Остров, часть 2, Сестры. Пролог

                СЕСТРЫ.


СЛОВАРЬ.

Планета Э-Би-Кван  - Эбикоана - Ланна
Остров Глим – Гэллем - Галльяль
Ланн, Ланна – почтительные обращения к знати
Мио – обращение к Чёрному монаху, жрецу
Монсор, монси, монсита – обращение в народе
Лакри, лакрин, лакрисс, лакриссон – спиртные напитки с наркотиком разной степени насыщенности
Слэйк – шпион
Вэггли – Городской Парк
Вэббл – богатая часть города. Аристократ, обитатель Верхнего города
Эттль – район, где сосредоточены университеты и музеи
Этлисс – самый богатый район Вэббла
Эггль – Город, столица Галльяля
Вжэл – человек с вживлёнными стимуляторами наслаждений
Гэггл – центр притонов и публичных домов
Макос – проститутка (муж. и жен.)
Ломки – Гальяльские деньги


                ПРОЛОГ.


Три сцепившихся тела подкатились к самым воротам, оставляя борозды в пыли.

- Грязная скотина, он ещё и кусается! – выругался вдруг краснорожий верзила и схватился за локоть. Другой, маленький и рыжий карлик, снова сбил с ног поднявшуюся, было, жертву, и тот упал навзничь. Это был юноша, почти мальчик, его форменная кепка отлетела далеко в сторону. Оба нападающих были босы, в грязных разводах от пота, в разодранных брезентовых штанах, вымазанных мазутом, явно нетрезвы, рука карлика угрожающе сжимала камень.

Как они попали сюда, в этот зелёный Эдем? А вернее, в Эттлисс – самый богатый и аристократический район Вэббла? Где среди пышных садов и парков возвышались роскошные особняки, отгороженные от пыльной духоты южного лета идеальными газонами, ароматами цветущих деревьев и освежающей моросью поливальных устройств и фонтанов, а обитатели особняков и хозяева садов отдыхали у прохладных бассейнов или в полумраке комнат с кондиционерами и с занавешенными окнами.

Как попали сюда эти уродливые существа из нижних кварталов, где сейчас, как обычно в полдень, было безлюдно, и всё сникало в удушающем зное – трава, головки цветов, молодые деревца и старые, умудрённые деревья, смолкшие в их кронах птицы, а жители – по преимуществу, рабочие, предпочитали сидеть в тавернах или прямо на земле с заветными бутылками самопального алкоголя с изрядной долей лакри? И что им нужно было от этого нежного юноши, относящегося совсем к другой касте – касте художников Высшей Школы Мастера Лесса?

- Не смейте его бить! – раздался вдруг из-за ограды чистый, звонкий и негодующий голосок. – Не смейте, подонки! Я вызову помощь! Прочь! – Голосок дрожал от негодования. По аллейке к воротам в ограде быстро шла, почти бежала рыжеволосая девушка. Лёгкое белое платье трепетало в неподвижном воздухе от стремительности её движений, глаза гневно сверкали.

За ней, покрывая одним махом четыре её шага, выступал смуглый великан с длинными усами и лопаткой, казавшейся в его руке совсем крохотной. Свалка мгновенно распалась, нападавшие откатились, оставив на дороге распластанное тело.

- Чёрт! – карлик живо вскочил на ноги и, неуклюже переваливаясь, бросился прочь по дороге. - Папаше Дали придётся раскошелиться на своего хлипкого музыканта.
 Прежде чем пуститься наутёк, нападающий успел ещё пару раз наподдать лежащему юноше, причём один из ударов пришёлся по кисти руки. Затем рыжий верзила смачно сплюнул в сторону ограды и бросился вслед за карликом.

Человеку с лопаткой ничего не стоило в два прыжка догнать убегающих мерзавцев, но его лицо выражало смущение, а взгляд, как и взгляд девушки, сочувственно устремился к лежащему.

Девушка выскочила на улицу. Она была тонка, хрупка и очень бледна, что говорило либо о том, что она береглась от загара, либо о том, что она слишком редко выходила под палящее солнце. Зато её густые, золотисто-рыжие, коротко стриженые волосы удивительно яркого, интенсивного оттенка, с лихвой восполняли недостаток цвета в нежном, немного детском личике. Но вот о чём бы могла поведать увидевшему её синева вокруг глаз и лиловатый оттенок губ – о хронической анемии, или о чём-то ещё, пугающем и печальном?

- Бедняга! – прошептала девушка с нежностью и жалостью, стирая с его лба тонким платочком кровь и грязь. Состояние юноши было плачевным. Лицо его было разбито. Один глаз распух и медленно наливался синевой, нижняя губа кровоточила. Он тихо стонал.

Но ссадины и кровоподтёки – это, верно, самое безобидное, что имелось в наличии. Девушка подозревала, что у парня явное сотрясение мозга и, возможно, один-два перелома – но это не обязательно. На вид ему было не больше, чем девушке.
Изысканная одежда, тонкие аристократичные руки, несколько меланхоличный склад миловидного лица – всё выдавало в нём гуманитария, скорее всего – студента.

Юноша снова застонал и приоткрыл глаза. Словно из тумана выплыло белое пятно, затем бледное прекрасное лицо в ореоле коротких рыжеватых волос, хрупкая рука медленно приблизилась – и он ощутил на лбу прохладное прикосновение.

- Слава Богам, вы живы, – произнёс взволнованный голосок.

Юноша вздохнул – и отключился.

- Блик, неси его в дом. Только осторожнее!

Дюжий садовник бережно и легко, словно невесомый цветок, поднял юношу с земли.

- Ничего страшного, монсита Лора, - говорил он. – Отлежится. Сейчас примочку на глаз, Жёлтую ванну. Уж мне поверьте – в этом возрасте не помирают от драки.

Девушка, тоже постанывая, пыталась поддерживать паренька за ноги, вернее, за школярские сапожки, в которые он был обут, морщась и передёргиваясь, воображая, как пареньку может быть больно от такого варварского обращения.

Они вместе отнесли паренька в левое, отдалённое от ограды крыло дома, положили на широкий кожаный диван в небольшой скромной комнатке, сняли сапожки и пропылённую одежду, оставив его в одном белье – и прислуга унесла одежду в прачечную комнату в подвале, затем Блик принес таз с водой и полотенца. Девушка принялась хлопотать. Первым делом она обмыла его лицо и руки мягкой морской губкой. Затем тщательно прощупала руки и ноги, грудную клетку, следя за лицом – и убедилась в том, что переломов, к счастью, скорее всего, нет. Напрягала только распухшая лодыжка. Тогда она приготовила раствор для компрессов, смочила полотенца – и наложила первый компресс на лоб.

Она загляделась на него. Как он был не похож на тех, кто окружал её прежде, в привилегированной школе – аристократические отпрыски оказались избалованными и порочными, и порок был написан на их лицах крупными мазками. Сначала в школе они приохотили её к наркотикам, потом она долго болела, едва не умерла – и жизнь закончилась, толком не начавшись. Лечение стало не менее экстремальным, потому что она – одна из избранных. Но это не сделало её счастливой в заточении. Она скучала и томилась…

Несмотря на плачевное состояние юноши, девушка была счастлива. Она улыбалась – весьма редкое событие! – и даже напевала тихонько, ей было так славно касаться чистого и симпатичного мужского лица, так приятно делать что-то настоящее и осмысленное. Возможность стать кому-то полезной оказалась такой вдохновляющей. Как хорошо, как замечательно - жизнь наполнялась новым смыслом.

Юноша вздрогнул – и попытался разлепить глаза – но не смог: на них лежал пахучий компресс. Он попытался привстать – но не смог.

- Ах! – сказал взволнованный девичий голосок. – Лежите, лежите, вам нельзя вставать и волноваться. Мы вам поможем.

- Кто вы? Как ваше имя?

Девушка засмеялась.

- Какой любопытный и нетерпеливый. Так сразу подавай ему имя. Сначала объясните, кто вы?

- Я – Мерик Дали, студент Академии Лесса. Немного рисую, немного играю на карфе и легосе.

- Как это чудесно!

- Вы прекрасны, монсита!

- Ещё одно прегрешение – вы льстец.

- Нет, просто я знаю, как вы выглядите, и сейчас попробую угадать имя.

- Откуда вы могли узнать, как я выгляжу?

- Ясновидение, – юноша засмеялся – и сморщился: смеяться с разбитыми губами оказалось проблематично.

Девушка охнула и поспешно смочила очередную примочку, нежно приложила к губам, на которых выступила кровь. Юноша порывисто перехватил её руку, отплёвываясь от салфетки, пропитанной горьким снадобьем. Теперь засмеялась девушка: - Ну, и как же я выгляжу?

- У вас волосы цвета солнца. Губы – словно роза на нежном гобелене. Глаза прозрачные, точно ручей. И вообще, вы – ангел и у вас за спиной, должно быть, крылья.

Девушка вдруг быстро наклонилась и поцеловала его прямо в разбитые губы. Это длилось мгновение – но, казалось, время остановилось.
Блик, поворотившись, тихо отодвигался к двери. И вдруг в эту самую дверь постучались. «Блик, Блик», - зашептали в щель. – «Монси вернулась…»

Девушка вздрогнула и отпрянула.

- Милый мальчик, мне необходимо отлучиться.

- Простите, монсита, - смутился Дали. – Я не имею права вас обременять.

- Не говорите чепухи. Лучше постарайтесь расслабиться и вздремнуть – после примочек Жёлтой Змеи лучшее лекарство – сон.

Звуки лёгких шагов удалились. Расслабляющая тишина и бесплотная, одинокая мелодия, прилетающая из ниоткуда, благодатная прохлада и утихшая боль в ссадинах, синяках и опухшей ноге, а также небольшое опьянение примочками – и он погрузился в блаженную дрему.

Он вдруг снова увидел перед собой злобно искажённое лицо карлика Буля. На этот раз тот с бешеной скоростью колошматил краснолицего верзилу посреди цветочной поляны - и Дали засмеялся. Потом перед ним возник могучий старец с белой бородой и острым взглядом из-под нависших бровей – словно древний суровый Бог Э-Би-Квана, сошедший с картин давно умерших мастеров. Он приветливо кивнул Дали, потом выпростал из-за спины крылья, взмахнул ими, взлетел – и исчез за деревьями.

Лёгкие шаги возобновились, потом кто-то провёл по его лицу ладонью, приподнял почти высохшую салфетку – и сон мигом слетел. Дали знал – это вернулась его спасительница.

Дали наконец-то смог широко открыть глаза – и сразу встретился с взглядом больших, внимательных, зеленоватых глаз. Дали с восхищением смотрел на своего ангела-хранителя. Девушка успела переодеться – на ней был синий сарафан с золотым африлейским орнаментом, массивный золотой браслет на запястье и жемчужное ожерелье в несколько рядов на царственной шее. Роскошные волны рыжевато-медных волос были скреплены на затылке причудливой заколкой, а затем витыми сгустками спускалась на белые точёные плечи, оставляя неприкрытой шею. Девушка оказалась много ярче и полнее, чем чудилась ему в полузабытьи и болезненном тумане. Он рванулся к ней, превозмогая боль в спине – мягкая ладонь снова уложила его.

«Теперь она скажет мне своё имя», – подумал Дали, счастливо улыбаясь...

…Хозяйка дома неспешно возвращалась с дальней прогулки по аллее парка. Странный тёмный предмет на зелёном газоне – диссонанс, непорядок, упущение садовника! – привлёк её внимание. Она подошла ближе – форменная фуражка школяра. Странно. И следы – словно к дому кого-то тащили, песок на дорожке взрыт следами двух пар ног. Что случилось?

- Эрка, что за беспорядок в доме? – строго спросила она первую попавшуюся на глаза прислугу.

- Барышня молодого человека от бандитов спасла, монси!

- И где же они?

- В комнате монситы Лоры, монси. – Эрка низко склонилась, чтобы хозяйка не заметила виноватого выражения её глаз.

- Хорошо, спасибо, ты свободна, - машинально произнесла хозяйка. «Хм, жизнь обещает любопытный сюрприз, небольшое развлечение, лекарство от скуки. Это неплохо».

Она машинально подняла фуражку, поднялась по ступенькам и вошла в гостиную, прошагала её насквозь и затем снова спустилась на первый этаж, открыла дверь без стука – и столкнулась со спешащей из комнаты девушкой.

Они были как две капли воды похожи друг на друга. Впрочем, нет, рассказчик не совсем прав. Хозяйка, в отличие от первой девушки, была полна жизни, её губы пламенели, такие же рыжие волосы были уложены в затейливую причёску, фигура была женственной и соблазнительной.

- Лора, почему ты ещё здесь? – удивилась хозяйка. – Почему ты не на процедуре?

- Я…я… я… спасала… спасала мальчика, - заикаясь от смущения, девушка робко указала на дверь в свою комнату. – Его били, Алиса, какие-то бандиты, и я позволила себе… Не ругай меня, я не могла иначе. Он сейчас спит. В моей гостиной.

- Ты правильно поступила, Лора. Теперь ты можешь быть свободна. Иди в свою комнату.

Лора задрожала и вскинула подбородок, её длинные ресницы взметнулись вверх, она уже готова была возразить сестре, защищая своё право находиться рядом со спасённым юношей.

- Иди, Лора, я распоряжусь, чтобы о нём позаботились, его нужно обследовать, – ещё раз повторила девушка-близнец, повышая голос. За спиной Лоры призраком возникла рослая сиделка, и Лора сникла. Она позволила взять себя за руку и увести в свою комнату.

Алиса дождалась, пока за ними закроется дверь, и склонилась над юношей. Как хорошо, что Лора притащила не измызганного и потрёпанного бродягу, не испитого рабочего, уволенного с завода.

Улыбнулась, провела длинными холёными пальцами по его волосам, губам, бровям. Тихонько приподняла компресс – опухоль под глазом уже спала. Она всмотрелась в тонкие, прекрасные черты избитого юноши, которого даже побои не могли исковеркать.

Дали. Она знала – это был Дали. Серебряная арфа-легос, меланхоличный взгляд, смягчившаяся складка меж бровей Учителя…

Сюрприз оказался на редкость приятным. Просто исключением из правила. Но почему его били? Обычные школярские разборки? Чем он мог досадить и кому?
Юноша вздрогнул, пробудился и открыл глаза. Первое, что он увидел – прекрасное женское лицо, медленно проявляющееся из тумана. Он хотел вскочить – но застонал, схватился за голову и рухнул на диван.

- Не спеши так, - сказала девушка, и голос её прозвучал дивной мелодией. – Тебе нужно отлежаться.

Она продолжала менять компрессы на его голове, на руке, на лодыжке, её красивые руки касались его лица, и ему безумно захотелось, невзирая на головную боль и запекшиеся губы, исцеловать их – так, как избитая собака лижет руку, праздно приласкавшую её со скуки.

- Теперь вы мне скажете своё имя? – прошептал он, улыбаясь.

- Не всё ли равно?

- Кажется, я видел вас на картинах в Академии. Кто вы?

- Если это важно для тебя… Я – хозяйка дома Фэйвуд.

- Дома Фэйвуд? Так вы – владелица заводов? Как… как вас зовут?

- Приятно быть известной. Я - Алиса. Алиса Фэйвуд.

Лицо юноши потемнело, губы сжались: - Значит, моей спасительницей оказалась Алиса Фэйвуд.

- Не бойся меня, - поспешно сказала Алиса. – Я тебя знаю, Мерик Дали, и не просто знаю: я видела твои картины и бывала на твоих концертах. Кажется, Лесс ценит тебя. Не отнекивайся, я ведь тоже когда-то училась там, совсем недолго.

 Дали кивнул.

- Почему на тебя напали?

- Это долгая и давняя история, она связана с отцом, - Дали отвернулся. – Вас она не должна касаться. Просто они ненавидят моего отца и считают, что расплачиваться за него должен я. Я шёл к Учителю, мы работали над новым проектом – и тут они напали, исподтишка.

- Что ж, не желаешь объяснять сейчас – не надо. Подождём, пока ты войдёшь в норму.

- Я вполне в норме, - попытался возразить юноша. – И мне некогда ждать, мне надо домой, и в Академии скоро экзамены, – он сел, превозмогая боль в пояснице.
- Видите, монсита, я уже в порядке!

Алиса мягким движением руки заставила его снова лечь: - Ты ещё слишком слаб, так что учёба и прогулки отменяются. Ты будешь лежать тут до тех пор, пока не заживут раны и не перестанет болеть голова и все остальное. Я вызвала врача, чтобы тебя обследовали, я хочу убедиться, что нет переломов и сотрясения мозга, мне внушает опасение твоя нога, там реален перелом, и я отпущу тебя тогда, когда буду уверена в твоём полном выздоровлении. Так что будь гостем в моем доме и успокойся. Договорились?

- Договорились, - юноша улыбнулся, ладонь Алисы задержалась на его груди, скользнула выше, коснулась губ – и он благоговейно поцеловал эти пальцы, пальцы прекрасной девушки, которая его спасла. Она вошла в его жизнь сразу и вдруг, острой стрелой – но так легко и нежно. И наверняка останется в ней навсегда. С момента пробуждения – и навсегда. – Вы удивительны, вы прекрасны, я назову новый карф вашим именем!

Алиса затаила дыхание – эта ласка, эта нежность, это благоговение трогали её до глубины души. Она лично станет ухаживать за Дали – и не позволит этого делать никому другому.

По-прежнему палило солнце, выжигая из цветов последние ароматы. Загоревший до черноты Блик, угрюмо сгорбившись, шёл по аллейке, и лопата в его ручищах гляделась игрушечной. Он думал о том, что тёмные бельвийские розы очень любят такую жару, зато золотистые ирисы требуют глубокой тени и постоянного душа, и потому-то, чёрт возьми, несмотря на уход, они вырастают такими бледными и хрупкими, отгороженные от всего мира, а розы беззаботно цветут, глубоко пронзая горячую землю своими сильными корнями.

В грубом великанском теле Блика таилась робкая и нежная душа, вся полная цветами и миллионом забот об их капризном самочувствии. Блик обернулся – белоснежная усадьба ослепительно сверкала на солнце, острый энергетический конус пронзал синеву.

Затем он углубился в тенистые заросли голубоватой урбинки, и уже больше не оглядывался.