Стрекоза

Галина смотрела на Алексея и понимала, что абсолютно счастлива. Девчонкам на работе так и говорила:
- Ой, девочки, представляете, смотрю я на своего Лёшку, а у меня голова от любви кружится… Работала Галина в строительной бригаде маляром-штукатуром, и «девочки» смеялись в ответ:
- Эт у тебя, Галка, от краски к вечеру уже голова-то кружится. Галя улыбалась и отрицательно качала головой с таким видом, будто хотела сказать: «Ничего-то вы не понимаете». Но были и те, кто относился к этому с доброжелательной серьёзностью и вниманием. Например, бригадир тёть Зоя, самая старшая из них:
- Чего вы зубы-то всё скалите, дурёхи? - однажды осадила она девчат, - Это чудо, понимаете, это дар свыше… Любовь далеко не каждому суждено испытать, - она отвернулась и начала сосредоточенно разравнивать слой штукатурки мастерком, - Галке с Алексеем повезло, что это случилось у них…  Но её беречь нужно, - тёть Зоя повернулась к Галине, - Любовь боится зависти и чахнет от червивых глаз, поняла? - она посмотрела на статную, румяную Галину с искрящимися из-под косынки глазами, словно размышляя, стоит заканчивать мысль или нет, - Поэтому…, а вообще хватит лясы точить, а то и до семи не управимся…
    … Галя познакомилась с Лёшей на танцплощадке, ну а где же ещё?! Как только поступила в строительный техникум, так по вечерам, каждую пятницу и воскресенье она с подружками из общежития мчалась сюда на танцы. В субботу, сразу после занятий, а иногда и вместо них Галка ехала к родителям, в родную свою Михайловку. Но как бы ни было дома хорошо, после воскресного обеда, бежала на автостанцию, чтобы вечером успеть на городскую танцплощадку. Очень часто, едва Галка входила в парк, сворачивала на хорошо знакомую, широкую аллею и улавливала звуки вальса или любимой песни, она непроизвольно начинала притопывать, пританцовывать, а иногда даже подпрыгивать от удовольствия и нетерпения. И ничего не могла с этим поделать. Потому что эта переполнявшая её радость, бурлящая молодость и жажда жизни, это удовольствие от ощущения полноты и прелести окружающего мира, было настолько велико, и настолько сильнее всех занудных доводов разума и его тщетных призывов к рассудительности и благоразумию, что оно просто не вмещалось в ней и выплёскивалось наружу. Такой её Лешка впервые и увидел. Ладная фигурка, причёска «каскад», сияющие глаза и точёные ножки, нетерпеливо постукивающие лаковыми туфельками в ожидании новой мелодии. Лёша усмехнулся про себя:
- Это что ещё за козочка-стрекозочка образовалась здесь? И пригласил её. И когда они закружились в вальсе, он ещё ничего не понял. Только удивился, с какой страстностью эта девушка отдавалась музыке танца. Будто была с ней лично знакома. Словно жила там. В тот момент она и сама была той самой музыкой. Он это, конечно, не то, чтобы понял, но почувствовал. А уж потом, когда заглянул в бездонные, словно глядевшие прямо ему в душу глаза и увидел близко её лицо с молочно-бархатной кожей, понял, что пропал. Совсем, окончательно и бесповоротно. Он даже удивиться или испугаться не успел, как в омут ухнул. И она за ним прыгнула. Не задумываясь и не рассуждая. Легко, радостно и даже с наслаждением. Так же, как она музыку слушала, или как танцевала. Вот как их скрутило-то. Только для него вся эта история была совершенно неожиданной, он ведь ещё до армии себе слово дал не влюбляться ни за что и ни в кого. Сразу после того, как Татьяна, односельчанка и тогдашняя подружка, на проводах на его вопрос, будет ли она его ждать, смеясь, ответила:
- Да ты чё, Лёш?! За два года ведь и состариться можно!
     А вот Галка шагнула навстречу сумасшедшей, сбивающей с ног и кружащей голову любви так, будто долгое время только её и ждала. И готовилась к встрече. А когда встретила, то, конечно же, сразу узнала. Лишь на секунду только задохнулась от счастья, а затем обняла, уткнулась в грудь и облегчённо улыбнулась. Будто сказать хотела: «Ну, наконец-то! Вот она я… Вся твоя… Навсегда…» За Галей многие ребята пытались ухаживать. На танцплощадке никогда она стенку не подпирала. Да только это всё не то было, не настоящее. Она же это сразу видела. А ещё больше чувствовала. И поэтому ждала. И берегла себя для Него, для единственного. И дождалась…
Лёшка потом ей говорил, что и не встречал таких, как она раньше:
- Смотрю, что за чудо, - не девчонка, а стрекоза, ну ни секунды в покое не находится, то ножкой притопнет, то плечиком поведёт, то засмеётся, то глазками стрельнёт, - он улыбался, легко поднимал и кружил хохочущую Галку, и осторожно, как фарфоровую статуэтку, опускал на землю и обязательно добавлял очередной самодельный стишок:
  - Девочка-конфетка, стрекоза-кокетка… Так и звал её с тех пор Стрекозой… И когда уже поженились, и даже когда родилась дочка Леночка - Стрекоза да Стрекоза… Ласковое и легкокрылое обращение это тут же прикипело и необыкновенно шло ей, превратившись во что-то вроде домашнего прозвища.
    В тот вечер, когда их бригада уже заканчивала объект, Галя торопилась домой:
- Тёть Зой, девочки, я побегу, ладно? Лёшка мой сегодня из командировки возвращается, соскучилась, сил нет… Самая языкастая и ехидная - Зинка, тут же отозвалась:
- Конечно, соскучилась, - хмыкнула она, - Ещё бы! Мужика целых два дня, поди, не было.
- Да ты что, Зин, - перекрикивая смех, - звонко добавила молодуха Натка, - не два, а два с половиной! Понимать надо…
- Да, ладно, пусть бежит, раз не терпится, - крикнула в душевую, где скрылась Галя, язва Зинка, - только знать бы, чем он у тебя, мёдом, что ли намазанный? Женаты уж сколько, года три, кажется? Постыдились бы…- последние Зинкины слова утонули, придавленные взрывом хохота. Даже тёть Зоя улыбалась, качая головой, будто сетуя на то, что никакого сладу с этим народом нет. Словно дети малые, ей-богу...
- Слышь, Галка, не торопись, кавалер твой подъехал, - Натка подмигнула остальным и снова посмотрела в окно, как грузовик Фёдора, водителя, работающего с ними, въезжает на территорию стройки.
- Ой, да ну вас, - отозвалась Галя, - делать вам нечего. Все знали, что Галина нравится Фёдору. И уже давно. Сама она не считала его увлечение чем-то серьёзным, и даже не задумывалась над этим. Но повод для шуток, кряжистый, светловолосый парень, теряющий речь в присутствии Галки и забывающий при ней дышать, давал постоянно.
   Но тут уж не выдержала тёть Зоя:
- Нет, девки, - отмывая инструмент, сердито сказала она, - вы и в самом деле, какие-то малахольные, замужнюю бабу к парню сватать, - она снова в недоумении покачала головой и тяжело выдохнула, - это даже для вас, по-моему, перебор…
     Когда в дверь позвонили, Галина едва не подскочила на месте, но тут же засмеялась и облегчённо выдохнула:
- Папа! - закричала дочка, и побежала к двери.
- Ну, наконец-то… - Галя на ходу глянула на себя в зеркало, поправила густые, каштановые волосы и когда распахнула дверь, всё ещё, по инерции, продолжала улыбаться. Но на пороге стояла миниатюрная, светловолосая женщина. Несколько секунд женщины внимательно смотрели друг на друга. Незнакомка - тревожным и изучающим взглядом, Галина - доброжелательно-вопросительно.
- Здравствуйте, Галя. Не удивляйтесь, я многое о вас знаю, хотя мы никогда не встречались… Меня Лина зовут, - быстро проговорила женщина, - ваш муж вам изменяет… С моей сестрой… Вы не думайте, я не аферистка, я доказать могу, - торопливо, будто боялась, что её прервут, добавила женщина. Галя только сейчас поняла, как глупо она выглядит, потому, что всё ещё продолжает улыбаться. Было чёткое ощущение, что это происходит не с ней, а с кем-то другим. Она увидела свою маленькую дочь, которая, запрокинув голову, с недоумением смотрела то на мать, то на эту чужую тётю, не понимая, где же её папа.
- Зайдите, - какими-то чужими, будто деревянными губами сказала Галя женщине. Гулко щёлкнувший дверной замок прозвучал, как выстрел.
     Когда, примерно, через полчаса, Галина провожала женщину обратно, та остановившись в дверях, обернулась к ней:
- Вы знаете, я ведь не пытаюсь разрушить ваш брак, но я переживаю за сестрёнку, кроме неё у меня никого нет, а ей ещё и двадцати не исполнилось, - Лина неуверенно улыбнулась и пожала плечами, - ветер в голове, сами понимаете… Я пыталась её образумить, говорила, что для него это всего лишь ничего не значащая интрижка, которой он не придаёт и на четверть того значения, как она, но всё без толку, она верит всем его словам, всем этим его ягодкам-стрекозкам, - она сделала паузу и внимательно посмотрела на Галю, которая при последних её словах, заметно вздрогнула, - Но дело даже не в этом, понимаете, меня возмутило то, с какой циничностью он относится к чувствам девочки, - она помолчала, шумно вздохнула и с видимым усилием продолжила:
 - Галина, я ведь не сразу к вам пришла, я и с Алексеем говорила, пыталась узнать, насколько его намерения относительно сестры, серьёзны. Я ведь и подумать не могла, что он женат. А он посмеялся надо мной, сказал, что ничего глупее не слышал, что у него прекрасная семья, и всё такое прочее, а моя Катя ничего не значит, представляете? И добавил, что он к ней охладел совершенно. Женщина всхлипнула и достала из сумочки платок, - И что если б он стал жениться на всех Катях, - она промокнула глаза и приложила к носу надушенный платок, - вы представляете, так и сказал, и тогда я подумала, как же так можно, ведь Катя любит его, верит ему и…
- Я поняла вас, - ледяным тоном произнесла Галина, едва заметно, но неуклонно направляя гостью к выходу.
- А зная, где он работает, адрес узнать было несложно, - быстро проговорила Лина, пятясь, - Так что извините меня, что я…
- Прощайте! - отрезала Лина, и захлопнула за ней дверь.
Замок снова громко щёлкнул, и голос женщины с той стороны двери, стал значительно глуше, пока не затих совсем. Этот звук, острой, пронзительной болью отозвался у неё в сердце. Как будто дверца в нём, отвечающая за счастье, захлопнулась навсегда.
      … Федор, выезжая в обед со стройки, заметил на обочине Галину, которая шагнула вперёд и махнула ему рукой.
- Ты на базу? - забираясь в кабину, спросила она, старательно избегая его взгляда, - Давай, прокатимся…
- В каком, то есть, смысле? - неуверенно спросил парень, заливаясь алым румянцем.
- Да в самом прямом, тебе ведь перерывы в работе положены?
Фёдор неуверенно и смущённо улыбался. Галина, утвердительно кивнула, как бы принимая решение за них двоих, и глядя на себя в зеркало заднего вида, заложила за ухо длинный каштановый локон и поправила лямку цветного сарафана, который на ней был в тот день:
- Вот и считай, что у тебя начался перерыв… - она тяжело вздохнула и повернулась к нему, - Обеденный, например… Фёдор смотрел на неё во все глаза и снова забыл, что человеку регулярно положено дышать. Ему казалось, что если он каким-нибудь мимолётным движением, неосторожным словом или даже дыханием нарушит сейчас это сказочное видение, всё немедленно закончится, рассыплется, исчезнет… И прекрасная Галина, недосягаемая, как полярная звезда или далёкая, экзотическая птица, тут же спохватится и выпорхнет отсюда. И никогда уже не будет находиться так близко… Но Галя снова вздохнула, проглотила невидимый, шершавый комок в горле и просто сказала:
- Поехали, Федя… Туда, где никого нет…
     Он всё равно смотрел на неё украдкой, хотя и гнал при этом свой старенький, верный ЗИЛ так, как никогда раньше. Потом остановился у лесополосы. Вернее, она велела. И приблизила своё лицо к нему, и он видел его совсем рядом. С такой удивительной нежно-розовой, будто просвечивающей кожей. Фёдор вдруг понял, что именно её кожа всегда напоминала ему. Чудесные яблоки в саду его детства, у деда. Если посмотреть через такое яблоко на солнце, можно увидеть яблочные косточки. Все до одной. Эти яблоки, перламутровые, прозрачно-сливочные, будто подсвечивались изнутри. В точности, как кожа Галины.
- Ну, что же ты, - прошептала она, - Ты ведь, наверняка, мечтал об этом…
     … Через некоторое время, Галина села и обвела горестными, какими-то больными глазами кабину машины, и заправляющего рубашку Фёдора. Она подняла руки, чтобы заколоть волосы, но вместо этого зажала себе рот рукой и пулей выскочила наружу. Её рвало беспощадно и мучительно долго. Будто с каждой этой новой, тошнотворной волной, она извергала из себя не просто душу свою, а всё своё естество. Всё то, чему доверяла, что любила, на что надеялась и о чём молилась.
     Стоя на коленях, она раз за разом, сгибалась пополам и судорожно, обеими руками, вцепившись в молодую, июньскую травку, конвульсивно содрогалась всем телом и резко опрокидывалась вниз, касаясь кожей лица каких-то нежных, неброских цветов, что в изобилии росли по обеим сторонам этой просёлочной дороги. Фёдор, с другой стороны машины, сидя на корточках, курил третью подряд сигарету, подкуривая их одну за другой дрожащими руками и стискивая фильтр помертвевшими губами.
     Когда у Галины между этими приступами появилась короткая передышка, она, откинувшись спиной на переднее колесо ЗИЛа, пыталась восстановить дыхание. И подумала с горькой усмешкой, какую странную картину они сейчас из себя представляют. Старенький грузовик стоит на грунтовой дороге у жидкой лесополосы. А по обеим его сторонам сидят несчастные и очень одинокие мужчина и женщина, которым, по большому счёту, нет друг до друга никакого дела, и которых здесь вообще не должно было быть. Никогда…
    Галина заметила, как к голубенькому, высокому цветку, похожему на василёк, подлетела с негромким и даже мелодичным стрекотом большеглазая, серебристая стрекоза. Стремительно и грациозно лавируя между цветами, она была легка, беззаботна и абсолютно счастлива… Как сама Галина ещё совсем недавно…