Один уникальный мечтатель. Глава 1

- Вот для надёжности себя обмотай! – и мой новый бригадир Палыч то ли в шутку, то ли всерьёз громыхнул увесистой цепью.
- Нет, спасибо! В копперфильды мне поздно рядиться! – я надеялся, что избегу дурацкого обряда посвящения.
Как ни крути, а у меня сегодня – первый рабочий день. Точнее, ночь. А у моих новых коллег, так понимаю, с юмором и традициями всё в порядке.   
- Поясни, Лёха, откуда ж берутся на мою голову такие эрудиты? – это Палыч взывает к третьей привлечённой стороне нашей бригады – Ашхаразору.
Коммуникабельный сын народа, что веками чтит мудрость своих предков, не возражает, когда его называют Лёхой. Ашхаразор – имя достойное, спору нет. Но с непривычки не выговоришь. А ещё и забудешь, что и по какому поводу хотел сказать.
- Цэп вазми, – колоритно вторит бригадиру Лёха.
- Давай-давай! Считай, это мой инструктаж по технике безопасности, – пытается смять меня авторитетом Палыч. – Виталя тоже артачился. Не буди, говорит, во мне Прометея! Он её, правда, за ремень. А эту холеру всегда надо вокруг туловища мотать. Эх, порвало Виталин ремень в лоскуты! И где теперь он вечность коротает? Кто ж знает…

Суток ещё не минуло, как я пришёл устраиваться на работу в клининговую компанию «Поживали-убирали».
- А что это за вакансия чудная такая: мойщик мимолётных отражений? – спросил я менеджера, что оформлял меня без опыта, резюме и собеседования. – Точно клининг?
- Клининг, клининг, – мне показалось, тот отмахнулся от меня словом, как теннисной ракеткой от назойливого насекомого. – Стёкла мыть будете. 
- А я смотрю, вы тут оптом людей набираете, – продолжал я разведку боем.
- Текучка, – клерк пробубнил куда-то в столешницу.
- Это всё мизерные зарплаты и непомерные нагрузки. А ещё, каждый мнит себя управленцем и рулит где угодно, но только не там, где с него спросят. От такого хаоса и народ выгорает, и экономика несёт убытки, – я всегда выдаю эту мудреную сентенцию, словно до недр души проникся проблемой подбора персонала. – Зарплату по доброй воле платите или через претензию?
- Приживётесь в коллективе – будет и зарплата! – менеджер резко поднял голову от бумаг и прямо поверх очков метнул в меня молнию гнева.
- Мне без зарплаты – никак. У меня мечта: хочу ипотеку досрочно погасить, – не было у меня, слава Богу, ипотеки, лежащей на душе могильной плитой. Но соврал для порядка. Всегда твержу эту мантру при каждом трудоустройстве. Зачем? А интуитивно! Как-то подозрительно независимо и счастливо в наши дни выглядит человек, если он не увяз в ипотеке…
- Так себе мечта, конечно, – скептически заметил менеджер. – Зато, хоть квадратные метры реальны. Сегодня в ночную смену есть настроение выйти?
Не надо озарять меня светом костра и пробуждать звуками горна. Я ж, как одержимый постоянной решимостью пионер, всегда готов!

- Какую молитву знаешь? – да одолел меня уже Палыч своим нравоучением. Мимолётные-то отраженья неумытыми вон стоят.
- Ну, так, – отвечаю. – «Отче наш» в вольном пересказе…
- И снова – хреново! Тут, сынок, молитвы знать надо, – как-то по-отечески проникновенно произнёс мой бригадир. – Послушай, только на тебя «отражёнка», значит, попрёт…
- Кто-кто попрёт? – от неожиданности я даже поперхнулся.
Во, заливает! 
- Бардак! Работник без предварительного инструктажа! А офис, Лёха, к нам его, между прочим, в смену выводит! Я говорю, «отражёнка». Так мы зовём дрянь, что живёт по ту сторону зеркальных поверхностей. Академики галдят, мол, пределы миров истончились. Ага, щас! Наши ангелы-хранители отвернулись от зеркал, в которые мы смотримся. Такие вот дела, – Палыч внезапно понизил громкость своего голоса, будто её кто-то прикрутил помимо его воли. – У каждого из нас за спиной – спецочиститель. Лучшего ещё не придумали. Поливай им эту дрянь! Бог даст, и молитву вспомнишь. И я тебя умоляю, Лёха: держи его на цепи!
- А что за очиститель-то? – я решил подыграть и тоже перешёл на шёпот.
- Святой вода, брат, – Лёха прикрыл ладонью рот так, чтобы звук его голоса не коснулся ушей бригадира.
- А у вас лицензия на борьбу с нечистой силой имеется? – мне чудом удалось не прыснуть со смеху. И, видимо, моё лицо всё ещё противостояло улыбке.
- Тут дэзинфэкций самы лючий. Дажэ там адабряют, – и Лёха многозначительно устремил взгляд куда-то ввысь.
Хотя по траектории движения его глаз мне показалось, он указывает на наши отражениями в буквах, что возвышались в рост человека на вывеске модного магазина одежды Sunny&Cloudy, куда мы и прибыли наводить зеркальную чистоту.
- Кончай трепаться! – обрубил Палыч наш обретённый диалог. – Инструмент – в зубы и погнали вкалывать...

Лишенный выдумки физический труд не был вершиной моих заветных мечтаний. Давно понял, натура я творческая. Потому система моих жизненных координат лежит не в одной, как это заведено у нормальных людей, а сразу в двух плоскостях: вымысла и реальности. Причём, зыбкая граница между ними проходит по безжизненным и бескрайним просторам компьютерного листа. На то и рубеж, чтобы его охранять. Этой деликатной миссией наделён курсор. Частота его мерцания - гарант неприкосновенности границ повествования. Бывает, что и проморгает. И тогда мои фантазии забредают в реальную жизнь, а реальность устремляется к фантазиям. Но вот что он действительно делает хорошо, так это то, что всегда чётко даёт понять: слева от него – вымысел, а справа – реальность. Сейчас я справа, в реальности. О пересечении границы мне сообщат дополнительно.

У входа, как и положено, нас встретил угрюмый ключник с гарнитурой в ухе.
- Делимся! – Палыч на ходу проводил рекогносцировку сил. –  Вы двое – в примерочные. Лёха, мужские. Эрудит, твои –  женские. Один моет – другой страхует. И за мной приглядывайте! Я мою зеркала и стёкла в периметре всего магазина. После примерочных – приступаете к вывеске. Я посчитал, там по шесть букв на брата…

Есть у меня убеждение, что на такую работу идут люди, у которых имеется патологическая склонность к чистоте. Борьба с грязью и, особенно, с пылью отдаёт неким донкихотством. Как и мытьё посуды. А глажка постельного белья – отдельная форма мазохизма. Но у прогресса есть выход! Пыль отдана на откуп роботам-пылесосам, грязная посуда – посудомоечным машинам, бельё уже давно гладят роботы-утюги. И бытовая химия – на любой каприз и загрязнённость. А люди машинально продолжают что-то мыть, тереть и даже скоблить. Видимо, это след глубокой многовековой травмы, нанесённой нашей психике необустроенным бытом.
Другое дело, когда твоя борьба за чистоту в руках опытного наставника. Вон Палыч примостил свою лесенку к огромному центральному зеркалу магазина и наяривает: пшикает средством для чистки, трёт микрофиброй с усердием. Загляденье! Видно же, нравится человеку его работа. Опять же мечту свою, наверняка, держит где-то накоротке. Ну, точь-в-точь, как огромную колонну, вокруг которой обвивается его цепь.
- Лёх, а вот ты о чём мечтаешь? – я отправляю вопрос куда-то себе за спину.
Напарник тем временем уже обмотал мою талию цепью. Теперь прилаживает переносную ёмкость со святой водой мне на спину.
- Мандаринам па всэй Масквэ хачу таргавать! – без раздумий отозвался Лёха.
- Ты серьёзно? –  чему я удивляюсь, коммерция же у него в крови.
- Шютка, канэшн, – парировал Лёха. – Пэрсикам!
- Определяйся! Так мечте твоей и убиться недолго, пока с мандарина на персик будет перескакивать! – поёрничал я. – Всего меня стреножил? Гляди, а то до примерочных сам понесёшь!

А, с другой стороны, чего я завёлся? Нормальная у человека мечта. Просто у него она есть, а у меня – нет.
Мечта это что? Наивысшая покорённая жизненная вершина. Собственно, на её пике закончится маршрут моего предназначения. Грустно. А если живу без цели и не ведаю, каким путём иду по жизни. Выходит ещё тоскливее. А что если мечта осуществится раньше? Мне будет позволена ещё одна? А если позже? Хватит ли сил и времени дождаться? Нет, моя мечта должна осуществиться вовремя! Это же её я прямо сейчас в этих идиотских кабинках разыскиваю.

Под конец восхождения по приставной лестнице к первой букве вывески меня внезапно кинуло в жар. Я задержался на предпоследней ступеньке. Вынул из петли на груди продетый в неё пульверизатор. Открыл рот и сделал пару пшиков прямо из переносной ёмкости со святой водой, что была у меня за спиной. И только я собрался отправить живительную влагу вглубь своего измученного жаждой организма, как снизу послышался какой-то мерзкий скрежет. Не успев сделать глотка, я прислушался.
- Цэп! Палич! Атражёнка! – мне показалось, что Лёха с нечеловеческим надрывом и бешеным темпераментом ведёт свой репортаж с какого-то хоккейного матча.

Желая быстро вникнуть в ситуацию, я дёрнулся на лестнице так, что вода в ёмкости за спиной всколыхнулась. Она сместила центр тяжести, и я понял, теряю равновесие. Враз из пучины сознания торопливой скороговоркой всплыло: «Отче наш, Иже еси на небесех!»
Лестница оторвалась от стены так, как начинает отходить кабель-мачта пускового комплекса ракетоносителя. В нелепом снаряжении, обмотанный цепью – я изловчился и что есть мочи оттолкнулся. И в немыслимом прыжке ухватился обеими руками за нижний изгиб буквы «S». Да так на нём и повис! И снова ударилось в висок: «Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».
Путь до пола был неблизким. Тут над головой вдруг внезапно хрустнуло. Понял: хлипкая английская буква долго меня не продержит. Надо за что-то ещё ухватиться. Я задрал голову вверх. И то, что увидел, одинаково хорошо годилось как для ночного кошмара, так и для сумасшествия.

Моё отражение держало меня за руки! И стремительно двигалось ко мне из глубин той поверхности буквы, которая, клянусь, была неподвижной! Я почувствовал, как меня затаскивают внутрь буквы мои же руки. Вот и кисти уже скрылись в этой вязкой дряни! А в висок продолжало рваться: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь».
От испуга святую воду, что была за щеками, я сильным выдохом выплюнул изо рта через чуть приоткрытые губы. И попал в то место, где терялись мои руки! Эффект оказался поразительным: вязкая субстанция отпрянула и я освободился! Моё естество ликовало: «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим».
Вмиг понял: рано радоваться, сейчас ведь упаду навзничь на пол. Но глаза ещё видят, как буква, срываясь с креплений, тянет ко мне мои отражённые руки и устремляется следом. Она бы на лету меня схватила! Я взмолился: «И не введи нас во искушение».
Но в роковой миг её задержала неведомая сила. Верхний изгиб буквы резко повисает на единственном выстоявшем нижнем креплении. И она начинает раскачиваться, как маятник.

Я со всего маху грохнулся на ёмкость, которая лопнула под тяжестью моего тела, расплескав на полу святую воду, и сложилась подо мной чудесным образом. Думал, от удара об пол отскочила моя голова. Но покатилась только спасительная каска, ремешок которой вырвало из фиксаторов. 
Буква «S» на очередном витке маятника вдруг сорвалась с последнего крепления. И словно в замедленной съёмке я увидел, как она падает на меня, пожирая моим же отражением всё пространство. В голове сквозь колокольный звон неслось: «Но избави нас от лукаваго».
Меня кинуло в жар! Будто я – раскалённая заготовка, что кузнец достал щипцами из чрева горна и ухнул об наковальню. Я не стал ждать, когда конструкция пригвоздит меня к полу. Такой прыти сроду во мне не бывало! Опираясь на ладони и отталкиваясь пятками, я заскользил на спине по мокрому полу. Но путь к свободе был недолгим: цепь, сдавив бока, натянулась!
 
- Лёха, пусти!!! – взревел я во всю мощь легких. Словно Лёха стоял в этот момент на склоне соседней горы и препятствовал восходу солнца.
Дёрнул за цепь так яростно, как мне хотелось жить! А губы в горячке шептали: «Яко Твое есть царство».
И цепь ослабла! Снова бешено работаю ладонями и пятками! Мой голос всё громче: «И сила, и слава».
Чудом вырываюсь из стремительно тающего пространства, которое очень похоже на сжимающийся просвет между молотом и наковальней. И уже кричу: «Отца и Сына и Святого Духа».
Сердце кромсает мою грудную клетку! Адреналин рвёт мои вены! Лёгкие не дают мне воздуха! Всё! Сил больше нет! Я откидываюсь на спину и группируюсь так, чтобы колени касались моей груди. И уже обречённо на выдохе: «Ныне и присно и во веки веков».
И в то же мгновенье буква пронзает матовый пол торгового центра с таким адским грохотом, что толстые стёкла в витринах рядом стоящих бутиков завибрировали, как негодные жестянки!
А следом задребезжала охранная сигнализация, надрывно заголосила пожарная сирена, включилось аварийное освещение, послышался топот ног. Наш потревоженный мир пробуждался.

С трудом повернул голову и блуждающим взглядом попытался отыскать Лёху. Он лежал ничком почти у самого входа в магазин. Вокруг него –  разбросанная одежда и искорёженные вешалки. Его ноги неуклюже обхватили входную рамку. На вытянутых руках – страховочная цепь. Я был уверен: на другом её конце наш бригадир произнёс свою молитву.
- Аминь, – похоже, пора мне отбыть в беспамятство…

Продолжение следует.