Сладкий Рай

               
                «Очень легко проверить, окончена 
                ли твоя миссия на земле - если ты      
                жив, она продолжается…»

… - Рахат-лукум! Сладкий шербет! Халва! Волшебное мумиё! Рахат-лукум! Сладкий шербет!
 Голос продавца сластями затихал, теряясь между узкими кривыми улочками, а Заир все стоял возле своей чинары, с горечью вспоминая время, когда был молод и у него водились деньги, на которые он мог купить всю тележку и самого продавца в придачу. Это было давно, очень давно. Тогда у него были не только деньги и дом рядом с Мазарскими воротами, где жили самые богатые и уважаемые люди Бухары, но и сыновья. Он и его жена Перуза были счастливы, глядя на четверых крепких, по-хорошему нахальных мальчиков, своих сыновей, не нарадуясь на каждого из них.
Вот старшенький, Нариман – он вырастет большим, сильным воином, будет одерживать победы и приносить домой много добычи. Бэрэз, второй сын – хитрый, пронырливый, ловкий. Этот всегда найдет все, что ему нужно. Аса и Сарда, младшенькие близнецы, крепкие, как Нариман, хоть и меньше раза в два, но смелые и неуступчивые. Заир помнил, как прибегал Аваз, их сосед, умоляя образумить сорванцов, которые вечно били его толстых и неуклюжих сыновей…
Заир невесело усмехнулся и вошел в прохладную темень дома. Болевшая уже второй месяц Перуза тяжело приподнялась на циновке и посмотрела на мужа. Издав тихий, еле слышимый стон, она вновь откинулась на маленькую подушку. Старик посмотрел на жену, но ничего не сказал. Подняв горшок, он налил в пиалу остатки воды.
- На, выпей, - он протянул ей старенькую, с надломанными краями пиалу, и повторил, - а я схожу за водой.
Перуза молча качнула головой, она уже не может пить. Поесть бы чего-нибудь. Тогда бы она встала, убралась и сходила к Ясмин, чтобы взять немного муки на лаваш. А сейчас…
Старуха посмотрела на мужа:
- За что нас так покарал Аллах?! – В тихом вопросе было столько горечи и боли, что Заир не выдержал и отвернулся.
- Не знаю, - глухо ответил старик, - может, и нет никакого Аллаха и это просто наша судьба!
- Что ты такое говоришь?! – Перуза вновь приподнялась на локте, - Как ты можешь? Наши сыновья умерли, сражаясь во имя Аллаха, за его славу…
- За славу имама они умерли, - Заир вылил воду прямо на пыльный пол и, поставив пиалу рядом с горшком, глухо добавил, - умерли, как ишаки, не оставив ни жен, ни детей! И никто: ни твой Аллах, ни имам не пришли и не дали нам даже полдирхема!
Заир больше не мог говорить. Слезы обиды и не утихшей с годами ярости душили его. Не глядя на жену, он взял кувшин и вышел из лачуги.
- Даже воды никто не принесет, - прошептал он, медленно идя по пустынной в это время улице, - даже воды…
До арыка путь был не близкий, и Заир шел, стараясь находиться в тени невысоких чинар, чтобы хоть как-то спасаться от безжалостно палящего зноя. Квартал бедняков, в котором они жили последние десять лет был большим, и его надо было пройти весь, чтобы добраться до единственного источника воды – арыка. Там всегда находились люди, с которыми можно было поговорить о жизни, пожаловаться на судьбу, получить какую-нибудь работу и даже поругать зажравшегося имама. Жирного и спесивого имама, которому было наплевать, что больше половины населения города умирало от нищеты и голода…
В этот раз народу было не так много: продавец гашиша Озэ, с заплывшими от употребления своего товара глазами, два дервиша, сидевших на самом солнцепеке и, казалось, совершенно не замечавших этого, торговец сластями Али и духанщик Масуд, остановившийся попить воды и перекинуться парой слов с идущими к святым местам дервишами. У воды, текущей из каменного горла льва никого не было, и Заир подставил под струю кувшин, смывая пыль и ополаскивая кувшин внутри. Постоянно оттирая обильно выступающий на лбу пот, Масуд о чем-то негромко беседовал с одним из дервишей, который так же негромко отвечал ему. Озэ держал в руках потухшую трубку, вяло отбиваясь от нудных насекомых, и поглядывал на аппетитную халву, подсчитывая, хватит ли ему денег на лакомство. Али сонно кивнул Заиру и снова отвернулся, глядя на пустынную площадь, где не было видно ни одного потенциального покупателя.
Впрочем, покупатель, точнее покупательница вскоре появилась. Заир едва успел поздороваться с каждым, когда к продавцу сластями подошла женщина в чадре.
- Моя хозяйка, достопочтенная Адина, послала меня купить немного твоей волшебной мумиё. Она сказала, что в прошлый раз ей очень помогло и хочет, чтобы ты дал мне самое лучшее.
Улыбаясь испорченными от постоянного поедания сластей зубами, Али широко раскинул руки:
- На здоровье! Выбирай, какую хочешь! Все что хочешь, можешь отнести своей хозяйке, да хранит вас обеих Аллах. У меня все есть: и от худобы, и от полноты, и от головной боли, и от забывчивости.
Служанка сразу нашла то, что ей было нужно - маленькие темно-коричневые кусочки, состав которых был большим секретом. Женщина пересыпала в ладонь Али несколько монет и, бросив маленькие кусочки мумиё в кожаный мешок, быстро ушла, торопясь порадовать хозяйку. Али убрал деньги в нагрудный мешок и улыбнулся Заиру, вместе со всеми наблюдавшего за этой сценой.
Заир подумал, что это мумиё нужно не ожиревшей от непомерного объедания Адине, а его умирающей от голода жене, но у него не было денег, а просить он так и не научился. Заир отвернулся, выплеснул остатки воды и поставил кувшин наполняться. Желание пообщаться с кем-нибудь пропало, сменившись обычной для него угрюмостью. Он собирался наполнить кувшин, умыться и идти обратно, потому что Перуза была очень больна, и ее нельзя было оставлять надолго. Он уже отставил наполнившийся доверху кувшин, и собирался умыться, когда услышал цокот подков, раздавшийся прямо за ним. А следом и презрительный окрик:
- В сторону, старик, разве ты еще не отпил свое?!
Заир обернулся, и с ненавистью посмотрел на двоих всадников, один из которых угрожающе направил на него фыркающего от жары жеребца. Огромные желтые зубы жеребца оказались в опасной близости от лица Заира и он, проклиная свою старость и немощь, вынужден был отскочить в сторону – кони телохранителей имама были обучены кусать противников в бою и этот жеребец, похоже, привык это делать.
Всадники соскочили с коней. Тот, что кричал Заиру, подвел коня к арыку и, страшно водя по сторонам выпуклыми глазами, жеребец начал жадно пить из небольшого углубления, где собиралась текущая из арыка вода. Другой всадник, обернутый в черно-зеленый плащ, держал своего коня за дорогую уздечку, молча наблюдая за Заиром, который пытался поднять ставший бесконечно тяжелым кувшин, а на его губах играла презрительная усмешка. Заметив направление взгляда своего товарища, первый всадник расхохотался и громко произнес:
- Что старик, бросили тебя твои сыновья? Даже воды не принесут?! За что же тебя так покарал Аллах? Грешил, наверное, всю свою никчемную жизнь, а, старик?
Заир кое-как поднял большой кувшин, не собираясь отвечать этому наглому щенку – в свое время, даже за меньшее оскорбление он немало таких вот наглецов отправил к Аллаху, но сейчас…. Сейчас хорошо бы хватило сил дойти до дому, и не умереть под тяжестью
этого кувшина.
- Шайтан! – Пробурчал Заир, но так тихо, что его никто не услышал. Всадники уже не обращали на него внимания. Одетый в черно-зеленый плащ всадник стоял возле Али, выбирая из множества сортов гашиша и опия. Сегодня они собирались предаться наслаждениям в обществе недавно похищенных женщин из Мараканда, дряхлый правитель которого получил по заслугам. Тот, что согнал Заира, лишь посмотрел в спину удаляющегося старика и смачно плюнул в белую дорожную пыль…
Заир медленно брел по все таким же жарким и пустынным улочкам. Кувшин казался неимоверно тяжелым и руки быстро уставали. Тогда он останавливался, стараясь делать это в тени, чтобы не стоять под немилосердным солнцем.
До дома было уже недалеко, когда Заир увидел человека, идущего к нему навстречу. На нем был красивый халат, на голове хута, черный цвет и количество витков которой указывали на знатное происхождение ее обладателя. Заир удивился. Что такому господину делать в их квартале, где каждый день кто-то умирал от голода и болезней? Мужчина шел прямо к нему, и Заир почувствовал, как внутри заходило сердце. В последние годы он все чаще испытывал чувство страха, особенно после нелепой смерти последних сыновей, близнецов, на которых они с женой так надеялись.
Заир опустил глаза, словно надеясь, что незнакомец не увидит его, но ошибся. Человек в черной хуте остановился, и Заир поднял голову.
- Салам аллейку, мир тебе, Заир, - неожиданно мягким и внушающим доверие голосом произнес незнакомец.
Едва не выпустив от удивления кувшин, Заир кое-как сумел поймать его за край и поставить на окаменевшую от зноя землю, радуясь, что не разбил последний кувшин.
- Вааллейкум, - пробормотал Заир, вглядываясь в незнакомое лицо человека. Нет, он определенно не знал его – с памятью пока все было в порядке, хотя Заир многое отдал бы, чтобы забыть терзающие душу воспоминания.
Мужчина улыбнулся, легко поднял кувшин и, посмотрев на встревоженного Заира, сказал:
- Пойдем, я помогу тебе.
Это граничило с чем-то необыкновенным, о чем можно было услышать лишь в сказках, которые рассказывали дервиши, чтобы отблагодарить гостеприимных хозяев, подавших страннику лепешку с сыром. Заир подумал, что этот молодой человек, возможно, сын кого-то из его старых друзей, которых он уже всех пережил, но незнакомец развеял его сомнения.
- Мы незнакомы. Мое имя Ишхан, и у меня для тебя хорошие новости.
Старик уже не скрывал удивления. Какое дело может быть у молодого, судя по одежде, не бедного человека к нему, старому, нищему Заиру, который не ел уже два дня, питаясь исключительно водой и воздухом, на которые жадный имам еще не наложил харадж? Определенно, незнакомец спутал его с кем-то.
- Пойдем, Заир, Перуза ждет тебя, - снова угадал его мысли Ишхан и, развернувшись, уверенно направился к их жалкой лачуге.
Заир медленно брел за ним, от усталости и голода еле передвигая ноги. Он пытался понять, кто этот Ишхан, и что ему от них нужно, но в голову лезли предательские мысли, что сейчас ему расскажут об очередной проделке давно умершего среднего сына Бэрэза. Сына, на которого они возлагали надежд не меньше, чем на других, но принесший лишь позор и несчастье. Смущало, что незнакомец не только решил помочь ему, но и разговаривал не как ошалевший от безнаказанности юзбаши или еще более наглый бахшгэрд, отбирающий в счет не уплаченных налогов имущество и детей, а как почитающий родителей сын. Последними, кто так разговаривал с Заиром, были Аса и Сарда, когда они пришли к отцу просить его благословения перед походом на Коканд, из которого уже не вернулись. Все остальные разговаривали иначе.
Сначала пришли за деньгами, которые якобы потратила казна на содержание и казнь отъявленного преступника Бэрэза, и это было только начало. И хотя многие говорили, что Аса и Сарда погибли, как настоящие мужчины, вскоре пришли за их домом, который надо было продать в счет уплаты процентов, набежавших за обучение и снаряжение двух глупых близнецов, оказавшихся к тому же трусами. Заир пытался возражать, но его никто не слушал. Хашишины, из которых состояла личная охрана имама, вытолкали их за дверь, издевательски разрешив Перузе сложить в небольшой мешок лишь самые необходимые вещи, заодно пригрозив Заиру отрезать язык и еще кое-что, если он, неблагодарный, вздумает вопить о несправедливости.
Заир вздохнул, вспоминая тяжелые времена, и поднял голову: он и не заметил, как они подошли к полуразвалившейся глиняной лачуге, ставшей им домом на долгие годы. Пропуская его вперед, Ишхан улыбнулся, показывая ряд прекрасных белых зубов, и почтительно сказал:
- Заир-апо, ты хозяин.
Не понимая, что происходит, Заир вошел в маленький дворик, и посмотрел на Ишхана:
- Кто ты?
Тот снова улыбнулся своей белозубой улыбкой:
- Пойдем в дом, и я все тебе расскажу.
В доме Заир увидел то, что еще больше удивило и, как ни странно, насторожило – на полу, рядом с циновкой, на которой лежала Перуза, стояла большая корзина, откуда выглядывали свежие лепешки, пянир, помидоры, длинные полоски зеленого лука и желтела сочная дыня, вокруг которой лежали абрикосы и персики. Боявшаяся даже притронуться к этому изобилию, Перуза испуганно посмотрела на мужа но, увидев вошедшего следом Ишхана, промолчала – пусть мужчины сами разбираются.
- Что это? – Заир вытянул дрожащую от старости руку, указывая на корзину.
- Это вам, почтенные, - Ишхан ловко сел посреди лачуги и, посмотрев на Заира, продолжил, - у вас был сын Нариман?
Заир подумал, что сейчас надо будет заплатить и за старшего сына, но взгляд на корзину слегка развеял страхи:
- Да, это наш старший сын. Он давно умер.
- Я знаю, апо, - мягко ответил Ишхан, продолжая улыбаться, - но вы не знаете, что перед тем, как умереть, он спас меня. Вытащил из боя, а сам побежал обратно, где и погиб. Я долго был между жизнью и смертью, но когда Аллах пожалел меня и позволил встать на ноги, я поклялся, что найду вас и сделаю все, что в моих силах, чтобы отблагодарить родителей такого сына.
Заир и Перуза изумленно переглянулись. Старик заметил, как вдруг блеснули сухие глаза жены. Он медленно повернулся к Ишхану.
- Мы ничего такого не знали, - глухо пробормотал старик, пытаясь совладать со своими чувствами, - но я рад, что мой сын совершил добрый поступок.
- Я тоже, апо, - Ишхан почтительно наклонил голову, - поэтому хочу предложить вам покончить с этой нищетой и поехать со мной туда, где вы будете доживать свой век в царстве цветов, вкушая лишь мед и нектар! – Голос Ишхана внезапно дрогнул, и в нем слышались нотки горечи, - Где никто не посмеет вас обидеть, а вы счастливо проведете остаток своих дней!
Это было чудом! Поистине великим и справедливым чудом, которое они заслужили своими бедами и невзгодами, обрушившиеся после того, как схватили Бэрэза, угнавшего прямо с базара целый табун прекрасных бухарских жеребцов. Аллах возмещал им годы унижений, нищеты и голода, возмещал потерянных сыновей, утраченное здоровье, делая это руками посланного им молодого человека. Заир низко поклонился сидящему на полу молодому человеку.
- Мы недостойны такой чести, - вежливо ответил Заир,- мы простые старики…
- …которые родили человека, спасшего мне жизнь! – Закончил за него Ишхан и поднялся на ноги.
- Собирайтесь почтенные, - он посмотрел на Перузу, бледное от голода лицо которой покрылось красными пятнами, - у нас долгий путь. Но сначала поешьте, чтобы у вас были силы дойти до городских ворот, где стоит арба, которая отвезет вас в…, - он перевел взгляд на Заира, - …рай.
- Нужно предупредить соседей, - обеспокоенно заторопился Заир, но Ишхан остановил его.
- Незачем кому-то знать об этом. Слух может дойти до имама, а ему это точно не понравится.
Заир помедлил, глядя в красивые черные глаза Ишхана, и кивнул – этот молодой человек прав. Жадному до безумия имаму лучше не знать, иначе…. Что там иначе, Заиру даже думать не хотелось. Он ненавидел этого человека, отнявшего у него все, кроме жизни, которая принадлежит только Аллаху.
- Хорошо, - негромко ответил Заир, - мы никому не скажем.
- Я буду ждать вас у Маракандских ворот. Не берите с собой ничего – только еду, которая останется. Там, куда мы поедем, для вас найдется все: дом, одежда, еда и главное - уважение.
Ишхан вышел, оставив стариков в радостном изумлении. Перуза посмотрела на мужа неожиданно сверкнувшими глазами:
- А ты говорил, что нет Аллаха. А он есть, он все видит и слышит!
Заир молчал, не в силах отвести взора от корзины…

…Ишхан и вправду стоял рядом с Маракандскими воротами, через которые непрерывным потоком в ту и другую сторону, шли люди, животные, катились тележки, арбы. Стражники, лениво наблюдавшие за крестьянами, несущих на себе и везущих на телегах товар, иногда выхватывали из толпы кого-то непонравившегося им, и обирали, сопровождая свои действия злыми насмешками. А если человек был не согласен, и тумаками. Решившихся на подобное безумие было очень немного – все прекрасно понимали, что нужно отдавать иначе…, иначе человек мог вообще остаться без ничего и, вдобавок выкинутым за ворота, с запрещением появляться у стен города.
Заир и Перуза подошли к Ишхану. Тот вежливо пригласил их устраиваться на запряженной крупными волами арбе и, сев первым, взял в руки широкие вожжи.
- Садитесь, надо успеть до закрытия ворот.   
Немного пришедшая в себя после короткого обеда Перуза сначала положила на арбу мешок, затем, цепляясь ослабевшими от постоянного голода руками, ухватилась за толстые кривые доски и, наконец, села рядом с мешком. Заир устроился рядом, Ишхан поднял вожжи.
Они быстро прошли ворота – в это время суток люди в основном старались входить в город, чтобы не остаться на ночь вне стен, где их никто бы не защитил от лютовавших на дорогах разбойников. Только те, кому ехать было недалеко и караванщики, охраняемые целым отрядом вооруженных людей, могли чувствовать себя в относительной безопасности. Видно им тоже ехать недалеко, подумал Заир, иначе Ишхана можно было назвать безумцем, на которого он совсем не походил. Окинув цепким, профессиональным взглядом пустую арбу и сидящих в ней стариков, стражники  скучающе отвернулись – от этих можно только заразу какую-нибудь получить и вскоре арба уже катилась по пыльной дороге в сторону Маракандских гор…
По дороге Ишхан все больше молчал и на все вопросы Заира отвечал, что все будет хорошо, а им не о чем беспокоиться. Убаюканная удовлетворенным урчанием сытого желудка и мерным покачиванием арбы, Перуза дремала, положив голову на мешок, в котором еще оставалась целая дыня, несколько лепешек и пянир – козий сыр. Она иногда покашливала, но Заир так привык к ее вечному кашлю, что уже не обращал внимания, тем более что сейчас кашель уже не был таким надрывным, как вчера.
Заиру не спалось. Ему все время казалось, что Ишхан сейчас обернется и скажет, что он пошутил, просто хотел посмеяться над глупыми стариками. А потом прикажет слезть с арбы и возвращаться в свою лачугу. Но время шло, вполголоса напевавший незнакомую песню Ишхан по-прежнему направлял животных в сторону виднеющихся на фоне темнеющего неба черных гор и не думая разочаровывать Заира…
Вскоре темнота наступила такая, что невозможно было разглядеть даже покачивающихся хвостов животных, тащивших скрипучую арбу, и Ишхан натянул вожжи. Арба остановилась, Ишхан ловко спрыгнул на потрескавшуюся от длительной засухи землю, разминая затекшие от долгого сидения ноги.
- Здесь переночуем, а утром отправимся дальше, - произнес он весело, словно человек, не имеющий представления, что творится на ночных дорогах.      
- Но здесь ночью опасно, - попытался возразить Заир.
- Не опаснее, чем днем, - беспечно ответил Ишхан и, сняв с арбы мешок, вынул оттуда длинный кинжал, который сразу прицепил к широкому черному поясу из дорогой ткани.
Заир ничего не ответил. Он толкнул Перузу, храп которой раздавался в ночной степи так же громко, как голос муэдзина на рассвете. Женщина проснулась, оглядываясь и пытаясь понять, где они. Заир шикнул, чтобы она не начала задавать глупых вопросов, и сказал:
- Разведи огонь – мы здесь будем ночевать…

Спал Заир плохо. Он постоянно просыпался, прислушиваясь к странным, пугающим звукам, подкидывал пару сухих веток в едва тлеющий костер и вновь забывался тревожным сном. Но, среди ночи ему пришлось окончательно проснуться и убедиться, что его страхи были не напрасными.
Над их головами гарцевали кони, и хриплые голоса по-туркменски велели подниматься. Плохо понимая их язык, Заир встал, прикрывая прячущуюся за его спиной Перузу и увидел, как Ишхан, расставив руки в разные стороны, как бы показывая, что у него ничего нет, вдруг неуловимым движением вспрыгнул на коня, оказавшись за спиной предводителя грабителей. Быстрый, как молния, он вонзил в горло предводителя неизвестно откуда появившийся в его руке кинжал, вспарывая шею от уха до уха, и в следующее мгновение предводитель уже лежал на земле, хрипя и корчась в смертельной агонии. Опешив от случившегося, оставшиеся грабители попытались отомстить за главаря, но лишь одному посчастливилось в ту ночь ускакать невредимым. Показывая чудеса ловкости, Ишхан в несколько мгновений расправился с тремя всадниками, бросив их умирать рядом со своим незадачливым главарем. Четвертый грабитель успел вовремя сообразить, что не на «тех они напали» и, обжигая коня нагайкой, умчался, и не думая помочь хрипящим в агонии товарищам.
- Нужно уходить! – Смог выдавить из себя Заир, с ужасом глядя, как Ишхан спокойно вытирает кинжал об халат умирающего в муках грабителя.
- Не нужно, - уверенно ответил Ишхан, оглядывая поле короткого и смертельного боя, - никто сюда больше не сунется. А если попробуют, это будет еще одной ошибкой.
Заир промолчал. Только что защитивший их от верной смерти Ишхан пугал его, но он не мог понять почему. Легкость, с которой он убил несколько человек, спокойствие, с которым он улегся спать, даже не совершив положенную в таких случаях молитву, а может что-то иное, таящееся где-то глубоко внутри этого воина. Заир не мог представить своего первенца его другом, но много ли он вообще знал о своих детях? Всю оставшуюся ночь старик не спал, то вспоминая быструю расправу над бандитами, то предаваясь горестным воспоминаниям…
На рассвете они снова отправились в путь по дороге, вьющейся между невысокими, покрытыми низкой, жесткой травой холмами. За арбой шагали три породистых скакуна - четвертый не дался в руки Ишхана, умчавшись в степь и оглашая ее пугливым ржанием. Все еще под впечатлением ночного боя, Заир и Перуза молча сидели рядом, поглядывая иногда в спину Ишхана, вновь напевавшего незнакомую им песню. Дорога медленно, но неуклонно поднималась вверх, и к вечеру потрескавшуюся глину под колесами арбы сменила каменная крошка, а вместо холмов с двух сторон уже поднимались покрытые невысокими деревьями предгорья.
За целый день они видели лишь пару домов, стоящих в отдалении от тропы, а вечером встретили двух крестьян, ехавших на арбе, в которой лежали обмотанные черной тканью продолговатые предметы. Заир заметил, как они посмотрели на Ишхана, и ему показалось, что они знают его. Спрашивать он не стал – какое его дело? В такие времена, чем меньше знаешь, тем дольше проживешь…
Ближе к ночи они вновь остановились на ночлег. Все было как вчера: небольшой костерок, скромный ужин, звездное небо и не покидающая душу тревога. Заир не мог понять, что его тревожит, успокаивал себя, говоря, что все страхи лишь от неизвестности. Да, Ишхан обещал, что у них будет все – одежда, дом, пища и уважение, но все это звучало как-то размыто, неопределенно. И главное, что Ишхан не собирался ничего уточнять. Сказанное с той же улыбкой «сами все увидите» лишь добавляло неуверенности и тревоги.
В эту ночь обошлось без происшествий. Сказалась ли удаленность от населенных мест или наоборот, близость к цели их путешествия, но на них никто не нападал, и Заир смог, наконец, поспать пару часов. Ему снились сыновья. Сначала он увидел младших близнецов, устало бредущих по усеянному телами и брошенным оружием полю, затем приснился висящий на городской стене Бэрэз, а под конец, Нариман. Заир пытался окликнуть сына, на огромной лошади скачущего мимо него, но он не слышал отца, а взгляд его был прикован к точке, находящейся за спиной Заира. Он обернулся и увидел, как его сын сшибается с всадником, одетым во все черное…
Заир вскрикнул и проснулся. Над его головой стоял Ишхан.
- Все хорошо, почтенный, все твои страхи скоро пройдут, - без улыбки проговорил Ишхан, глядя в испуганные глаза старика.
- Просто плохой сон, - ответил Заир, слезая с арбы.
- Если во сне плачешь, значит, наяву будешь смеяться, - Ишхан посмотрел на серые, покрытые предрассветной дымкой скалы, - надо ехать. Недалеко уже.
«Недалеко» оказалось не таким скорым, как ожидал Заир. Лишь к вечеру преодолев перевал, они спустились к небольшой, живописной долине, которую пересекала быстрая речка. В наступающих сумерках были видны невысокие белые дома, стоявшие близко друг к другу. Зажатая высокими горами, долина казалась райским уголком, откуда не захочется уходить никому хоть раз видевшему это место. Они въехали в долину. Старики с удивлением смотрели вокруг себя, не понимая, как в их жестокий век может существовать такое мирное место. Ровные дорожки, высаженные рядами деревья, мост через речку - все напоминало старые сказки о райских местах. Перуза испуганно улыбалась, но молчала, словно опасаясь неверным словом спугнуть царящую вокруг красоту. Заир напряженно всматривался вперед, чувствуя, как постепенно отступает страх. В этом месте не было опасности…
Через какое-то время арба остановилась у первого дома. Ишхан спрыгнул с арбы, улыбнулся и, посмотрев на Заира, сказал:
- Ну, вот и все. Сейчас нас встретят, а у вас начнется новая, счастливая жизнь.
Подтверждая его слова, вскоре появились одетые в белые одежды люди. Они подошли к оробевшим Заиру и Перузе и, поклонившись, встали в один ряд, из которого выступил убеленный сединами старик.
- Добро пожаловать в нашу обитель, - со скрипом произнес он, и еще раз наклонил голову.
- Принимайте гостей, - весело произнес Ишхан и скрылся в темноте, оставив Заира и Перузу в компании одетых во все белое стариков.
Заиру показали дом, в котором они с женой будут жить – большой и просторный, без какого-либо убранства внутри, разделенный тканью на две части, а получившиеся половинки еще на две части. Дом не казался уютным. Каждая разделенная тканями часть служила «домом» для пары стариков, которые составляли подавляющее большинство населения этой деревни. Заиру и Перузе отвели такую  же часть дома, где уже жили три пары: Зафар с Гулаб в одной части, Рустем с Зарангиз в другой и, Аламгир с Зумрат в третьей. Заир с удивлением отметил, что все они примерно одинакового с ним возраста. Всего же в поселке жило одиннадцать пар стариков, мулла Фархад, его помощник Кахарман, три прислужницы и двое бородатых, молчаливых мужчин, служивших то ли стражниками, то ли надзирателями. Ишхан уехал, не дожидаясь утреннего намаза, а с муллой Заир и Перуза познакомились сразу после его отъезда. Постучавший в дом Кахарман громко возвестил о том, что мулла желает видеть вновь прибывших. Рустем и Зарангиз, маленькая, худая женщина, вызвались проводить их.
- Мулла хороший человек, - негромко произнес Рустем, глядя себе под ноги.
- А Кахармана я боюсь, - призналась Зарангиз, - хотя он ничего плохого нам не делал.
Заир удивленно посмотрел на старую, согбенную женщину, но промолчал – зачем обсуждать то, чего еще в глаза не видел?
Дом муллы стоял посередине поселка и был большим и красивым, как и подобает такому дому. Отворивший дверь Кахарман посмотрел на Заира, и сказал:
- Пусть вновь прибывшие войдут в святой дом.
И, отступив на шаг, впустил Заира и Перузу внутрь. В доме царил полумрак, но Заир хорошо видел полного человека, сидевшего на небольшом топчане у дальней стены. Перед муллой стоял низкий столик, на котором дымились несколько пиал. Голос у муллы оказался высоким и сильным.
- Входите, правоверные и присядьте. Я хочу рассказать вам то, чего вы еще не знаете.
Заир почувствовал, как быстро забилось его сердце, но промолчал. Они с женой почтительно поклонились мулле и сели на циновку, лежавшую на полу возле столика. Мулла не заставил долго ждать.
- Это благословенное Аллахом и его ангелами место, есть земное воплощение рая, куда Всемогущий впускает только истинных мусульман. Вы его избранники но, чтобы попасть в сады Господа, даже избранный должен очистить душу и тело, чтобы не омрачать Аллаха своим зловонием, будь то духовным или телесным. Отныне вы должны совершать все намазы, соблюдать посты и отказаться от той пищи, к которой привыкли. С этого и до последнего дня, когда вы сможете войти в райские кущи, вы будете есть только нектар и мед. Ваши соседи научат вас всему, но запомните одну вещь – не трогайте плодов, растущих в нашей долине – это плоды Господа, и висят они, чтобы проверять вашу терпимость и желание попасть в Эдем, где ваши старые, одряхлевшие тела снова станут молодыми и здоровыми. Где вы будете предаваться счастью, и ни одно ваше желание не останется не услышанным Аллахом.
Мулла немного отпил из пиалы жидкости, приятный аромат которой разносился по всей комнате, и закончил:
- А теперь выпейте со мной этот божественный напиток из нектара и идите – от вас зависит, достойны ли вы оказаться возле Аллаха или нет.
Заир посмотрел на муллу, ожидая, что тот заведет разговор об их сыне, спасшего жизнь Ишхану, но мулла и не думал больше говорить. Он продолжать пить из пиалы, поглядывая на растерянных стариков.
Заир взял пиалу, Перуза последовала его примеру. Напиток, как и запах, оказался приятным. Отпив из вежливости по паре глотков удивительного напитка, Заир и Перуза встали и, поклонившись мулле, молча вышли из дома. Во дворе их ждали Рустем с женой.
- Он сказал о меде? – Спросил Рустем.
Заир кивнул головой.
- Мы сами собираем мед, - гордо улыбнувшись, произнес Рустем.
- А мы, женщины, собираем цветы, из которых потом Кахарман варит нектар, - вдруг произнесла молчавшая до того Зарангиз, - вы уже пили?
- Да, - негромко ответила Перуза, - очень приятный.
- Это волшебный напиток, - Зарангиз взяла ее за руку, - после него всегда петь хочется.
Заир посмотрел на жену и подумал, что забыл то время, когда слышал ее певучий голос.
- Пойдем, - Рустем положил руку на плечо Заира, - я покажу тебе все, что вам потребуется.
- Рустем, - Заир взглянул в его глаза, помолчал, подбирая нужные слова, - а вы, почему вы здесь?
- Это долгая история, - улыбнулся Рустем, - как-нибудь расскажу.
Заир кивнул жене, и отправился вслед за медленно бредущим Рустемом…
______________________________________________________

…Жизнь в долине была непривычной. Заир пытался вспомнить, в каком из священных писаний есть упоминание о том, что к Аллаху  нужно приходить, объедаясь медом но, то ли память подводила, то ли об этом знали лишь посвященные. За десять дней, что они с Перузой провели в чудной долине, мед успел опротиветь Заиру, а от божественного нектара, который действительно изготавливали из ярких, растущих в долине красных цветов у него все время кружилась голова. Вдобавок, почувствовавшая поначалу некоторое улучшение, Перуза сейчас уже почти не могла ходить. Ее кашель стал таким глухим и утробным, что Заир не мог без слез смотреть на жену, когда ее буквально наизнанку выворачивало от приступа. Она целыми днями лежала на траве под деревьями, что росли повсюду, всякий раз говоря мужу, что устала так жить и мечтает о том дне, когда Всевышний прекратит ее мучения.
Несмотря на первое впечатление, Заиру не нравилось здесь, а городская жизнь и нищета, в которой они пребывали последние годы, уже не казались такими страшными. В городе можно было хотя бы надеяться, что добрый путник поделится с ними лепешкой или, дождавшись осени, питаться спелыми плодами хурмы – единственного дерева, росшего в их маленьком дворике. Здесь все было иначе.
В долине был только мед, который они крали у диких пчел, гнездившихся в дуплах высохших деревьев, и пчелы жестоко мстили за это. Существовала очередь, по которой каждый день кто-то из стариков отправлялся за медом, и это было главным событием. Кто-то был удачлив, возвращаясь своим ходом, кому-то везло меньше и его приходилось спасать. За искусанным до безобразия охотником отправлялась небольшая группа, и те приводили еле стоящего на ногах несчастного, на которого страшно было смотреть. Пчелиный яд в таких количествах мог убить человека и помоложе, но старики выживали и, как им казалось, становились даже крепче. Что не мешало радоваться, что пострадавший целых одиннадцать дней может наслаждаться покоем. Но потом наступал двенадцатый и история повторялась…
Когда Заиру в первый раз пришлось идти к краю долины, где в одном из деревьев роилась несметная туча диких пчел, он уже знал, что его ждет и постарался хоть как-то обезопасить лицо от укусов. Он взял старую косынку жены и обмотал ею лицо, но другие старики, в том числе и Рустем, с которым Заир успел сблизиться больше, чем с остальными обитателями дома, потребовали снять ее, объяснив, что они не должны прибегать ни к каким хитростям, ибо Аллах не приемлет обмана.
Косынку пришлось снять. Заиру указали на дерево, вокруг которого даже издали, были видны черно-желтые точки, в несметном количестве кружащие над сухим стволом, и он пошел. До дерева оставалось шагов десять, когда пчелы  заметили его, и весь рой дружно напал на беззащитного человека. Заир успел сделать еще пару шагов, когда понял, что не выдержит. Кляня безумную затею соваться к пчелам без какой-либо защиты, он все же попытался дойти до дерева но, буквально облепив его, пчелы жалили и жалили, не позволяя разграбить улей.
Заир упал на землю. Не было никаких сил отмахиваться от злых насекомых, глаза заплыли от укусов в щеки, веки, лоб – он почти перестал видеть. К тому же пчелиный яд вызывал онемение в том месте, куда проникало жало, и вскоре он не мог даже пошевелить рукой, чтобы отогнать настырную пчелу, пытавшуюся пролезть под веко. Еще через несколько мгновений он потерял сознание…
Очнулся он только вечером. Причитая и покашливая, Перуза оттирала его тряпкой, пахнущей чем-то кислым и противным. Заир попытался приподняться но, ощутив дикую боль во всем теле, снова откинулся на спину. Вызванная укусами опухоль почти прошла, и он уж мог видеть стоящих над ним Рустема и Зафара. Зафар молча и неодобрительно покачивал головой, а Рустем, заметив, что он пришел в себя, наклонился и негромко сказал:
- Плохо, что ты не смог добраться до меда, - он посмотрел куда-то в  сторону, потом снова взглянул на Заира, и добавил, - мулла очень недоволен. Он сказал, что ты, видно, большой грешник, раз пчелы так покусали тебя. И тебе необходимо усердно молиться, иначе Аллах отринет тебя, и не впустит в Эдем.
Заиру хотелось сказать, что мулла может сам попробовать сходить за медом, заодно и узнает, насколько сам грешен, но промолчал. Кто знает, может оно и так? Может, он своими дерзкими мыслями так согрешил,  что даже пчелы знают об этом?
…Пару дней Заир приходил в себя. Мед и напиток приносила Перуза, но Заир смотреть не мог на успевшую опостылеть пищу. Он отказывался, но Перуза упрашивала съесть хоть немного, начинала плакать и кашлять. Скрепя сердце, Заир откусывал остатками зубов от тягучего меда, запивая его нектаром, после которого хотелось только лежать и смотреть в дивное звездное небо…
Через два дня он почти не ощущал боли в укушенных местах. Его все еще подташнивало, но жала уже вышли из тела, и организм медленно, но верно справлялся с действием яда. На месте укусов остались маленькие красные точки, которые сильно чесались, но Рустем посоветовал полежать в холодной воде речки, что Заир и проделал. Он долго лежал в почти ледяной воде текущей с ледников речки, чувствуя, как проходит желание разодрать зудящую от ядовитых укусов кожу, и думал. В его голове, как тысячи напавших на него пчел, роились тысячи мыслей. Он вспоминал своих сыновей, свои беды, встречу с Ишханом, которая изменила их с Перузой судьбы, и никак не мог решить, лучше ли стала его жизнь.
Ответа не было. С одной стороны Ишхан не обманул – еда и доброжелательное отношение к нему даже после неудачного похода за медом других стариков присутствовали, тут не поспоришь. Но с другой стороны, Заир точно знал, что не чувствует себя счастливым. Перуза, которой становилось все хуже, тоже не могла похвастать прекрасным настроением, в этом он был уверен. К тому же история, рассказанная как-то Рустемом, была удивительно похожа на его историю, что вызывало нехорошие сомнения.
В один из вечеров, после сладкого ужина, Рустем рассказал, что они с женой жили в Мараканде, в самом бедном и глухом районе города. Когда-то он был известным горшечником, но с годами глаза стали плохо видеть, а руки потеряли былую силу и ловкость – горшки, которые теперь выходили из его рук, получались кривыми, некрасивыми и люди перестали их покупать, найдя другого мастера, Салмана, молодого и веселого человека, у которого горшки были прочней и красивей. Единственный их сын Тенги пропал без вести больше двадцати лет назад, и старикам больше не на кого было надеяться. Рустем и Зарангиз почти умирали с голода, когда в их лачуге появился Ишхан.
Он рассказал, что их сын жив и находится в плену у диких каракалпаков, но ему, Ишхану, удалось оттуда сбежать. И помог ему в этом их сын, Тенги. А дальше было то же, что и у Заира с Перузой: корзина еды, арба, стоящая у городских ворот и долгая дорога в горы.
Заир был удивлен. Он посмотрел на счастливого Рустема, и негромко сказал:
- Как… похоже.
- Что? – Спросил Рустем.
- Все, что ты рассказал, похоже на то, что случилось с нами.
Рустем посмотрел на Заира, который заметил мелькнувшую в стариковских глазах грусть, и сказал:
- Жизнь бедняка везде одинакова. Всем плохо, - он замолчал, вспоминая свои беды, - но Аллах всемилостивейший и всемогущий не оставил нас в своей милости и прислал Ишхана, который выполнил клятву, данную моему сыну.
- И моему, - неслышно прошептал Заир…
…Одиннадцать дней пролетели очень быстро. Наступил двенадцатый, и вновь пришла очередь Заира идти за медом. Он уже успел понять, что просто так подойти к улью не удастся. Наблюдая за другими стариками, Заир видел, как они прячутся, осторожно приближаясь к улью и, стараясь оставаться незамеченным пчелами как можно дольше. Кто-то прятался за деревьями, кто-то полз в высокой траве. В конце концов, пчелы все же замечали вора, набрасываясь на него всем роем, но тому удавалось добежать до дерева, достать из большого дупла твердый и липкий кусок меда и убежать, пока ноги не онемели от укусов.
В этот раз Заиру повезло. Он смог близко подобраться к сваленному дереву, вокруг которого летали тысячи пчел и, добежав до улья, всунуть руку в дупло прежде, чем пчелы набросились на него. На его счастье мед не пришлось искать – твердые сочащиеся соты были прямо перед глазами. Оторвав, сколько смог, Заир побежал, чувствуя, как в него вонзаются десятки жал. Он пробежал мимо стариков, скинув на большой лист соты, и устремился к речушке. Добежав до реки, Заир с размаху прыгнул в холодную воду, ощущая гордость от своей маленькой победы.
Для стариков это было неким состязанием когда, выходя с минимальным количеством укусов, они хвастались, кого укусили меньше всех. Слышались шутки, смех. Случалось, когда новички оказывались на грани смерти, но никто еще не умирал от укусов диких пчел. Больше того, оправившись, Заир действительно почувствовал себя намного лучше, чем когда они только приехали в эту волшебную долину. Словно вместе с ядом, пчелы влили в него свои силы и молодость.
Бородатые охранники, которые теперь гарцевали на лошадях, добытых Ишханом  в ночном бою, лишь посмеивались, глядя на вспомнивших далекое детство стариков, но сами никогда не ходили за медом. Заир уже знал, что по ночам они охраняют узкий вход в долину, чтобы не допустить вторжения чужаков, а дни проводят в долине, то заигрывая с прислужницами, то наблюдая за стариковскими играми.   
А потом случилось несчастье. Одному из стариков, кому выпала очередь идти за медом, сильно не повезло. Убегая, он споткнулся о выступающий из-под земли корень и растянулся на траве, представляя собой отличную мишень для пчелиных жал. Насекомые
буквально облепили несчастного, жаля его везде, где только возможно.
Он умер к вечеру. А с ним умерла и его жена, старая, согбенная годами Гулнаб. Она сидела над умирающим мужем, закрыв глаза и слегка раскачиваясь, словно беззвучно напевала какую-то им одним известную песню. Рядом стояла пиала с напитком, который она безуспешно пыталась влить в рот мужа и кусок меда, который был ему уже не нужен.
Их оставили, чтобы не мешать жене проститься с мужем, ибо все понимали, он не жилец. Когда их нашли, окоченевшее за ночь тело Гулнаб лежало на груди мертвого мужа. Узнав о случившемся, Кахарман велел внести их тела в дом муллы, где он должен был прочесть над ними очищающие молитвы. Заира поразило спокойствие, с которым старики восприняли их смерть. Но еще больше удивился, увидев на следующий день въезжающую в долину арбу, на которой сидели трое крестьян. Они перенесли в дом муллы несколько больших кусков льда, а оттуда вынесли тела мертвых. Крестьяне, в которых Заир узнал людей, что встретились им по дороге в долину, знавшие, как ему тогда показалось, Ишхана, погрузив в арбу два черных и продолговатых свертка, и быстро уехали, торопливо погоняя животных.
Заир удивленно обернулся к Рустему, собираясь спросить, куда они отвозят тела, но тот уже не смотрел на них – для него это было привычным делом. Рустем смотрел на спелые груши, висящие над головой, и бормотал какую-то молитву. Заир взглянул на груши, и ему вдруг так захотелось, чтобы хотя бы одна упала прямо сейчас – во рту даже появился давно забытый вкус. Почувствовав чей-то взгляд, Заир обернулся, увидел усмехающегося Кахармана и пошел к дому. Ему не хотелось связываться с человеком, от которого веяло чем-то опасным. К тому же сегодня  Перуза не переставала кашлять ни на минуту, измучив и себя, и его, и соседей…
Вечером, когда она уснула, забывшись в неровном сне, Заир вышел из дома и, увидев стоявших неподалеку соседей, приблизился к ним.
- Как она? – Спросил Рустем, один из немногих, кто искренне сочувствовал Заиру.
- Спит, - ответил Заир.
- У нее очень плохой кашель, - прохрипел простуженный Зафар, - моя мать точно так же кашляла, а потом ее забрал Аллах.
Заир взглянул на Зафара, но ответить не успел – от соседнего дома раздался вопль. Все мгновенно обернулись на женский крик.
- Это у Асет, кажется, - неуверенно произнес Рустем.
- Нет, - качнул головой Зафар, - сегодня Шамси стало плохо – я видел, как он упал, держась за сердце. Это, наверное, его жена, Гулистан кричит. Умер, должно быть.
Заира передернуло от равнодушия, с каким были сказаны эти слова. Он с ненавистью посмотрел на Зафара, но тот даже не заметил его взгляда. Вновь раздался истошный крик.
- Все мы гости на этой земле, - продолжал хрипеть Зафар, - Казалось, он получает удовольствие, слушая крики женщины, - Все, и вы, и я. Как пришли, так и…
Заир больше не мог слушать.
- Шайтан проклятый! – Он надвинулся на Зафара, вынуждая того испуганно отступить, - Когда ты сдохнешь, по тебе даже плакать не станут!
Рустем изумленно посмотрел на Заира, но вмешиваться не стал. Вместо этого он негромко произнес:
- Давайте пойдем, узнаем что случилось.
Кипя от негодования, Заир еще раз посмотрел на испуганно сжавшегося в ожидании удара Зафара, и поспешил за Рустемом…
Зафар оказался прав - кричала Гулистан, жена Шамси. Сердечный удар убил старика. Сухая, похожая  на тростинку Гулистан стояла на коленях у тела мужа и рыдала в голос. Обе ее щеки были обезображены красными следами от ногтей, которыми она до крови исполосовала себе лицо. Слез не было, но впавшая в транс женщина издавала такой заунывный вой, что у Заира вся кожа покрылась мурашками.
Дверь дома отворилась, и внутрь вбежал Кахарман. Он быстро подошел к трупу и, наклонившись, пощупал его шею. Убедившись, что старик мертв, Кахарман медленно выпрямился и, посмотрев на молчащих Заира и Рустема, произнес:
- Ты и ты - отнесите тело к дому муллы.
Заир почувствовал, как в нем вновь просыпается гнев, но Кахарман вдруг добавил:
- Счастливый, скоро он увидит Аллаха!
Наутро стало известно, что ночью умерла и Гулистан. В отгороженной тканями части дома лежало успевшее за ночь остыть тело, а рядом стояла пиала с недопитым нектаром. Появившиеся к вечеру крестьяне привычно сложили мертвых на арбу и укатили, двигаясь в сторону, откуда Заир и Перуза впервые увидели эту долину. Мулла был весел, хоть и старался скрыть это. Заир удивленно смотрел на покачивающегося муллу, не понимая, чему он радуется…
А на следующий день произошло сразу два события. Утром появился Ишхан, а с ним двое стариков, мужчина и женщина. Их сразу отвели в дом, где до недавнего времени жили умершие Гулнаб и ее муж. Отправив «вновь прибывших» с другими стариками, Ишхан взглянул на Заира и, дружески кивнув ему, вошел в дом муллы. Заир посмотрел на Рустема:
- Иди, мне нужно поговорить с Ишханом.
Рустем задумчиво посмотрел на него и ушел, так ничего и не сказав. Приготовившись долго ждать, Заир сел под абрикосовое дерево. Он это умел. Ему всю жизнь приходилось ждать. Сначала он ждал Наримана, ушедшего в поход на взбунтовавшийся от непомерных налогов город Карши. Потом пришлось ждать, когда умрет висящий
на городской стене Бэрэз, чтобы забрать тело сына и предать его земле. И младших своих сыновей он ждал, да так и не дождался. Заиру было не привыкать…
Ишхан вышел ближе к вечеру. Увидев его, Заир поднялся с земли и, подойдя к слегка удивленному его присутствием Ишхану, негромко произнес:
- Мне нужно спросить тебя, уважаемый…
- Конечно, почтенный, - улыбнулся Ишхан, - спрашивай, что хочешь.
- Скажи, а в каком году тебя спас мой сын?
Ишхан внимательно посмотрел на него, затем изобразил человека, пытающегося вспомнить что-то очень важное, потом развел руками и, вскинув в огорчении брови, ответил:
- Ты понимаешь, апо, я ведь необразованный! Сам знаю, что нужно научиться хотя бы читать и мулла постоянно твердит – «Читай, читай!» Нет у меня к этому способностей, так распорядился Аллах!
Ишхан снова развел руками, и вновь улыбнулся. Заир сделал шаг вперед и чуть громче спросил:
- Как зовут родителей того, кто помог тебе бежать из плена? Для этого не нужно никаких способностей.
- А почему ты спрашиваешь об этом? – Ишхан уже не улыбался, а его взгляд напомнил Заиру ночь, когда он легко расправился с грабителями и так же легко уснул.
Сзади послышался чей-то взволнованный голос. Заир обернулся и увидел Рустема, бегущего к ним так быстро, насколько мог. Он махал рукой и что-то кричал. Почувствовав неприятный холодок в груди, Заир быстро пошел навстречу, не обращая больше внимания на задумчиво глядящего ему в спину Ишхана.
- Что?! – Заир схватил тяжело дышащего Рустема за плечи, - Что случилось?!            
- Перуза… умирает…! – С трудом смог выговорить Рустем.
Заир побежал. Дом казался далеким, а путь к нему бесконечным. Когда он, наконец, добежал, было уже поздно – Перуза умерла.
Рядом с ее телом сидела Зарангиз, тихонечко подвывая тонким бабьим голосом. Заир подошел к телу жены, постоял над ним немного, и спросил:
- Она быстро умерла?
Зарангиз взглянула на него сквозь слезы, всхлипнула и кивнула. Заир опустился на колени и взял в руки начавшую остывать ладонь жены. Поняв, что ему необходимо остаться с ней наедине, Зарангиз поднялась с пола и неслышно вышла из дома.
Заир смотрел на спокойное лицо жены, вспоминая, каким оно было, когда они только встретились. Он вспоминал, каким радостным и усталым оно было, когда родился их первенец, и каким печальным, лишенным желания жить при известиях о смерти детей. Заир помнил ее разную: веселую, грустную, пылкую, молчаливую. Они прожили вместе так долго, что научились понимать друг друга без слов, одним взглядом, жестом, прикосновением. И сейчас слова были не нужны – Заир знал, что она слышит его мысли, и поэтому просто думал. Он не прощался с ней, напротив, Заир просил ее подождать, чтобы шла помедленнее, а он скоро нагонит ее. Он обещал, что не заставит себя ждать, но пусть она проявит терпение, и как верная жена дождется мужа. Он объяснял, что у него осталось небольшое дело, и как только закончит его, они снова будут вместе…
Через какое-то время пришел Кахарман. Он принес с собой кувшин и пиалы. Молча прочитав над телом молитву, Кахарман разлил по пиалам сладко пахнущий напиток и, протянув одну из них Заиру, негромко сказал:
- Пусть ее душа попадет прямиком к Аллаху. Пей.
Кахарман поднес свою пиалу к губам, внимательно наблюдая за Заиром, который не торопился пить. Кахарман протянул руку, подталкивая пиалу к лицу Заира. Тот посмотрел на Кахармана, и залпом опорожнил пиалу. Напиток показался терпким и густым, непохожим на обычный нектар, который они пили каждый день.
Кахарман ухмыльнулся и, сделав небольшой глоток из своей пиалы, поставил ее на пол.
- Можешь допить, если захочешь, - сказал он, вставая на ноги.
Кахарман ушел, и Заир быстро отполз в дальний угол. Он всунул в рот два пальца, стараясь достать до горла. Было щекотно, но желудку недоставало силы отрыгнуть содержимое. Заир оглянулся и увидел кувшин с водой, который всегда был наполнен – из-за жара Перуза часто пила воду. Заир поднял кувшин и стал пить прямо из горла, чувствуя, как наполняется его желудок. Он выпил чуть больше половины кувшина, когда понял, что больше не может. Тогда он отошел в угол и вновь всунул пальцы в рот. В этот раз дело пошло: Заира выворачивало от приступов тошноты, но он упрямо раздражал горло до тех пор, пока желудок не отозвался мучительной, беспомощной судорогой…
Мокрый, измученный и опустошенный, он с трудом дополз до тела жены и замер. Заир лежал, чувствуя, как его накрывает эйфория такого волшебства, какого он не знал никогда. То, что должно было убить его, в малых количествах все же попавшее в кровь, уносило его к сказочным мирам, где не было боли и страданий, где все желания осуществимы, а мысли материальны. Его дыхание замедлялось, становясь все незаметнее. К тому моменту, когда в дом вошел Рустем, Заир уже не дышал. Или его дыхание было настолько редким, что, даже прислушиваясь, нельзя было услышать биения старого сердца. Рустем смотрел на человека, с которым успел подружиться и, оставляя мокрый след, слеза прокатилась по глубоким морщинам. Рустем глубоко вздохнул, и тихо произнес:
- Да примет Аллах твою душу, Заир. Ты был хорошим человеком…
Рустем, Зафар и еще двое стариков принесли тела Заира и Перузы к дому муллы и положили их на землю. Из дома вышел Кахарман, посмотрел на стариков и сказал:
- Идите по домам, мы присмотрим за телами.
Старики ушли, а Кахарман с одним из бородачей втащили легкие тела умерших в дом. Бородач ушел, а Кахарман, оставив тела у дверей, подошел к сидящим в глубине дома мулле и Ишхану.
- Ты послал за аптекарями? – Спросил мулла.
- Еще до того, как пошел к старику, - усмехнувшись, ответил Кахарман.
Мулла помолчал, перебирая красивые сандаловые четки, и сказал:
- Часто они стали умирать, - он взглянул на Кахармана, стоявшего перед ним в почтительной позе, - слишком часто.
- Только Аллах…, - начал помощник, но мулла перебил его.
- Мне все равно кто! Но если они будут умирать так часто, нам некуда будет их девать. И цена на товар упадет, понимаешь?
Кахарман кивнул. Ишхан посмотрел на муллу, и негромко сказал:
- А может, дать им немного мяса? А то, правда, дохнут, как мухи!
Мулла замахал на него руками.
- Ты сошел с ума?! Забыл, что им нельзя питаться ничем, кроме меда! Даже фрукты нельзя! Ладно, Кахарман, сбрось их на лед, чтоб не протухли до завтра.
Кахарман вернулся к телам и поднял большую крышку, открывавшую в полу вход в погреб, где лежали огромные куски льда. Не церемонясь, он протащил по полу тело Перузы и сбросил его прямо на лед. Удостоверившись, что тело не сползет, Кахарман таким же образом притянул тело Заира. Уложив их, он вылез из погреба и закрыл крышку, на которую накинул широкую циновку…
Заир открыл глаза. Он слышал разговор муллы с помощником, и ему многое стало понятно. Неясно было лишь, на что используются трупы умерших стариков, которых при жизни заставляли есть мед, и пить этот одурманивающий напиток, в котором кроме цветковой пыльцы присутствовало что-то еще. Что-то, дающее умиротворение и спокойствие душе, раскрашивая жизнь в чудесные краски и… убивающее!
Заир знал, что это могло быть. Однажды, в надежде на какой-нибудь заработок, он стоял у арыка и продавец гашиша предложил ему попробовать опиум, обещав, что на несколько часов Заир не то что о своих бедах забудет, а почувствует себя молодым и сильным. Работодателей все не было и, судя по всему, сегодня вряд ли кто пришел бы нанимать работника. Заир посмотрел на товар, который лежал на коврике перед обкуренным Озэ и решился. Озэ быстро набил ему трубку и научил, как нужно вдыхать в себя, сколько держать и как выдыхать. Заир сел рядом с Озэ и несколько раз затянулся…
Вспомнив об этом, Заир передернулся от отвращения и тотчас ощутил холод – он забыл, что их сбросили на лед. В темноте Перузы не было видно, но он представил себе ее спокойное лицо и подумал, что она-то точно не страдает от холода. Мелькнувшая следом мысль заставила его действовать. Заир влез на тело жены, чувствуя, как оно затвердело то ли от холода, то ли от смерти. Он с трудом уместился на маленьком теле, мысленно прося у нее прощения. Перуза не возражала и, устроившись так, чтобы не прикасаться ко льду, Заир положил голову на ее сухую, маленькую грудь, стараясь унять бешено скачущие в голове мысли.
Он вспомнил, как Кахарман принуждал его выпить за упокой души Перузы напиток, вкусом напомнивший тот случай с Озэ. Было очевидно, что Кахарман хотел, чтобы он умер, выпив смертельную дозу растворенного в напитке опия и это было уже не в первый раз. Заир вспомнил, как умерла жена того старика, сломавшего ногу, как умерла Гулистан. Он силился понять, почему Кахарман убивает оставшегося супруга, но в голове, еще не отошедшей от сильной дозы опия царил мешающий думать шум и Заир не заметил, как устав от размышлений, уснул на холодном теле жены…
Его разбудили крики и ругательства, которыми сопровождался топот по потолку погреба. Каким-то шестым чувством поняв, что сейчас погреб откроют, Заир быстро слез с тела Перузы, приняв примерно такое же положение, в котором его оставил Кахарман. Крышка откинулась и четыре грубые руки выволокли Заира из погреба. Бросив его на пол, они достали тело Перузы и, завернув его в черную ткань, то же самое проделали с Заиром. Теперь он был плотно укутан в черный кокон, из которого, при всем желании, не смог бы выбраться.
- Все, больше не надо, - произнес чей-то грубый голос, - а то начнутся подозрения, откуда у нас столько! Хватило бы одной женщины! Зачем еще и муж?!
- Так надо, - жестко проскрипел Кахарман.
- Надо, надо, - недовольно пробурчал тот же голос, - а мне что с ними делать?! У меня уже столько этого…
- Делай, что и всегда, - перебил его голос Ишхана, - и с каких это пор, Шакир, ты начал рассуждать?! Или может, мне и тебя на лед положить?!
- Да, Шакир, - Заир узнал голос муллы, - это все, последние. Пока не продашь все, что у тебя есть, можешь не приезжать.
Заир почувствовал, как его тело подняли и понесли. Сквозь ткань ничего не было видно, но было понятно, что его вынесли из дома. Он напрягся, в ожидании, когда его кинут на арбу, и угадал – разозленные крестьяне, не церемонясь, скинули его в телегу. Не
издав ни звука, он услышал, как стихают их шаги. «Пошли за Перузой», - Подумал он, и снова не ошибся – вскоре рядом упало еще одно тело, громко стукнув костями о доски арбы.
Заир не знал, видел ли Рустем, как их тела сбросили на арбу, но мысленно желал ему и его жене бежать из этого сладкого ада…
Арба тряслась почти целый день. За все время пути крестьяне лишь дважды заговаривали друг с другом. Один раз был короткий разговор о падающих ценах на лекарство, из которого Заир мало что понял, но в другой раз тот, которого он слышал в доме муллы, неожиданно сказал своему напарнику:
- Не хотят они больше заниматься этим, вот и убивают стариков. Надоело им, шайтанам! Наверное, хотят, чтобы мы сделали побольше, и отправиться куда-нибудь с караваном, продавать.
- А что тогда мы будем делать? – Спросил другой голос.
- Не знаю, как ты, но мне уже опротивела эта работа. Я много чего умею, уж как-нибудь не пропаду!
- Ты не пропадешь, а я?
- Я тебя не брошу, - засмеялся Шакир, - мы же с тобой кровью повязаны!
Шакир неожиданно громко засмеялся, едва не заставив Заира вздрогнуть.
Лишь к вечеру, измученный от невозможности пошевелить ни рукой, ни ногой, Заир понял, что они прибыли. Их завернутые в ткани тела быстро подхватили чьи-то сильные руки и куда-то понесли.
Путешествие оказалось коротким – Заир услышал скрип поднимаемой крышки, и вновь, как и вчера, почувствовал, как его сбрасывают с небольшой высоты на что-то твердое и холодное. Крышка захлопнулась, и Заир попытался выбраться из ткани. Это было
невозможно – ткань лишь ненамного растягивалась от его усилий, но это ничего не меняло. Подумав, что можно раскрутиться, Заир стал отчаянно вертеться, стараясь перевернуться набок. Когда ему это удалось, у него уже не оставалось сил продолжить, и он замер, с трудом дыша в тесном свертке.
Отдохнув, он продолжил свои попытки и вскоре почувствовал, что может раздвинуть ткань еще шире. Напрягая последние силы, Заир сумел высунуть руку. Дальше было проще, и вскоре он сидел на ткани, которой еще недавно был обмотан, как саваном и смотрел на неподвижно лежащий на больших льдинах сверток, в который было обмотано тело Перузы.
Над головой все время ходили, слышались мужские голоса. Заир ждал. Он не хотел попасться, когда свобода уже казалась такой близкой. Надо дождаться, когда все уснут и попытаться незаметно вылезти из погреба.
Часа через два все стихло. В сарае, в подвале которого они находились, никого не было – Заир слышал, как Шакир говорил своему напарнику, чтобы тот не опаздывал с утра, что у них много работы и чтоб не пил ночью. После этого над головой прошлись чьи-то тяжелые шаги, скрипнула входная дверь и наступила тишина, нарушаемая лишь удаляющимися голосами Шакира и его напарника.
Заир попробовал осторожно приподнять крышку погреба и с радостью убедился, что она легко поддается. В погребе царил мрак, но привыкшие к темноте глаза смогли разглядеть лежащий на льду сверток. Мысленно сказав «прости», Заир откинул крышку и тихо выбрался из погреба. За маленьким окошком быстро вечерело, но Заир решил дождаться полной темноты. Он прошел в глубину сарая, внимательно осматриваясь и ища что-нибудь, что могло послужить оружием. Заир прошелся вдоль широких полок, на которых лежали мешки и стояли большие кувшины, наполненные чем-то пахучим. Запах был знакомым, но Заир не мог вспомнить, что это такое. В конце сарая виднелся большой стол на толстых ножках, на котором белел огромный кусок льда с лежащим на нем телом.
Мучимый любопытством, Заир подошел ближе, пригляделся и едва сдержал крик – на него смотрело лицо Гулистан. Но страшно было не это. То, что он сначала принял за тело, оказалось всего лишь его половиной. Заир с ужасом смотрел на искромсанное туловище старой женщины, не в силах поверить, что видит это наяву. Его взгляд скользнул левее, где он увидел большие аптекарские весы. На одной чаше лежала пара маленьких гирек, на другой несколько, мелко нарезанных коричневых кусочков. Заир взял один из кусочков – тот оказался упругим на ощупь. Пытаясь понять, что это такое, он поднес его к глазам и в нос ударил до отвращения знакомый запах меда.
Он смотрел на него, чувствуя, как от ужаса поднимаются редкие седые волосы. Отбросив кусок человеческого мяса, Заир попытался оттереть руки - бежать, немедленно бежать из этого богомерзкого места! Еле владея собой, он дернулся к двери, но вовремя остановился – его могли заметить и тогда он превратился бы в то же, что осталось от Гулистан. Внезапно пришедшая в голову мысль, заставила вновь подойти к весам. Сдерживая подкатившую к горлу тошноту, он взял несколько кусочков сухого, пахнущего медом мяса и внимательно осмотрел их. Казалось, он уже видел это, но память упорно не желала подсказывать, где и когда. Верткая как саламандра мысль вертелась на языке, но никак не давалась.
Решив, что вспомнит потом, когда рассмотрит их при дневном свете, Заир вдруг вспомнил, как расхваливал свой товар Али. В голове четко всплыли слова, сказанные хитрым торговцем, и Заир замер, не веря самому себе: «…И от головной боли, и от
забывчивости!» Заир вновь посмотрел на коричневые кусочки – он вспомнил! Его трясло от бешенства, но единственное, что он мог сейчас делать, это сохранять спокойствие. Потом, когда все уснут и наступит такая темень, что не увидеть и собственной вытянутой руки, он уйдет.
Он стоял у маленького оконца и клялся, что обязательно дойдет до города, где расскажет людям об этом ужасном месте и раскроет неслыханный, гнусный обман, и верил, что кара, которая постигнет убийц и торговцев человеческим мясом, будет ужасной. Никто не спасется! Ни мулла с его убийцей Карамханом, ни Ишхан с его лживыми рассказами, ни аптекари, изготавливавшие из умерших стариков «волшебное», пахнущее медом и нектаром мумиё - никто! Заир верил, что успеет привести людей до того, как умрут Рустем и его жена и очень надеялся, что ему хватит сил добраться до города раньше, чем его схватят обнаружившие пропажу его трупа аптекари. Хватит сил и удачи!
Вздрогнув от странной, несвойственной ему мысли, Заир встал на колени и, сложив руки перед собой, медленно опустил голову к полу – он знал, кого нужно попросить об удаче, и был уверен, что ему не откажут. В этот раз ему не посмеют отказать…