Если я и имею право любить - Мой Байкал, часть 6

        «Перекур», увы, затянулся на несколько лет. Так устроена реальная жизнь – чтобы писать, надо иметь место и средства к существованию. Именно на это, после отъезда из Иркутска и первичного обустройства в Санкт-Петербурге после Харькова и ушло столько лет. И хорошо то, что заканчивается хорошо, хотя бы на какое-то осязаемое для жизни время – спокойное и порядочное, хотя и тут для меня всё очевидно в… «продолжение мечтаний»…
        Следовательно, надо закончить описание этого самого первого великого дня моей жизни, который тогда и создал меня доныне для меня, уже крайне взрослого, точнее – конечно взрослого. И начать главное! – про мой Байкал!


        И так!  все перипетии перед началом подземных экскурсий, а их должно было быть пять и каждая по часу, окончились, и надо было спускаться под землю с первой группой в десять человек (это определялось количеством брезентовых комбинезонов безразмерного объёма на все типажи фигур). Само собой, было решено, что первыми пойдут гости из Прибалтики. И они стояли передо мной – Аннели, Ужтупас, Рафаэль и ещё семь директоров пивоваренных заводов. Для Сибири, кроме первых троих – фантастически огромные мужики! Все за сто девяносто под два метра! И все под сотню и за сотню килограмм. И сразу же получилось то, чего я не только не ожидал, я лишь, последовавшей в неизменность  в р е м ё н  зимой в очередном  из маминых учебников по медицине-психиатрии узнал, что такое клаустрофобия.

         Очень точно объяснив, каким будет спуск, мгновенно булинем привязав основную верёвку к «впаянному» в бетонное основание карабину, скатился до основания ледника, расставил большие свечи, очень быстро поднялся по основному ледопаду, всех расставил и снова вниз.  Далее … – случилось непоправимое в начало. И Аннели (она очень хотела быть первой!) и Ужтупас, а потом и Рафаэль – спустились не просто легко, а играючи! А потом… тишина и никого.
         И я снова полез наверх. Увиденное? потрясло в незнакомое.  Буду краток – трое огромных мужиков, реально с округлёнными глазами лихорадочно пытались снять с себя комбинезоны и ничего внятного не могли мне объяснить.  А четверо стояли перед «дырой в подземелье» и мялись «ножками».  И тогда я впервые в жизни увидел явь, как можно ломать очень сильных и состоявшихся в жизни мужиков – я сказал, что девочка и дирижёр уже там, взял кого-то за руку и просто подтолкнул к входу.      
       
         Огромный мужик, на глазах не просто «кучи» девчонок и женщин, не мог отступить и последовал за мной и взял в руки основную верёвку-путеводитель в реальный мир подземельных сказок. И начал опускаться вниз и довольно успешно и спокойно, а я шел с ним, до «аппендикса»  параллельно, и…, как взрыв крика и реальная истерика в движениях. 
         Я первый раз видел, как это бывает в яви – взрослый огромный мужик, чуть попав в «объятия подземелья» теряет всё своё в себя…
         И первый и, а потом второй мужичара, двое остальных просто отказались – вылетали из всего-то первых метров спуска «как пробка из под шампанского»… и успокоить их, потом было очень трудно в нормальные слова, а материться я тогда вообще не умел.
         А под землей уже трое и как? Но всё определилось очень легко – видя, что и как, почти все отказались от спуска и согласились, что пока я вожу там две группы (два десятка сильных духом набралось), все будут у входа и никуда не разбредутся, особенно в каньон в спуск к Байкалу без меня. И – понеслось! Уже зная, что пять групп мне не грозит. Я реально разошёлся всей душой!  Я имел запас времени и сильных людей и духом и физически! И я им показал всё-всё, что тогда знал про «Мечту»,  и про все процессы, и как она сформировалась.
         И суть не в этом, в то, что стало для меня началом жизни. Суть началась, когда через не пять, а четыре часа все начали спуск к берегу Байкала.

         Группа уже не растягивалась! Мало того, что сам спуск в том месте для неподготовленных достаточно труден, а в том, что все уже очень прилично исчерпали свой душевный потенциал на впечатления. Усталость почти всех уже смаривала. А я знал – два часа «обеда» и почти все восстановятся.  Я же видел, после подъёма в два километра, эти 8-мь километров к турбазе всё время по спуску… к  – ужину-дискотеке-водке-пиву и…, вне веса любых рюкзаков (общее снаряжение было в моём же на те же самые за сорок)  – все пойдут хоть и трудно, но на ожиданиях!  И я в это верил, но не знал главного – что меня ждёт после «обеда» всех на берегу Байкала, в пятистах метрах от бухты Академической (новояз в тогда).
        Там  тогда располагалась уже заброшенная кошара (ферма для стада баранов), которую использовали все и туристы и геологи-научники. Ровно через год я использовал эту ферму для Демонстрации на 7 ноября 1975 года для всего моего класса и всё это снимая на 8-ми миллиметровую камеру «Кварц-5».  Этот фильм храним до сих пор… Но на «балконе» моего младшего сына, а о нём ниже.  Мне будет безумно, но не страшно, А стыдно в вечность личную, если это кино юной честности моего класса не сохранится, вне оцифровки или само по себе на плёнке. Насколько помню – полчаса моего класса в деталях и… - и честной явности молодых в желание любить и жить! Дай, Бог – получится в сохранилось!

        Сами по себе кошары (две) для баранов были даже  тогда почти полностью порублены на дрова. Но дом «центральной усадьбы» стоял крепко. И на верхнем импосте входной двери было очень глубоко вырезано три буквы – «ИФЗ» (Институт Физики Земли).  Я тогда даже в бреду не знал, что эти три буквы значат и означат в моей жизни.
        Но суть не в том, а тогда суть оказалась в видении невероятного поведения жены руководителя руководившего группой девочек из Ижевска. Горел костёр, обед был на славу, прибалты ныряли в ледяную воду и что-то орали (но, не напиваясь, а так, чуть полируя чувства), а она всё время от мужа не отходила и что-то делала с его ногами. А потом… встала и подошла ко мне и сказала то, от чего я не просто одурел… – «Олег, помоги, пожалуйста, мой муж не сможет дойти до турбазы сам. Он ветеран войны и у него нет ног».  Я не буду уточнять суть диалога, а просто скажу – то, что я увидел, после разговора с женщиной, меня реально привело в состояние начального психоза души.  Я, вот такой «красиво-сильно-молодой» (цитата самого себя из чуть ранее) дурачок, стоял и видел… –  мужика взрослого и под сто килограммов, и без ног ниже колена сантиметров так на пятнадцать. И обе «култышки ног» были смозолены в полную кровь…
        И вот тут я,  реально помню, не просто одурел или потерял дар речи… –  я задал простой и человеческий вопрос не сам себе… , а в глаза ветерану – «А почему никто этого не знал, включая меня?  и как Вы могли и вот, так и пойти…, и что мне теперь делать…». Ответ был значимым от мужика и в понимание потом  на всю мою жизнь – «Я мечтал, что ещё смогу, извини, пацан мой…, мне подаривший… меня…в мою мечту о Байкале!»…
        Я не помню ни имени и ни отчества этого героя души и реального Ветерана Войны, но точно помню, как я стоял на берегу Байкальского обрыва и пытался соображать – а как и что? Ни связи, ни…, и даже я – «молодой и стройный и красивый…» (повтор в точку молодого идиотизма неподготовленности к реалиям в явь), реально не смогу (прорезав «дырки» под ноги в моём новейшем абалаковском рюкзаке, классика спасения в рюкзаке в горах) поднять на перевал этого мужичару, который был с меня ростом, но на «ногах», и весил полтора меня даже без ног…  Именно этот не испуг, а реальный психологический ступор в невозможность…, заставил, и думать и… никого и никогда и ничего не бояться. Это реальная точка в начало моей жизни от пацана в тогда – я до сих… –  опасаюсь, но в реальное? Даже сам себя не боюсь в конец самого себя. И как?  И что…, и пацану?  Это мгновение не забуду в смерть себя…
        Мой взгляд зацепился за палаточный лагерь рядом (в соседней бухте и было что-то около пяти 6-ти местных геологических палаток) с домом центральным от кошары…, в полукилометре от меня…, через скальный прижим метров так в сто, а там стоял Газ-66.
        И я побежал, даже не побежал, а летел всей душой и вот и напоролся на  с а м о е  г л а в н о е  п р о д о л ж е н и е  м о е й  ж и з н и.
Там ведь сразу к бухте не подойдёшь, а ещё и надо, огибая прибрежные скалы и в «обнимку проползать»  – пролетел в минутку.
        И подошёл к костру очень яркому, за которым кругом, как всегда в геологии, сидело человек пятнадцать…,  и играла гитара…, все тихо пели.  А тут «видения» реальности от меня – реально полу мокрого и… реально возбуждённого в свою реальную ситуацию в беспомощность…

        Я уже не мог говорить и тихо и разумно. Я буквально заорал – «Мужики, помогите, у меня беда страшная…» и ещё что-то… и вот получил начальное –  от костра встал молодой, намного старше меня…, но молодой мужичок, и как-то слишком грубо мне сказал… – «Мы-то тут причём? Твои проблемы…, турист…». 
        Для пацана, который рождён в Сибири и жившему в порядочных отношениях с реальными мужиками, начиная с деда-отца, приезжавшего с детства в дома друзей отца за сотни километров, в которых на дверях никогда не висело даже подобия замка, и которым даже не надо было заикаться о помощи…
        Я до сих не помню тех моих матов и того, как это было  первый раз в моей жизни и как «мальчика начальника » я попытался реально бить… просто за гадость в слова и встречу человека…
        Всё остановил в мою беспомощность в крик и угрозу всего одной фразой реальный в меня в тогда «старик»…

        Он просто поднялся и все замолчали… и сказал всего три слова –  «Там  реально ветеран»?  и добавил…., очень значимое на меня в до сих… –  «Что ж, мальчик, пойдём и посмотрим как ты и вот так обосрался…, или ты не мальчик, а…».

        Далее всё было истинным и по-мужски. Мы с этим «стариком» пришли к моим группам. Он сразу же, не представляясь всем, подошёл к руководителю девочек. И они стали разговаривать вне всех нас, а время текло,  и я стал совсем уж реально невменяемым.  И тут, я не знал об этом,  к  нам вырулила Шишига (то самый Газ-66) из продольного распадка! – я лишь много лет узнал и два раза воспользовался  в этот спуск в переспук! Он реально страшен, но нет предела умениям русским мужикам за геологическим рулём!  И всё стало ласковым и нежным! В три заезда водитель Слава вывез на перевал всех моих экскурсантов! А «старик» молча ушёл в свой геологический табор. И тут же, на перевале,  нарисовался «Газик» Гали с ней же за рулём ( время подпёрло в значимое и Галя всё поняла сама и вне связи полетела… и как могла и на чём могла). И, пока я и остатки сильных топали до турбазы, она аж три раза возвращалась и…! – смешно, но правда – каждый раз в «козлика» она умудрялась брать до десяти человек. Так что в ворота турбазы, почти в десять вечера, вошли только четверо – Аннели, Ужтупас, Рафаэль и я. А потом мы все и «поехали» за водой на Серко!

        Вот и все пирожки! А почему этот день так и стал самым важным в моей жизни?

        Я и сам и до сих улыбаюсь простому – судьба! Ах! Как она умеет улыбаться тебе самому! Много лет спустя, попав в штат ИЗК СО АН СССР, в лабораторию докембрия, которой тогда руководил Анатолий Петрович Шмотов, я две недели «работал» читая то, что мне приносил каждое утро мой руководитель.  Но я же я? И вот… - поставил вопрос ребром – «Я хочу знать, учиться и работать, а не читать!».
        Анатолий Петрович улыбнулся и сказал – «Созрел! Значит, идём к учителю!».
        И он привёл меня к комнате № 453 на четвёртом этаже ИЗК СО АН СССР.

        Дверь открылась, и я увидел… - справа большой химический шкаф, слева «тёщину комнатку для фото», и услышал музыку, которая звучала из самодельного радиоприёмника, стоявшего на подоконнике. И… (я сам тогда в, увы, уже курил) – реально расслоенные «облачка» от дыма от курева от потолка до… А под ними… - очень странного даже во внешне, но удивительного (с приклеенной сигаретой слюнями к губе за микроскопом  Мп-3, ещё того! – главного микроскопа в геологии минимум лет так на шестьдесят! с бронзовой основой в детали управляющие!) во внешней притягательности в безумия яви безумия видения – ч е л о в е к а!
 
        Это был мой в ныне и вне доныне, а уже  В…  – незабвенный Андрей Степанович Ескин! Он улыбнулся и сразу же спросил – «Молодой, но уже опознанный, а какая музыка сейчас звучит?». Я ответил на «автомате души (всё и никогда не узнаю, но главная суть во мне до сих) – «Это Вагнер, «Полёт валькирий».
        И сразу была произнесена фраза, которую я буду помнить до смерти – «Толя! это мой. Именно он начнёт, то, о чём я давно думаю – микроструктура  нашего докембрия», а потом ко мне – «А что это на столе?». Именно в тот самый момент я понял – какой же у меня был удивительный всей душой учитель петрографии в Иркутском политехническом институте – Николай Тимофеевич Чулков! Я, хотя и напряжённый (пропустивший половину курса обучения в фестивали песен и спелеологические сборы в…), но в реальное волнующийся всей душой и реально обученный настоящим преподавателем…  – просто так, вне дрожи в голосе, сказал – «Это пятиосный столик Фёдорова! Я им спокойно владею во всё параметры исследований»…

         Меня приняли в Академию в однозначно и сразу.
         Вот и понеслись  самые мои счастливые годы моей жизни!

         Но суть «повторности в день сурка» и в то, что судьба – она реально забавна,… начались именно тогда, когда Андрей Степанович (ни словом не проговорясь) сразу же определил тему моей кандидатской диссертации. Уже всего-то через четыре года, с почти уже готовой работой, меня стали посылать в командировки для «прокатки» мыслей, которые я написал. Именно тогда, во всю суть моей души,  я и познакомился с удивительными людьми! – с Надеждой Ивановной Московченко, с незабвенной Марией Евгеньевной Салье.  А потом случилось то самое «страшное»  – меня отправили в Москву, в Институт физики земли. К самому (и в тогда и в ныне – великому структурщику ( статьи-монографии – уже никогда не исчезнут из глав любых работ – «История геологической изученности») складчатости всего и во вся и не только метаморфического докембрия!  это чисто геологическое признание –  Виктору Валентиновичу Эзу, как к великому и честному ученому, а тогда – к ставшему главным оппонентом моей диссертации.


        И я начал этот день честно и красиво в душу!   Так как мне назначили время в 11-ть, а институт располагался на Большой Грузинской,  и зайти можно было только после 10-ти утра, а я же сибиряк и моя работа всегда начиналась не позже восьми утра,  зная питерско-московские «правила жизни  академических институтов…», то я почти два часа «скитался»  в московском зоопарке. Он же рядышком…
        А потом, пройдя все процедуры идентификации личности, зашёл в большую комнату, где, вопреки «обычаев» сибирского отделения наук – у каждой «из шишек» свой отдельный кабинет, рядом со всеми остальными стоял очень большой стол, а за ним сидел не высохший, а сухопарый и активный старик. Он посмотрел на меня и просто так сказал… - «Мальчик, а ты помнишь 1974 год»?

       Я реально растерялся…, но уверенно ответил – «Я не пьющий. Своё не забываю».
       Валентин Викторович улыбнулся… - «Значит надо пить, раз в трезвое меня не помнишь – Вот, смотри!» и положил на стол десятка два фотографий того самого дня и вечера в чудеса для меня… в 1974 год. Где всё снова стало явью! – и то «зимовьё ИФЗ!» в тогда, и все, кто были рядом, включая, меня, Андрея Степановича и Юрия Морозова!

       А потом Валентин Викторович стал главным и уже официальным, и не декоративным оппонентом моей кандидатской. Уф! в э-э-эх!!! он мне столько «набабашил» чуть позже в рецензии и в отзыве и публично! – я честно отбился, но это было не просто «волнительно». И я никогда не забуду его слова ко мне и его экскурсию по станциям Московского метро, на которых он мне показывал, где и какие породы использованы, и какие картины из минералов выполнены в виде панно на стенах метро Москвы. Ах! Какую мне он тогда за три с лишним часа прочитал лекцию! – как можно делать картины из Геологии! И в метро Москвы…

       Ах! Вот, наконец-то, не будет тут далее воспоминаний в личное и в тогда. Теперь – главное! – Байкал! И его ветра-шторма-смерти…


Р.С. Забыл! Извините. Я не написал, чем же обидел Аннели! Всё до ужаса во всю оставшуюся жизнь – «просто»! В последний вечер перед отъездом в столовой была «дискотека». А потом был объявлен «белый танец». И Аннели подошла ко мне. И…, а я не просто заблекотал, я даже со стула не приподнялся. Я реально испугался, ведь совсем не умел танцевать…, но так хамски, увы, вне слов…, как я мог и отказать такой красавице и при всех… –  до сих этот позор моей души абсолютно неизгладим…, она не просто душой «потухла», она весь вечер потом чуть не рыдала…
Когда окончилась музыка того танца… - все прибалты молча покинули столовую…
Все. А я до сих живу в этом своём позоре… в то мгновение начала жизни…

Р.С.С. А самое главное для меня – до сих у моего Леонида на балконе, в моей фирменной сумке лежит почти вся моя жизнь! Я верю – Лёпа не предаст и сохранит. А сохранить надо! Там ведь на 8-миллетровой плёнке целый фильм, который я снял и проявил-смонтировал, как весь мой класс и тогда, на 7 ноября 1975 года поехали в Мечту! Я и сегодня не понимаю, как мне и тогда поверили все-все! Весь мой класс восьмой и вот – отправить на День Революции и в пещеру. А ведь было! Какие мужики тогда были! Один отец Серёжки Дереса чего стоил! И все отцы нас, детей, не просто поняли и помогли! – не помню, отец кого, просто вот и дал нам автобус «ПАЗ» аж на четыре дня.
        И все родители купили не просто продукты. И… –  мы реально ходили демонстрацией в 7 ноября по берегу бушующего Байкала… И я всё=всё снял на камеру «Кварц-5». Ах! Как мне приятно вспоминать то, что творилось в нашем классе, под управлением мною обожаемой во вечно моей классной – Турчаниновой! Людмилы! Алексеевны!
        Я до сих помню тот вечер и мой класс,  как в него набились сорок пять школьников  и их же родители, почти все в пару при паре!
Тогда я боялся только одного – чтобы мой (подаренный отцом) кинопроектор «Луч-2» не сдох… Я «фильму» свою (где-то на 25 минут) крутил раз пять!

        Ах в Эх… - пора к Сути Байкала…
        Пора!