Глава 1 О дикарях и сталкерах. Ч. 6 Политика

В кабинете коменданта стояла гробовая тишина. Весь наш новый мир один сплошной гроб, а мы в нем смиренно молчим. Я поведал начальнику убежища обо всем, что видел и показал обнаруженный план. Барский сидел напротив меня и сверлил мой лоб глазами в надежде услышать от меня ответ на панический вопрос «Что делать?!». А я молчал.
Это его работа – он комендант.
Человек. Люди не меняются, даже наступив на ядерные грабли. Начальниками по-прежнему выбивались люди, жаждущие кричать без дела, а не действовать и руководить. Лицо коменданта покрылось испариной и подрагивало. По бокам от нас за одним столом сидели техники Михалыч с Семенычем и Сергей, который, в свою очередь, с ухмылкой сверлил взглядом потный лоб Барского.
- Не, ну хоть спросите: на кой ляд мы кота в убежище приперли? А то все молчите и молчите! – ехидно нарушил тишину Патриарх.
Парень откинулся на спинку стула, глаз от коменданта он не отрывал, а Барский продолжал грозно смотреть на меня. Сергей искал любую возможность накалить нервы коменданта. Зная характер моего напарника – он ни доли процента не забыл о былом конфликте с Барским. Парень желал утопить в сарказме, заставить коменданта жалеть об истоках ссоры. Он не мог простить дело многолетней давности, он мечтал услышать то, что хоть кто-то в этом убежище жалеет об уходе сталкера Патриарха. Сергей тянул одеяло на себя.
Барский был разогрет и накалён, но терпел. Ждал, что я найду ему моментальное решение, а я лишь хотел, чтобы этот «толстый в голодном царстве» сделал свою работу. Моя работа была добросовестно сделана. Я почти потерял дорогое мне: правую руку и напарника, что равносильно. И это достаточные жертвы для толчка в спину начальства. Но Барский молчал, сердито вздыхая. Время шло. Вулкан накалялся, его вершина трескалась, появлялись алые трещины.
- Короленко! – грубо взвыл комендант. – Ситуация ужасная!
Бум! Потоки магмы хлынули по склонам вулкана.
- Мсье Барский, – спокойным ласковым тоном начал я, – у вас в руках полные сведения о сложившейся ситуации. Мне повториться? Я повторюсь. Нами обнаружено два лагеря дикарей. Данный противник, согласно обнаруженным доказательствам, делает попытки к саботированию нашего и не только убежищ. Докладываю на ваше усмотрение.
Барский подскочил со стула, уронив его:
- И что ты хочешь, чтобы я сделал? – вскрикнул он.
Я уперся руками в столешницу и поднялся со своего стула, после чего аккуратно задвинул его за собой:
- Созовите совет.
Я развернулся к выходу и разумеется Барский закричал мне в след:
- Стоять! Я тебя не отпускал!
Новое извержение, более яркое, без тонны пыли и пепла.
- Сделай свою работу, дед! Что?! Тяжело тебе без обороны? – сквозь натянутую ухмылку поднялся гонор Сергея, – прогнал ты сталкеров! Некому больше решать твои проблемы!
Я остался стоять у двери. Накал страстей врезался мне в спину. Барский орал «Я вызову охрану», Сергей с кулаками кричал в ответ «Нет у тебя охраны, мудак!».
Корень зла цвел давно. Очень давно. Миллионами лет он эволюционировал. Рос человек, вместе с ним и расцветал тот самый корень. Число людей в охране убежища оставляло желать лучшего, основные силы были направлены в оборону Центрального убежища, по контрактным бумагам.
Прибыль в ослаблении собственных позиций.
Что в нашем новом мире из себя представляют ценные бумаги? Невероятно, но мятые пожелтевшие листы решали судьбы даже в эпоху агонии человечества. Власть подземного царства построила даже типографию. Во многих углах паутины бетонных нор из-за голода умирали люди, люди похожие на догорающую свечу ели крыс и соскребали лишай со стен, а правительственная машина вкладывала ресурсы в килограммы бумаг для фиксации личного пространства и обязанностей еще живых граждан.
Я вышел за порог кабинета коменданта, крик Сергея угас за дверью. По убежищу уже ползли слухи. От одной каморки к другой перекатывались женские сплетни, пустой мужицкий треп и детские сказки. Если сидишь в одной комнате с большим количеством человек, то диалог одних людей в углу недолго будет тайной для людей у противоположной стены. Взгляды жителей убежища, которые я ловил на себе, были тревожны. Я шел среди пристального внимания к своей персоне, двигался по коридору в котором меня сторонились, провожали взглядом, перешептывались. Народ, привыкший к смерти и хаосу, сложно удивить, но бренный атомный мир с каждым днем всё горячее раскаляет кочергу, чтобы однажды ударить по последнему следу человечества и навсегда избавить мир от инородных тел.
В убежище поднималась паника.
Древнейший враг человека. Еще со времен дикарей в пещерах этот убийца положительных инстинктов забирал серпом по нескольку жизней разом. А чем мы сейчас отличались от пещерного человека? Наш вид сидит у костра, в надежде получить от горячего пламени еще несколько шансов на выживание, а самые смелые и безрассудные лезут вверх к свету в поисках удачи в виде мамонта или осколка былых цивилизаций. Страх не делал нас сильнее.
Страх лишь выкачивал из эмоционального родника последние капли чистой воды, оставляя в душе человека лишь комья грязи и ила. Тащил наружу все худшие качества самой сложной нервной системы на планете.
Люди бежали мне навстречу. Кто-то смотрел мне в глаза, пытаясь увидеть защитника, некоторые толкали меня, пытаясь сбить с ног и продолжить бегство. Я пробирался сквозь нарастающее броуновское движение тел. Стоило мне пару шагов отойти от отсека с кабинетом коменданта, как я понял – в убежище что-то случилось отчего люди сошли с ума и устроили натуральную давку.
Основной поток беглецов ломился к тоннелю, люди продирались сквозь узкие коридоры застроек жилых помещений, крушили на своем пути чужое имущество, толкали друг друга, наступали на лица упавшим. Я пытался выхватить из толпы бегущих хоть кого-нибудь, кто мог бы ответить мне на вопрос…
Что происходит?
Одна женщина споткнулась, упала. Сверху на ее спину наступил толстый мужик, даже не заметив, что он только что прошел по хрупкой спине словно по половичку у дверей квартиры. Я оттащил громилу-идиота в сторону и хорошенько заехал кулаком ему в нос, затем кинулся к пострадавшей, оттащил ее в сторону. Лицо женщины было сплошь залито слезами, а глаза лезли на лоб, окровавленные зрачки черных глаз содрогались в агонии.
- Вы в порядке?
Об меня так же спотыкались бегущие люди.
В конце жилых коридоров, где располагался пост охраны КПП и администрация убежища, охранники делали тщетные попытки навести порядок, но люди забивались в углы, лезли на крыши построек, наваливались на бойцов.
- Что случилось? – я провел рукой по грязному женскому лицу.
Она не отвечала, лишь тяжело дышала и хрипела. Я за руку вырвал из людского потока парня санитара в белом халате и крикнул ему: «Помоги ей!». Парнишка нехотя, лишь после моей угрозы оторвать ему руку, поднял женщину и поволок ее следом за всеми. Я принялся снова сопротивляться паническому течению и пытаться пробиться в центр убежища.
В первую очередь к своему дому. К жене и сыну.
Я не заметил, как за моей спиной оказался Сергей. Он едва находил в себе силы бежать, его гнали потоки адреналина в крови. На его плечах висели наши карабины. Мы оба проталкивались по коридору жилой застройки и вот мы наконец вышли к «главной площади». Городской площадью центр убежища не назовешь, но так было принято считать более просторный зал убежища, который не был плотно окутан «квартирной» застройкой жителей. Именно тут располагался бар, рынок и небольшая сцена для общественных мероприятий. Среди проходов между строениями происходила та же суета. Люди разбегались в разные стороны, толкались, бежали лишь туда, куда вел их обезумевший взгляд. Матери хватали своих детей и сломя голову неслись прочь. Мужики тащили за собой своих жен. Опутанные животных страхом, люди сбивались с ног. Так на моих глазах семейная пара затоптала чужого ребенка. Окровавленное тело мальчика слегка подрагивало, затем парень совсем затих. Двое мужчин накинулись друг на друга, один пытался задушить другого, а первый выдавить глаза второму.
Страх вырвал из теплых душ холодные животные инстинкты.
Мы с напарником замерли. Холодный пот обдал мое разгоряченное лицо. В эпицентре событий, вслед за паникующими людьми, пробиралась огромная тень чинуша, простирая тонкие пальцы длинных рук к жертвам. Лампы дневного света замерцали, в переливах с сырой темнотой продвигалась тень мутанта, напоминавшая теневой ручей черной воды. Люди увидели в его лице саму смерть, телепат вскрывал черепные коробки усталых умов и доставал оттуда самые потаенные кошмары, заставлял своих жертв бежать прочь, ломать друг другу кости, показывать безжалостную человеческую натуру. Телепат скользил по стенам, по полу, по потолку, появлялся то в одном месте, то в другом, не давал шанса сбежать не испытав страх самой великой силы.
На той стороне этого побоища был мой дом, где возможно еще живые оставались мои жена и сын.
Даже закаленному ужасами нового мира характеру было тяжело противодействовать столь необузданной силе. Я чувствовал дрожь в теле. Мою голову разрывало на части желание присоединиться к бегству. Мною завладел ступор. Я видел людское побоище, мои односельчане сходили с ума от страха, казалось, убежище столь внезапно обратилось в одну сплошную агонию. Хочется пройти мимо, забрать семью и перелезть в заставу номер семь, уйти коротким путем. Но где-то уколола совесть. «Чем тогда ты лучше зверя?» - сам себе задай такой вопрос, если ты не герой какого-нибудь приключенческого произведения. В эту минуту придется быстро решить – кто я? Простой человек из толпы, ведомый эгоизмом или же олицетворение ярости в противодействии человеческого животного начала.
- Пока ты тут застыл, предлагаю начать с этого!
Меня одернул Сергей и со своего плеча протянул мне в руки мой карабин. У напарника в глазах не было ни капли сомнения. Он в миг забыл про свои ранения, хотя и было заметно, что Патриарх едва держится на ногах, но его алая душа была готова на всё ради безумного героизма. Глаза зеркало души и его зрачки горели пламенем героя. Разум моего товарища воспален боевыми мечтами, именно теми, кои мы представляем перед собой засыпая, видим себя героями любимого произведения, без страха устремляющих боевой клич и кулаки в лицо своему недругу. Я с сожалением посмотрел на Сергея. Меня поедал внутренний голос, который вечно противиться тому, что диктует мне моментная эмоциональная вспышка, тот голос, что в народе зовут голосом разума. Я сожалел, что у меня не играет героическая музыка в ушах, под которую я мог бы, забыв о подлом инстинкте самосохранения, устремиться напролом к врагу. Это мог лишь этот безумный парень, мечтающий перевернуть весь мир вверх дном и кому-то доказать на что он способен. Мне стало стыдно и тогда мой товарищ изменился в лице, его ухмылка приобрела некий родственный почерк, как старший брат улыбается младшему напуганному ребенку.
- Понимаю, – ласково произнес он, – я прикрою тебя, друг.
Сергей вышел из укрытия, гордо подняв голову и прицеливаясь из карабина прямо в голову тени. Время вокруг него замедлилось, давая возможность герою насладиться этим моментом. Бегущая толпа людей вокруг замерла во временном сгустке. Их лица застыли в криках ужаса и сейчас, казалось, Сергей видел их всех, он мог подойти к каждому и с презрением поглядеть ровно сквозь широкие зрачки. Патриарх ненавидел их, хотел каждому лично признаться в этом и высказать свое негодование. Бесстрашный, молодой и дерзкий, он кричал в своих мыслях: «Посмотрите на меня! Я не боюсь защититься!». Его палец жал на спуск, а от кончика к мозгу, с каждым нажатием, с каждым толчком приклада в плечо, сквозь обжигающий ноздри пороховой аромат, проносился сладостный нервный импульс адреналинового восторга. Шаг, еще шаг, гордая осанка, свести целик и мушку с головой потустороннего смертельного выродка, нажать на спуск, услышать грохот выстрела и снова сделать шаг навстречу врагу.
Я, пользуясь моментом, кинулся напролом, через бар и сцену, прямо к своему жилищу. На бегу я обернулся. Тень сползла со стены на пол, возросла как скульптура из мокрого пепла перед Сергеем. Мой напарник лишь смеялся в ответ и продолжать палить из карабина. Тело мутанта лишь поглощало его пули, но содрогалось. Я снова обернулся в сторону жилой застройки. И снова эта пауза в моей голове. В своей жизни я плыл по течению судьбы, меня заботило происходящее здесь и сейчас. Высшая человеческая ценность – это его семья, но судьба моей семьи была мне не известна и это кололо ножом по сердцу. Но отвернуться от дорого мне человека, которые стоя рядом отдавал Богу жизнь: чего это будет потом стоить для откупа перед совестью?
Я взял покрепче свой пистолет и тяжело вздохнув развернулся в сторону происходящего боя.
- Эй, чудище, ты ответишь за Дмитрия!? – крикнул я мутанту-телепату.
Мутант внезапно замер и резко обернулся в мою сторону.
И я увидел в его нефтяном лице черный свет своих снов. Словно демон из бездны меня пронзал ментальный взгляд мутанта. Мой страх пронесся от пят до головы. Нет, если моя семья еще жива то, самое время их защитить. В противном случае, самое время отомстить.
Пальцы мутанта рыбака человеческих ужасов и потаенных страхов дотягивались сквозь мое сознание, чувствовали мое сомнение. И не дать ему отпор, означало струсить. Сергей готов был рвать его голыми руками, а я усомнился в своих силах, поддавался неуверенности.
Мои друзья – предмет гордости угасшей веры в человечности, в то, что отличает нас от бродячей собаки или от развитой обезьяны. И мы стали единым целым, готовые бороться друг за друга взявшись за руки.
Как в старых книжках.
Из-за деревянной кухни бара, прямиком к отвлекшемуся на меня мутанту, выкатился в своей инвалидной коляске Иван. В одной руке он сжимал светошумовую гранату, а на его патлатой голове сияла алюминиевая кастрюля. Он закричал: «Ложись!» и швырнул гранату в объятия теневой скульптуры чинуша. Я лишь пискнув что-то нецензурное упал на пол.
Раздался оглушительный хлопок.
Помещение вспыхнуло. Людям не знающих даже простого дневного света могло выжечь глаза такой яркостью. Черное на мгновение стало белым. В ушах звенело. Я поднял голову, убрал руки от ушей, мутанта не было видно, и тут же вскочив на ноги, помчался к дому. Дверь в жилище я почти вырвал:
- Лера! – заорал я. – Макс!
- Мы тут! – отозвалась моя жена.
Я упал на колени и выдохнул. Вот они мои личные муки выбора. Если сделать правильный выбор, не противясь при этом покрову собственной судьбы, все будет хорошо. Я верил, я знал, что раз уж я высшее существо на этой планете, кому дарован функционал идеального нервного механизма всей сущей природы, то лучше воспользоваться советами глубинного голоса разума, а не тягой к рефлекторным инстинктам. Жена и сын прижались ко мне как в последний раз. Оба плакали. Заплакать хотелось и мне. Я поддавшись низменному страху неизвестности, чуть было не бросил умирать своих братьев. Бросаясь в неизвестность, я мог бы потерять разом всех, но моя вера в нечто больше в недрах моего сознания подсказывала действовать вопреки страху будущего, который на этапе настоящего, стоило только поддаться ему, дать ему пищу, превратился бы в ужас грядущего и неизбежно фатального. Не отвлеки я чинуша, тот убил бы и Сергея, и Ивана, а затем погнался бы за мной. Так бы и погибла моя семья вместе со мной.
Так же поступил и мой лучший друг. Иван не пытался сбежать. Первым делом он пробился к моему жилищу и удержал от искушения предаться общей панике мою семью, уговорил их остаться дома и затаиться. Так он сохранил и меня для чего-то большего.
***
- Твой товарищ, Рогов, рассказывал же, ну, что чинуши яркого искусственного света бояться, – говорил мне Иван.
- А кастрюлю ты на кой хрен на башку нацепил? – смеялся Сергей.
- Щас тебе, смейся, это ж защита от телепатии.
Сергей рассмеялся еще больше.
- Дело он говорит, – перебил я молодого напарника, – нас с тобой тогда, в шалаше, тоже кастрюля спасла.
- Нас котенок спас, а не железка, что тебе приснилась, – махнул рукой Патриарх.
- Максим, что происходит? – на меня смотрела заплаканная жена, – там снаружи целая бойня, все люди, наши соседи, топтали друг друга, боже! Старики, дети…
Она не выдержала и снова зарыдала. Сын обнимал ее, гладил по голове и шептал на ухо: «Мама, не плачь, папа их всех из винтовки застрелит». Кого именно он имел в виду, соседей или мутантов – мне было не известно.
- Мы окружены, – сообщил я в пустоту, – за нами охотятся все, люди и монстры телепаты.
Суета в убежище постепенно утихала. Люди в ужасе осматривали то, что они сами сотворили. Поглощенные последствиями хаоса, с ненавистью к самим себе. Задавленная пережитым ужасом толпа направлялась требовать ответы от коменданта, который теперь заперся у себя в помещении. Остатки охраны пытались усмирить толпу, подавить нарастающую злобу бунта.
- Барский сбежал! – скандировал кто-то в толпе.
Я пробирался к охранному посту. Он был окружен разъяренной толпой. Они требовали вывести к ним коменданта. Кто-то кидался попавшимися под руку предметами в сторону кабинета Барского. Я пробился к дверям, подергал ручку, заперто.
- Что нам теперь делать!? Кто нас защитит!? – кричали люди.
Большая политика колыхнулась очередной волной, некогда отправившей весь мир в ад. Барский бежал в центральное убежище, где находился совет всех убежищ, общественное руководство, опора строя. Решения, взлетевшие со столов важных людей не заставили себя долго ждать. Уже в следующий день по многим убежищам города прокатилась волна нападений, таинственных, незаметных, но крайне опасных для дыхания жителей подземного царства. Рассказал ли Барский совету о дикарях – я не знал, но в последующие дни видел одно: солдаты убежищ переведены в боевую готовность. Спустя несколько дней, пока мы с Сергеем приходили в себя, а Хлебозаводское убежище утонуло в тишине забитых страхом сердец, Барский вернулся с отрядами военных из центральных убежищ.
На народном собрании комендант объявил, что в связи с нападением крайне опасного мутанта наше убежище будет закрыто на небольшой срок, для проверки и поиска очагов опасности для всей сети убежищ. Люди молчали, терпели, не понимали, что происходит.
А гермодвери захлопнулись.
Барского оставили внутри, хотя тот и порывался скрыться вместе с бойцами Центрального. Доверие людей падало, во всем винили сталкеров, то есть меня и моих товарищей. Соседи глядели на мою семью, как на стаю диких зверей. Но недовольство в мое лицо или лицо коменданта никто не высказывал. Барский заперся в своём кабинете и неделю не появлялся на глаза. Продовольственный отдел переходил на жесткую экономию припасов, что тоже вызывало негатив народных масс. Но люди проявляли злобу лишь к себе самим. Многие вспоминали ту страшную давку при нападении мутанта и строили возмездные козни друг другу. Люди возненавидели сами себя, не пытались решить проблему. Они ждали, что кто-то выйдет на трибуну и сделает все сам.
Но таких не будет. Лучший бунт – это начать с себя самого. Люди боялись ответственности.
Я же на долгое время погрузился в свои мысли. Мне не давало покоя послание Рогова. Медвежье логов – что это? Где его искать? Почему именно там должен быть ответ?
- То есть ты серьезно хочешь пойти искать что-то, что вообще никто никогда не видел и не знал?
Сергей в своей манере пытался острить. Его раззадорить на приключение было просто. Я знал, что он будет согласен.
- Да, – ответил я, – дикари нападают откуда-то из-за пределов города, возможно там есть поселение.
- Погоди, погоди, какой вопрос у нас стоит острее? Мутант телепат или дикари?
- Не поверишь, я думаю, это как-то связано и вот смотри.
Я протянул Сергею блокнот, некогда найденный на теле мертвого дикаря. У меня было много времени изучить каракули, коими был исписаны все пожелтевшие страницы. Рисунки, иероглифы, чертежи, все они имели логику, нужно было понять, какую именно.
- Кое-что я свел воедино, вот эти рисунки, посмотри, – я водил пальцем по сухой бумаге, – ничего не видишь знакомого?
- По силуэту да. Это чинуш.
- Теперь гляди сюда. – Я переместил палец на иероглифы, – Это не каракули, это сильно искривлённый алфавит в обратном порядке и тут говорится о районе под названием Красный Бор, конкретику не могу разобрать, но вот на этой схеме явно помечено.
Я развернул блокнот относительно довоенной карты города и продолжил:
- Вот эти очертания совпадают с Заднепровским районом города, так, а это Витебское шоссе, похоже ведь?
- Так…
- Смотри, вот тут пометка, если перевести в нормальные алфавит, получается – Красный Бор!
- При чем тут рисунок чинуша и реальный мутант?
- А почему мутант появился с появлением дикарей?
- Совпадение.
Я обреченно вздохнул. Скорее всего так и есть.
Я заперся в своем жилище. Выходил только на перекур, дома жена не позволяла наполнять едким дымом небольшую спальную площадь. В убежище царила гробовая тишина. Освещение оставалось только в необходимых местах, можно сказать, что убежище окунулось в постоянные сумерки, которые от одного дня к другому сгущались все больше. Людей не было видно, каждый только украдкой пробирался к торговым точкам, чтобы приобрести запас продовольствия. Продукты с полок прилавков пропадали, не смотря на то, что аварийный запас был рассчитан на большие сроки и объемы. Все чаще появлялись случаи воровства. Я догадывался, что большую долю провизии зажал у себя комендант.
Я злился на происходящее. В миг тихое и мирное существование превратилось в выживание и массовую злость. Самосуд не заставлял себя долго ждать. Люди подозревали каждого в собственных бедах, дрались между собой. Апогей был близок.
Это случилось рано утром. В переулках убежища царил постоянный сумрак. Я направлялся к Ивану домой. Моя голова была забита изучением записей дикарей, расшифровкой их планов, и я хотел поделиться новой информацией с товарищем.
За длинными черными, как смола, волосами простого Ивана скрывался кладезь добротных идей.
Я постучал в его дверь:
- Мсье Никитенко!
В ответ тишина. Я толкнул дверь. Заперто. Удивительно, ведь Ванька так рано никогда никуда не уходил, точно, опять напился и спит. Я постучал сильнее, но реакции не последовало. Жилище Ивана располагалось, как и все остальные постройки в убежище, в ряду таких же одинаковых комнатушек. Ряды жилищ тянулись кровеносными жилами по всей площади убежища. Мощеный досками проход между дверьми «квартирок» и редкие расширения переулков, где располагались почта и отдел охраны на определенный квартал. Я закурил, постучал еще раз и еще. Уже бы проснулся, пройдусь-ка я по переулку, может, встречу Ивана. Я завернул за угол, приближаясь к рыночной площадке и услышал громкие голоса. Людской шум стал очень непривычным в последнее время, все разбежались по своим норам и редко показывались.
На торговой площади находились несколько мужчин, они кричали друг на друга, толкались, а вокруг скакали три женщины, тоже кричали, дергали некоторых из мужиков за одежду.
- И поделом! – закричал один из схваченных за ткань мужиков на тронувшую его женщину.
- Изверги! – заорала та в ответ.
- Что натворили-то! – причитала другая дама.
Однако, большее внимание привлекла третья женщина. Ее красное опухшее лицо залито слезами, рыдала она громко и пыталась сквозь всхлипывания выкрикивать проклятия, она суетилась, будто не знала куда себя деть. Одернув одного из мужчин в попытке дать пощечину, женщина тут же упала на колени, прильнув к лежащему на земле парню лет двадцати. По его одежде стекали капли крови, из-под тела виднелась алая лужа, ноги были поджаты к телу, но голова была откинута, а на посиневшем лице застыла гримаса испуга.
- Убили! Уроды! – взревела плачущая женщина.
Я перестал быть незамеченным. Мужики умолкли, расступились. Взгляд устремился ко мне, сверкнули глаза атакующего хищника. Женщины, что суетились вокруг них тут же отбежали в сторону.
- Сталкер сейчас и вас убьет. – Вскрикнула одна из них.
Мужчины расступались шире, начиная обходить меня кругом, занимая оборонительную позицию. За их спинами лежала перевернутая инвалидная коляска.
Ванька! Это была его коляска.
Иван лежал рядом, тяжело дышал, его лицо было покрыто свежими гематомами, проступали синяки, из носа сочилась кровь.
- Убили его! – ко мне припала плачущая женщина. – Сталкер заступался за него…
Её истерика пробила с новой силой.
Я поднял Ивана на руки и попытался усадить.
- Мсье Никитенко! Ты слышишь меня? – я провел по лицу Ваньки рукой.
Он тяжело приоткрыл опухающие глаза. Сквозь фиолетовые веки виднелись разбитые сети сосудов. Он хрипел. Я перевернул коляску на колеса и перенес Ивана в сидение.
- Кто? Кто это сделал? – прошептал я.
Ванька лишь смотрел на меня пустыми зрачками с пульсацией боли.
- Что здесь произошло? – спросил я, обращаясь к бродившим вокруг меня мужикам.
От головы до пят прокатилась холодная волна. Их было пятеро, они обступили меня и лежащую на полу женщину с телом молодого парня. Другие дамы куда-то пропали.
- Он сам нарвался. – Рыкнул мне в ответ один из мужиков.
Это был рыжебородый толстяк с нагловатым выражением лица, торговец мясом крыс.
Я почувствовал жар в области сердца, очаг плавно перетек в грудную клетку и обжигал легкие.
- Где охрана? – мой голос дрогнул, горло пересыхало от ускорившегося дыхания.
- Не будет тебе охраны, проваливай отсюда сталкерок, мы сами разберемся.
В груди пекло сильнее, огненный шар нарастал, давил мне на ребра сильнее, казалось, если я не выплесну поток гнева, то сгорю заживо на этом же месте.
- Короленко, – прохрипел Иван, – мсье, пошли отсюда.
- Я спрашиваю еще раз, что здесь произошло? – крикнул я с такой силой, будто бы в действительности мне к пяткам поднесли зажжённый факел.
Рыжий подался вперед. Пламя гнева, что давило на меня прорвало легкие, воздух из моего носа окатил меня пламенем, со лба оторвалась капля холодного пота. Я выдернул из кармана пистолет и уставил его прямо в лицо торговца и закричал с еще большей силой:
- Сука, мне повторить вопрос!?
Рыжий замер, слегка побледнел, его губа дрогнула, другие мужики сделали шаг назад.
- Молодой поплатился за воровство, – произнес серым тоном торгаш, указывая на труп, – Сталкерок, ты и твой друг лезете не в свое дело, убери пушку и уходите, по-хорошему…
Я нажал на спуск.
Торговец крысами взвыл раненым зверем и упал на задницу схватившись за прострелянное колено. Плачущая женщина подползла к нему, вцепилась в его горло, она истошно кричала:
- Убийца!
Двое мужчин кинулись отнимать ее. Я снова нажал на спуск. Пистолет хлопнул, снова оглушив меня. Со лба тек холодный пот. Я терял контроль над собой. Гнев переродился в энергию выстрела, частично улетучился вместе с пулей. Лицо женщины багровело одновременно с лицом торговца, мужик хрипел, она кричала сквозь потоки слез.
Я был пуст, гнев исчерпан.
Парень что-то украл, за что был убит. А Иван вступился за него. Толпа здоровых мужиков избивала инвалида в коляске. И все это происходило в маленьком мире агонии человечества. Мы снова и снова пытаемся добивать сами себя. Не убей ближнего своего, древний, мертвый идеал. Идол человечества алчность и эгоизм.
Я откатил Ивана в его жилище и уложил на кровать.
***
Моя мать вела меня по рядам жилых построек убежища, ее сухая рука сжимала мою тощую ребячью кисть. Я покорно следовал за ней как за каменной стеной, она часто оглядывалась, словно боялась, что я пропаду или отстану. Я все время улыбался и говорил: «Мам, ты же за ручку меня держишь!», в ответ она улыбалась губами покрытыми трещинами. Только потом я осознал, что ссохшиеся от труда руки матери не имели уже никаких тактильных свойств. Мы шли за продуктами, мать не переставала работать, трудилась без отдыха, чтобы мы могли не просто поглазеть на прилавки, а еще и купить что-нибудь из этого. Она часто причитала: «Упаковали нас под землю и даже прокормить не упаковывая в могилу не могут», а я не понимал ее слов. Я всегда покорно шел за ней, тащил ее вещи, пытался помогать с работой.
И вот мы дошли до рынка.
Мать, не отпуская мою руку, вела меня вдоль прилавков. Рыба, грибы, овощи, выращенные в теплицах пот ультрафиолетом, тухловатое мясо. Люди суетились, торговцы кричали, манили людей. Жители здоровались друг с другом, общались, интересовались здоровьем.
Мама вдруг упала, рухнула на пол и больше не шевелилась, моя рука выпала из ее хватки. Я так и остался стоять на месте, мне больше некуда было идти. К нам подскочили люди, маму трясли, трогали за шею, но она не реагировала. Ее глаза были закрыты, она спала. С того момента мне стало холодно и очень одиноко. Мою связь с приятным миром внезапно оборвало, и я хотел сбежать в иной мир, за пределы убежища, мне казалось, что наверху еще есть место для кого-то, кому мир людей не нравился.
В тот момент, когда моя мать рухнула замертво, впервые в жизни отпустив мою тощую руку, я увидел лица людей. Они были пусты. Их вежливые разговоры обрели оттенок безразличия, женщины произносили: «Какой кошмар!» и тут же отворачивались к рыночным полкам. Как же я хотел, чтобы мама поднялась и снова прикрыла меня призрачной пеленой. Но я видел лишь беззубые ухмылки, тела, покрытые струпьями и толстых розовощеких торговцев, кричащих далеко в даль. Никому не было до меня дела. Жизнь текла по сколоченному миллион лет назад алгоритму.
И я раз за разом выбирался на поверхность. Искал место для себя, для своей новой жизни, подальше от людей. Я тратил веру в прогрессивный человеческий разум, оставляя лишь капли для близких мне людей. Остальные для меня просто существовали, они были картинкой в моей голове. Безумный вид животного готов рвать себя и себе подобных из-за единственного прогрессирующего функционала высшей на планете нервной системой – эгоизма.
Человек, человек не меняется.
Я сам не понимал почему, но мне одновременно было жаль их всех. Хотелось дать очередной шанс. Сжать людей в теплую группу, объяснить, что раздельно мы замерзнем и останемся лишь ископаемыми в бетонном гробу.
А потом понимал – люди это одно, а я другое.
Оставалось лишь спасти семью. Мне до слез стало жалко сына, он не должен видеть звериное начало, у него еще был шанс усмотреть в себе высший потенциал природного существования.
И тут я провернул в голове другую историю.
Нас пытаются добить те, кто понимает бесполезность этого мира, где мы сами пожираем друг друга. Чей высший разум стремиться предотвратить новый апокалипсис. Однажды мы снова выйдем из-под земли и сможем устроить новую атомную войну, ведь мы продолжаем убивать себе подобных. Может это мы дикари в этой истории и нас просто хотят «прикрыть», чтобы мы не распространяли свою дикость.
***
- Короленко! А что я сделаю?
Пьяный голос коменданта развеял аромат спирта и сырого мяса. «Вот, где наш провиант» - подумал я. Барский продолжал:
- Пойми, время настало тяжелое, а без торговца мясом нам никак, все-таки поддержание связей с другими убежищами! Кто ему компенсирует убыток? У нас каждая крыса на счету.
Его заботило колено того, кто приносит прибыль, а не смерть молодого парня, будущего работяги или защитника убежища. Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, значит я пришел вовремя.
С каждым годом с меня все больше спадал тот заслон, что некогда покрывал меня теплом матери от ужасов реального мира.
- Мсье Барский, хотите, я и вам коленку прострелю? – спокойно сказал я.
- Что?! Совсем охренел!
Комендант стукнул пухлым кулачком по столу.
- Я ухожу, мсье Барский.
- Щас! Куда? – он потянулся за новой рюмкой.
- В медвежье логово. – Безразлично отвечал ему я.
- Какое еще логово? Так, Короленко, я прикажу вас троих запереть и не мешайте раз… - он икнул - …руливать сложившуюся ситуацию.
Последние слова Барский произносил по слогам:
- Тебе нельзя никуда, я подписал договор с Центральным, сталкеры переходят под юрисдикцию Центрального убежища.
Я широко раскрыл глаза:
- А меня вы не хотели спросить? – я развел руками – У убежища и без Центрального есть проблемы, которые надо решать.
- С убежищем я решу, не переживай, а тебе надо поработать – Барский налил себе еще и вытащил из шкафчика ломоть свиного мяса – Сделаешь дело, иди хоть в Заднепровье. За тобой придут.
- Что с тем парнем? – спросил я, уходя из его кабинета.
- С каким парнем? – он уставился на меня с куском мяса во рту.
- Что воровал у мясника. – Раздраженно пояснил я.
- А! Накажем, накажем, иди уже. – Барский махнул масляной рукой.
- Урод вы, мсье, – произнес я и добавил, – он умер, его убил торговец, а Ивана избили.
- А! Ну похороним всех, не парься, Короленко, иди…
Я хлопнул дверь, одна петля отлетела. Барский что-то кричал мне в след. Теперь была лишь одна дорога – наверх, снова по следу теней. Желанную долю покоя я мог получить лишь прекратив поводы для проявлений алчной влиятельности, а поводом были нападения на убежища. Может хоть так бурный мир людей придет в легкий штиль.