Поворотные точки и обсервации Дня Флота

  ПОВОРОТНЫЕ ТОЧКИ И ОБСЕРВАЦИИ «ДНЯ ФЛОТА»

Уверен, далеко не каждый сможет правильно ответить на вопрос, сколько праздников «День Флота» в году. Большинство, выразив недоумение, пояснит, что, конечно же, один – в июле, и будет правым, потому что действительно официальный государственный праздник День Военно-Морского Флота один и приходится он на последнее воскресенье июля. Неофициальных же праздников под таким названием у моряков в году аж двенадцать и празднуются они ежемесячно тринадцатого числа. – Это день получки. Во всяком случае, так было в 70-90-х годах прошлого века. Почему тринадцатого, внятных объяснений я ни разу не слышал, но не исключено, что определялась эта дата с учётом суеверности плавсостава – дабы сгладить эффект ожидания неприятностей от такой даты.
Командиры кораблей зачастую шли на всякие хитрости, чтобы «день Флота» не прошёл впустую и зарплата дошла до экипажа и семей моряков именно в этот день, где бы корабль ни находился, какие бы задачи он ни выполнял. – Военморы никогда не жили богато, незначительные сбережения обычно подчистую расходовались в отпуске и к тринадцатому числу в семейных бюджетах фигурировали околонулевые цифирки. Жёны – в большинстве безработные по причине наличия мест в детсадике и работы только для семей береговых «моряков» – всячески исхитрялись не остаться на мели до заветного дня. Моя, например, все металлические рубли, попавшие ей в руки, скидывала в вазочку, и они – порой до десятка целковых, что считалось вполне приличной суммой – нередко помогали продержаться день-два, пока кормилец не принесёт получку.
Вот и 12 сентября 1982 года командир нашего сторожевого корабля СКР-46 капитан-лейтенант Суслов Анатолий Владимирович всё сделал для удовлетворения финансовых потребностей экипажа и примкнувших семей. – Он где-то после обеда затребовал от оперативного дежурного Приморской флотилии добро на возвращение вечером в базу для пополнения запасов. Корабль выполнял задачи боевой подготовки далеко за мысом Поворотный и флотилия не хотела его возвращать, собираясь уже выслать танкер, но Анатолий Владимирович видел неприятеля насквозь и присовокупил для большей убедительности необходимость сдачи в ремонт и на техобслуживание части имущества и техсредств в соответствии с планом подготовки к боевой службе. – Мы на самом деле готовились к БС в Южно-Китайском море.
Добро было дано и около полуночи мы ошвартовались к родному второму пирсу бухты Абрек. Ни о каком отдыхе никому и мыслей не приходило: как и требует Корабельный устав, сначала провели нормальный осмотр и проворачивание оружия и технических средств, потом устроили усиленную приборку – на большую времени не оставалось, затем помывку экипажа. Одновременно принимали воду, топливо и прочие ГСМ, продовольствие, выгружали на пирс огнетушители, КИП, пустые газовые баллоны и многое другое, требующее поверки, ремонта, обслуживания и замены. Такая срочность была неспроста: командный пункт ещё до входа в залив Стрелок приказал в семь утра сняться и следовать в покинутый район БП, где нас ожидала подлодка – завершать начатое накануне.
Задолго до подхода к базе командир поставил мне задачу: остаться в Абреке, с помощью родной бригады организовать отправку выгруженного имущества на склады и в мастерские и получить почту, а главное – получить зарплату экипажа и по возможности выдать её жёнам офицеров и мичманов. Последнее, но не менее важное задание – сдача в штабе флотилии зачётов на самостоятельное управление кораблём. А я-то, наивный, думал, что это самое главное: кораблю скоро дальнее плавание предстоит, а помощник командира в должности пять месяцев и до сих пор не имеет допуска… В оправдание этого позора мог бы, конечно, сказать, что не всё ещё потеряно, ведь на первую сдачу зачётов даётся год, но ведь был же отпуск и его можно было использовать. – Некоторые ответственные офицеры так и поступали, а я…
Поспать удалось самую малость. В шесть утра сигналом побудки стала команда «Корабль к бою и походу приготовить!» Совмещая руководство приготовлением корабля с инструктажом остающегося за меня минёра старшего лейтенанта Козлова, я получил от финансиста мичмана Кривошеи документы на зарплату и приличного размера дипломат с ушками для пломбы, артиллерист лейтенант Толстой вручил мне пистолет без портупеи: она не влезает в набитый деньгами дипломат. Замполит Володя Макарычев присоединился к дающим поручения: выгрузил на пирс коробки с кинофильмами, срок пребывания которых на борту истёк – их нужно было доставить на кинобазу и взамен получить новый комплект. Офицеры и мичмана принесли адреса жён и записки для них: парни три недели не появлялись дома, хотя за это время мы пару раз на несколько часов забегали в базу для дозаправки и прочих, более важных, нежели семейная жизнь, дел.
Перед моим сходом командир вручил пакет с различными справками и донесениями для служб и отделов штаба флотилии. Условились, если всё будет идти по плану, корабль к вечеру следующего дня вернётся в базу, а я их буду ожидать на пирсе.
- Ты только не увлекайся празднованием пропущенного дня рождения – напутствовал Анатолий Владимирович.
День рождения был у меня 12 сентября, но разве что-то можно отпраздновать на борту корабля, то гоняющегося за подлодкой, то уклоняющегося от её атак. – Мы с ней отрабатывали одну из курсовых противолодочных задач. Собственно, мой личный праздник стал одной из причин оставления меня на берегу. Спасибо командиру.
Ровно в семь я скинул с пала один из швартовых. Береговая партия отдала остальные и началась моя двухдневная береговая жизнь. Только тот, кто служил на ходовом корабле, поймёт меня: под ногами твёрдая земля, вокруг море зелени и цветов – в Приморье сентябрь лучшее время года, поют птички, в воздухе благоухание. Красота! И ты свободен или почти свободен: ведь делами можно заниматься, самостоятельно планируя их время и порядок, рядом нет горячо любимого личного состава и распорядком дня можно пренебречь.
Начальник штаба бригады капитан 3 ранга Ширяев Анатолий Сергеевич, как вчера и обещал, предоставил мне грузовик, матросы с соседнего корабля закинули в него всё наше имущество и уже в половину восьмого я двинулся в Тихоокеанск. Обмен фильмов, сдача имущества и приборов – во всё это я уложился за пару часов. Получение нашей почты Анатолий Сергеевич поручил отправленному со мной матросу-почтальону соседей – он должен был возвратиться в бригаду на грузовике.
Я же с чувством выполненного долга высадился возле тыла флотилии. Сентябрьский «День Флота» наступил: у крыльца и в коридоре финслужбы толпились корабельные финансисты, преимущественно мичмана. Непосредственно у расчётно-кассового отдела образовалась очередь, но мне в ней стоять не пришлось, потому что Ширяев заранее договорился с тылом: корабли, выполняющие задачи в море, первыми обеспечивались всеми видами довольствия. Майор-финансист этого правила придерживался неукоснительно и стоило мне себя назвать, я тут же был препровождён к стойке, вдоль которой расположились несколько женщин, оформляющих документы получателей.
Картина напоминала кадры захвата банка из голливудских фильмов: с одной стороны сотрудницы финансового учреждения, за их спинами солидные сейфы, напротив – группа решительных мужчин с пистолетами. – Без предъявления пистолета деньги не выдавались. По инструкции полагался финансисту вооружённый сопровождающий, но по умолчанию считалось, что вооружённый Макаровым военный моряк способен справиться с грабителями в одиночку. Хотя откуда им было взяться в нашем военно-морском Техасе – время-то было спокойное.
Получение денег не заняло много времени. Скоро мой немаленький дипломат был набит пачками в банковской упаковке и опечатан печатью улыбчивой кассирши – пригодились ушки портфелю. Прикинул время, – получалось, что до обеда смогу раздать немногочисленным жёнам зарплату их мужей.
Поблагодарив майора за понимание и поддержку, направился по данным мне адресам. Кстати, о майоре: большой специалист в финансовых премудростях и отзывчивый человек, в любых ситуациях невозмутимый и вежливый, всегда безукоризненно выглядящий, он служил примером настоящего штабного офицера и был всеми нами уважаем. При этом мы не упускали случая позубоскалить в его адрес: сочетание Иванов Адольф с 1941-м годом рождения выглядело по меньшей мере странно. Смех смехом, но каково было мальчонке и его родителям в годы войны и после неё…
Меня всегда поражала осведомлённость офицерских жён. – Они раньше мужей знали, когда их корабль пойдёт на боевую службу или в ремонт, кому будет дано разрешение поступать в академию и кого пошлют учиться на классы, а уж о предстоящих назначениях тем более. Бывало, офицер строит планы на отпуск, а жена его осаживает: какой отпуск, ты же на таком-то корабле через пару месяцев на БС пойдёшь. И все их прогнозы были безошибочны! И когда я слышу об эффективности ЦРУ или Моссада, воспринимаю это скептически: завербуй они жену офицера из Тихоокеанска, весь мир лежал бы у их ног, а то вон, сколько провалов.
Жёны нашего экипажа не были исключением: они уже знали о наступившем ежемесячном празднике, хотя вопрос о нём был решён только вечером, к тому же в море. Потому ничего удивительного не было в том, что на квартире механика вместе с его женой меня ожидала минёрша, а у подъезда боцмана собрались жёны мичманов с детишками: детки резвились, мамы ждали получку. Раздача денег происходила в радостной обстановке, с весёлыми шутками, смехом, тут же озвучивались планы, как потратить полученное. – Открытые, чистые люди, уверенные в завтрашнем дне их спокойной жизни. Ни зависти, ни чёрных мыслей при виде кучи банкнот, которые на виду всего дома спокойно выдаются. Можно ли представить такое сегодня?!
Самое главное выполнено, можно и пообедать. Домой не пошёл: Люба с Санькой четвёртый месяц были на Западе у родителей, холодильник мой был пуст и вообще, не любил я находиться дома один. В «Дельфине» столовались по большей части береговые холостяки, изредка встречались корабельные офицеры, приехавшие из других мест. – Эти к неплохому обеду тайком добавляли кое-что покрепче компота: в кафе до 19 часов употребление спиртного, тем более принесённого с собой, запрещалось. Сосед по столу предложил и мне это «кое-что», но пришлось отказаться: быть уличённым прямо в штабе флотилии в уклонении от нормы жизни – над нашими головами висел поучительный плакат «Трезвость – норма жизни!» – значило обречь себя на яркие жизненные  ощущения минимум на несколько месяцев, а уж в политотделе – так и на весь год.
Подкрепившись и приободрившись, я без труда проник в строго охраняемый штаб флотилии: моя физиономия за последние месяцы тут примелькалась. «Капепешники» лишь попросили сдать на выходе заявку на пропуск и сам пропуск, подписанный штабными. Сдачу зачётов начал с кабинета флагманского штурмана. Капитан 2 ранга Селиванов Иван Васильевич был сердит: ранее он возлагал на меня надежды, проча движение по службе по штурманской траектории, а я самым вероломным образом, не поставив наставника и учителя в известность, переметнулся на командирскую тропу. – Именно так Иван Васильевич выразился, узнав о моём недавнем назначении помощником командира СКР.
Я понимал, что он был справедливо расстроен: штурманов вечно не хватало, но всё равно пришёл к нему лишь после сдачи всех остальных зачётов. В зачётном листе оставались незаполненными всего две графы – флагштурмана и первого заместителя командующего, перед которым соискатели допуска представали в последнюю очередь.
Думал, увидев такое великолепие, Иван Васильевич сменит гнев на милость и будет снисходителен. Не тут-то было! – По устройству средств кораблевождения, навигационному оборудованию прилегающего к СССР тихоокеанского театра и штурманскому обеспечению боевых действий корабля он даже спрашивать меня не стал. – Знал уровень подготовки со времён моей штурмании. А вот по Индийскому океану, южной части Тихого, дальней радионавигации, особенностям гидрометеорологии в экваториальном поясе – там меня ожидал полный крах.
Нет, Селиванов не придирался, никаких подвохов не было, все вопросы лежали исключительно в практической плоскости – в плоскости предстоящей многомесячной боевой службы в Тихом и Индийском океанах и умения грамотно управлять кораблём в автономном плавании, когда не от кого ждать помощи и совета. И ведь столько учил, и многое знал, и память не подводила до сих пор, да и опыта вполне хватало, и на тебе… В общем, «двойка» была вполне заслуженной.
Так хорошо начавшийся «День Флота» неожиданно превратился в «День Цусимы». Мой понурый вид привлёк внимание контр-адмирала Заморева Вячеслава Ивановича, шедшего длинным коридором навстречу.
– Чего приуныл, старпом? Или девушки не любят? – Первый заместитель командующего запомнил меня по проверкам корабля на предмет выполнения плана подготовки к БС.
Пришлось пояснить, что неожиданно провалился на зачёте – предпоследнем! Причём на таком, который надеялся легко проскочить. Адмирал, немного задумавшись, предложил вне очереди принять у меня зачёт: он собирался куда-то надолго уезжать, а затягивать зачётную эпопею не стоило – БС неумолимо приближалась. Разве старший лейтенант станет отказываться, если контр-адмирал, председатель экзаменационной комиссии, почти открыто предлагает принять у него зачёт… Не попробовать сдать, а именно принять!
Вячеслав Иванович недолго меня мучил. Хотя, какое там мучил… – Задал всего лишь несколько несложных вопросов по тактике, оружию и спасательным средствам. В завершение, посмотрев на знак выпускника Суворовского училища, обмолвился, что мы в некотором роде коллеги: он сам из нахимовцев первого набора. Потому сильно пытать меня не будет, но хотел бы знать, усвоил ли я азы морской практики, которые ему  преподали ещё в нахимовском детстве. И предложил, достав из ящика стола пеньковый штерт, завязать на стуле несколько узлов.
Об этом вопросе адмирала знали все офицеры, сдающие ему зачёты. Он означал, что экзамен подошёл к успешному окончанию. Правда, так ли заканчивался он для тех, кто не справился с узлами, флотский фольклор умалчивал, но вряд ли находились такие «двоечники», потому что в преддверии встречи с адмиралом мы – от зелёных старлеев до замшелых капразов  – вязали эти узлы, случалось, часами и восстанавливали то, что в нас вколачивали в начале первого курса училища. Справился с ними и я. Удовлетворённый моими навыками, Заморев сделал в зачётном листе все положенные записи и наказал в ближайшее время закрыть вопрос с флагштурманом. В приказ же о допуске он включит меня сегодня.
И всё-таки «День Флота» продолжался! Счастье есть! Его не может не быть! А зачёт Селиванову я непременно сдам, и не позже, чем завтра!
Окрылённый – ура, я теперь полноценный помощник командира, имею полное право управлять кораблём самостоятельно! – я полетел в сторону посёлка, соображая, каким бы образом побыстрее подготовиться к завтрашнему экзамену. И тут… – Как, согласно поговорке, деньги идут к деньгам, так и везение, видимо, вызывает волну следующих везений: на штабном КПП мне встретился Игорь Фомин.  – Штурман Фомин славился в среде командиров и штурманов своим очень высоким уровнем профессионализма.
Для подъёма этого уровня Флот сделал всё по максимуму: сразу после выпуска из ТОВВМУ молодой лейтенант был определён на СКР из нашей бригады, уходящий на боевую службу. По возвращении с неё Игоря тут же пересадили на другой, такой же. И так одиннадцать раз! Чередовалась только продолжительность БС: если везло, в Корейских проливах 3 месяца, если не везло, в Южно-Китайском море 6 месяцев, а в случае тотального невезения – целых 9 месяцев в Индийском океане. Одиннадцать боевых служб подряд – это, по-моему, рекорд.
Родина в лице командования помнила о самоотверженном моряке-рекордсмене и потому отметила его подвиги множеством грамот, а очередное звание старшего лейтенанта ему было присвоено вовремя, на что большинство корабельных офицеров никогда и не надеялись. Давались доблестному штурману и отпуска – между пересадками с корабля на корабль. Правда, нерегулярно и не полностью. Зато в них он мог ненадолго встретиться с женой: Лена обычно жила в Риге у родителей Игоря. Детей в молодой семье не было, да и откуда им взяться при такой семейной жизни…
Благодаря столь удачному сочетанию жизни и службы Игорь стал изрядным циником, в справедливость он больше не верил, лейтенантская романтика из него полностью выветрилась. Сильно сомневался он и в верности курса Партии, не стесняясь озвучивать эти сомнения в присутствии истинных её бойцов – политработников, отчего имел у тех устойчивую репутацию диссидента. Понятно, что на досках почёта и в президиумах на сборах отличников боевой и политической его физиономия не красовалась. Да и на сами сборы его крайне редко приглашали: были и более достойные, по мнению политбойцов, люди. Вот только в морях ни партийцев, ни их протеже не часто можно было увидеть. В общем, держался Фомин исключительно на чувстве долга, привитом с младых ногтей отцом-пограничником.
Мы с Игорем были хорошо знакомы, хотя на одном корабле к тому времени служить не довелось. Когда штурманил, я не раз обращался к нему за консультациями и всегда убеждался в глубине его познаний штурманского дела, причём именно в практическом приложении к кораблевождению. Вот и встретив его на КПП, сразу решил использовать коллегу в практических целях. – Во-первых, набраться необходимых для зачёта знаний, а во-вторых, попробовать подобрать ключ к флагштурману, у которого Игорь был, можно сказать, в любимчиках.
В неслужебных целях тоже хотел его использовать: день рождения-то требовалось отметить, а с кем, как ни с таким же соломенным холостяком его праздновать. Тем более, что во взглядах на жизнь и службу у нас было много общего, да и собеседником за столом Игорь был интересным.
Когда я озвучил все эти соображения, Игорь с радостью на всё согласился, особенно на праздник. Свои дела в штабе флотилии он закончил, следующим днём, как ни странно, у него был выходной, впереди у нас была масса времени, успеем и подготовиться к зачёту, и повеселиться!
Первым делом мы рванули по домам. – Я отправился за Морским атласом – толстенным и тяжеленным нынешнего формата А2 сборником карт Мирового океана из трёх томов издания начала пятидесятых.
Этот атлас – невероятный образец военно-морского картографического перфекционизма. Достался он мне случайно: как-то рядом с нашим СКР ошвартовали для ожидания разделки списанный прямо из консервации эсминец проекта 30-бис. Не помню названия – что-то типа «Стремительный», «Стойкий», «Сведущий»… По формулярам техники мы выяснили, что на ходу он был всего-то полтора года, а потом около тридцати лет состоял в резерве.
Укомплектован эсминец был полностью – от ЗИП до подстаканников в кают-компании. Смазанные механизмы и орудия, кожаные диваны и полированное дерево, библиотека с трудами Сталина, не потерявшие новизны шлюпки – всё было готово к немедленному выходу в море, только заправь топливные цистерны и получи боезапас. Возраст выдавали только выгоревшие на солнце брезентовые чехлы с обвесами да краска корпуса и надстроек.
Пусть, несовременный проект, но боевая мощь оружия, мореходные качества сохранились, и неужели нельзя передать корабль в превосходном состоянии пограничникам – для их целей этого предостаточно – или продать, пусть даже задёшево, какой-нибудь африканской стране, у которой весь флот слабее одного этого эсминца… Увы, коммерцией, тем более военной, Союз был не сильно озабочен. Думаю, в этом тоже одна из причин его последующей гибели.
Корабль было откровенно жаль. Но не оставлять же под нож все его ценности! И всё, что могло сгодиться, перекочевало к нам. – Шлюпка, канаты, те же подстаканники с прочей шикарной посудой с вензелями «ВМС СССР» и много других ценных вещей. Себе я взял атлас и часто пролистывал его великолепные карты. Как много нового о морях и океанах я узнал из него! И в этот раз он должен был помочь, ведь флагштурман завалил меня как раз на удалённых акваториях.
В одной руке тяжёлый и громоздкий атлас, в другой – не легче – портфель с деньгами и пистолетом – в таком виде я ввалился в квартиру Игоря. Он, как и условились, к тому времени забежал в магазин за «кое-чем покрепче» и накрыл стол с соленьями, которыми его исправно обеспечивала владивостокская тёща. Домашняя консервация с преобладанием грибочков – их в Приморье столько урождается! – под рюмашку холодной водочки: разве может быть что-то лучше для начала подготовки к зачёту! Именно к зачёту – празднование дня рождения, предполагавшее уже не одну рюмочку, не совмещалось с процессом познания Мирового океана и особенностей плавания в нём.
Игорь блестяще подтвердил всеобщее мнение о его профессионализме. – На все, «утопившие» меня, вопросы флагманского штурмана мой друг дал очень полные и конкретные ответы. А чему удивляться: тем же Малаккским проливом он столько раз проходил, а вход в бухту Камрань или в Аден он и с закрытыми глазами, наверное, готов обеспечить. Все особенности и детали районов плавания у него накрепко засели в отличной памяти. Архипелаги Дахлак и Спратли, проливы Баши и Баб-эль-Мандебский, подъём по реке в Дананг – с каждым из этих, сложных в навигационном отношении, районов плавания, где помногу и часто плавали советские корабли, мой друг имел дело. Он без запинок выдавал мне информацию с упоминанием мельчайших подробностей – вплоть до обозначенных на картах, но не работающих маяков, поворотных точках и желательных местах обсервации, приливах и направлениях ветров в «трубах» бухт и заливов.
Я тоже имел основания гордиться своей памятью и всё, излагаемое Игорем, прочно оседало в ней, зрительно привязываясь к разложенным по всему полу таким информативным картам из Морского атласа. Мы так же успешно прошлись по гидрометеорологии, целесообразности использования астрономических методов обсервации в различных районах океана, полноте и достоверности лоций – в некоторых, особенно французских, на которые опиралась наша, сведения были ещё конца тридцатых годов.
Когда же перешли к дальней радионавигации, я с удивлением узнал, что отличный  штурман может быть и многостаночником: он предложил, не отрываясь от урока, готовить борщ. Борщ! – Я только и мог, что яичницу пожарить. А Игорь мог и борщ! – Для меня это всё равно, что на Эверест взобраться или китайский выучить за три дня.
Фомин буквально на пальцах растолковал мне о радионавигации всё. Конечно, в Северо-Западной части Тихого океана я пользовался ею без труда, но южнее… Красные, синие, зелёные линии изохор, районы неуверенного прохождения сигнала, наложения и взаимные помехи различных навигационных радиосистем – всё в разъяснениях Игоря как-то просто и естественно упорядочилось, выстроилось по ранжиру, разные секторы повернулись подобно клеткам кубика Рубика, только входившего в моду, щёлкнули в пазах, и всё: непоколебимый единственно верный монолит впечатался в мои мозги навсегда.
Последний урок протекал параллельно чистке овощей: ей-то я ещё камбузных нарядах в Суворовском училище обучился, а полученный там опыт надёжно закрепил в военно-морском.  Игорь читал лекцию, занимаясь более квалифицированными делами – разделкой курицы, пассировкой лука – я это слово от него узнал, всякими другими манипуляциями, малопонятными мне. Борщ определённо вырисовывался у штурмана на не менее профессиональном уровне, чем его флотская служба. Повезло  Лене! Не то что моей Любе…
Добравшись до конца нашего занятия и придя к выводу, что Селиванов теперь-то уж точно будет мною побеждён, решили поднять вторую рюмочку – за победу над ним. С третьей решили подождать: приготовление борща требует твёрдости руки и меткости глаза, а они с третьей не всегда совмещаются. Пошли разговоры о жизни и службе, а вот о женщинах ни слова не проронили: трезвые же были. Так что в известном анекдоте о пьяных офицерах правды нет.
Когда варка борща перешла в пассивную стадию, то есть не требующую непосредственного участия и постоянного контроля, вышли подышать свежим воздухом на балкон. На соседнем тоже дышал, но только никотином, Жора Крылов – старлей-механик с нашей бригады. Поговорив о том о сём, предложили Жоре присоединиться к нашему празднеству, но получили отказ: вечером благоверная вела его куда-то в гости, где будут совсем по поговорке «восемь девок, один я». Скукотища, словом.
Тогда решили скрасить безрадостную жизнь боевого товарища, но не тут-то было: едва Игорь вынес ёмкость с живительной влагой, как рядом с Жорой возникла соседка, с подозрением глядящая на нас и весь окружающий мир. Она решительно увела соседа с балкона: дескать, хватит травить и травиться, пора собираться-одеваться. Уволакиваемый Жора только успел сообщить, что в «Гармошку» к пяти часам пиво должны подвезти, инфа пренадёжная.
Пиво! Будь Жора в чём-то виновен перед нами, мы бы всё ему простили за такое сообщение. – В больших городах пенное не было редкостью, а вот в главной базе ТОФ… Когда его привезут, куда, во сколько будут продавать – сие есть великая тайна Военторга. Оказаться вовремя в нужном магазине военморами за счастье почиталось. Но не разрываться же между пивом и борщом, потому поступили мы вполне логично: дождавшись окончания варки, оставили борщ на плите. – Как всем известно, всю полноту своего непревзойдённого вкуса он набирает, только настоявшись. Сами же ускоренным маршем двинулись к «Гармошке» - напоминающему развёрнутые меха гармони гастроному на улице Усатого.
Впрочем, прежде чем выйти из квартиры, мы предприняли один важный шаг. – Ранее я упоминал, что криминал в базе отсутствовал, и был прав. Но, пусть и крайне редко, не более случая в год, в наш небольшой и охраняемый, правда, не очень хорошо, городок проникали преступные «гастролёры». Не припомню случая, чтобы они обчистили квартиру морского офицера – что у него брать-то, а вот военторговских деятелей обирали по полной. – Знали, где обитают примазавшиеся к Флоту «корейки»!
Чем чёрт не шутит! Вдруг сегодня день гастролей и заезжие перепутают адрес и примут квартиру Игоря за апартаменты одного из военторговских жуликов… Хотя его однушка и близко не стояла с апартаментами, но, как говорится, лучше перебдеть. Нужно спрятать дипломат. Ладно, пистолет: накажут, но нам не впервой, а вот деньги – там же штук семь «Волг», чем расплачусь?!
Исходили из виденного в кино: воры знают, где обычно прячут ценности. Значит, требуется нестандартный подход, и он был найден. – У каждого корабельного офицера через несколько лет службы начинал накапливаться запас материала, выданного ему для пошива формы – шинельное сукно, шерсть с лавсаном для тужурки и брюк, тёмно-синяя ткань для кителя, белая шерстяная – да-да, шерстяная! – для летней парадной. И всё это добро рулонами по несколько метров. На кораблях шинели, тужурки, тем более белая форма надеваются редко – всё больше синие куртки да чёрные брюки, спецовки, альпаки. На боевых службах вообще шорты да куртки с коротким рукавом. Предыдущая форма не успевала изнашиваться, какой смысл шить новую…
У Фомина, отбарабанившего одиннадцать боевых служб, даже выданная при выпуске из училища форма была как новенькая. Понятно, что шкаф ломился от тканей. В них-то и решили мы завернуть деньги и пистолет. Причём по раздельности. Исполнив задуманное, остались довольны результатом своих трудов: рулоны выглядели совсем первоначально. И вот тогда-то, со спокойной душой, пошли за пивом. «За пивом! За пивом!» - Помните песенку Лолиты и Цекало? – Ударение на О!
Вопреки нашим опасениям очередей в магазине не было. – Видно, крепко хранил Военторг свою буржуинскую тайну, иначе очередь змеилась бы уже перед магазином, не только в торговом зале. Правда, обнаружилась засада: пиво было разливное. Мы против разливного ничего не имели, но куда его наливать? – Не в сумки же, прихваченные нами. Выход нашёлся: купили всегда бывший в любом советском магазине и стоящий копейки берёзовый сок, две трёхлитровые банки. Продавщицы вылили его в свои конусообразные ёмкости для соков и морсов: им – неучтённый товар, нам – тара под пиво, и все довольны. Памятуя, что предстоит не просто пьянка, а торжество, в дополнение к пиву прикупил коньку – настоящего, КВВК. Хватит ли нынешнему старлею решимости и средств для такого поступка, уж и не знаю. Есть сомнения. Да и коньяк такой в гарнизонном магазине вряд ли найдёшь.
Шесть литров пива, едва мы дошли до парка ДОФ, быстро превратились в пять. Строго осудив себя за несдержанность, твёрдо решили больше не нарушать намеченный порядок и вскоре, под чудесные «Времена года» Антонио-нашего-Вивальди,  накрывали стол, подобающий повестке дня: к соленьям и початой бутылке водки прибавили купленные продукты, консервы, коньяк, а посреди стола взгромоздили кастрюлю с ароматнейшим борщом. Рядом дымилась вынутая из неё курица. – Да, это не обед в кают-компании!
Правильно говорят, что талантливый человек талантлив во всём! – Приготовленный Игорем борщ был выше всяких похвал. Собственно, мы могли бы им одним обойтись, без прочих закусок: уж больно он был вкусен.
Третий тост «За тех, кто в море!» у нас преобразился сообразно дате: «Ну, с Днём Флота!» Понятно, борщ, да ещё с острющим красным перчиком – от тёщи! – лучше сочетается с водочкой. Тост подтолкнул к обсуждению флотских тем, командиров и коллег, припомнились всякие весёлые и не очень истории. Женщины как-то на ум не приходили: успели протрезветь, пока за пивом мотались.
Настроение поднялось на следующую ступеньку. Серьёзного Вивальди сменила весёлая новинка – мюзикл «Али-Баба и сорок разбойников». Песенки из него Игорь знал наизусть и уже вполголоса напевал. Я едва слышно подвывал: люблю музыку и даже немного разбираюсь в ней, но певческий талант у меня напрочь отсутствует и если я запел, значит, к верхней точки эйфории подобрался.
Перешли ко дню рождения. КВВК, впервые нами испробованный под поздравительный тост Игоря, оказался очень неплохим, но… Мы-то привыкли всё больше водку да корабельный спирт пить под простецкую закуску – обычно рыбные консервы да лук. Произошла профессиональная деформация во вкусе. Дабы не вводить организм в изумление и не губить отвыкшие от благородных напитков рецепторы, решили, что коньяк уместнее будет сочетать с послеобеденным или послеужинным  – как пойдёт застолье – кофе. Тем более, что у Игоря на чёрный день была припасена ещё одна бутылочка водочки.
Чёрный день, похоже, всё же настал: за тостами, воспоминаниями  о детстве, юности и службе, рассказами о близких и родных, зигзагах биографий отцов и критическом обсуждением внешней и внутренней политики мы и не заметили, как приговорили и часть второй бутылки. И что примечательно, так к женщинам и не перешли. Думаю, потому что не сильно опьянели: качественная водка, король стола – борщ и прекрасные обильные закуски, отличное настроение хорошо тому помогли.
К коньяку перешли под занавес нашего застолья. Кофе, привезённый Игорем из Риги, не шёл ни в какое сравнение с доступными всем желающим и не желающим, но вынужденным их употреблять за неимением лучшего, желудёвым, ячменным и цикориевым. Он был лучше даже чрезвычайно ценимого нами московского растворимого, изредка перепадавшего офицерам от щедрот скупого Военторга. С коньяком и Рижским бальзамом вообще превосходен. Не знаю, какие там чакры он оказался способен открывать, но я открыл другу своё увлечение поэзией, зачитал некоторые свои вирши, а он в свою очередь поделился тем же.
От проблем навигации к семейным историям, от внешней политики к поэзии, музыка и КВВК с Рижским бальзамом… – Кто посмеет сказать, что мы были слепыми роботами или оболваненными рабами тоталитарной системы, как это приходится слышать от хающих советское прошлое либерастов! Нет! Мы, советские морские офицеры, были нормальными людьми, жившими яркой полноценной жизнью, но при этом у нас были любовь к морю и чувство долга перед Отчизной, разделяемые нашими родными. Хотя, конечно, случалось и грешить… Но кто не был молод, тот не был глуп!
Чувство долга и рассол своевременно подняли меня и к восьми часам я уже маячил у дверей Селиванова. Держась на расстоянии – кто же знает, как строгий флагманский штурман отреагирует на мой послепраздничный «выхлоп», доложил о готовности ко второй попытке.
– Ты что, за ночь подготовился? Сам? – Недоверчиво поинтересовался Иван Васильевич.
– Так точно. За ночь. Не сам, помог старший лейтенант Фомин.
– Да, он может помочь. Фомин – хороший штурман, перспективный. И к ручкам телеграфа не рвётся, – с укоризной проворчал флагман.
– Ладно, давай зачётный. И скажи спасибо адмиралу – заступился за тебя. А теперь пулей отсюда, а то политрабочие заметут. – Учуял всё-таки… Эх!
Позвонив с поста ВАИ начальнику штаба, я узнал, что мой корабль подойдёт к пирсу ближе к вечернему чаю. Перехвативший трубку снабженец майор Алексюк обрадовал: после обеда грузовик с бригады будет ожидать меня у шхиперских складов и я смогу получить шхиперское и другое имущество для корабля.
Впереди целых полдня! Когда ещё будет такое! И будет ли? В любом случае прежде следует позавтракать. Понятно, с товарищем: он к этому времени должен проснуться. Да и коньяк с пивом могут прокиснуть…
Озабоченный вид  открывшего дверь Игоря говорил, что не всё дома гладко. – Оказывается, тесть с тёщей решили по своим делам съездить в Находку и, выехав из Владивостока пораньше, почти сразу после моего ухода в штаб оказались в Тихоокеанске. – Дорога между портами – это центральная улица Техаса. Как же не навестить при этом квартиру дочери: пополнить запасы солений из нового урожая, проверить, всё ли в порядке, заодно посмотреть, чем зять занимается.
По словам Игоря, услышав, что кто-то вставил ключ в дверной замок, он спросонья решил, что это те самые «гастролёры», которых мы вчера опасались. Накаркали! Того, что это могу быть я – сам ведь дал мне запасной ключ, он не допускал: так рано я не мог вернуться из штаба. О ключе Лены, оставленном ею родителям, он попросту не вспомнил.
Как и подобает офицеру в такой ситуации – грабители на пороге, он первым делом решил вооружиться. Рванув дверь стоявшего у входа шкафа, вывалил на пол рулоны ткани, пытаясь найти пистолет. Первым обнаружился дипломат. Игорь отшвырнул его, дипломат раскрылся и пачки разлетелись по прихожей. Второй, третий, четвёртый – пистолет оказался в нём. Снять предохранитель, приготовиться к стрельбе! Готово! Дверь открылась…
Ступившая первой в прихожую тёща от неожиданности уронила сумку и банки глухо звякнули – видно, разбились. Глянувший через плечо супруги тесть мгновенно последовал ей – его более вместительная сумка тоже приземлилась, но уже с грохотом. И было от чего растеряться: зять с вытаращенными глазами в одних трусах сидел на полу и, вытянув руку, целился в них из пистолета, а вокруг валялись рулоны ткани и пачки денег.
– З-з-з-д-д-д-равствуй, Игорёк. Что ты делаешь? – тёща испугалась, но пришла в себя первой.
– Здравствуйте, мама. Вас встречаю, – хмуро ответствовал Игорёк, продолжая целиться в родственников.
– Игорь, убери, пожалуйста, пистолет. Это мы, – вежливо уточнил тесть.
– Здравствуйте, Лев Антоныч. Я вижу. А вы одни? – с подозрением спросил зять: мысль о «гастролёрах» не оставляла.
– Конечно, одни. А деньги откуда? – тёща, похоже, окончательно оклемалась.
– Оттуда – кивнул Игорь на шкаф. –  «Бриллиантовая рука» да и только…
Через несколько минут, выяснив, что зять не сошёл с ума, не ограбил банк и не собирался их застрелить, а всего лишь на почве пьянства впал в лёгкое кратковременное помешательство, гости быстренько ретировались, пообещав заехать на обратном пути за сумками. Ими Игорь и занимался до моего возвращения. – Выкинув перемешанные со стеклом соленья, – банки все разбились, лишь в пакете уцелела копчёная селёдка, выловленная тестем в Уссурийском заливе, – он их вымыл и повесил на балконе сушиться. На соседнем снова дышал никотином отпускник Жора, а поскольку его супружница ушла на работу, сосед был приглашён на завтрак, который вот-вот начнётся. – Начало приурочивалось к моему возвращению.
Кудесник от кулинарии поджарил вчерашнюю курицу с яичницей, подогрел борщ, освежил овощные закуски и выставил коньяк с охлаждёнными водкой и пивом. Рядом с трёхлитровками лоснилась золотистыми бочками посыпанная кольцами лука селёдочка. Вивальди снова славил знойное лето. – Продолжение «Дня Флота» обещало стать не менее захватывающим, чем сам праздник.
Вот только два «но» подавляли поднимающуюся волну радости и восторга: ни мне ни Игорю нельзя было в эту волну глубоко погружаться, ведь мне через четыре часа предстояло заниматься снабженческими делами, а это уже служба, а Игорю светила ещё одна встреча с тёщей, и не стоило укреплять её во мнении о своей алкогольной несдержанности. Подошедший на запах Жора тоже был стеснён в поступках: жена очень резко реагировала на бесконтрольное общение со «злодейкой с наклейкой». Словом, общение на троих обещало проходить вопреки классической русской традиции.
Впрочем, рассудив, что можно всё, но в меру, мы всё же отдали дань потрясающей селёдочке, но всего лишь со стаканчиком пивца. Пива, кстати, почему-то было четыре литра. Куда подевался пятый, ни Игорь, ни я не смогли вспомнить. Наверное, испарился…
Рюмочка холодной водочки под тарелку горячего борща – это тоже норма жизни, кто же спорит. Но не более! Аналогично коньяк с бальзамом под кофе из Риги. Опять смешной «Али-Баба…» Всё-таки жизнь хороша! Даже когда ты ограничен в поступках. Свобода ведь не может быть безграничной, необходимо только осознать это. И наша троица это осознавала.
Под дружескую беседу, анекдоты и воспоминания наш завтрак, перешедший в обед, не спеша приблизился к моменту, когда «недремлющий брегет» напомнил о службе. Хотя… Когда же мы о ней забывали…
И снова помчалась стремительная череда дел, боевых упражнений, тренировок. За тревогами и походами, штормами и вахтами целый год – до следующего сентября, когда мы вернулись на Родину с боевой службы, мне ни разу не довелось так душевно провести день, как девятый «День Флота» 1982-го года. А его поворотные точки и обсервации мы вместе с Фоминым частенько вспоминали: как и повелось на 202 бригаде противолодочных кораблей, Игоря незадолго до выхода на девятимесячную боевую службу перекинули штурманить к нам.

27.11.2020.