Сказки Секретного сада. День четвертый

Ты вчера не пришел, а мне было так скучно. Целый день пришлось заниматься всякими делами, кто их только выдумал?  И когда я, наконец, вырвался из плена обязанностей и попал в секретный сад, тебя там не оказалось. Словно откуда-то сверху вижу свою сиротливо застывшую фигуру, сидящую на краешке скамейки и серый пейзаж. Настолько серый, что напоминает черно-белую фотокарточку. Небо кажется почти белым из-за плотной пелены облаков – погоды нет вовсе. Я и не стал бы сидеть в этом унылом пространстве один, а отправился бы домой, но тут появился Габриэль. Несмотря на духоту и всепоглощающее чувство безысходности этого странного дня, он явился свежим и веселым, словно только что из душа, и как умел принялся развеивать мою тоску.

Как это ты не знаешь Габриэля? Я же тебе про него рассказывал. Хорошо-хорошо, значит забыл. Нет, я не изменяю нашей с тобой дружбе и не тащу посторонних в секретный сад, потому что Габриэль не человек – он существо, а значит не может быть никаким посторонним и уж, тем более, ничьим соперником. На первый взгляд он напоминает ангела, как их изображают на благочестивых картинках, хотя и не такой щекастый. Так кажется потому, что у него есть крылья, но это не ангел, хотя я и позволил себе назвать его ангельским именем, ведь когда он появился здесь впервые, то у него и имени никакого не было, и такое положение вещей создавало некоторое неудобство. Еще, он немного напоминает привидение, тело его настолько бесплотно, что часто через него просвечивают светлячки и другие блестящие или светящиеся вещи. Причем плотность постоянно колеблется, так как силой своей воли он может либо стать совсем размытым, как туманный кусок стекла, а может и уплотнится почти до состояния осязаемого предмета. Но он и не привидение. История его рождения весьма занятна и поучительна, хотя и печальна.

Вот этот дом очень старый. Я бы даже назвал его старинным. Он лишь немного моложе собора Святой Доротеи, который я тебе на днях показывал, лет примерно на сто. Построил его один очень уважаемый, но и чрезвычайно горделивый человек. Он не желал жить в обычном доме, в таком, в каком живут многие люди его положения, а решил построить замок. Заметь, не дворец, на который у него вполне бы хватило денег, а замок, то есть крепость. Нападать на него никто не собирался, на пороге стоял Век просвещения и общественный интерес к замкам значительно приутих. Но никто не запрещает иметь вкусы, отличные от общепринятых, и тогда тоже не запрещали. Вот любил человек замки, и все тут. Вскоре он стал обладателем дома своей мечты. С почти глухими стенами, окна в которых напоминали бойницы, с двумя круглыми башнями, возвышающимися своими конусовидными крышами над тремя видимыми этажами и двумя подземными. Обнес этот шедевр зодческого искусства кирпичной стеной, отгородив участок почти в триста метров шириной, а вот ров рыть не стал, то ли денег не хватило, то ли существование рва показалось ему избыточной роскошью.
И как часто бывает, заполучив в руки свою мечту, человек успокоился и почти сразу же умер, то есть, поступил как всякий правильный счастливый человек, которому уже больше нечего хотеть.  И результатом такого эгоизма стало то, что единственный сын счастливого человека остался совершенно один в огромном и глупом доме. Его имя было Леонард, но все называли его просто – крошка Лео. В свои двенадцать лет он выглядел настоящим ангелочком и даже был похож на девочку, со своими длинными светлыми волосами и чудесными серыми глазами. Привыкший к повышенному вниманию, заласканный няньками и слугами, готовыми исполнять любые капризы, он приобрел самые дрянные черты избалованного ребенка. И настолько поверил в свое ангельское происхождение, что и вещал будто настоящий ангел и даже одевался соответственно – в широкие балахоны обычно белого цвета, а за спиной у него трепетали два кисейных крыла на каркасе из золотой проволоки. Если бы крошка Лео общался с другими детьми, то скоро бы и отказался от своих фантазий, но, к сожалению, учился он у приходящего учителя, ровесников среди челяди не было, а кирпичная стена казалась слишком высокой, чтобы увидеть за нею мир. Единственным другом для него было собственное отражение в зеркале. Он часами простаивал перед зеркалами, разговаривал сам с собой, а самое главное любовался своим отражением, думая, что навсегда останется точно таким. И естественно, что никто из слуг не мог приказать господину заняться чем-то полезным, а отец уже умер, и поэтому тоже не мог. Словом, ребенок оказался заброшенным в самый сложный период своей жизни. И, словно бы, остановился в развитии.

Шли годы, а он оставался все таким же ребячливым, погруженным в грезы и казался восковой куклой в своем ангельском одеянии. Иногда он гулял по саду, и кухарка, выглядывая в окно, умиленно бормотала:

- Ангелочек наш…

Не знаю, как тебя, но меня такие инфантильные особи раздражают. Хотя к слабоумным нужно относиться снисходительно. Крошка Лео повторял судьбу Дориана Грея, но в более выхолощенном ее варианте. Однажды, подойдя в гостиной к любимому огромному зеркалу, он как обычно воззрился на собственное отражение и вдруг почувствовал подозрительный укол в сердце. До того самого момента, он и знать не знал, где там у него находится сердце, потому что был бессердечным самовлюбленным дураком. На своем гладком как лепесток белой розы лбу он обнаружил морщинку. И в тот же миг проснулись в нем спавшие до того времени чувства, реальность грубо вломилась в наполненную мечтаниями жизнь и уничтожила все надежды. Малюсенькая морщинка вмиг стерла образ ангела, который он так любил, ведь у ангелов не бывает морщин, они бывают только у живых людей. Осознав себя человеком, крошка Лео издал душераздирающий крик, и сдернув со стола бархатную скатерть, набросил ее на зеркало так быстро, что его отражение не успело исчезнуть и оказалось в ловушке между амальгамой и малиновым бархатом.

По приказу Лео все зеркала в доме были занавешены, и больше ни разу в жизни он не надел свой белый балахон с привязанными на спине крыльями.

Больше о его судьбе ничего не известно, но поскольку прошло уже достаточно времени, я предполагаю, что его нет в живых. Скорее всего, что нет, потому что никакие грезы еще никого бессмертным не сделали, кроме индуистов, конечно.

Пойманное отражение еще некоторое время посидело в зеркале, а потом, поняв, что не находит в себе сил раствориться, быстро оформилось, немного материализовалось и покинуло стекло. Тот, кого я называю сейчас Габриэль, и есть то самое отражение крошки Лео. Это из-за него ходят упорные слухи, что в пустом доме живет привидение, я тоже так сначала подумал, когда заметил его впервые в тени вон того тополя за клумбой. К тому же были сумерки, а он еще и слегка светится в темноте оранжевым светом. Монохромно светится, без каких-либо переливов, но, все равно, красиво. В отличие от своего оригинала, Габриэль очень разумное и доброе существо. Единственный его недостаток – он очень любит обниматься и делает это обычно без предупреждения. На что похожи эти объятия? Представь, что тебя обволакивает туман. В жаркую погоду это даже приятно, но иногда сильно утомляет, когда во время разговора ты чувствуешь себя окруженным холодной субстанцией, а лицо собеседника вдруг накладывается на твое как маска. Жуть.

Когда вчера появился Габриэль, я обрадовался. И небо сразу же очистилось. Мы проболтали до темноты о всяких пустяках, а потом высыпали звезды. Луна где-то задержалась и опаздывала, поэтому звезды решили дать концерт и заиграли «Адажио» Альбинони. Габриэль сразу начал танцевать. Ах эти тонкие крылья, ах это оранжевое свечение. Он выделывал па в воздухе, поднимаясь над землей, а сквозь него светили звезды. Я тоже не выдержал и закружился вместе с ним, и мне казалось, что я лечу, а вокруг меня мерцает оранжевое пламя, то охватывая меня полностью, а то отдаляясь в темноте. Ты знаешь мое отношение к музыке, больше двадцати лет я не слышал ее, принимая за шум. А шум я всегда ненавидел. В секретном саду я могу слушать музыку, сложную симфоническую музыку и даже получать удовольствие.

Вообще, я собирался сегодня тебе рассказывать вовсе не о Габриэле. Хотя, согласись, что его история заслуживает внимания. Она такая поэтичная, странная, иррациональная и даже болезненная. Для того, чтобы красота стала гениальной в нее всегда должна быть подбавлена капелька гнили и уродства. Только в этом случае она будет тревожить и запоминаться, и вызывать желание возвратиться к ней вновь и вновь. То, что я хотел рассказать тебе сегодня, мы перенесем на завтра, а сейчас просто поговорим о музыке, потому что именно в этом виде искусства я не понимаю ровно ничего, и могу только предполагать, что же это такое на самом деле.

В далекой стране озер и водопадов, в той стране, где красота рассветов соперничает с печалью закатов, разворачивая пунцовый полог над громадами древних красных камней, жило небольшое племя из оджибуэев. Мужчины этого племени промышляли охотой и рыболовством, а женщины – всем остальным. И детей воспитывали, и одежду шили, и готовили, и даже вигвамы свежими шкурами перестилали. Дети же забот не знали. Бегали, купались под водопадами, дрались. И только один из них никогда не принимал участия в играх. Бывало сядет на камень где-нибудь в отдалении и все слушает что-то. Так его и прозвали – Габэдаб, что означает "вечно сидящий".

Его и не трогали. Мал еще. Придет время – возьмет он в руки лук и станет настоящим охотником. А то, что прислушивается – хорошо. Охотник должен иметь острый слух и понимать природу.

Все слышал Габэдаб – и как муравей травинку тащит, и как звенят крылья бабочки... И складывались эти звуки в мелодию, такую прекрасную, словно весенний дождь над рекой. Он даже пробовал напеть ее, но ничего не получалось. Все не хватало какого-то смысла. У природы смысл был, а вот у Габэдаба исчезал куда-то. Так он и просидел все детство, грезя о чем-то. А потом наступил тот возраст, когда каждый мальчик племени должен пройти суровое испытание, чтобы заслужить право называться мужчиной.

В то утро вождь дал Габэдабу лук со стрелами На другой день, на другой день он и еще два мальчика должны были взять запас еды на два дня и уйти в лес на целую луну. Сумеют выжить – значит прошли испытание.

Габэдаб с поклоном принял новый лук, украшенный священным вампумом, вскинул, словно примеряя к себе, но тут же опустил. Задумался. Тронул тетиву – зазвенела. Еще один новый звук к сердцу принял.

До рассвета, в полной темноте вышел Габэдаб из вигвама. Только Ваабан-Ананг – Утренняя Звезда освещала его путь. Да и та скрылась за деревьями, как только он вошел в лес. И когда пришло утро, а в лесу оно наступает позже и лишь слегка рассеивает сумрак делая его изумрудно-зеленым, Габэдаб принялся за дело. Он взял еще четыре жилы и натянул их на лук, соорудив что-то наподобие арфы. Каждая струна гудела по-своему – от густого звука ко все более высокому. Но никак не складывалась песня, каждый звук казался отдельным от всех остальных. Не было единства, не было той певучести, которую так жаждало его сердце. И тогда он решился нарушить табу, легко поднялся и отправился из лесу в направлении Красных камней. Два дня шел, и когда добрался, увидел, что теперь предстоит еще более дальний путь – вверх. Карабкаться по отвесной скале трудно, не за что уцепиться, некуда ногу поставить, а острые камни так и норовят поранить человека. Всеми силами природа доказывает, что она сильнее, но не на то ли дан человеку разум, чтобы упорствовать и побеждать? Пусть не силой, но хитростью и находчивостью. Текли часы, солнце уже приготовилось закатиться за горизонт, когда, наконец, в последний раз подтянувшись, Габэдаб увидел ровное плато, напоминающее гладь неведомого красного озера.

Прямо над плато, утопая в облаках, висел в воздухе огромный Небесный вигвам. В нем и жил владыка жизни – Гитчи Манито. Именно он управляет жизнью любого живого существа. Да что там говорить, он же сам все это и создал.
Вышел Владыка Жизни из вигвама и опустился на скалу прямо перед Габэдабом. Вздрогнула земля под невыносимой тяжестью, поползли трещины, взметнулись и закричали птицы. В наступающей ночи глянул лик, раскрашенный белыми и красными полосами, затрепетал убор из перьев, зазвенел вампум, и громовой голос произнес:

– Что делает человек у моего дома?

– Пришел для того, чтобы спросить, – крикнул Габэдаб. – Только спросить...

– Спрашивай. Отвечу.

Долго рассказывал Габэдаб, о звуках леса рассказывал, о журчании ручьев, и о том, что сам хотел бы вторить им, но не умеет. А сам все вглядывался в неподвижное лицо Владыки Жизни, искал ответа в суровых чертах, словно высеченных из того же красного камня. Вдруг ожили глаза и шевельнулись губы. Подобие улыбки мелькнуло и тут же угасло.

– Слушай меня, человек. Я дам тебе умение, дам и свыше того. Но только не смогу дать тебе радости и счастья – это ты должен сам для себя найти. Много горя принесет тебе мой дар, но утешения не жди от меня. Ты сам выбрал, сам захотел.
Гитчи Манито наклонился и коснулся пальцем лука, который Габэдаб сжимал в руках. И лук вдруг засветился, заиграл всеми красками, как раковина моллюска, и зазвенел.

Легким был путь обратно. Лук пел о том, как чудесно шагать по земле и как коротка дорога для того, кто возвращается домой.
Когда он вошел в деревню, все племя высыпало встречать его. Не одну луну пропадал Габэдаб, а три года. Его уже и оплакать успели, и подзабыть.

С тех пор племя избавилось от забот. Стоило только тронуть тетиву Поющего лука, как выходили звери из лесу, олени приходили, лоси. Однажды вышел из лесу сам Мише-моква и присел в задумчивости на задние лапы. Немало погубил он охотников, немало грабил и деревню, а однажды ночью – вигвам придавил всей своей тяжестью. И вот – сам пришел.

Из когтей медведя сплели женщины племени вампум и подарили его в знак уважения Габэдабу.

Рыбы приплывали. Так кишели в реке у самого берега, что мужчины побросали свои остроги и ловили теперь рыбу голыми руками.

Прилетали и птицы. А на опушке зеленело целое маисовое поле. Словом – отступил голод.

Вечерами все рассаживались у костра и слушали песни Поющего лука. Он рассказывал о полной луне, о том, как счастлив человек на своей земле и еще про то, как красива Гайашконс. И неприметная девушка, Маленькая Чайка, на глазах у всех расцветала, начинала светиться счастьем потому, что стала избранницей того, кто создает музыку.

Посмеивался про себя Габэдаб, вспоминая слова Владыки Жизни, купаясь в безграничном счастье. Где испытания? Где горе?

А только подумай про неприятности, тут они и приходят. Был в племени один человек по имени Гагаавендан. Имена ведь просто так не даются. Лучший охотник – завистлив он был и жаден. Его не любили, но уважали до тех пор, пока приходилось охотиться или воевать. Но теперь все изменилось. Еда сама шла в дом, а враги и близко не подходили к счастливому селению. Оказался Гагаавендан не у дел. А тут еще Гайашконс, которую он хотел взять в вигвам, даже смотреть в его сторону перестала. Зачем ей нужен кривоногий урод, когда дивный красавец вечерами поет ей такие чудесные песни. Она уже и новые рубашки соткала, украсила их бисером и бахромой. И красивые кожаные мокасины сшила с цветной вышивкой.
Надумал тогда Гагаавендан тот лук забрать, невесту к себе привлечь и вернуть уважение племени. Явился он к Габэдабу, когда все спали и попросил того продать ему лук.

– Я дам тебе убор из перьев попугая и стрелы с яшмовыми наконечниками. Все отдам, что имею, за твой Поющий лук.

– Нет. Я не могу обменять дар Гитчи Манито и даже подарить его не смогу, – ответил Габэдаб. – Да и зачем он тебе?

– Жизнь хочу поменять, – туманно буркнул завистник и ушел. Обиделся. Не принято у оджибуэев отказывать своему. Особенно, если предлагают честный обмен. Оскорбление это.

Куда идти за советом? К вождю? Но справедливый Наваджибиг никогда не войдет с ним в сговор. Даже известно, что он ответит – "собирай свой маис!" Есть, конечно, еще старейшина, да он не сговорчивее вождя. Решено – нужно идти к шаману.
В большом вигваме из черных бизоньих шкур жил шаман Мижаквад – так он сам себя назвал. Имя носил светлое, от облаков свободное, но темные тучи жили в его груди. Умел он и вылечить, и заставить болеть. Даже смерть мог призвать. Из вигвама выходил редко – зачем выходить, если люди сами все принесут. Ходил только к тяжелобольным или раненым. Из-за этого стал таким толстым, что ноги почти не держали. Полулежал Мижаквад на мягкой шкуре в своем вигваме, дыша дымом ароматических трав, когда вошел Гагаавендан. Рядом берестяное блюдо, а на нем каменные яйца Громовой птицы и священный песок-онаман в плошке. В корзине из густо сплетенных ветвей шипела змея. Отвел глаза охотник – не следует простому смертному смотреть на такие вещи без дела. Глянул в сумрачное лицо шамана и сказал дрожащим голосом:

– Помоги мне получить Поющий лук Габэдаба.

– На что он тебе? – удивился Мижаквад. – Это же дар бога.

Ничего не ответил Гагаавендан, только глаза опустил к земле.

– Завидуешь, – усмехнулся шаман. – Зависть жрет человека. Обменять не пробовал?

– Не отдает ни за какие ценности.

– Я тебе тут не помощник, не спорю я с богами. Но могу дать совет – укради. Это уже будет людское дело. А люди слабые существа, им многое прощается.

Страх сжал сердце охотника – за воровство могут изгнать или наказать каким-то другим способом. Способы все эти были хорошо известны и оставляли позорное пятно на всю жизнь. Хотя бы татуировку на лбу, изобличающую вора. С такой меткой хоть десять поющих луков имей, все равно, кроме презрения ничего не получишь.
До самой ночи размышлял охотник о словах шамана. А потом решился. Пробрался к спящему Габэдабу в вигвам. В глиняной плошке он держал мерцающий уголек из костра и в слабом свете сумел разглядеть и спящего соперника, и лук, лежащий рядом с ним. Но люди спят чутко. Не успел Гагаавендан ухватить лук, как проснулся Габэдаб, заметил черную тень, и решив, что к нему забрался медведь, кинул в него томогавк, который всегда держал рядом с постелью. Топор просвистел в воздухе и вонзился в плечо вора, раздробив ключицу. С воем выскочил Гагаавендан наружу и побежал, не разбирая дороги. Перебудил всю деревню. А когда сонные люди выскочили на шум из своих домов, то увидели и охотника с повисшей, как плеть, рукой и Габэдаба растерянно стоящего у вигвама с окровавленным томогавком в руках.

– Он напал на меня, – кричал охотник, – он давно держит зло.

– Но за что же? – спросили люди.

– За женщину. За мою женщину. Он решил украсть ее.

Украсть женщину, напасть на соплеменника, лишив его возможности прокормить себя – все это тяжкие обвинения. К тому же и доказательства налицо. Все видели, как переглядывался Габэдаб с Гайашконс, как горячи были их взгляды и красноречивы. И вот стоит раненый Гагаавендан, а виноватый все еще держит топор. Какие еще нужны причины для совета? Вот и созвали мужчины племени большой совет. И как не оправдывался Габэдаб – решили, его изгнать из племени, а лук отобрать. Пусть на нем Гагаавендан играет, что он еще сможет делать с одной-то рукой. Без Поющего лука ведь теперь никуда. Обленились люди племени, даже охотиться разучились. Еду им лук поставлял.

Собрался Габэдаб и, не оглянувшись, пошел прочь от деревни. Вдоль реки пошел. И когда достиг скопления маленьких водопадов, услышал, как кто-то зовет его по имени. Оглянулся, а его Гайашконс догоняет, запыхалась даже.

– Возьми меня с собой! – кричит. – Без меня пропадешь!

Так и пошли они вместе. Долго шли, мокасины износили, исхудали. Но, однажды, раздвинув ветви, увидел Габэдаб необыкновенные расписанные вигвамы.

– Может примут нас? – спросила Маленькая Чайка. – Может с ними жить будем?

– Зачем мы им? – горько сказал Габэдаб. – Охотник я плохой – сама видишь. А Поющего лука у нас больше нет.

– Так сделай новый.

– А если он не заиграет?

– А ты сделай.

Послушался Габэдаб и сделал новый лук. Осторожно коснулся тетивы и лук запел. Понял он тогда, в чем заключался дар Гитчи Манито. Не бездушный предмет оживил великий бог, а душу самого Габэдаба.

Чудесная песня неслась над землей, плачущие звуки рассказывали о зависти и вероломстве, смеющиеся – о любви и верности. Услышали эту песню люди и вышли навстречу путникам. А впереди шел сам вождь в богатом плаще из перьев. Низко поклонился он Габэдабу в знак уважения, потому что в его деревне каждый был наделен своим талантом, кто необычайный вампум нанизывал, кто красивые горшки делал, а кто вигвамы разрисовывал. И музыканту найдется среди них место.
Что же случилось с Гагаавендан? Попытался он заставить Поющий лук петь, но сумел лишь извлечь такие звуки, от которых все вокруг уши затыкали. Разогнал и зверей, и птиц. Даже рыбы не выдержали и уплыли к другим берегам. Но индеец живет там, где есть еда. Поднялось однажды все племя, свернуло вигвамы и ушло на север. Больше про них ничего не известно.

А легенда про Поющий лук передавалась из уст в уста, от поколения к поколению, так и до нас дошла.

А теперь я открою тебе свой секрет – эта сказка обо мне. Хотя я не занимаюсь музыкой, не играю ни на каких музыкальных инструментах и даже не имею слуха. Но сказка обо мне. Тяжел дар Гитчи Манито для любого человека искусства – писателя, музыканта, художника, актера. Вместе с даром они получают ответственность, зато отнимается в их жизни больше. И в первую очередь отнимается возможность жить, как все остальные люди. В какой-то момент ты понимаешь, что на самом деле живешь сразу двумя жизнями, одна, вот она – реальная, где нужно обихаживать свое жилище, тело, заботиться о других людях. Наверное, это просто, когда у тебя есть только такая жизнь. Но когда тебе дано и другое, то, что важнее всего остального, то, что является только твоим и кроме тебя никто другой этого никогда не сделает. ты разрываешься между простыми обязанностями и даром бога, отказаться от которого равно смерти и вечному проклятию. И убежать от этого невозможно. Куда бы ты ни шел, всегда за твоей спиной будет двойной груз, и окружающие будут думать, что ты несешь целый мешок золота, и завидовать, и мешать. И тогда, ты все чаще начнешь задумываться о смерти, изнывая от усталости. И однажды проклянешь этот подарок Владыки жизни, но и это не избавит тебя от него.

Если бы ты только знал, как временами я хотел бы умереть. Я вижу смерть как отдых, как избавление от постоянной тяжести, от душевной боли, сопутствующей дару. Нет, я не ищу понимания и сочувствия – зачем они мне? Ведь я даже не смогу объяснить, что чувствую каждую минуту. Только об одном прошу – дайте мне покой, дайте тишину, чтобы спокойно делать то, к чему меня предназначили. Писать.

«На горах Большой Равнины,
На вершине Красных Камней,
Там стоял Владыка Жизни,
Гитчи Манито могучий»…