Петька

В наш класс он ввалился посреди учебного года. Именно ввалился, совершенно как медведь, осторожно перекатываясь с ноги на ногу, потешно держа перед собой полуокружностью согнутые натруженные руки. Был слегка сгорблен, казалось, вот сейчас упадет на четвереньки и побежит вприпрыжку, мягкой лёгкой походкой, как молодой медведь, умело перебирая лапами, словно перекатываясь клубком. Но он остановился на пороге, поздоровался. Осмотрелся. Заметил, что ученическая камчатка свободна. Уверенно зашагал в конец класса.

Одет он был, как дворовые пацаны, исходившие много пыльных дорог. Видавший виды пиджак, какие-то серые такие же видавшие виды брюки, выцветшая рубаха. Вся одежда выглядела донельзя застиранной и изношенной, но была чистой и даже отутюженной.

Учительницу видимо о его появлении предупредили заранее, потому как никакого удивления или интереса она не проявила. Буднично поздоровавшись в ответ, безучастно проследила глазами его передвижения, и, когда он сел за парту, продолжила свои объяснения.

Портфеля с учебниками у пришедшего парня с собой не было. Однако он извлёк невесть откуда старую мятую тетрадку и ручку, видимо собранную из деталей нескольких ручек, вышедших из строя. Так и сидел на камчатке до конца учебного года, не привлекая к себе внимания. Звали его Петька. Чем-то похож был на цыгана, но позже, с его слов, выяснилось, что по национальности он молдаванин. Посёлок наш состоял из многонационального братства. Люди с удовольствием наблюдали различия в национальных одеждах, в обычаях друг друга, демонстрировали их на концертах в местном клубе и на школьных вечерах, на кружках кройки и шитья, кулинарии, пения и даже акробатики.

Да, на молдаванку была похожа его мать, видом один-в-один певица Надежда Чепрага, очень общительная и всегда позитивно настроенная женщина, по виду, однако, измученная бытом и неустроенностью. Чёрные её слегка вьющиеся волосы были жиденьки, женщина их сворачивала в калачик и закалывала шпильками. Была худа донельзя, голосиста, всегда ходила в ярком цветастом одеянии, в широкой длинной юбке. Голос её был громок, но глуховат. По горячности характера она походила на скандальную тётку, но никогда не скандалила, никогда не ругалась, была добра, хоть свою доброту проявляла вот так, несколько непривычно, подавала как бы грубовато.

На мать была похожа его младшая сестрёнка лет десяти. Она тоже училась в нашей школе. На неё обращали внимание, и не девичья красота была причиной. Девочка всегда держала свою фигуру прямо, вышагивала словно балерина, но никто бы не узрел в ней балерины, скорей подумали бы, будто она проглотила шест. Чёрные длинные волосы её всегда непременно были аккуратно заплетены в две худенькие косы, повязаны яркими новыми атласными лентами, а сверху волосы казались маслеными, да и были смазаны маслом. Многие спрашивали, почему у неё такая жирная голова, на что она, не раздражаясь, спокойно каждый раз отвечала, что мать ей мажет волосы вазелином,чтоб блестели и лучше росли. Когда её спрашивали, зачем она это делает, ответа не было. Зато ответ тут же подсказывал долговязый ехидный Муратов, одноклассник Петьки, говорил, что мажут для того, чтобы вши, если заведутся, отскакивали или катились себе вон, как со скользкой горки. На Муратова строго шикали, кто-то даже, глядя на него, крутил у виска, таким жестом выражая его недостаточность ума. Ума у Муратова было конечно достаточно, но он являл собой скромность, хотя временами ни с того ни с сего выдавал вот такие непристойные шуточки. Школьники были более ли менее терпеливы к нему, парируя однако не менее обидными выражениями, типа: в семье не без урода, что тут поделать.

Если мать Петьки и его сестрёнка были темноволосы, то Петька и его братья пошли в шатенистого отца, который казался ростом выше среднего, весьма странного человека. Петька, правда, да и его братья, фигурой походили на кряжистых мужиков. Отец был русским. Основное, что задерживало на нём внимание любого поселянина, он казался нелюдимым, часто бродил по окрестным лесам. При виде его люди, хоть малые, хоть взрослые, шарахались, старались скорее удалиться. Ходили легенды, что он очень зол и, возбудившись на чей-нибудь непотребный поступок, или на сказанное нелестное слово может отреагировать весьма неадекватно, а может даже убить. Впрочем, ни одного случая его нападения на кого бы то ни было никто из жителей посёлка припомнить не смог бы. Просто человек был болен эпилепсией. Жена за ним трепетно и терпеливо ухаживала, старалась всячески угодить.

Мы, ученики, Петьку, конечно, знали и раньше. В маленьком посёлке все друг друга знают. Знают даже больше, чем следовало бы, знают даже больше, чем сам человек осведомлён о себе.

Несмотря на то, что жила его семья в посёлке уже не первый год, до этого прихода в школе его присутствия не замечали, никто не знал, учился ли он вообще раньше, если даже не здесь, то где-то. Выяснилось также, что он старше нас, одноклассников, лет на пять-шесть. Мы учились в восьмом классе, а ему уже было двадцать. Разница, что ни говори, огромна, но никто особо на сей факт не обратил внимания, потому что Петька - не то, что второгодник Курочкин. Хоть Курочкин всего-то один раз был оставлен на второй год, но сильно выделялся. Каждый из учащихся считал своим долгом напоминать Курочкину о его второгодничестве. Сначала он вяло пытался противостоять в общем-то безосновательным нападкам, но понял бесполезность затеи и оставил всякие попытки, смирился. Курочкин был долговяз, парта ему была явно мала и, казалось, когда он на ней сидит, будто бы обнимает её, охватив своими длинными тоненькими паучьими руками. Он, как и Петька, был добр, но в Курочкине не имелось того Петькиного достоинства, с каким тот держался при любых обстоятельствах. Несмотря на то, что выглядел Петька, как плечистый, кряжистый мужичок, но впечатления переростка, над которым могли бы подтрунивать одноклассники, он не производил. Держался с достоинством, степенно. Говорил мало, негромким голосом, уверенно. Необидно подшучивал над парнями и девчонками.

Когда он глядел на девчонок, в его глазах появлялась лёгкая паутинка любовной поволоки. Прищурившись, на какое-то мгновенье он уходил в себя, будто мечтая, или представляя картинки обладания, одному ему доступные в сей момент. Парни, будучи в возрасте, когда они намного отстают от девчонок в физическом развитии, заискивали перед мускулистым уверенным даже зимой казавшимся загорелым Петькой. Девчонки попросту не замечали его: есть и есть, проблем не создаёт, не красавец, чтоб воздыхать по нему. Возможно, его такое наше равнодушие обижало, но в те времена не принято было изливать свою душу ни ближним, ни посторонним. Проблем тогда у каждого был воз и маленькая тележка. Наоборот, каждый хотел казаться лучше и старался демонстрировать то, что, по его мнению, характеризовало бы его даже лучше, чем есть на самом деле, ну или хотя бы по достоинству.

Так и жил Петька в коллективе серым мышом, ничем особо не выделяясь. Учителя его не донимали. Многим ученикам казалось, что он умён, но на самом деле его недалёкость часто выпячивалась в самых ужасных моментах. На уроках его почему-то никогда не опрашивали, не вызывали к доске. На вопросы учителей Петька ни разу не поднимал руки, чтоб именно ему дали возможность ответить. Сидел, вроде не создавая проблем.

Однажды после звонка в класс ворвался директор. Вид он имел какой-то бешеный. Из маловнятного его рассказа выяснилось, что во время перемены кто-то вошёл в его кабинет и украл со стола новую дорогую перьевую авторучку. Авторучками мы начали писать совсем недавно, года четыре назад, предпочитая приобретать шариковые. Перьевые были дороги, да и возни с ними было больше.

Директор прошёлся по рядам, проверяя каждого. Ученики должны были поднять свою авторучку, продемонстрировать её директору. Директор шагал от парты к парте, со злобностью разглядывая учащихся и их авторучки, но безрезультатно. Наконец он дошёл до камчатки, остановился, долго сверлил Петьку колючим взглядом, и вдруг подавленным голосом закричал на него:  - Почему у тебя авторучка собрана из разных частей?

Петька, выдерживая спокойствие, ответил:  - А вам это как мешает?

- Похоже, ты воруешь и собираешь свои ручки. Зачем она у тебя такая? – как-то несуразно попытался отбиться директор.

- Она моя, меня устраивает такая. Да, она собрана из разных частей других авторучек. И что? Это даёт вам основания уличать меня в воровстве? – продолжал свою защиту Петька, спокойно, но уже с нотками некоторого недовольства.

Согласитесь, прослыть вором не очень приятная перспектива. А уж украсть из кабинета директора и вовсе проступок аховый.

- Я просто спрашиваю. У меня пропала авторучка. Новая. Из кабинета, – смутившись, пытался объясниться директор.

- К вашей авторучке я не имею отношения – с обидой в голосе ответил Петька.

Директор, уже готовый было схватить вора за шиворот, смутился, поняв, что опрофузился, оконфузился перед учениками.

Понятно, что он считал семью Петьки нищенской. И почему-то бытовало всеобщее мнение о том, что все поголовно нищие должны быть воры и пьяницы. Но Петька ни разу в кражах не был замечен, более того, он имел авторитет среди поселковцев, державших коров, потому что добросовестно со своими братьями с конца весны до начала осени пастушил на лугах. Пастухами они считались надёжными, ответственными.

Никто точно не знал, сколько Петька имел братьев. Все они были старше его. А сестрёнка, младшая, одна. Жила Петькина семья на улице Большой, почти в центре посёлка. Парни вошли уже в фертильный возраст, поглядывали завистливо на девчат, но знакомиться в силу комплексов не умели. Однажды всё же один из братьев привёз из города девушку, представил своей невестой. Мать их была на седьмом небе от такого счастья. И понятно, любая мать желает своим детям счастья. Но она помнила, что небогаты, да и отец больной. Все они размещались в маленькой комнатушке с кухонькой и крошечным коридорчиком. Не знаю, как сложилось у парня впоследствии, но девушка, которую оценивающе осматривал всяк поселковец, кому удалось, показалась аккуратной, неприхотливой, скромной. В общем, мать Петьки была в восторге, всячески старалась угодить невестке. Да, свекровь из неё получилась бы точно отличная. Братья радовались и надеялись, что возможно скоро у каждого из них тоже появится зазноба. Казалось, что счастье они представляли падающим с неба, сами каких-то усилий по завоеванию девушек не прилагали. Либо не умели, либо стеснялись.

Однажды Петька решил полюбезничать с одноклассницей Светой, да как-то нелепо получилось у него, неромантично. Он решил показать девушке свою смелость, сунул в электророзетку два гвоздя и предложил ей вытащить их. А Света недолго думая, возьми и ухватись обеими руками за гвозди. Затрясло её, глаза на лоб полезли от испугу, кричит: «Мама-а-а». Петька же не таким себе предполагал процесс. Уверен был, что она откажется трогать гвозди, он сам их победно вытащит. Поочерёдно. В общем, с усилием удалось отодрать Свету от электроподключки. Прощения просил конечно, каялся. Потом и вовсе не смел на девушек смотреть. Да, отчаянные, что говорить. Однажды видела я, когда проходила по Большой, как брат Петьки бросился под проезжавший лесовоз. Лесовоз проехал, он встал и пошёл. Смелость они так свою тренировали. А могли ведь и печально такие игры закончиться.

В общем, отучились мы в восьмом и я уехала. Потом в посёлке появялась очень редко. О Петьке вообще не вспоминала. Да разве мы вспоминаем кого-то после школы, у самих забот полон рот.

И вот однажды, через тридцать лет после окончания школы собрались мы, бывшие одноклассники, в школе на вечер встречи. К тому времени парней уже почти не осталось, повымирали. Попа даже из местной церквушки пригласили, вспомнили всех ушедших. Никто бы конечно не додумался, да была в классе одна верующая. Галя. Говорила, что никогда-никогда не выйдет замуж. Да, мы обещаем, а жизнь располагает. Вот вдруг в пожилом уже возрасте Галя встретила свою судьбу, священника из Москвы. И всё. Забыты все обещания, голова кругом. Та встреча с судьбой для неё стала прощанием с нами перед предстоящим отъездом. Мы все желали ей счастья в замужестве.

Галя инициировала благословение живущих и поминание ушедших. Жестока однако судьба, многих не уберегла, рано распорядилась отправить в неведомое. Вот тогда я вдруг и вспомнила про Петьку, когда в длинном списке ушедших прозвучало и его имя. Расспрашивала, как он, как сложилась его жизнь. Но опоздала со своими расспросами о его благополучии. Сказали, что он погиб ещё сразу почти после школы. Утонул. Не просто утонул. Спасал тонущую девушку. Её спас, сам утонул. В Курье, возле бон.

Почему-то сразу подумалось, что просто умереть Петька точно не мог. На его судьбу обязательно должен быть выделен подвиг. Да. Знала я то проклятое место, где многие тонули. Однажды даже сами были свидетелями, когда мужики спасли утопленника. Врача срочно привезли на велосипеде, она искусственное дыхание проводила, но вернуть к жизни человека не удалось. Ушёл. Нехорошее место. Петька плавал отлично. Они с братьями с ранней весны начинали купаться и до самой поздней осени. Судьба видно у него такая.