Людмила Сахарова Печальный Пьеро

                ПЕЧАЛЬНЫЙ ПЬЕРО

   Александр Вертинский!  Когда-то это имя гремело. Актер, музыкант, поэт, создатель своего особого жанра, он был чрезвычайно популярен в предреволюционной России. Его концерты проходили при полных аншлагах. Кто слышал Вертинского, никогда не забудет его картавый, сильно грассирующий голос, его простые, незамысловатые тексты песенок, которые он сам прозвал «ариэтками». Все помнят его знаменитые: «Ваши пальцы пахнут ладаном», или «Мадам, уже падают листья». Всем запомнился эпизод из всенародно-любимого фильма «Место встречи изменить нельзя», когда Жеглов–Высоцкий присел к пианино и спел из Вертинского: «И снится мне – в притонах Сан-Франциско лиловый негр Вам подает манто». Творчество Вертинского волнует нас и сегодня.
   
   Увлечение театром у Александра Вертинского началось в старших классах. В Киеве, где он жил, в то время существовал один очень популярный клуб, на сцене которого выступали все киевские молодые таланты. Выступить там мог каждый желающий. Решил попробовать и Вертинский. Он так вспоминал свое первое появление на сцене: «Я вышел. Поклонился. Открыл рот, и спазма волнения перехватила мне дыхание. Я заэкал, замэкал… и ушел при деликатном, гробовом молчании зала. Так неудачно закончилось мое первое выступление».
   Но начало было положено. Вертинский купил на рынке подержанный фрак, вставил в петлицу живой цветок и ходил в таком виде с утра до вечера, привлекая к себе взгляды всех окружающих. И скоро прослыл большим оригиналом. О нем заговорили.
   Летом 1913 года Вертинский появился в Москве. «Это был город моих надежд», - говорил Александр Николаевич и, действительно, здесь к нему пришла известность. Вертинский оказался  в труппе Мамоновского театра миниатюр, где приходилось петь, играть и читать. Александр Николаевич писал о себе: «У меня, к сожалению, был один большой недостаток: я не выговаривал букву «р». И порой из-за этого случались казусные ситуации. Как-то, играя в пьесе о Наполеоне, он должен был произнести: Император! «Импеятой! – произношу я. – Это еще что за косноязычный? – Убрать немедленно. И меня убрали. Так сломалась моя театральная карьера», - вспоминал артист.
    Тогда же были впервые опубликованы, ставшие популярными, его песенки «Минуточка», «Лиловый негр», «Маленький креольчик». На обложках тоненьких книжечек был изображен печально-изысканный Пьеро в белых одеждах и черной полумаске. Сценический образ Вертинского был найден. Александр Николаевич работал на сцене всегда в одиночку. Он не нуждался в партнерах. Это был его неповторимый стиль. И еще его руки - с длинными, выразительными пальцами, которые «подыгрывали» его песенкам.
   «Однажды я понял, что я – знаменитость. Билеты на мои выступления были раскуплены на неделю вперед; книжные магазины были завалены моими нотами. В витринах на Кузнецком стояли мои портреты в костюме Пьеро. Газеты меня изощренно крыли, а публика то аплодировала, то свистела, но шла на мои концерты лавой», - вспоминал артист.
   Тем временем шла мировая война. Поэты и художники в поисках новых форм изощрялись в «поэзах» и позах. Образ «болезненно-изысканного» Пьеро с набеленным лицом и «страдальчески» подрисованными глазами, пришелся по вкусу тогдашней публике. В 1916 году Вертинский был уже признанным «маэстро». Что так трогало в его Пьеро публику? Сам исполнитель «ариэток» так отвечал на этот вопрос: «Наличие в каждой песенке сюжета». Его песенки-новеллы рассказывали какую-нибудь животрепещущую историю, которая была понятна каждому слушателю. Публика, не подозревавшая, что обо всем этом можно петь, слушала эти песни с большим вниманием и сочувствием. Своими «ариэтками» Вертинский попал в самую душу слушателя.
   В октябре 1917 года дирекция театра предложила Александру Николаевичу бенефис. Билеты были распроданы мгновенно. На этот раз на сцену артист вышел в черном костюме Пьеро. Направленный сценический свет усиливал бледность лица и рук, похожих на удивительных птиц. Успех был оглушительный. «Москва буквально задарила меня! Все фойе было уставлено цветами  и подарками. По старому календарю это было 25 октября. Увы! Тогда я еще не понял, с каким событием совпал мой первый бенефис!»
   Весь 1918 год Вертинский ездил по охваченной революцией и гражданской войной России. Его Пьеро еще сильнее подчеркивал трагичность происходящего. Говорили, что с песней  Вертинского «Юнкера» мальчишки-офицеры шли на смерть:
«Я не знаю, зачем и кому это нужно, кто послал их на смерть не дрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно опустили их в вечный покой».
   Эту песню он пел в черной визитке, на правый рукав которой был повязан траурный креповый бант. Пел «Юнкеров», не сопровождая исполнение жестами, стоя  неподвижно с закрытыми глазами. Слушатели плакали навзрыд.
   Белые армии откатывались на юг. В Крыму оказался с концертами и Александр Николаевич, правда, их уже некому было слушать. Все стремились уехать куда угодно от этого кошмара. Вместе с отчаявшимися людьми из Севастополя уехал и Вертинский. Для него, как и для многих, началась эмиграция.
    Первым городом на его пути был Константинополь, в котором оказалось очень много беженцев из России. Город стал быстро русифицироваться. Появились многие русские магазины, рестораны, адвокатские конторы. «Ну, как вам нравится Константинополь? – спросил я одну знакомую даму. – Ничего, довольно интересный город. Только турок слишком много, - отвечала она», - записал в своих воспоминаниях Александр Николаевич.
   Время шло. Постепенно русская эмиграция рассасывалась. Люди со средствами уезжали в Германию и  во Францию. Задумался об отъезде и Вертинский. Средств у него не было. Помог случай. Один театральный человек купил Александру Николаевичу греческий паспорт на имя Александра Вертидиса. При этом предупредил, что с этим паспортом он может ездить по всему свету, кроме Греции, где документ могут отобрать. Действительно, с этим паспортом Вертинский объехал полмира, минуя все эмигрантские затруднения, но в Греции он так и не побывал, помня завет человека, подарившего ему паспорт.
   Вертинский успешно гастролировал в Румынии, Польше, Германии, Франции, пел в лучших концертных залах  Нью-Йорка и Сан-Франциско. На его концерты приходили в основном  русские эмигранты, которые были разбросаны после революции по всему миру. Концерты Вертинского для них были напоминанием о России. Часто Вертинский заканчивал свое выступление песней «О нас и о родине», в которой были слова: «А она цветет и зреет, возрожденная в огне, и простит и пожалеет и о вас, и обо мне». Растроганные слушатели аплодировали стоя и порой, казалось, что от переполнявших их чувств, они просто разнесут театр. Видя подобную реакцию, артист понимал, что именно в России оставался его главный слушатель.
   После Америки Вертинский оказался в Китае. В Шанхае он прожил восемь долгих лет. Здесь была большая русская колония. Действовали православные церкви, работали русскоязычные школы, издавались газеты на русском языке. Большим вниманием пользовался среди русских эмигрантов шанхайский «Клуб граждан СССР», насчитывавший до 1000 членов. При клубе было зарегистрировано еще 4000 так называемых «квитподданных», т.е. людей, подавших в советское посольство просьбы о принятии их в советское гражданство и имевших об этом соответствующие квитанции. В числе «квитподданных» оказался и Вертинский.
   Жизнь, которую вел в Шанхае Александр Николаевич, требовала большой выносливости: ежевечерние выступления, бессонные ночи. «Я устал от белил и румян и от вечной трагической маски», - пел Вертинский. Он, действительно, очень устал и все чаще думал о возвращении на родину.
   В годы второй мировой войны Александр Николаевич стал активным членом организованного в Китае Советского клуба  и сотрудником радиостанции ТАСС «Голос Родины». Наконец, Вертинский решился и написал в высшие инстанции письмо с просьбой о возвращении домой. Согласно живучему преданию, Сталин, когда ему доложили о просьбе артиста вернуться, якобы сказал: «Пусть допоет на родине». В 1943 году Александр Николаевич Вертинский вернулся домой.