеющую только одну цель - душить в зародыше всё, что могло бы по-нашему мнению хоть самую малость повлиять на нашу дружбу, направив её в нежелательное для нас русло. Если первый год это ещё работало и действительно имело основание, то последнее время мотив потерял всяческий смысл - наша дружба была в полной безопасности, и совершенно не имело значения кем мы друг другу кроме дружбы являемся.

Я решил немедленно прекратить наши мучения, и вывел Свету из поезда на "Ленинских Горах". Она безжизненно дала вести себя за руку, и, как потом рассказывала, приготовилась к худшему варианту, ожидая, я начну её успокаивать и объяснять, что у неё это временно, и вот как ей на это ответить, что именно после первого же взаимного чмока с Константином она окончательно и бесповоротно поняла, что ей никто не нужен кроме меня, и как правы были её и мои родители.

Я увёл Свету в дальний угол, где на нас никто не обратил бы внимания, и прямо глядя в её заплаканные глаза с замиранием сердца произнёс, что люблю её, и что наша дружба в полной безопасности. Света смотрела на меня так, будто её выбросили из самолёта без парашюта. Она, приготовившись к худшему, не могла сразу полностью осмыслить мои слова. Тут и у меня навернулись слёзы и Света наконец осознала, что я только что сказал. Она бросилась мне на шею, и так мы стояли и оба плакали не знаю сколько времени. Когда мы наконец смогли взглянуть друг на друга, я увидел, как Света сквозь заплаканные глаза в прямом смысле сияла. Это было грандиозное и совершенно ошеломляющее зрелище! Что может быть прекраснее, чем видеть, как на тебя так смотрит любимая девушка! Я смотрел на неё с таким же восторгом. Последний раз я плакал, наверное, лет в 10-11, но мне совсем не было стыдно, тем более перед Светой.

Другие пары в нашем положении наверняка бы стали целоваться, но мы совсем забыли, что поцелуи вообще существуют. Осознание того, что мы теперь навсегда вместе, и никто не в силах нас больше разлучить, в буквальном смысле сокрушило всё вокруг. Все печали, тоска и мучительные переживания испарились, и мы опять чувствовали себя одной единицей, но в ещё более сильном выражении - мы ведь отныне были уже не рядом, а вместе! Нам захотелось выйти из метро, чтобы прийти в себя и спокойно насмотреться друг на друга. Выйдя из метро, мы очень коротко поцеловались, кстати, впервые без привилегий. До дома мы ехали молча, только смотрели друг на друга и улыбались, ничего вокруг не замечая. Мы находились как бы в параллельном волшебном пространстве. Дома я сразу же предложил Свете сообщить родителям, что мы сейчас к ним зайдём. Света даже не удивилась моему предложению, так как это было совершенно в нашем стиле, и я лишь опередил её. Несмотря на то, что последний раз мы вскрывали итальянские упаковочки аж четыре месяца назад, мы пошли к светиным родителям, а не прыгнули в постель, поскольку интим в тот момент нас попросту не интересовал, будучи совершенно не ко времени и ни к месту. Так же я не стал делать Свете предложение, а она мне - это для нас не представляло абсолютно никакого значения, и так было предельно ясно, что мы поженимся.

Родители Светы впервые встретили меня довольно-таки прохладно и не скрывали своего разочарования из-за того, что я сдался, допустив в жизнь Светы другого человека. Прежде они, обычно, после тёплого приветствия ждали, пока я разденусь, и сразу тащили в гостиную, сегодня же только вежливо поздоровались и, не дождавшись, пока мы разденемся, покинули прихожую, удалившись к себе в комнату. Мне от стыда в прямом смысле хотелось провалиться сквозь землю, хоть и не был виноват. Света сразу остановила эту совершенно не заслуженную мной экзекуцию, пригласила родителей в гостиную, и встав около меня, объявила, что сбылась их заветная мечта, я стану их зятем, и прижалась ко мне. Что было с её родителями! От такой неожиданности они буквально лишились дара речи, пытаясь понять, не ослышались ли они, и правда ли Света прижалась ко мне. Потом взглянули друг на друга, и, убедившись, что им не пригрезилось, бросились нас обнимать. Вот они радовались, а мама даже прослезилась. Во мне они с нашей первой же встречи совершенно не сомневались (не считая, наверное, последних нескольких недель), и видя, как Свете со мной хорошо, и как мы дорожим друг другом, называли меня после нашего пребывания в Эшерах, - не в моём присутствии, конечно, - не иначе, как зять; для них стало настоящим ударом узнать, что мне известно о существовании Константина, и они всё не могли постичь, как Света могла променять меня на него, а я как мог это допустить.

Следующая глава на: http://proza.ru/2020/11/26/112