Семь дней рая

Часть 1. Тёплая встреча.

  — Ты к кустам отойди, там тень на воду падает, вот окунь под ней и стоит. Он такие места дюже любит.

      — А ты, дед, чего туда сам не идешь?

      — Да хочу вот на солнышке погреться. Редко я теперь на природу-то выбираюсь. Ежели бы не ты, Юрка, то и сейчас бы кресло давил, да в телевизор пялился. Во, живот на старости лет попёр, а ведь я, внук, не в газетном киоске тридцать лет отмантулил, сам знаешь, и такого безобразия сроду не допускал.

      — Да ладно, дед, — махнул рукой мальчик, — ты старый, тебе можно.

      — Мне шестьдесят два, и ни хрена я ещё не старый, — обиделся мужчина и, схватив лежащий на траве какой-то метровый, стальной прут, без видимых усилий завязал его своими жилистыми руками в  затейливый узел.

      — Видал? Есть ещё порох в пороховницах, — похвастал старик и с довольным видом отбросил железяку подальше.

      — Ладно, дед. Ты как хочешь, а я искупаюсь, уж больно жарко, — сказал мальчишка и, скинув футболку, остался в узких черных плавках.

      — Далёко не заплывай, да отойди подальше, а то всю рыбу мне распугаешь.

      — Хорошо, — весело крикнул подросток и вприпрыжку побежал у самой кромки реки к видневшемуся невдалеке песчаному пляжу.

      С улыбкой посмотрев в сторону резвящегося на мелководье внука мужчина взял в руку длинное бамбуковое удилище, поплевал на червя и забросил снасть точно в метровую прогалину, между густо усыпавших заводь желтых и белых кувшинок…

      Собирались они недолго. Василий Кузьмич,  всю свою сознательную жизнь прослуживший в одном из советских зубодробительных спецназов, с лесом был строго на ты, а потому багажник у старенький «Нивы» забил под завязку. Не забыл большую палатку и резиновую лодку. Юрку мать собрала сама, так что, в его экипировке не хватало разве что сибирских валенок, да тёплой  шапки ушанки. Так как мобильник в тайге не брал,  на отдых им выделили десять дней (день туда, день обратно, неделю на отдых и день на всякий случай), и только по истечении этого срока договорились, что имело смысл предпринимать какие-нибудь действия, но, как клятвенно заверил дед, до этого точно не дойдёт.  Старик самолично выбрал на карте место, стараясь не тыкать пальцем в уж очень непролазные места. Он пообещал, что это время они с внуком проведут в настоящем раю, а затем отбыл вместе с Юрой  в долгожданное летнее путешествие.  После  суток скучной таёжной дороги мужчина и мальчик прибыли в сказочное место. Расположились на берегу неширокой чистейшей реки, находившейся на краю прямо-таки былинного кедрового бора, а вышедший напиться красавец олень к непередаваемому Юркиному восторгу совсем их не боялся и, спокойно напившись, гордо удалился по своим оленьим делам. Россыпь нетронутых, перезрелых маслят стояла по всему лесу, а на опушке они нашли огромную поляну созревшей земляники, которой дорвавшийся мальчик не преминул тут же набить свой живот. Комаров на удивление не было, и романтично поужинав у костра дед и внук завалились спать в просторной двухместной палатке, предаваясь мечтаниям о новых открытиях, которые им сулил завтрашний день…

      Пока мальчик купался и загорал, дед сумел наловить с десяток довольно крупных окуней  и, притомившись на жарком солнце, решил чуток отдохнуть. Забравшись в просторную палатку он развалился на мягком матрасе и вскоре под веселый птичий гомон беззаботно заснул.

      Проснулся он от грубого пинка под зад тяжелым кирзовым сапогом.

      — А ну вылазь, пень старый, пока раньше времени в ад не попал, — сказал одетый в камуфляж рослый детина.

      — Не знал, что в этих местах военная база находится, — под дулом автомата выбрался из палатки Кузьмич.

      — Не болтай много, дедуля, а то последние зубы выбью. Иди вон к щенку и сиди тихо под сосной, а мы пока тут осмотримся, — кивнул вояка двум другим, таким же как и он, и те принялись обшаривать машину и вещи.

      Дед настороженно присел к всхлипывающему под деревом, слава Богу, уже одетому мальчику, набросил ему на плечи свою куртку и успокаивающе прошептал:

      — Ты не бойся, внучок. Это военные, а они церемониться никогда не любили. Вдруг мы какие шпионы с тобой? Вот они и лютуют. Вместо того, чтобы сейчас где-нибудь в теньке пивко ледяное потягивать, они около нас потеют. Сейчас проверят и отпустят, слово даю.  Ну, успокоился? И увидев улыбку на заплаканном лице внука на всякий случай проверил карман штанов, где у него находился здоровенный охотничий ножик, без которого он в тайге и посрать не ходил.

      Между тем вояки поступали довольно странно. Во-первых, не спросили у туристов никаких документов, что Василий Кузьмич на их месте сделал бы в первую очередь. Во-вторых,   свалили их имущество в кучу, бросив туда же палатку, облили всё это из канистры бензином и подожгли. Затем проделали ту же процедуру со старенькой «Нивой» и, подождав, когда пламя займется всерьез, под дулами автоматов повели пленников по тропинке вглубь леса.

      — Вы бы хоть объяснили, хлопцы, что же мы вам такого сделали? — минут через пятнадцать спросил дед.

      — Поговори мне ещё, — чувствительно двинул его прикладом по загривку один из солдат, — на том свете узнаешь.

      Больше вопросов, несмотря на распиравшее его любопытство, старик не задавал, а лишь зорко оглядывался по сторонам, зачем-то запоминая дорогу. Вскоре процессия вышла из леса и двинулась по самой кромке бескрайнего конопляного поля, при виде которого у Кузьмича похолодело на сердце.

      — Я в туалет хочу, — заканючил Юрка, — мочи нету, да по большому.

      — Ладно, — неожиданно согласился, видимо, главный из тройки, — идти недалеко уже,  перекурите на этой полянке, а я пока пацана в кусты сведу, чтобы воздух тут не портил, а то вдруг у кого из нас гомосячьи наклонности проснутся. И вся троица гнусно заржала.

      — Дали б сигаретку, ребята, — попросил дед, когда главарь с Юрой скрылись в лесу, а пара оставшихся со смаком закурила.

      Держались они совершенно расслабленно, повесив «Калаши» на плечо. Ну какая угроза могла исходить от старого пердуна и мелкого одиннадцатилетнего мальчишки? И пока один полез в карман за сигаретой, дряхлый, казалось бы, дедушка сделал два неуловимых движения рукой, и оба курильщика, булькая разрезанным горлом, мешками рухнули в гостеприимную  зеленую траву.

      Вытерев нож об штанину  Кузьмич сдернул с ближайшего автомат, собрал все заряженные магазины в подсумок и, проверив наличие патрона в стволе, оттащил убитых в ближайшую канаву. Затем, спрятавшись за огромным кедром, приготовился ждать.

      Долго ждать не пришлось, и вскоре из леса показался Юрка, а следом шёл улыбающийся во весь рот главарь.

      — Ты, пацан, не бойся. Это не больно. Пиф-паф, и ты на небесах, в райских кущах с ангелами играешь, — распевал соловьем негодяй побелевшему от страха мальчишке, — и главное, ничего личного. Просто вы оказались не в том месте и не в то время. Видишь это поле, — с гордостью показал подростку на коноплю верзила, — это же миллионы баксов, глупыш, а сколько стоит твоя жизнь, не говоря уже про старого дурня, которому наверняка уже прогулы на кладбище ставят?

      — Но мы же никому не скажем, — попытался оправдаться мальчишка.

      — Может и нет, да по-нашему вернее будет.

      — Прогулы говоришь мне ставят, — с холодной улыбкой произнес вышедший из-за кедра Кузьмич, — ну да я  тебя вперёд пропущу.

      Автомат негромко кашлянул один раз, и главарь с недоумённым взглядом и дыркой во лбу тяжело упал на землю, а Кузьмич схватил мальчика за руки и крепко прижал к себе.

      — Все хорошо, все обошлось, внучок, — успокаивал он разревевшегося ребёнка, поглаживая по голове, — теперь все будет, как надо.

      — А как же мы теперь домой попадем? — сквозь слезы спросил Юра. — Машина-то сгорела.
      — Ничего, внук. Сейчас лето стоит. Конец июля. Грибов да ягод полно. Автомат у нас есть — значит и мясо будет, — вытер платком мальчику лицо старик, — да и идти тут недолго. Думаю за неделю управимся. Так что, держи хвост пистолетом. Зато потом в школе будет, что рассказать. Обзавидуются все. Юрка Петров — гроза наркомафии. И щелкнув улыбнувшегося радужно расписанным перспективам мальчику по носу, подошел к мертвецу. Без всякой брезгливости он стащил с него камуфляжную куртку, в карманах которой обнаружилось много полезных вещей: от рыболовных снастей до спичек и небольшого фонарика. В рюкзаке  — железные котелок и кружка, пачка цейлонского чая, солидный запас сухого пайка, тушенка, пара магазинов к автомату, армейский нож в пластиковых ножнах и отличный армейский бинокль. Так что прибарахлившийся дед стал со стороны смахивать на этакого сильно постаревшего Рэмбо, вполне способного вырезать начисто целый батальон супостатов.

      Пройдя ещё метров сто по тому же направлению, по которому их вели, дед с внуком упёрлись в длинный и глубокий, явно искусственного происхождения овраг. Оставив мальчика наверху и строго настрого приказав не сходить с этого места старик ловко спустился по склону вниз и принялся ножом копать мягкую землю. Обнаружив через минуту холодную кисть руки, он отошел дальше. Там откопался другой покойник. И так на протяжении всего пятидесятиметрового оврага.

      «Вот какая судьба нас ждала, внучок», — с запоздалым страхом подумал Кузьмич и, сняв кепку, постоял с минуту, а затем не спеша забрался наверх.

      — Что там, дед?

      — Да ничего, это они видать под компост яму копали, сволочи. Теперь сами перегноем стали, чтоб им ни дна, ни покрышки, — в сердцах проговорил Кузьмич,  а потом, достав из одного из карманов небольшой компас, выбрал нужное направление.

      — Нам туда, внук, — показал рукой старик в сторону горизонта и поудобнее перебросил автомат за плечо. А уже через мгновение двое потеряшек, чудом избежавших страшной смерти, уходили по дорожке к такому желанному, но ещё очень далёкому дому.

Часть 2. Путь домой.

Первые километры шагали молча, думая каждый о своём. Юрка с тоской вспоминал маму, которая несколько дней подряд отговаривала их от этого экстремального отдыха, а предлагала отправить обоих на курорт. Теперь вот мальчик молча жалел, что её не послушали. Но разве деда переубедишь? Если ему что-то в голову втемяшилось, он не успокоится, пока своего не добьётся.

      Кузьмич же думал о превратностях судьбы, о том, что в кои-то веки решил побыть вдвоём с внуком на природе, и вот на тебе —  чуть его не угробил. Хорошо , что обошлось. Никогда бы себе не простил, если бы с Юрой что-то случилось. Впрочем дорога длинная, ещё много чего может произойти, а потому ухо надо держать востро и стараться  не упускать мальчишку из поля зрения.

      Между тем  стало темнеть, старик, заметив в какой-то ложбине отблеск текущего ручья,  не раздумывая, свернул к нему. Уже через час яркий костёр освещал мрачно стоящие кедры, а дедушка с внуком за обе щёки уплетали тушенку с хлебом, по очереди запивая горячим чаем из железной кружки.

        — Эх, надо было других обыскать,   — неожиданно сказал Юрка,  — у них наверняка еще кружка была.

       — Прости старика, не сообразил. Совсем из ума выживаю,  — притворно пожаловался дед,  — скоро гадить под себя начну, вот увидишь. Придется тебе по всей квартире дерьмо за мной убирать.

       — Уберу,  — серьезно посмотрел Кузьмичу в глаза мальчик,  — и кормить тебя с ложечки буду, если понадобится. Только помоги нам до дома добраться, пожалуйста,  — уже шёпотом проговорил мальчик со слезами на глазах и крепко прижался к  деду.

       — Дойдём, мой мальчик,  — почувствовав поступающий к горлу ком еле выговорил старик и потрепал внука по вихрам.  — Я тебе обещаю. Э, да ты никак спать хочешь? Полежи пока на рюкзаке, я сейчас.

      Через пол часа на сделанном из обычной веревки, между двух кедров, гамаке укрытый тёплой дедовой курткою Юрка видел десятый сон, а сидящий у костра Кузьмич вытащил из кармана полупустую пачку сигарет, неспешно закурил, думая о том, как же им повезло, что бандитов было всего трое, и погони, скорее всего, не будет...

      Ночь прошла на редкость спокойно, а спавший вполуха дед так ни разу и не всполошился, лишь однажды на пределе человеческой слышимости прозвучал хлопок, похожий на выстрел.

      Пару раз он подходил к внуку, но тот спал безмятежно и, постояв около него с минуту, старик снова возвращался к костру.

      Утром они поднялись, умылись в холодном ручье, перекусили печеньем и галетами из сухпайка, запивая их чаем, и довольно бодро отправились в путь.

      Перед дорогой Кузьмич внимательно осмотрел Юркины кроссовки, заявив тому, что обувь в тайге, как и ноги, вещь наиважнейшая. Сломаешь ногу, дед конечно дотащит, но получится гораздо дольше, а вот если сам старик обезножит, останется только застрелиться.

      На коротком привале  — на зеленой полянке Кузьмич торжественно повязал мальчишке трофейные ножны вокруг пояса, показал сам нож, а когда тот от восторга попросил научить им пользоваться, несколько раз точно воткнул его в дерево, стоящее метрах в десяти от привала.

      Холмы сменяли овраги, а один раз они забрели в густой малинник, и пока Юрка жадно ел спелые ягоды, Кузьмич с автоматом наперевес зорко следил вокруг. Где малина  — там и медведь недалече. Очень уважает косолапый эту сладкую ягоду, а убить его не так-то просто, даже из автомата. Но хорошо, что всё обошлось.

      На ночевку остановились у небольшого, круглого озера, из которого хозяйственный дед, соорудив из снастей и ивовой ветки удочку, натаскал с десяток упитанных карасей. Затем они с Юркой притащили кучу хвороста, запалили костер и уже через час хлебали наваристую уху, которая даже без картошки пошла на ура.

       — Дед , а ты в тайге часто бывал?   — прихлебывая горячий чай, тихо спросил Юра.

        — Довольно часто, внучек,  — ответил старик, прикуривая сигарету,  — и просто отдохнуть, и по службе тоже. Нас ведь воевать на совесть учили. Потому и живой до сих пор.

       — Я тоже таким, как ты, хочу быть,  — восхищенно посмотрел на него мальчик.

       — Сперва вырасти, да выучись. Хотя не так это и плохо, наверное. Армия из пацанов завсегда настоящих мужчин делала. Чем смогу — помогу. Надо вот до дома только добраться. Представляю, что мне твоя мать наговорит. Хоть не возвращайся.

        — А мы и не скажем.

       —  Да нет, сынок, не получится. Ладно. Темно уже. Я там тебе опять гамак натянул. Пойдем подсажу. Завтра  долго идти, и ты мне будешь нужен с утра свежим и бодрым.

      С этими словами Кузьмич проводил мальчишку до гамака, уложил его спать, а убедившись, что тот заснул, вернулся к костру.

      Затем выпив с полкружки чая, повесил на плечо автомат и вскоре скрылся в темном ночном лесу.

      Чужую стоянку он заметил в бинокль, когда перед тем, как остановиться на ночевку, они забрались на вершину какого-то лысого холма. А потому сейчас не плутал совершенно. Идти было километра два, и дед даже не притомился, когда впереди показались отблески огня, вокруг которого вольготно расположились четыре типа в камуфляже и один косоглазый абориген, куривший, судя по долетавшему до Кузьмича аромату, какую-то гадость из длинной деревянной трубки.

       —  Эх, а хорошо сейчас на Канарах,  — мечтательно протянул один из сидящих и звучно прихлопнул присосавшегося ко лбу комара.

       — На нарах тебе тоже неплохо будет, Кирюха,  — рассмеялся другой.   — Интересно, сколько сейчас за траву дают?

       — Всем нам хреново станет, если завтра мудаков этих не догоним,  — отозвался третий.  — Лось нам яйца без наркоза обещался отрезать. Вся надежда на Ваську,  — и повернувшись к косоглазому спросил,  — завтра догоним их?

        — До обеда догоним однако,  — флегматично ответил абориген, невозмутимо пуская дым из трубки.

       — Твоими бы устами. Ладно, давайте укладываться. Вставать рано придется.

      Через пять минут, к немалому удивлению Кузьмича, не выставив никакой охраны, кроме оставшегося бодрствовать аборигена, вся компания, свернувшись около костра, завалилась спать.

      Медлить дед не стал, а молил Бога только об одном, чтобы все они были в одном месте, а какой-нибудь из них не притаился где-нибудь рядом в охране. Тогда ему конец. А он должен, обязан вернуться, так как там, в тайге, у него остался спящий любимый внук.

      Резко выйдя из-за кедра, старик приподнял дуло автомата и очередью на пол магазина расстрелял всех спящих, включая так и не накурившегося проводника. Убедившись, что правки не требуется, он хозяйственно обшарил покойников и, рассовав кое-что по карманам, сделал два шага в сторону леса, как почувствовал сильный удар в бок и кульком завалился на землю.

      Вышедший из темноты мужчина одной рукой подтягивал штаны, а второй сжимал маленький, черный пистолет.

      Очевидно посчитав противника убитым, он с громкими матерками подошел к покойникам и стал что-то шумно искать в рюкзаке.

      Вытащив из кармана любимый ножик дед чуть приподнялся на локте и совершенно неблагородно отправил его бандиту точно в спину. Потом, кряхтя, поднялся. Нашарил у них в вещах аптечку и туго перебинтовал раненный бок. Затем, чуток подумав, стащил все трупы в костер и, щедро плеснув из найденной тут же канистры бензину, медленно пошёл назад.

      Слава Богу, пуля прошла на вылет, не задев ничего важного, так что пусть и с нескольким дискомфортом, но он вполне сносно мог идти и уже через пол часа с облегчением увидел мирно спящего внука и уже почти потухший костер...

Часть 3. Осетрина по-сибирски.

Следующим утром, повторив все те же монотонные действия от умывания и до скромного завтрака, маленькая компания упрямо отправилась в путь. Погода немного ухудшилась, а налетавший порывами ветер, только кстати, отгонял жужжавшую будто саранча мошкару. Однажды увидели медведя. Косолапый занимался своим любимым делом. Залез на дерево и, не обращая внимания на разъярённых пчёл, с удовольствием лопал из трухлявой колоды мёд. Путники его никоим образом не заинтересовали, и они благополучно разминулись с хозяином тайги. Где-то к обеду на дороге нарисовалась серьезная преграда в виде широкой, полноводной реки, и дед с внуком были вынуждены сделать привал.

      — Что делать будем? — доедая галету, с интересом спросил Юрка.

      — Переплывать вестимо, — прихлебывая чай, невозмутимо ответил старик. Вон валежника тут навалом. Свяжу для поклажи плотик, а сами вплавь. Вода тёплая не околеем поди. Ты как? Такую ширину осилишь,  или для тебя тоже чего-нибудь придумать?

      — Осилю дед. Я как рыба, — улыбнулся мальчик.

      — Ну вот и славно. Заканчивай с обедом, да подремли здесь чуток, а я пока переправой займусь.

      Через два часа небольшой, но надежный плот был готов и, столкнув его в воду вместе с вещами, раздетые до состояния Адама дед с внуком поплыли вперед.

      Течение было сильным, и потому сносило ощутимо, но всё же противоположный берег медленно приближался. Юра держался возле деда уверенно, и тот поняв, что опасаться за внука нечего все свои силы сосредоточил на плоту.

      — Я за что-то зацепился дед, — вдруг закричал мальчик и, заполошно размахивая руками, стал барахтаться на одном месте.

      — Перестань паниковать. Держись на плаву, я сейчас, — попытался успокоить его дед, и подросток на какое-то время затих, медленно шевеля руками.

      Выбора было немного, а поэтому старик сильно толкнул плот к уже близкому берегу, вытащил из болтавшихся на поясе ножен тесак и, набрав в лёгкие побольше воздуха, нырнул. С трудом рассмотрев под водой юркины ноги он увидел, что они попросту запутались в обыкновенной рыбацкой сети и, в два счета ее разрезав, вынырнул на поверхность. Затем помог внуку доплыть до берега, а потом с полчаса гонялся за удиравшим от него плотом, пока не поймал его на какой-то отмели.

      Обсушившись у костра после такого приключения и запив стресс чаем они снова двинулись вперед.

      — Дед, а откуда в тайге сеть взялась?

      — Ты что же думаешь, в тайге людей нету? Она матушка испокон веков здешний народ кормит и поит. Раньше деды рассказывали прежде, чем в лес зайти, разрешение у тайги спрашивали. Тут тебе и шишка и грибы. Дичь опять же, ягоды, мёд, а какие осетры попадают, ты бы видел, чисто крокодилы. Правда ловить их запрещено. Но местные удальцы плевали на всяческие запреты. Знаешь сколько чёрная икра на рынке стоит? Так что все страхи и затраты сторицей окупаются. А потому осторожнее нам надо. Если прознают, что мы их сети видели — могут и приласкать так, что до дому не дойдём.

      Небольшой дымок над рекой первым заметил Юрка, а подойдя поближе, они увидели прямо на берегу узкую деревянную лодку, большую палатку и сидящих у костра двух мрачного вида мужиков.

      — Ты посиди Юрок вот в этих кустах. Не высовывайся. А я на разведку схожу. Вдруг люди нормальные, а с их помощью мы намного быстрее до дома доберемся.

      — Ты только осторожнее, деда, — умоляюще посмотрел на старика внук.

      — Всё будет хорошо, — ласково потрепал по макушке ребенка старик и скрылся в кустах…

      — Мне, Михалыч, много не надо, — сказал сидевший у костра бородатый мужик, своей пучеглазой рожей чем-то напоминавший Гришку Распутина, какого рисовали на этикетках от водки в далекие девяностые.

      — Вот домишко поставлю, Люське шубу к зиме справлю, да пацану мотоцикл куплю, а то всю плешь проели уже.

      — Мелко ты плаваешь, Колян, — возразил второй браконьер. — Я к будущей весне катер с  двумя моторами куплю. И тогда брошу вас с Семеном к чертям собачьим. Найму в Сейгуре пару бичей и буду рыбку ловить, да деньгу доить. Ты глянь, что за кадр, — неожиданно переменил он тему и показал заскорузлым пальцем на выходящего из леса, с автоматом на плече пожилого мужчину.

      — Здорово, мужики, — поприветствовал сидящих Кузьмич, подойдя к костру, — а можно мне у вашего огонька погреться?

      — Присаживайся, мил человек, — разрешил Михалыч и, достав откуда-то бутылку водки, ловко налил полный стакан.

      — Не побрезгуй, гость дорогой, — протянул деду аршин мужчина.

      — С полным нашим уважением, — взял посуду старик и, не поморщившись, выпил в два глотка. Потом занюхал рукавом, счастливо улыбнулся и неожиданно упал, закатив глаза на землю.

      — Чем это ты его траванул, Михалыч? — хозяйственно прибирая автомат, спросил Коля.

      — Да была у меня настоечка, на всякий случай. С часик поспит и оклемается, а не очухается — знать туда ему и дорога. Здесь закон — тайга, медведь прокурор, — радостно заржал браконьер. — Вон Стёпка идет, подмоги-ка ему…

      Голова болела, как с глубокого похмелья, и, честно говоря, даже шевелиться не хотелось. Кузьмич потихоньку открыл глаза и обнаружил себя лежащим, связанным по рукам и ногам, метрах в десяти от чего-то радостно обсуждавших рыбаков. Автомат они, конечно, забрали, а до ножа дотянуться не было никакой возможности. Внезапно около уха послышался высокий мальчишечий голосок.

      — Сиди тихо, дед, — и чья-то маленькая, но ловкая рука быстро разрезала ему все веревки.

      Осторожно спрятавшись за ближайшим кедром старик от избытка чувств обнял внука, затем размял руки и ноги и, жестом приказав ему сидеть на месте, пошёл к реке...

      —  Там какая-то падла наши сети порезала, — наливая себе чаю в большую кружку, пожаловался Семён,  — так что, одной штукой меньше.
       — Ничё, братан, — хлопнул его по лечу Коля,  — на наш век осетрины хватит.
      — Не я сам осетрину не ем, — поморщился новоприбывший, — меня от неё воротит. А икру даже кот не жрет. Так что живем мы мужики не хуже миллионеров,  и внезапно захрипел, схватившись руками за торчащий из горла нож. Такая же судьба постигла и незадачливого Михалыча, а подойдя к дрожащему от страха последнему рыболову, Кузьмич наклонился и с  вежливой улыбкой спросил:

      — Что же вы так с гостями не ласково обращаетесь? Я ведь только у костра погреться хотел, а вы меня водкой травить  — нехорошо. И заметив быстрое движение его руки воткнул ему нож под ребро. Затем вытащил из-под локтя покойника свой автомат, хмыкнул, закинул его на плечо и уже привычно стащил всех покойников в палатку.

      Потом они с Юркой обшарили их вещи, взяв только пачку чаю, да блок сигарет для деда, а также отрезали огромный кусок осетрины, от болтавшейся в воде на кукане рыбы.

      Ночевать рядом с мертвецами они не стали, и выбрав по компасу направление, неспешно пошли вперед.

Часть 4. Добрый.

К вечеру, как назло, зарядил мелкий и противный дождь, словно стоял не конец июля, а где-нибудь начало сентября. Дед отдал свою куртку внуку, но это помогло мало. Через час они оба вымокли до последней нитки, а земля под ногами превратилась в кашу, и каждый шаг по ней доставался с большим трудом. Кузьмич видел, что Юра сильно устал. Нужно было останавливаться где-то на привал, но кругом были только деревья  да кусты. Наконец, когда они почти полностью выбились из сил, при вспышке молнии старик увидел на пологом холме какую-то пещеру, и, не сговариваясь, дед и внук направились к ней.

      Под высоким, каменным сводом было сухо и тепло. Пройдя метров десять, они обнаружили очаг, сложенный из камней, солидную кучу дров, лежанку, застеленную медвежьей шкурой, а на стенах два факела, которые дед тут же и зажег.

      — Интересно, кто тут живёт? — спросил неведомо у кого Юрка, трогая руками вполне современные чашки и кастрюлю, стоящие на небольшом уступе в стене.

      — Кто бы то ни был, но дома его нет, — резонно ответил Кузьмич, запаливая костер.

      — А он нас не выгонит?

      — Не думаю. На крайний случай у меня есть весомый аргумент, — улыбнулся дед и нежно погладил автомат.

      — Давай, наконец, поужинаем, да завалимся спать. Если что, сплю я чутко, ты знаешь. Так что врасплох нас не застанут.

      Поужинали по-суворовски: скромно подогрев на костре тушенку и вскипятив чаю из воды, нашедшейся в десятилитровом оцинкованном ведре.

      Старик уложил мальчика на лежанку, а сам завалился на куртку, примостив автомат под бок, и через некоторое время они уже сладко спали.

      Проснулся Кузьмич от какого-то чужого сопения, а открыв глаза увидел высокое, метра с два, лохматое существо, которое заботливо укрывало мальчика тёплым верблюжьим одеялом.

      Старик передернул затвор автомата и поглядел незнакомцу в глаза. Минут пять они смотрели друг на друга, затем лохматый рукой (или лапой) показал на ребенка, а затем поманил Кузьмича к лежаку.

      С опаской подойдя к внуку, он увидел покрытое испариной лицо, потрогал горячий лоб и, наконец, понял, что мальчик заболел. Мало того, он, похоже, был в бреду, так как шевелил губами, а на слова деда не отвечал.

      Кузьмич перерыл аптечку, но ничего сильнее анальгина не нашел, и в который раз проклял себя за непрактичность. Уж аспирину-то взять с собой было можно.

      Между тем не стриженный хозяин пещеры достал из глиняного горшка пучок какой-то травы, заварил её в кружке и, немного разбавив холодной водой, протянул старику, недвусмысленно показывая на ребенка.

      Кузьмич сперва сам отпил терпкого, мятного напитка, а через пару минут, убедившись, как минимум, в его безопасности, приподнял голову Юры и маленькими дозами заставил выпить половину. Через десять минут мальчишка открыл глаза и, со страхом посмотрев на хозяина, спросил:

      — Деда, а кто это?

      — А хрен его знает, внучек. Знаю одно, не опасный он, вот даже подлечить тебя помог. Давай, допей настойку-то, — и дождавшись, пока мальчик осушит кружку, сказал:

      — А теперь поспи, Юра, завтра силы тебе нужны будут.

      — А ты как же?

      — И я посплю, родной. Хозяин нас не обидит, — спокойно посмотрел дед на пристроившееся на ночь на куче листвы существо.

      Ночь прошла на редкость спокойно. Хозяин ни во что жуткое не превращался и не пытался никого сожрать. Напротив, когда они утром проснулись их ждал поджаренный на вертеле до золотистой корочки аппетитный поросенок, да какой-то запашистый отвар, по запаху напоминавший багульник. Поросятину они втроем прикончили за один присест, хотя вернее будет сказать вдвоём, так как  Юра только чуть-чуть поклевал. Состояние, правда, у него улучшилось немного, и дед выбрался из пещеры посмотреть на погоду.

      Тучи затянули все небо, и дождь, начавшийся со вчерашнего вечера, даже и не думал заканчиваться. Резко похолодало, а это внушало опасения в связи с состоянием ребенка. Вернувшись в пещеру он заметил любопытную картину: хозяин показывал мальчику искусно вырезанные из дерева фигурки людей и животных, а Юра с интересом их рассматривал.

      — Он такой, умница, — улыбнулся мальчик подошедшему деду. — Смотри, как классно сделано.

      — Да уж, — повертев в руках фигурку оленя проговорил старик, — жаль только не разговаривает, — и покопавшись в рюкзаке вытащил трофейный ножик и протянул хозяину пещеры.

      Тот быстро схватил подарок, вытащил из ножен и, помахав им в воздухе, низко, почти до земли, поклонился Кузьмичу.

      — Любит подарки-то, — удовлетворенно хмыкнул дед. — Тем более такие полезные. В тайге, Юра, нож наипервейшее дело. Он и пищу добыть поможет и от врагов защитит, а при нужде даже сортир с его помощью соорудить можно, хотя нахрена в тайге сортир?

      Лохматый прорычал что-то на своем языке и гулко ударил себя в грудь.

— Во, подтверждает. А еще говорят, будто снежные люди тупые.

      — Ты думаешь это сасквоч?

      — А кто ж ещё? — удивился старик. — Только эта американская кличка здесь не в ходу. В Сибири его снежным человеком называют, или того проще — хозяином. Только в городах их за чудо считают, а на селе это дело привычное, не хуже медведя. Их даже подкармливали в особо лютые зимы до недавнего времени. Недалеко от деревни, на приметном месте раз в неделю провизию оставляли. А они, в свою очередь, людям помогали. Волков от скотины отгоняли. В общем в дружбе и согласии жили, пока разные сволочи их отстреливать не начали. Вот они и попрятались по чащобам. Мало их осталось. Этот видать из последних.

      — А давай его Добрым назовем. Надо же его как-то называть.

      — Давай, — согласился старик, — я не против.

      К вечеру Юре опять стало плохо. Хотя сознание он не потерял, но по всем приметам температура ползла вверх. Лоб был горячий, и даже настойка хозяина уже не помогала.

      Дед не отходил от внука, вытирал ему мокрое лицо, прикладывал на лоб мокрую тряпку и как мог успокаивал.

      — Деда, а умирать больно? — сухими губами прошептал мальчик.

      — Что это ты себе в голову всякую глупость пихаешь. Давай, не куксись. Нам идти-то всего ничего осталось. Скоро мамку обнимешь.

      — Ты, если что, меня на полянке похорони, там где земляники много. Я ее ужас как люблю.

      — Мы ещё её от пуза наедимся, внучек, — смахивая слезу, ответил старик и поцеловал мальчика в пылающий лоб. — Ты поправишься, слово даю.

      Между тем, Добрый молча подошел к Кузьмичу, протянул два вполне современных дождевика и лапой указал на выход.

      — Видишь, сынок. Хозяин нас на выход просит.

      — Он нас выгоняет?

      — Не думаю. Он или знает, где люди живут, либо доведёт до места, где тебе быстро помогут. Давай, собирайся.

      И после быстрых сборов эта странная компания под предводительством хозяина отправилась в неведомое путешествие.

      Юрка доверчиво прижался к лохматому плечу Доброго, который нес его осторожно и легко, словно пушинку. А сзади бодро шагал дед, нагруженный вещами, как папа Карло.

      Дождь неопасно молотил по синтетическим дождевикам. Мальчик мирно посапывал, зарывшись лицом в густую рыжую шерсть хозяина.

      Тропинку размыло по самое не балуй, но Добрый уверенно шёл вперед. Когда в лесу совсем уже потемнело, Кузьмич увидел впереди маленький, яркий огонек, который по мере приближения материализовался в аккуратную бревенчатую избушку  с просторным, резным крылечком, стоящим рядом добротным сортиром, аккуратной банькой, у которой из трубы вился дымок и старым, покрытым зелёным мхом колодцем. Все эти постройки были обнесены покосившимся забором с маленькой калиткой, явно лет несколько не знавшего мужской руки.

      — Мы пришли к людям? — спросил проснувшийся Юрка.

      — Надеюсь, что так, — ответил старик, поднимаясь вслед за хозяином на крыльцо.

      В это время дверь приоткрылась, и стоящая в проёме опрятная, пожилая женщина недовольным тоном проворчала:

      — Ну, заходите уже. Нечего мальца на дожде морозить.

      — Спасибо тебе за всё, — Юра нежно погладил Доброго по лохматой щеке. — Я тебя не забуду.

      Тот жалобно гугукнул что-то по-своему и, положив мальчику в руку какую-то деревянную фигурку, ласково погладил его по мокрой голове. Потом бережно передал ребенка на руки женщине, развернулся и, не оборачиваясь, быстро скрылся в лесу.

      — Пойдём в избу, — строго приказала незнакомка впавшему в ступор от этой трогательной сцены Кузьмичу, — мальчишке помощь нужна.

       И через минуту все трое окунулись в тепло, скрывшись за плотно закрытой дверью…


Часть 5. Мария.

В небольшой уютной комнате  на застеленном цветными половиками полу стоял видавший виды круглый стол под белоснежной скатертью, небольшой сервант с посудой и хрусталем, старинный комод со стоящими на нем антикварными часами. Около окна располагалась большая двуспальная кровать, застеленная роскошной периной с возвышающимися горкой двумя пышными подушками, а напротив неё находилась настоящая русская печка.

      Хозяйка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась ещё не старой, а довольно привлекательной женщиной возрастом  за пятьдесят с хвостиком, быстро прошла с мальчиком в соседнюю комнатушку и положила его на накрытый простыней потрепанный диван.

      — Вы как будто нас ждали, хозяюшка, — удивлённо проговорил дед, тяжело усаживаясь на стул.

      — А как же, — ловко раздевая ребенка, ответила женщина, — у меня в этих местах каждая пичужка друг. Вот и сообщили мне, что мужчина солидный, да довольно симпатичный с больным ребенком ко мне домой направляется.

      — Симпатичный? Гмм, — только и сумел сказать Кузьмич и, заметив озорные искорки в глазах хозяйки, лихо подкрутил рукой несуществующий ус.
 «Могём ещё… пашенку вспахать, коли землица добрая», - про себя подумал старик, а вслух спросил:

      — Как вас звать-то, хозяюшка?

      — Марией Степановной кличут. Да только давно уж никто по имени не называл. В деревню раз в полгода выберусь только соли, да сахару купить.

      — А меня Василием Кузьмичом крестили.

      — Подай-ка мне, Вася, вон ту бутылку, — закончив раздевать сомлевшего ребенка без церемоний попросила Мария. — Да, ту что на тумбочке стоит.

      Женщина взяла поданную Кузьмичом посуду, сковырнула пробку и, густо смочив чистую тряпку, начала протирать мальчику спину и ноги.

      — Настойка, что надо. А рецепт мне от бабушки по наследству достался. Мертвого на ноги поставит. Ну-ка, переверни его на спину.

      Дед послушно перевернул мальчишку на спину, а Степановна, растерев Юрку спереди, завернула его в огромное махровое полотенце, напоила из чашки каким-то отваром, игриво щёлкнула по носу, а затем уложила на диван, подсунув под голову мягкую подушку и укрыв большим пуховым одеялом. Невесть откуда взявшийся пушистый, черный котяра тут же забрался к Юре под бок, и довольный мальчик, ласково поглаживая кота, тихо с улыбкой заснул.

      — Вот и пусть спит, — плотно прикрывая дверь в Юркину комнату, прошептала Мария, — сон это панацея от всех болезней, где там антибиотикам. Да, я на всякий случай баньку для вас протопила, так что если хочешь, можешь сходить.

      Через два часа распаренный, побритый, одетый в чистую рубашку и серые кальсоны, выпивший добрых полбутылки наливки Кузьмич прихлебывал уже шестую чашку ароматного чая, сидя за накрытым вкуснейшими таежными яствами столом.

      — Василий Кузьмич, — умоляюще посмотрела на деда Мария, — ну еще рябчика моего попробуйте. Вчера ведь по лесу летал. Под мою наливочку.

      — Благодарствуйте, Мария Степановна, а давайте-ка мы с вами на брудершафт выпьем, — подмигнул сотрапезнице уже захмелевший мужчина и, скрестив с дамой руки, выпил полстакана до дна, закончив процедуру долгим и смачным поцелуем, на который женщина ответила столь страстно, что видавший виды Кузьмич перестал себя сдерживать и, схватив Марию на руки, бережно отнёс ее на уже разобранную кровать, и уже через пять минут старые пружины на железном ветеране начали немелодично  скрипеть в такт давно забытым в этом доме движениям любви…

      История Марии была довольно обыденна для конца восьмидесятых. Когда первая страсть прошла, и Кузьмич с разрешения Марии закурил сигарету, она рассказала ему о своей судьбе.

      С мужем своим она познакомилась еще будучи  двадцатилетней студенткой. Он же в это время был уже солидным тридцатилетним мужчиной и работал начальником в геологоразведке. В восемьдесят девятом здесь хотели ставить большой завод по добыче и переработке какой-то руды. Завезли оборудование, поставили начальнику и его молодой супруге дом и даже начали что-то копать. Но потом Союз развалился, геологию признали пережитком тоталитарного режима, оборудование растащили, а люди сбежали на большую землю. Мария же с мужем, посовещавшись, так тут и остались. Возвращаться в непонятно какую теперь страну они не хотели, а тайга-матушка, решили они, всегда прокормит. Охотой добывали себе дичь, из ближайшего озера ловили и солили впрок рыбу. На огороде растили овощи, в лесу искали мед, ну и изредка ездили на старой кобыле Анфисе в ближайшую деревню. Там продавали в лавке излишки, да закупали соль, спички и патроны к карабину, из которого Мария, к слову сказать, научилась неплохо стрелять. Всё было хорошо, да лет десять назад муж Марии однажды утром тихо скончался во сне. Отплакав до утра, женщина подумала и, схоронив супруга за огородом, осталась на прежнем месте, решив, что пока есть силы никуда отсюда не уедет…

      Выпитый на ночь чай  сказался у Кузьмича только под утро. Осторожно, стараясь не разбудить лежащую рядом Марию, он встал с кровати и, даже не удосужившись натянуть кальсоны, проследовал в сени. Там он накинул на плечи какую-то телогрейку, обул ноги в резиновые чуни и, выбежав в холодный предрассветный туман, отправился к стоящему невдалеке сортиру. С облегчением отжурчав в большую сердцеобразную дырку, старик вышел из туалета и тут же увидел стоящего перед ним матерого серого волка с синим кожаным ошейником на могучей шее. До зверя было не более пяти метров, и находился он аккурат около крыльца, так что обойти его не было никакой возможности. Так они и стояли друг против друга, наверное, минут двадцать. Дед между тем про себя проклинал собственную забывчивость, что не взял в сортир нож. Да еще снизу, благодаря отсутствию порток, начинало нешуточно поддувать холодом, отчего перспектива утренней любви с несравненной Марией Степановной представлялась теперь в глазах Кузьмича делом довольно туманным, а то и вовсе несбыточным. Смотря сколько придется стоять на свежем воздухе. Волчара тем временем не делал каких-либо попыток откусить старику его любовные причиндалы, а когда тот уже замерз окончательно из избы выбежала одетая лишь в ночную рубашку женщина стукнула зверюгу ладошкой по загривку и, с криком "Пошёл вон, негодник»,  выгнала его в открытую настежь калитку…

      — Я его ещё щенком подобрала, — уже лёжа в постели прислонилась к дрожащему Кузьмичу всем своим горячим, обнаженным телом Мария, — выходила, выкормила. С тех пор он у меня что-то вроде сторожевого пса. Далёко от избушки не отходит. Худых людей, да живность любопытствующую отгоняет.

      — Хорошо, что Юрка в туалет не ходил, — сказал начавший согреваться мужчина соловеющим голосом.

— Я ему горшок около кровати поставила. Утром встанем — вылью. Э-э, да ты никак спать намылился, — удивлённо прошептала женщина и энергично заработала рукой под одеялом. — Ты от меня так просто не отделаешься. В кои-то веки ко мне мужика в дом принесло. Я не я буду, если тебя по полной программе не использую.

      — Ничего я не намылился, — бодро проговорил уже готовый к любовному действию Кузьмич, — я и сам, раз такое дело, теперь от тебя до утра не отстану. Это ж надо посреди тайги умудрился бабу нецелованную полюбить. Сказать кому — не поверят.

      — Была нецелованная. Лет с десяток уже, — прошептала Мария обняла мужика за плечи и жарко поцеловала в губы, опрокидывая его на себя…

Часть 6. Две дороги.

Три дня пролетели, как один. Дождь прекратился, и за всё это время не привыкший бить баклуши Кузьмич наколол Марии полную поленницу дров, починил прохудившуюся крышу, поправил покосившийся забор, а также сходил с хозяйкой на охоту, где ловкая Мария подстрелила пару глухарей, а дед, к своему стыду, ничего. Юрка быстро шёл на поправку и, на удивление, близко сошелся с волком, обозвав его Тошкой, и целыми днями носился с ним за оградой.

      Вечерами они, словно настоящая семья, пили на крыльце горячий чай, а по ночам у Василия и Марии продолжала тихо скрипеть старая кровать.

      Однако всему хорошему однажды приходит конец, и вот на исходе третьего дня, видя, что Юра совсем поправился, Кузьмич за вечерним чаем грустно сказал:

      — Завтра уходим.

      — А может ещё погостите? — с надеждой спросила Мария.

      — Да мы и так подзадержались уже. Всё сроки прошли. По идее нас уже ищут наверное.

      — Да уж, — теребя за холку разлегшегося у ног волка, сказал Юрка, — у меня мамка такая. Поди всех на уши поставила.

      — Ну, в таком разе я вам к утру провизию соберу. Идти тут недалеко. Если утром пойдете, к ночи до деревни дотопаете. Жаль Анфиска померла. С ней вдвое быстрее было бы…

      Провожала их Мария со слезами на глазах, мальчик тоже расплакался и никак не мог оторваться от женщины.

      — Я вернусь, Маш. Вот только внука родителям на руки сдам и вернусь, — нежно целуя ставшую родной для него Марию, проговорил Кузьмич.

      — Благослови вас Бог, — перекрестила деда с внуком Степановна, на прощание звонко расцеловала их обоих и ещё долго стояла с подвывающим Тошкой у калитки, изредка махая им вслед большим, цветастым платком…

      Солнце светило ласково, настроение у обоих было хорошее, а потому дорога казалась легкой и совсем нетрудной.

      — А ты на ней женишься, дед? — перепрыгивая через какую-то палку, спросил Юрка.

      — Дак разве ж это главное, внук. Нет, печать в паспорте поставить не трудно, да только не поможет она, ежели люди по характеру друг другу не подходят.

      — Ну вы же подходите?

      — Похоже на то.

      — Тогда в чем дело?

      — Вот отведу тебя до родителей и вернусь сюда, поживу сколько-то, а там видно будет. Баба она неплохая, да я староват для неё.

      — Ничего ты не староват. Не наговаривай на себя.

      — Да и то правда, — неожиданно согласился дед, вдруг кстати припомнив кое-какие моменты из проведённых на скрипучей кровати ночей, — так и быть, обещаю тебе пышную свадьбу на всю тайгу и ещё… стой. Неожиданно дед отпихнул идущего рядом с ним внука назад, а откуда-то сбоку пролетела длинная тень и со всего маху пробила старику ногу.

      Дед со стоном повалился на траву, а опешивший Юра от страха присел на землю, затем на корточках подполз к стонущему деду и тихо спросил:

      — Что это было?

      — Самострел, — сквозь зубы проговорил старик и с криком вытащил стрелу из раны, — его на тропинках охотники на зверя ставят. Зацепишь ногой неприметную нитку и получай стрелу в бок. Хорошо, что я тебя оттащить сумел вовремя. Ну-ка, подай аптечку из рюкзака.

      Затем при помощи мальчика разрезал штанину и перебинтовав себе ногу, попробовал идти, но с исказившимся от боли лицом тут же уселся на землю.

      — Нет внучок. Ходок теперь из меня никакой. Но ты не волнуйся. По всем подсчетам до деревни километров пять осталось. Тропку видать хорошо.Часа через два ты к людям выйдешь.

      — А как же ты дед? — обнял Кузьмича мальчик и в голос заплакал.

      — Со мной все будет хорошо. Потом помощь приведешь, здесь не заплутаешь. Ну, не плачь, родной. Ты же у меня теперь настоящий мужчина. Вот, возьми фляжку с водой, пару пирожков, и в путь. До темноты должен успеть…

      Обняв деда в последний раз зарёванный мальчишка, поминутно оглядываясь, почти бегом отправился в дорогу. По бокам привычно мелькали кусты, сверху, как и прежде, светило солнце, и только теперь он был совершенно один. Через какое-то время, задумавшись и уже перейдя на бег, мальчик со всего маху споткнулся об какой-то корень и, приложившись любом о землю, потерял сознание…

      Очнулся он уже к вечеру. В полумраке стояли причудливые тени. От страха у Юрки отнимались ноги, и вдобавок он совершенно потерял дорогу, а шёл теперь наугад. Скоро наступит ночь. У него осталась одна фляжка воды и один несъеденный пирожок. Должно было случиться поистине чудо, чтобы мальчик выжил…

      Вода во фляжке закончилась, а пирожок он съел ещё вчера, или это было два дня назад? Юра давно потерял счет времени и к тому же заблудился напрочь. Брел наугад, надеясь только на чудо, не обращая внимания на кусты и овраги. Лишь по случайности он пока еще не упал и не переломал себе ноги. Размазывая слезы по щекам, мальчик держался из последних сил и в конце концов просто свалился под каким-то кедром, закрыв глаза, а когда их открыл, увидел стоящего в двух шагах с нацепленным на шею синим ошейником знакомого волка.

      — Тошка, Тошенька, милый, — шёпотом сказал мальчишка и погладил подошедшего друга по мордахе.

      Зверь заскулил и, облизав лицо ребенка, отбежал от него на пару шагов, повернув голову, как будто приглашая его за собой.

      — Ты меня зовешь? Ты выведешь меня к людям? Сквозь слезы улыбнулся Юрка, поднялся и потихоньку потопал за медленно трусившим по еле заметной тропинке волком…

      — Ты опять все грибы прихватизировал, Петрович? — недовольно сказал мужчина в рыжем дождевике пожилому дедуле в желтой телогрейке.

      — Дык тебе, Гаврила, никто не мешает, вон полкорзинки набрал.

      — А у тебя уже полная.

      — Ты невнимательный больно. Присядь просто чуть-чуть, да по сторонам оглядись, тогда и грибов больше увидишь.

      — Слышь, Петрович, вроде волк стоит.

      — Ну да, вижу — ответил старик, доставая из-за плеча двустволку.

      Волк между тем завыл и отбежал на безопасное расстояние.

      — Гляди-ка, Гаврила, как будто пацан у дерева лежит.

      — И то.

      Быстрым шагом грибники приблизились к кедру и увидели свернувшегося в комок мальчика.

      — Вроде дышит, — послушал его сердце Петрович.

      — Видать не один день блукал, — потрепал мальчишку по щекам Гаврила, и когда к его радости паренек открыл глаза, поднес к его губам бутылку с водой.

      Мальчик жадно принялся глотать пересохшими губами прохладную влагу, а напившись, прошептал:

      — Там деда остался, в тайге, Василий Кузьмич. Помогите, пожалуйста. Затем устало вздохнул и потерял сознание…

      Сперва он почувствовал запах. Пахло свежестью и чем-то ещё очень знакомым, но пока неуловимым. Потом появился звук. Где-то рядом шёл дождь, но на него почему-то не капало. Открыв глаза Юра увидел белый потолок, а сквозь открытое окно в большую, светлую комнату врывался легкий ветерок, приятно холодившей ему лицо.

      Сидевший рядом человек слегка пожал ему руку и до боли знакомым голосом тихо сказал:

      — Ну здравствуй, герой. С возвращением тебя.

      — Дед. Ты живой, — расплакался мальчик и  сев на кровати, обнял старика.

      — Тихо, тихо. Ты меня не поломай на радостях, — улыбнулся Кузьмич, и только тут Юра увидел, что старик сидит в кресле-каталке, и нога у него перебинтована.

      — А как же ты из тайги вышел?

      — С твоей помощью, да с помощью Доброго. Тебя грибники около самой деревни подобрали, если ты помнишь.

      — Помню. Меня Тошка проводил. Заблудился я.

      — Надо же. Я не знал. Выходит зря я тогда этого пса около сортира материл. Ну вот. Сколько времени прошло после твоего ухода я не помню. Очнулся я на руках у хозяина, когда он меня по тайге, как мешок с картошкой тащил. Занес в деревню, положил на порог к ближайшему дому, грохнул кулаком в дверь и был таков. Люди в доме попались приветливые. Рану мою обработали, а тут как раз и помощь подоспела. Грибники эти в полицию заявили, а там уже в курсе были, что старик и мальчик в тайге потерялись. Это мама твоя постаралась. Вот мы и оказались с тобой в одной больнице. Мать от тебя двое суток не отходила, пока ты в бреду метался. А сегодня я ее чуть не силком домой отправил. Пусть отдохнет немного. Завтра увидитесь.

      — Сильно ругалась? — с опаской посмотрел на деда ребенок.

      — Переживу, — отмахнулся дед, - главное, мы живы и почти здоровы, а еще я очень горжусь, что у меня такой сильный и смелый внук.

      — Спасибо, дед, — положил ему голову на колени Юра, — а мы к тёте Маше поедем?

      — Обязательно, родной, только вот поправимся немного, — погладил мальчика по макушке старик и мечтательно посмотрел в широко раскрытое окно, где из-за темной тучи пробился яркий луч солнца, как будто открывая новую страничку в их, словно заново начавшейся жизни…