Стакан воды

Телефонный звонок, тревожно взрывая ночную тишину, показался не только слишком громким, но и зловеще тревожным. Не успев до конца проснуться, резво вскочила с кровати и подняла трубку.
– Люда, прости, что так поздно, Инга умерла.
Не сразу, спросонья, поняла кто умер и чуть было не переспросила: «Какая Инга?»
– Я совсем не знаю, что в такой ситуации делать и как мне быть? Люда, она умерла – понимаешь, – он замолчал… Услышала, что плачет.
Мишка – здоровый взрослый мужик, всхлипывал, как ребёнок.
– Отмучилась, – вздохнув, подумала я и пообещала помочь.
Для меня до сих пор осталось неразрешимой загадкой, почему он, когда умерла его жена, первым сообщил об этом нам? Были у них и более близкие друзья, и даже родня, но он позвонил нам...

Инга и Михаил. Красивый демобилизованный офицер-десантник, прошедший Афганистан, и миловидная нежная Инга – необыкновенно преданная и терпеливая умница-жена, прекрасный экономист в производстве. Терпеливая, а потому, что: когда муж был молод – девушки роем вились вокруг хорошенького лейтенанта, после – ожидание с войны и помощь в преодолении "афганского синдрома". В дальнейшем Миша серьёзно пристрастился к алкоголю. Развалилась страна и полнейшая растерянность как жить-выживать дальше – это у него – храброго и отважного воина-интернационалиста. И неизвестно, как сложилась бы их жизнь, если бы не маленькая, стойкая и вечно озабоченная семьёй и работой Инга. Это она поддерживая мужа, не давала ему упасть духом и сломаться, это она поднимала детей и работала, работала, работала… Экономистом на большом заводе, бухгалтером у пяти предпринимателей сразу, а после открыла свой магазин и крутилась, как белка в колесе, и никогда не унывала. Мишу пристроила рядом. И довольно-таки неплохо они жили в тяжкие и мутные девяностые годы.

А потом… заболела. Вмиг и очень серьёзно. И покатилось: операции, химия, лучевая, ремиссии, и вновь операции... Только становилось немного легче – тотчас поднимала бизнес, что у мужа ни в какую не шёл и, понимая, что без неё пропадут все, спешила позаботиться о детях.
Свою квартиру разменяла и дочке отдельную купила – та с мужем развелась и осталась с годовалым ребёнком одна, да для сына школьника на всякий случай комнату в общежитии прикупила. На что хватило.
А вечерами, до поздней ночи, вязала на машине отличные костюмы на заказ – внучка без отца и его  алиментов росла. Как только Инга всё успевала, я не понимала!

А болезнь, подлая, то одно заденет, то другое и слегла Инга в свои сорок пять лет окончательно. Вся порезанная, истерзанная вконец, доживала свои последние дни, практически не вставая.

Квартирка, что досталась им после размена в самом центре у городского парка, была небольшая и сильно запущенная. Две небольшие комнатки да крошечная кухонька. Они начали было делать ремонт, но как только Инга обессилила, все дела встали. И ожидала она свою смерть, в чужой загаженной квартире. Со стен свисали не до конца смытые обои, пошарпанные оконные рамы с трудом открывались, драный линолеум на полу нестерпимо вонял собачьей мочой…
Вещи в коробках, мебель разобрана.
До чего же Инге, чистюле и аккуратистке, было неприятно на это смотреть! Глазами, может, и переделала бы всё, а силёнок даже голову поднять, порой, не хватало.

Миша очень быстро сник, расквасился, сильно он за жену переживал. Как встретишь, заглянешь в его грустные глаза – сердце разрывается – столько в них боли и страдания! И так сложно слова подобрать, чтобы утешить – понимаешь, что горе-то у них действительно неподьёмное. Покиваешь, повздыхаешь, обнимешь...

– Миша, – прерывала иногда его стенания, – займись делом. Сделай ремонт, хотя бы простенький, но нельзя же жить в таком бедламе, и Инге приятно будет.
– Не могу, Люда, руки ни к чему не лежат. Умирает она, понимаешь.
– А ты постарайся – не для себя, для неё, – уговаривала его, – хочешь, мы поможем.
– Не могу.
– А ты через «не могу»! – повышала голос. – Держи себя в руках – ты же мужик! Ей-то каково глядеть на твою испуганную физиономию! На грязь и разруху вокруг! Да покажи, что любишь, что заботишься! Изведёшься же после, изнутри себя съешь раскаянием..., да поздно будет! Миша, одумайся!
– Не могу…
На всё у него был один ответ: «Не могу».

Мы виделись редко – жили в соседних городах. Случайно познакомила и связала нас общая работа недолгих лет. Инга мне не просто нравилась – я восхищалась её энергией, жизнелюбием и оптимизмом; умением быстро принять правильное решение и крепкой уверенностью в хорошем результате. Невысокая, стройненькая, словно статуэточка. Всегда с улыбкой, никогда ни на кого не обиженная и надёжная, как Великая китайская стена.

Миша мне не нравился. Нежный какой-то, хлипенький. Едва стоит ветру дунуть на него, тут же "вянет", словно цветок нежный, и сразу в рюмку ныряет – утешение ищет. И как он войну в Афганистане прошёл – не понимаю, а ведь воевал – награды имеет, да и сослуживцы с уважением отзывались. Может и бывает в жизни так: на войне – герой, а в мирной жизни – никакой.
Как-то, обнаглев, спросила Ингу, а зачем она с ним живёт.
– Ну, – засмеялась, не обидевшись, или сделав вид, – кому-то же из нас надо будет в старости стакан воды подать.

И вот её нет... Миша позвонил и мы поехали помочь, утешить, помянуть.
Труднее всего было утешить. «Я ведь не успел воды ей принести! – плакал, размазывая слёзы, пьяный Мишка. – У неё уже постоянно был жар, но бывало, она выходила на кухню. А тут кричит и кричит, мол, Миша, пить хочу, а по телевизору футбол шёл. Я ей в ответ, чтоб сама сходила или потерпела немного... Всего несколько минут оставалось, наши проигрывали и… не успел. Принёс стакан воды, а она всё… Понимаешь, всё – нет её! Ещё не остыла и горячая такая… температура, наверное, градусов сорок была. Получается сгорела она. Да?»
И в глаза заглядывает, ответ ищет.

– Какой футбол? – подумала я. – Почему тебя рядом не было, ей же считанные дни, часы оставались. Эх, Мишка-Мишка, что же ты наделал!
– Устал я, понимаешь, – искал себе оправдание, видя укор в моём взгляде, – она постоянно меня звала, всё время дёргала, то это подай, то другое. Устал я. Понимаешь? Устал!
Да. Устал. Оно и понятно. Не переживший даже представить не может, как это тяжко. Но только как же теперь жить дальше?

С тех пор минуло уж двадцать лет. Миша дважды женился и дважды развёлся. Все его жёны внешне были очень похожи на Ингу. Он реально пристрастился к выпивке и, напившись, часто звонил, уж не знаю почему, нам с мужем. Наверное слушателями были хорошими.
«Я ведь ей стакан воды не успел подать… » – с этого начинался каждый разговор, а заканчивался чуть ли не истерикой, что он в её комнате даже не переклеил обои...

Нелегко всё это было слушать, неприятно, но в тоже время и к нему появлялась жалость. Жалость тянущая, болезненная – смалодушничал, сломался, потеряв поддержку жены. Не справился с её недугом, не разделил страдания с ней, не поддержал, не скрасил дни её последние, и теперь всю дальнейшую жизнь ему не найти покоя. Не простить себе, не найти оправданий. И жить-то как с этим!

Миша плачет в трубку, а я вспоминаю приятное милое лицо, озорную молодёжную стрижку, весёлые, с искорками, карие глаза: «Кому-то из нас в старости надо ведь будет стакан воды подать…» И за неё становится мучительно больно.
А они ведь любили друг друга, только каждый любит, как умеет. И в браке часто так бывает: один везёт, а другой – едет.

Он недавно умер и я очень надеюсь, что Там они встретятся. Красивый десантник покается перед своей прекрасной верной женой и они оба наконец-то обретут покой.

26.11.2020