Гараж

         Гаража этого больше нет. На его месте пустырь, обнесенный металлическим забором. 
         Раньше гаражные ряды тянулись вдоль реки до самых садов. Назывался гордо – гаражный кооператив «Атом». По слухам, первыми облюбовали это место физики из Курчатовского института для своих авто, по большей части, «Побед» и «Волг». По документам «Атом» числился охраняемой стоянкой, но довольно быстро там выросли ряды самодельных боксов, обшитых неровными кусками жести и покрытых рубероидом. Кто не в теме, поясню: рубероид – это главный советский кровельный материал, его делали из картона, пропитанного битумом.  Как говорится, дёшево и сердито. Правда недолговечно, но об это позже.
         Попал я в этот гараж в начале девяностых совершенно случайно. Ни физиком, ни атомщиком не был, однако стал счастливым обладателем тёмно-вишнёвой «девятки». На них тогда гоняла по Москве братва - бандиты средней руки. Даже песенка была популярная: «Твоя вишнёвая девятка меня совсем с ума свела!». Угонялся этот автомобиль легко, за одну-две минуты. Подскакивать ночью при каждом подозрительном шуме за окном быстро устал и пошёл по району искать бокс на продажу. Автомобиль тогда приобретался   один на всю жизнь. Был недалеко от нашей пятиэтажки капитальный кирпичный гараж, но хозяев найти не сумел. Расширил поиск и забрёл в «Атом», от моей «хрущёвки» минут пятнадцать пешком не спеша, через речку мимо шлюза.
         В «Атоме» сторож оказался общительным и направил к какому-то Анатолию в дальний конец, добавив: «Толя там варит».
Анатолий действительно варил – орудовал электросваркой под разобранной «Волгой», только торчали сапоги и летели искры. Я постоял в некотором отдалении чтобы заметил. Суетиться было не принято, в гаражах бытовал обстоятельный стиль общения. Наконец рыжий чумазый мужик вылез из-под авто, снял сварочную маску. Размял сигаретку без фильтра и увидел меня.
- Добрый день, я тут бокс ищу…
- Добрый.
- Так я насчёт гаража…
- А ты кто? – сварщик наконец посмотрел мне в глаза, и я заглянул в его неожиданно голубые глазки с бесцветными ресницами. Ну какой айфон передаст то, что узнавали люди, когда вот так впервые смотрели друг другу в лицо? Не знаю, что он там понял, но я-то хорошо помню, мелькнуло: «Мужик тёртый». На фалангах веснушчатой руки наколка: «Т О Л Я». На запястье – полукруг северного солнца с пятью лучами. Тёрла его жизнь, ох, как тёрла!
- Рядом тут живу. Назвал адрес. Анатолий с интересом «срисовал» мою тощую фигуру, джинсы, китайские кеды. Понятно, впечатления не произвёл. В ту пору меня в электричках часто называли «студентом», а иногда и подкармливали на дальних маршрутах. Дескать, ну, что сидишь, студент, возьми покушай.
- Машина какая?
- Девятка новая. Мои шансы в его глазах явно подросли. Анатолий аккуратно отправил бычок в железную бочку с дождевой водой. Наверное, что-то решил для себя.
- Приходи завтра. Тут продаёт один. Он кивнул на бокс с зелеными деревянными воротами и раскидистым клёном на углу.
         Так началась моя жизнь в этом гараже. «Жизнь» - совсем не преувеличение. Здесь невольно сходились судьбы разных людей. Человек в гараже оценивался по иным меркам чем снаружи: что ты можешь делать своими руками и каков ты сам по себе. 
         Сразу за гаражом расстилались яблоневые сады частично брошенной деревни. Река делала причудливый зигзаг, на том берегу уже теснились спальные многоэтажки, а на полуострове весной буйствовала сирень и черемуха. Открывались двери боксов, как бы на просушку. Народ, загнав авто, под вечер собирался на дальнем пятачке «у Толи». Втихаря – пока не прибежал сторож – разжигался мангал и растекался головокружительный запах жаренного мяса. Выпивали.
         Подойти мог любой. Знали друг друга по именам, номеру гаража и марке автомобиля. «Это какой Серёга? Ну, из стоседьмого. А! Серые жигули? Ну!». Разговоры протекали как бы бестемно, говорили больше про автомобили и иногда про политику. Политика как-то не радовала. В начале девяностых многие в гараже считали, что пришли перемены, рассуждали про «свободный рынок», который вот-вот придёт и всех накормит. Позже этот же рынок стали матерно ругать.
         Яблони за забором вырубили, теперь там располагался оптовый рынок – «оптушка». Товар привозили загорелые брюнеты и продавали прямо из кузова. Со временем появились навесы и торговые ряды. Бойко торговались фрукты, вообще всякая еда и одежда. Хитом продаж были спортивные «адидасовские» костюмы с тремя полосками. Заправляли на рынке пацаны в этих костюмах и белых кроссовках. На дороге попадались стрелянные гильзы от Макарова.
          В один из осенних дней гараж забурлил. С сурово-вдохновенными лицами на пятачке собирались люди в камуляже, грузили в багажники зачехленные ружья и арматуру. Седой ветеран раздавал всем желающим инструкцию по подрывному делу. Прибежал запыхавшийся дед, покаянно объяснил: «Давайте без меня, мужики. Бабка ружье спрятала. Зачем тебе ружьё? – спрашивает. Родину спасать, - отвечаю, а она - Тыщу лет её спасают, старый дурак!». Вечером по телевизору показали, как танки лупят снарядами по Белому дому, от стены летела каменная крошка. Толпа под мостом каждый выстрел сопровождала радостными криками и свистом.
          Гаражная жизнь, между тем, катилась своим чередом. Каждый день, если не было дождя или снега, Толя выгонял остов своей «Волги» и любовно прилаживал детали. Появился кузов, двери и хромированный бампер с благородным оленем на радиаторе. Своими руками он умел делать буквально всё. Однажды за бутылку спирта снял с «девятки» карбюратор и подержав сутки в керосине поставил обратно. Двигатель задышал прямо как новый. По «жестянке» вообще был виртуоз. Когда в зад моей «ласточки» въехала поливальная машина, выправил всё за пару недель. Только просил не присутствовать, потому что будет править кувалдой, дескать, нервы могут не выдержать.
         В новогоднюю ночь я протопал по снегу в гараж, погрел зажигалкой замок и распахнул бокс. Бочком протиснулся на водительское место, вытянул заслонку карбюратора и повернул ключ. Стартер натужно взвыл и замер. Гонять промерзший двигатель было рискованно, аккумулятор и так едва давал ток. Ситуация казалось безвыходной: надо было ехать на другой конец города, а я тут в безлюдном гараже! Побрёл на выход по темнеющим следам.
         Проходя ворота услышал разговор в сторожке. Там румяные сторож и Толя закусывали у железной печки. Домой Толя обычно не торопился, жена от него давно ушла, а телевизор можно было и здесь посмотреть. Выслушав мою горестную тираду, Толя молча встал из-за стола, спросил только: «Свечной ключ есть?». Свечной ключ был. Толя споро выкрутил свечи зажигания. Прожарив их на буржуйке, трусцой вернулся к заиндевелой машинке. Свечи донёс в брезентовой рукавице под телогрейкой. Махнул – давай! Движок завёлся с пол-оборота. Однако ехать расхотелось – как потом обратно с такой искрОй? Втроём мы проводили уходящий год, а заодно и двадцатый век. Одутловатый Ельцин на черно-белом экране сказал многозначительно: «Я принял решение. Я ухожу». За оконцем снежным боком ворочалось тёмное будущее. 
         Гараж этот снесли по постановлению мэрии. По генплану там должна была проходить развязка Северо-Западной хорды. Часть территории прихватили байкеры, а остальное закатали асфальтом. Хорда, кстати, прошла в стороне. Проезжая над шлюзом, иногда замечаю зелёную ленту забора и кусочек реки. Недолго, полсекунды или меньше.