Дальневосточный гектар

(Новелла)
Памяти физиолога - профессора Медведева И.К.

«Самые глубокие противоречия между людьми обусловлены их пониманием свободы» - Карл Ясперс


Матвей Ильич закрыл лабораторию и полутёмным коридором направился к выходу института. Шаги его гулко отдавались в опустевшем здании. Сегодня он опять припозднился. Работуны – они такие. После раннего ухода из жизни его жены, Полины, домой идти совсем не хотелось. А здесь дел было всегда невпроворот, или ему так казалось.

В специальном инкубаторе, собственного изобретения, у него жила-поживала любопытная бактерия, названная им Манюней. Манюня была ещё никем не описана и наш Ильич, как его тут прозывали, с воодушевлением наблюдал в прямой исследовательский микроскоп за её способностями, ведя описание. Она прекрасно себя чувствовала при температуре в 40 градусов по Цельсию и давлении в 1 атм., питаясь полиэтиленом. Это не был фермент, получивший обозначение PETase. Это оказалось нечто неизвестное, за одну ночь, сожравшее у него пластиковый бокс для биообразцов, успевшее наделать лужицу и, неизвестно, как возникшее.

У выхода, потрескивая, неприятно мигала лампа дневного освещения, пахло пылью и запустением. Вахтёр привычно дремал у телевизора. Ильич брякнул ключами, и дежурный протянул за ними руку, пожелав доброй ночи.

Елизавета, которую близкие называли Лиз, жила в мегаполисе. А это место, где всё самое-самое: зачем-то – дома-гиганты, стоящие полупустыми и отнимающие солнце и небо у людей и растений; высокие зарплаты и преступления; болезни и новейшие технологии; стремительный темп жизни, который, благодаря сокращению времени на внедрение решений, всё ускорялся. Это колесо раскручиваясь, вовлекало в своё кружение и безжалостно убивало тех, кто не смог сойти с круга. Матвей Ильич – смог, перейдя в загородный, едва функционирующий, филиал института на мизерную зарплату.

К тому времени, по осени, в одном из таких восточных мегаполисов, поражавших воображение своими немыслимыми автомобильными дорогами и развязками, проходящими где-то в поднебесье, и многоуровневой жизнью населения, возник опасный патогенный вирус. Благодаря высокой вирулентности, он быстро разлетелся по миру, достигнув к Новому году самых отдалённых пределов цивилизации. Уже через год, мир начал задыхаться в тисках этого вируса и всеобщего кризиса экономики, порождённого пандемией.

Потеряв работу, ещё с началом весны, Лиз умчалась из своего города в тихую провинцию, к отцу. Первую неделю ходила, словно пьяная, отвыкнув от свежего воздуха. Загородная жизнь происходила тихо, в повседневных житейских заботах, но эпидемию тут никто не отменял. Заработки людей были крохотными, а потребности под них подстраивались. Их бывший институтский посёлок давно уже не был институтским. Народ поселился очень разный, порой даже опасный. Но здесь ещё теплилась людская жизнь в относительном равновесии с окружающей средой.

Здравое рассуждение подсказывало Лизе, что возвращаться в город ей не стоит. Пока появилось время для передышки, нужно было успеть всё осознать и переосмыслить. Порой ей казалось, что идёт глобальная война против человека, хотя она читала о пандемии «Испанки» столетней давности, унесшей до пятидесяти миллионов жизней. И вот оказалось, что снова не готовы… У многих уже не было средств к нормальному существованию. Учебный процесс молодёжи скатывался к оболваниванию личности. И, в то же время, наблюдался беззастенчивый передел мира теми, у кого всё было.

Стало ясно, что прежним мир уже не будет. Изменится многое, и впишется ли она, если выживет, в это новое мироустройство? Тем более, ей свойственна была тяга к научному познанию мира. А в теперешние времена население скатывалось к своему витальному началу, его сознание действовало, в основном, на бытовом уровне. В сущности, пресловутые гоминидные контуры были положены в основу управления в государственных структурах. И это было страшно. По мнению многих учёных, вновь происходила катастрофа планетарного масштаба.   

За размышлением проходили дни. Экзистенцмиттель неудержимо таяли. Однажды поутру позвонили друзья – Татьяна с Женей. Оказывается, их институт «накрылся медным тазом», вернее, перепрофилировался под новый госпроект. И тут на Женю, лишившегося лаборатории, спустилась совершенно бредовая идея, которая зацепилась за его дальневосточный гектар, доставшийся однажды по случаю, в счёт зарплаты.

- Ребят, да вы знаете, что с этими гектарами над вами посмеялись. Ведь там нельзя жить официально, поскольку они не привязаны хоть к какому-то населённому пункту, - парировала Лиз.

- А что мы нарушаем? Гектар мой. Документ есть. Зачем мне регистрироваться там? Этим местом я буду тут, а душу и шкурку свою перемещу туда, в свои владения. Призываю всех, кто мил и дорог, за собой! – убедительно вещал Женя.

- Будем жить в шалашах и землянках, - рокотала в трубку рядом с ним Таня, своим прокуренным голосом. – Мы же – походники!

- Мы туда не доедем, за неимением дорог! – ворчала Лиз. – И потом, сразу видно, что вы не в теме. 

- У меня есть на примете несколько башковитых людей самых нужных профессий! А потом… там есть глина и песок, есть камень и дерево, есть ещё чистая вода! Даю всем месяц на размышление.

- Я не успею продать свой бизнес – смеясь, возражала Лиз.

- Оставь доверенность своему юристу, - на полном серьёзе отрезал Женя и прервал телефонный разговор.

Несмотря на совершеннейшую глупость Женькиной затеи, Лиз зачем-то достала географический атлас, чтобы взглянуть на место обитания его гектара. Горестно вздохнула, подумав, что терять теплый туалет и душ не хочется. Потом полезла на антресоль, чтобы достать тубус с картой миллионкой, где были обозначены и высоты, и более подробно – водная сеть. Потом посмотрела спутниковые снимки в инете и убедилась, что подтопление этой территории пока не грозит.

Вскоре был звонок из Канады, от её бывшего. Там наша эмиграция развлекалась по-своему, готовя творческий вечер в ютубе для своих земляков. Про Женькину идею Лиз смолчала, дав Лёве совет, включить в программу что-нибудь смешное, но пристойное. Юмор ниже пояса изрядно всем осточертел. Лев спрашивал, неужели ей не хочется бежать? Бежать без оглядки от той невыносимой несправедливости? Ответив, что надежда ещё теплится, Лиз свернула разговор, пожелав здоровья. Его теперь все желали друг другу.

Далее события стали разворачиваться самым невероятным образом: через пару недель к Лизе, в её уединение, нагрянуло человек пятнадцать знакомых и незнакомых людей. Причём все они, независимо от возраста, были весьма башковитыми, как и предсказывал Женя. Но ни докторские степени, ни общественная популярность не сделали их другими. Это были, всегда узнаваемые ею, люди, для которых жизнь – это работа, а работа – это непременно, познание, исследование, открытие. Одним словом – романтики от мира науки, иначе не скажешь.

Метнув на кухню всё съедобное, что нашлось в доме, Лиз втянулась во вполне серьёзное обсуждение их будущего поселения: в финансовые расчёты и прокладку маршрута, а главное, в идеи, которые они собираются там воплощать! Люди ходили и сидели с бутербродами, с чаем и кофе, дымили с великим удовольствием и говорили так, словно это были университетские посиделки у любимого профессора на даче (бывало и такое прежде). Порой Лизе казалось, что это наваждение какое-то.

Ближе к вечеру, все запросились посмотреть окрестности, и, без долгих сборов, компания отправилась прогуляться вдоль реки. Природа в тот день оказалась особенно щедра, представив весь свой арсенал: и пару красноклювых аистов, спустившихся на луг, и трели соловьёв, и бобров на реке, и хор лягушек, и, совершенно потрясающую, небесную феерию перед закатом солнца. Новое сообщество умных, но не вполне нормальных людей восхищалось, попутно обсуждая проблему скорой нехватки пресной воды.

По возвращении домой, они застали две пятилитровые кастрюли, только что сваренного, супа, густой аромат которого почувствовали ещё на лестнице. Это двое коллег, оставшихся дома, и отец, примчавшийся из института, успели сварганить его на всю компанию. За разговорами, суп на «ура» был съеден. А с наступлением темноты, все погрузились в авто и отбыли, оставив, давно уж подзабытый, запах хорошего табака, гору тарелок, чашек, пластиковых бутылок и стаканчиков.

Если бы не этот факт, Лиза наверно подумала бы, что всё приснилось - настолько это событие было ирреально. Потом, вспоминая прошедший день, она с удивлением констатировала, что все приезжие, несмотря на лишь частичное снятие карантина, быстро поснимали тут свои маски, а во время прогулки они не встретили никого из местных жителей. То есть, кажется, она вообще не встречала их в тот день. Да и отец, странно быстро, со всеми перезнакомился и стал своим.

- Ну, что, сударыня, вы решились? - спросил в телефонном разговоре Женя, позвонив к вечеру следующего дня.

- Мы превратимся в крестьян и ремесленников. А как же наука? Вот уж доставим радость кое кому, утверждавшему, что стране не нужен человек-творец, и это была ошибка советского образования! А мы ведь из того времени, и уже не можем быть «не творцом». А потом – «За державу обидно!», в своё время каждый из нас решил сопротивляться этому до последнего - сказала Лиз.

- За это и любим тебя! – кричали в трубку Женя с Татьяной.

- Кажется, жизнь выбрала свой маршрут, не проложенный на карте. Если честно, мне хотелось бы решать совсем другие задачи. Ведь мы напоминаем престарелых любовников, решивших возобновить былые отношения: когда один засомневался, в силу своего возраста, другая ему оптимистично заявила: «Но лежать-то я ещё могу»!

- Не дрейфь, старушка, мы ещё много чего можем! – сквозь смех успокаивал Женя. – Матвей Ильич, например, в этом не сомневается. Старик твой – молодчина!

- Как, вы и его уговорили?

- Он разослал всем нашим материалы по Гарвардскому и Хьюстонскому проектам*. Хорошее напоминание – там есть над чем задуматься, и деяния многих уже не кажутся бредом собачьим. Слаб человек – кажется так говорилось, в оправдание своей никчемности.

- Я остаюсь здесь, но обещаю подготовить вам всю юридическую базу по твоему гектару, поскольку цель использования должна соотноситься с категорией выбранной земли и видами деятельности на соседних участках. При необходимости можно изменить категорию участка в соответствии с выбранным видом деятельности. А это – немалая работа. Кстати, одного гектара будет мало для развития идеи. Там, рядом есть не занятые площади, постараемся оформить их на каждого, пока это возможно. Пока есть здравомыслящие мужики, для которых радение за страну - дело чести,  будем доказывать необходимость задуманного. – тон Лизаветы был такой, что Женька даже возразить не смог.

- Кого к тебе подключить?

- Скажи, за этой идеей стоит значимая сила, или это замыслы романтиков?

- Замыслы мыслящих людей…

- Мыслящих в этом мире всегда пытались уничтожить, раздавить в прямом и переносном смысле, ибо мыслить положено не каждому. Ты хоть знаешь, что творится в образовании? Сейчас растят исполнителей… Ладно, Жень, начинаем готовить пакет документов, иначе вас уничтожат на подъезде, подлёте, подходе… только по формальному принципу, да ещё руками бандитов.

Такой оказалась весна. В хлопотах по этому делу промчалось лето. Когда здесь началась осень и все бумаги были оформлены, там уже была зима – долгая, морозная, способная убить человека вместе с его энтузиазмом. В такую пору соваться туда было бесполезно. Закончив дела в городе, Лиз вызвала такси, чтобы скорей попасть к отцу.

Был тёмный бесснежный ноябрь. Погода стояла сухая и около ноля, лишь по ночам случались заморозки. Такси подъехало весьма скоро. Водителя отделяла от салона, пахнущего дезинфекцией, пластиковая перегородка – новшество карантинного времени. Лиз устроилась на заднем сидении и предложила водителю самый короткий маршрут – дворами-огородами, до выезда на шоссе. Оказалось, что он так и собирался её везти.

Выехав на трассу, таксист включил приемник. Из маленькой колонки, установленной сзади, полилась музыка, сопровождавшая какой-то спектакль. Редкие снежинки, кружась в вальсе, уносились прочь от ветрового стекла. Пьеса оказалась незнакомой. Через некоторое время слова её насторожили Лиз. И началось это с фразы героини: «Скажи, за этой идеей стоит значимая сила, или это замыслы романтиков?»

- За этой идеей стоит очень значимая сила, - отвечал таинственный голос, - и вашей группе предстоит стать её исполнителем.


Лиз глянула сквозь перегородку на водителя, но лицо его было расплывчатым, и казалось, что он не замечает ничего, кроме дороги – узнаваемой в сумеречном вечернем освещении.

- …Там началась зима. В этом суровом краю без тепла и пищи людям не выжить, - продолжала героиня, которую тоже звали Лизой.

- На месте уже всё подготовлено. Нужна лишь ваша группа для начала серьёзной научной работы. Работы, которая даст возможность не только вашей стране, но и человечеству противостоять гибели. Ваша территория это позволяет. Промедление грозит невозвратными изменениями и потерей многих миллионов жизней…

Машина неслась по крайней левой очень быстро. Лиз предупредила, что скоро будет сужение дороги и надо сбросить скорость.

- Разве это скорость? – вздохнул водитель и притормозил. – Со мной можно не бояться аварий. – при этом он повернулся к Лизе, и глаза его сверкнули нечеловеческим блеском, парализовавшим её. – Сейчас мы свернём к пригородному военному аэродрому. Самолёт уже ждёт вас и вся группа будет там.

- …Но я не успела предупредить своих близких! - Послышался из колонки голос героини спектакля.

- А это неважно. Считай, что вас уже нет здесь. Сегодня вся группа отбывает на ваши дальневосточные гектары, в научную экспедицию, для осуществления законной деятельности, так удачно сформулированной вами в сопроводительной документации. Другие туда ещё долго не сунутся – не до того...

Голова у Лиз кружилась, она силилась что-то сказать, но язык не слушался. И когда она уже готова была провалиться в сон, машина остановилась на бетонке пустынного поля, освещаемого вдали ровными рядами огоньков. К машине подбежал её отец и открыл дверцу. Холодный ветер трепал их волосы. Матвей Ильич обнял дочь и потащил за руку. Кто-то сопровождал их. Вскоре они были возле четырёхмоторного самолёта и, предъявив паспорта, поднялись по трапу. Лиз с отцом оказались последними из их группы. Все остальные уже разместились в салоне самолёта.

Странным был полёт. Оторвавшись от земли, борт вошёл в облачность и далее за иллюминатором не было видно ничего. Странным было и внутреннее устройство, напоминавшее уютный конференц-зал с самолётными креслами и овальными столиками. Бортпроводников не оказалось, но на маленькой кухоньке орудовали двое из группы, и при желании, можно было и поесть, и попить – обычный полётный рацион.

За переборкой, в громадном чреве самолёта, всё было уставлено узнаваемыми ящиками с аппаратурой. А вся группа, как ни в чём не бывало, продолжала разговоры. Когда отец пошёл посмотреть ящик со своей Манюней, Татьяна пересела к Лизе, и они молча обнялись. Поговорили о вызвавшемся бортпроводнике, который сопровождал Лизу с отцом к самолёту.

- И он же тогда готовил суп, будучи у меня в гостях, - сказала Лиз, достав сверху плед.

- Это многое проясняет, - добавила шёпотом Таня. – Пока вас не было, наши заволновались, что они без масок, а этот – его зовут Артём – сказал, что прививки мы заблаговременно получили вместе с тем супом, ещё весной, и, что при подъёме на борт инфекций ни у кого не обнаружено.

К тому времени разговоры в салоне начали затихать. За иллюминатором была густая непроницаемая мгла. Самолёт летел очень ровно под уверенный гул моторов. Укутавшись в свои пледы, дамочки вскоре заснули. Давно уже они не спали с таким удовольствием – без сновидений, параллельных мыслей, навязчивых идей, толкущихся в голове и не имевших выхода.

Проснулись одновременно от яркого солнечного света и ощущения, что прекрасно выспались. На борту уже началась утренняя движуха. Пахло кремом для бритья, туалетной водой, лимоном и кофе. Старички от профессуры, в майках, делали привычную зарядку с приседаниями и отжиманием.

- Вот она – прекрасная старая гвардия! - восхитилась Лиз и пошла чистить пёрышки.

За иллюминаторами внизу было сплошное поле облаков, освещённое солнцем. После завтрака попытались выяснить, долго ли ещё лететь и где предстоит приземляться? Но кабина пилотов была закрыта. Артём и его помощник коротко отвечали, что все всё узнают вОвремя. Лиз посчитала, что, кроме этих двоих, принимавших участие в научных дискуссиях на равных, было ещё семнадцать человек. Возраст группы варьировал примерно от двадцати пяти до шестидесяти. Женщин оказалось семеро.

Многих Лиза знала: тут были биохимики и биофизики, супружеская пара медиков и ещё пара генетиков, был знакомый геофизик, были технари, да, известный многим, зоолог, с которым что-то обсуждал Матвей Ильич.

Вскоре послышалась команда пристегнуть ремни для посадки, но названия аэропорта не прозвучало. Внизу были заснеженные леса. После приземления, когда борт катился по рулёжной дорожке, взору пассажиров предстало здание аэродрома. Своим белым фасадом, залитым ярким солнцем, оно слегка выступало из скалы. К трапу самолёта уже подъезжали машины с людьми в белой униформе.

Эта скала и поглотила всех прибывших. Многие из пассажиров, в том числе отец Лизы и Женя, остались на некоторое время, чтобы проследить за разгрузкой аппаратуры. Внутри скалы был целый город с искусственным освещением, дорогой и фасадами невысоких зданий, тоже выступавших из горного массива. По этому городу сновали люди в разной униформе, с разными знаками на груди. Когда вся их группа собралась, был подан электробус, незнакомых очертаний. Артём и его помощник, непроницаемый, как манекен, по имени Артур, сопровождали прибывших.

Группа была размещена в одном из зданий, в одноместных и двухместных номерах гостиничного типа – светлых, просторных. В кухне-столовой каждого, было привычное «окно», где можно было выбрать, приятный для человека, «вид за окном». Лиз, одна из всех, выбрала вид двора с детской площадкой, киндерами и липовой аллеей, уходившей к институту. Они с отцом любили пить чай, ведя разговоры, глядя на этот двор, детей и аллею. Артур предлагал сосновую рощу, либо лазурный морской берег, но Лиз настояла на своём.

В шкафах номеров оказались, подходящие по размеру, комбинезоны голубого цвета с белыми светоотражающими эмблемами «А». Теперь это была их постоянная одежда. После обеда всех развели по их лабораториям. Артёма и Артура, группа, с чьей-то лёгкой руки, стала называть артишоками, а место своего нового пребывания – шарашкой.

Началась работа по специальностям. Всем выдавались научно-технические задания, предоставлялась аппаратура и помощники. Они были очень странного свойства – исполнительные, и совсем не разговорчивые, если это не касалось работы. Гораздо позже выяснилось, что это были биороботы, как и артишоки. А ещё, тут не было привычных дней и ночей.

Бодрая приятная музыка устраивала всем подъём в номерах, потом – гимнастика на тренажёрах, водные процедуры, европейский завтрак, ежедневно появлявшийся в холодильнике, короткий переезд и пять часов работы без тормозов. Потом снова короткий переезд, обед в общем зале их гостиницы, снова переезд и ещё пять часов работы, опять переезд и лёгкий ужин в общем зале. Потом можно было себе позволить двухчасовое общение и, наконец, свет угасал на ночь, чтобы через восемь часов всё повторилось. Выходных не было.

Всегда, вовремя готовый, шведский стол в зале, две посудомоечные машины и прачечная-автомат исключали обслугу. В свободном конце зала была установлена доска с фломастерами, рядами стояли стулья на каждого. Нередко, после ужина, там устраивались настоящие учёные советы, в которых все с большим энтузиазмом принимали участие. Лиз называла это истинной синергетикой, поскольку все науки сливались там в единую, направленную на сохранение жизни на Земле. Позже в зале появились две гитары, скрипка и синтезатор с полной клавиатурой. Видимо, об увлечениях членов группы, хозяева были осведомлены. Иногда по вечерам собирались на импровизированные концерты.

Сначала всем очень не хватало известий о внешнем мире. Компьютеры были, но без выхода в интернет. Хотя, любые научные материалы на любых языках по интересующим темам всегда представлялись, но с лакунами. Потом к этому стали привыкать, ловя информацию между строк научных и технических заданий. Судя по всему, картина была безрадостной, и это заставляло спешить, и все очень старались.

Как ни странно, никем не овладел психоз замкнутого пространства и отрезанности от мира. Не было и конфронтации внутри коллектива, ведь их общим антиподом была неизвестная сила, заставившая их не только трудиться так, как не представлялось возможным прежде, но и заботившаяся о них безгранично. Тела сотрудников при таком режиме, довольно быстро обрели спортивную форму, а цвет лиц стал приятно-загорелым, благодаря освещению. В течение первого года все отказались от очков. Воздух был хороший, насыщенный кислородом, была и качественная вода.

Много ценных работ и открытий сделала группа. Некоторые явно тянули на Нобеля. Матвей Ильич, например, через полгода трудов и лабораторных испытаний, принимал поздравления коллег за свою Манюню, безболезненно разлагавшую полиэтилен и получившую, наконец, достойное научное имя.

Были разработаны лекарственные препараты и вакцины, новые способы операционного воздействия, эффективные методы очистки и опреснения воды, рациональный способ получения электроэнергии и выращивания белковой пищи, и много-много чего ещё. По кратким сообщениям, всё это предоставлялось их покинутому миру.

С годами учёный совет приходил к выводу, что большим заблуждением человечества оказалось отступление от естественного природного отбора, являвшегося прекрасным регулятором и численности, и здоровья. Человек вмешивался во всё, в том числе, в свою генетику, не ведая о последствиях, не неся ответственности за них, наступавших не сразу. В том числе, и над этим группа сплочённо работала последние годы.

С того незабываемого ноября прошло уже лет десять. Сначала годы считали, потом это оказалось просто ненужным. Они, каким-то образом, не старели, не болели. Никому не было странно, что о них уже никто не знал и не вспоминал, наверно. Человеческие амбиции, как и деньги, не имели тут никакого смысла. А эта экспедиция оборвала все связи.

Однажды Лиз проснулась от яркого света и не услышала привычной подъёмной мелодии. Вместо белой стены перед ней оказалась бревенчатая стена и деревянный же потолок. В комнате было слегка приоткрытое окно, за которым ветер шумел в кронах лиственниц и слышались звуки жизни. Встав с деревянной лежанки, она подбежала к окну и увидела отца, снимавшего с колодца ведро воды. Он помахал ей рукой, сказав буднично:

- Разоспалась ты сегодня, барышня!

Оглядев себя и свой голубой комбинезон, Лиз выпорхнула на улицу, где на зелёном лугу перед домом паслась пара лошадей, а вкруг этой огромной поляны стояли похожие деревянные дома, за которыми был хвойный лес. Из одного дома выходил Женя, из другого – профессор Воронин, оба тоже в голубых одеяниях со знакомой эмблемой.

- Что бы это значило? – вопрошал Женя, восхищённо поглаживая зелёную траву.

- Гм… вы бы переоделись, друзья, - заметил Матвей Ильич, - они сейчас начнут таять.

И действительно, костюмы истончались. Лиз ойкнула и вернулась в дом. Там много было того, о чём уже подзабыли. В шкафу, ручной работы, Лиз нашла разную одежду и с удовольствием переоделась в льняное платье. Через некоторое время вся группа собралась на лугу, рассевшись в кружок. После того, как каждый высказал свои соображения, пришли к выводу, что десять лет без права переписки закончились, закончилась их миссия, и жить теперь предстоит натуральным хозяйством на тех самых дальневосточных гектарах.

В одном из домов – самом большом и кирпичном, за которым был установлен мощный ветряк, оказались оснащённые лаборатории, так знакомые всей группе. Там, в шкафах, хранились все записи и расчеты по их трудам. Компьютеры того, двадцатого года, но снова без выхода во внешний мир, были на местах.

За лесополосой обнаружилось два огороженных поля, сад с фруктовыми деревьями и огороды с первыми всходами овощей. Даже липовая аллея тянулась от огородов к жилым домам. Тут же паслись несколько телят, к великому счастью зоолога. А на хозяйственном дворе, рядом с техникой, на куче соломы квохтала курица, и на это призывное кудахтанье раздалось дружное негромкое «Ура!»

На обратном пути, поглядывая на молодёжь, идущую парами, взявшись за руки, Матвей Ильич со Стасом Ворониным, загадочно улыбаясь, рассуждали о том, что, коли есть липовая аллея, то в конце её, на поляне, надо бы построить детскую площадку. Там, живя в подземном городе, люди начисто утратили сексуальный рефлекс; их гормональный фон был изменён каким-то необъяснимым образом. И вдруг, прервав размышления, оба остановились, как вкопанные, глядя друг на друга. Аллея, была тут явно кем-то посажена, а деревьям-то было уже лет по тридцать…

Через несколько суток к ним на луг опустился обшарпанный вертолёт, из которого вышло пятеро молодых людей, странной наружности. Все были вооружены. Профессор Воронин, чтобы разрядить обстановку, в шутку представил им жителей поселения потомками древнего рода Уранитов (по имени музы науки).

- Дезертиры вы, а никакие не ураниты, и неча лыбиться! - речь прибывших оказалась неразвитой и грубой, от чего, группа учёных давно уже отвыкла. – Пока все честные люди воевали, вы тут отсиживались, укрывшись непробиваемым колпаком!

Все грустно переглянулись, помня предостережения Эйнштейна по поводу Третьей мировой и её последствий. Кажется, не собственную жизнь, а мир предстояло выстраивать заново.

- Вот и последствие наших действий, вернее, бездействий в те далёкие годы, - задумчиво произнёс Матвей Ильич, обращаясь к коллегам.

- И за то, и за другое вы ответите по полной! - осклабившись, процедил один из прибывших.

- Это был вопрос философский, молодой человек, - вставил профессор Воронин, оценивая внешность наглеца.

- О-оо! Так всех философов мы ещё двадцать лет назад поставили к стенке! - идиотски расхохотались нежданные гости.

После непродолжительных переговоров, выяснилось, что их поселение уже трижды пытались уничтожить в ходе военных действий, но непроницаемый купол над их гектарами не позволял этого.  А ещё стало ясно, что представители человечества страдали лёгким когнитивным расстройством**. И это мягко сказано. На планете шёл 2051 год.


Москва, 11.2020

Карл Ясперс (Карл Теодо;р Я;сперс (нем. Karl Theodor Jaspers; 23 февраля 1883, Ольденбург — 26 февраля 1969, Базель) — немецкий философ, психолог и психиатр, ...)
* Гарвардский и Хьюстонский проекты – планы по развалу СССР, перестройке и изменению национального расселения.
** ЛКРасстройство - это незначительное ухудшения целого комплекса интеллектуальных способностей: концентрации внимания, памяти, воспроизведения и обработки информации, умения абстрагироваться и решать логические задачи.

Фото из интернета