Производственная драма

   Что из себя представляет современная производственная драма? А шут ее знает, если честно. Хотя еще каких-то лет тридцать назад в данном вопросе присутствовала бы ясность. В те времена действие подобного произведения, в конце концов, замкнулось бы на усердно перевыполняющих план передовиках социалистического труда, либо утонуло в пылких спорах заседаний Горкома. Сегодня, увы, в этом славном жанре наблюдается откровенный застой. То ли потому, что производства почти не осталось, то ли из-за того, что соцсоревнование из моды вышло, а насыщенные трудовые будни граждан заполнены всем, чем угодно, только не созидательным трудом. Ну не считать же, право, производственной драмой сюжет о домогательствах директора банка до фигуристой сотрудницы клиентского отдела в условиях глобального финансового кризиса. Это скорее мелодрама будет. Или рассказ о том, как один нехороший клерк подрезал у своего хорошего начальника клиентскую базу ипотечного страхования. Тут уже вообще детектив намечается. Нет, производственная драма, пожалуй, это когда на первом месте все-таки производственные отношения фигурируют, и только уже потом  «все тяжкие», в которые пускаются вовлеченные в них производительные силы.
    
     Короче, я затрудняюсь сказать, можно ли отнести недавний инцидент, произошедший  в жизни одного Финансово-экономического Управления к той самой производственной драме. На первый взгляд там даже ничего из ряда вон выходящего не случилось. Ни тебе обещанного сокращения штатов, ни внезапной аттестации на профпригодность, даже зарплату всем выдали вовремя.
  Тем не менее ровно в девять утра хмурые лица сотрудников заполнили ауру своего производственного помещения тоской, безысходностью и разочарованием. Даже традиционный утренний кофе не снял всеобщий стресс. Пили его молча и ожесточенно, обжигая себе небо. Дули по шесть чашек кряду. Обошлось без жаркого обсуждения последнего сезона «Ментовских войн» и сетований на подорожание туров в Анталию. Такое вот настроение, извините.

    Виновник же всеобщего уныния - не ревизор из Счетной Палаты, не фиаско с квартальной премией и даже не пасмурная погода за окном, а финальный матч Лиги Чемпионов между Тоттенхэмом и Ливерпулем. Точнее, даже не сам матч, а время начала его трансляции - шестнадцать ноль-ноль. Точнее, даже не само время начала его трансляции, а то обстоятельство, что руководству почему-то даже в голову не пришло по этому поводу короткий день объявить.
Чем ближе стрелка настенных часов подползала к заветной цифре, тем истеричнее билась муха о стенки осветительного плафона, тем яростней становились щелчки клавиатуры у тех, кто пытался найти забвение в работе, тем чаще хлопала дверь, выпуская на перекур их коллег, кому такое подвижничество оказалось не по зубам.
Гнетущая тишина изредка нарушалась короткими репликами:
- Люди, может одолжит кто на часок смартфончик?
- Лови, только хрен ты там чего увидишь, картинка дрянь.
- Да уж, эмоции, конечно, с него не те.
- А в Спорт-баре напротив, смотрю, народ уже собирается….
    Первым не выдержал розовощекий индивид в заношенной почти до полного исчезновения серой двойке, восседавший за авторитетным столиком у окошка. Он уже битый час безуспешно пытался прорваться в интернет со своего компьютера в обход корпоративных протоколов безопасности, - Да пошло оно все на…
- Эй, у кого там еще нервы шалят?
Как у кого? Это Стасик Никитин разбушевался, больше некому. Натура у него тонкая, неуравновешенная. Если бы кадровику пришлось выдать ему производственную характеристику, то она выразилась бы примерно в такой резолюции: «Не шибко умен, однако услужлив, разгильдяй, но без лести предан, и у начальства на хорошем счету.» А про себя он, пожалуй, еще бы добавил, - Дебошир и тамада, кутила и игрок, одним словом - свой в доску парень.

    - Да катись оно все…, - повторил Стас. После чего поднялся с места и решительно двинулся в сторону кабинета начальника Управления.
По мере приближения к цели его походка становилась все более шаткой, дыхание все менее ровным, а лицо приняло страдальческое выражение.
Уже у самой двери, закинув под язык таблетку валидола, он, держась за грудину одной рукой, другой толкнул из последних сил массивную дверь, после чего исчез за ней в полумраке высокого кабинета.
- Я бы в вашем случае все-таки вызвал скорую, - нахмурился шеф, в ответ на его просьбу «отлежаться чуток» и потянулся к телефону.
- Нет- Нет, - испугался Стас, слабо замахав руками. – Они меня сразу на неделю в реанимацию определят. А  как же сводный график экономических показателей, а  справка по финансовым результатам? - привел он свой бетонный контраргумент.
- Пожалуй, тут вы правы, - мысль о графике со справкой остудила горячую голову шефа и он положил трубку на место.
- А вот если бы вы меня сегодня пораньше, ну и завтра, конечно, не с утра, - простонал Никитин, сообразив, что завтра с утра, с учетом того, что ему предстоит сегодня пораньше, он просто не поднимется. - ЭКГ вот только заскочу- сделаю на всякий случай и айда сюда, к графику, - быстро нашелся он.
- Может хотя бы машину  возьмете? - спросил шеф, зная из его личного дела, что живет тот далеко за пределами географии, - а то на вас прямо лица нет.
- Спасибо, Валерий Павлович, я уж сам как-нибудь, да и к тому же рядом тут, - ляпнул недалекий Стасик, но тут же прикусил язык, - автобусная остановка, говорю, близко…
     В общем не прошло и минуты, как несчастный страдалец вынырнул на белый свет с путевкой в жизнь и изрядно посвежевшей физиономией. Недолго потоптался в коридоре, восстанавливая дыхание, потом, брезгливо поморщившись, сплюнул таблетку в урну и хлопнув себя удовлетворенно по бедрам, зашагал в сторону гардероба, мурлыча себе под нос- Оле-Оле- Оле!!!

     Данный искусный маневр скорее всего так бы и остался исключительной интеллектуальной собственностью Никитина, когда б не его сослуживец- старший экономист Егоров, стоявший в это время мрачнее тучи у лестницы с сигаретой в зубах и краем лукавого глаза наблюдавший за развязкой смелой операции, под условным названием  "Болельщик".
    Что интересного можно сказать, собственно, о Егорове? - Мужчина приятный во всех отношениях – это изречение, как раз про него. Особенно он был приятен в отношениях со старшими по должности. Если коснуться его профессиональных качеств, то мужчина имел всего лишь один талант, зато очень ценный- найти подходящего исполнителя. Вся документация, попадавшая к нему для обработки, немедля перекладывалась им на столы коллег с сопроводительными ремарками: «по инстанции», «по подведомственности», «по территориальности» итп. Так что производительность труда у него была всем на радость, за исключением его коллег, разумеется. Хотя открыто никто талант Егорова пока не оспаривал. Возможно все потому, что дня не проходило, чтобы тот не заявил во весь голос, как он уважает свой коллектив и насколько он любит свою работу. А еще (внимание!) он любил футбол и свежее пиво «Feldschl;;chen».
Поэтому представьте себе, какое яркое впечатление на него произвела «цыганочка с выходом» по-Никитински.

   Получив в некотором смысле голевой пас от своего более находчивого коллеги, Егоров лихорадочно затушил бычок о перила, и вместо того, чтобы направиться в отдел, где его ремарки еще с утра дожидался срочный запрос из Минфина, глухо ойкнул, почувствовав резкий и острый приступ радикулита в области поясничного отдела позвоночника.
Примерив на себя последовательно несколько экзотических позиций, разборчивый Егоров остановился в конце концов на чем-то вроде полупоклона в полуприсяде, после чего в таком не слишком удобном для передвижения, но вполне приемлемом для появления перед начальством виде, захромал в сторону двери, из которой только что вышел оздоровившийся Никитин.

   На этом в данном рассказе можно было бы смело ставить жирную точку, если б не одно  небольшое обстоятельство. Прямой, точно кипарис силуэт ревматоидного Егорова, поспешивший на выход вдогон за сердечником Никитиным, был запечатлен делопроизводителем Маришей, что слонялась тут чуть ли не с утра в обнимку со своим новым навороченным телефоном.
Об этой сотруднице, кстати, вообще сложно сказать что-нибудь определенное, за исключением того, что она крашеная блондинка и еще «чья-то дочка».
Став свидетелем «чуда исцеления», она живо закруглила бесконечный разговор (Прости подруга, перезвоню позже, а то тут у нас такое начинается…) и в пять минут разнесла весть о случившемся по всем уголкам Управления.
- Пока мы тут, понимаете, хребтину свою гнем, эти два инвалида на доверии уже ставки на тотализаторе делают...
Не прошло и получаса с момента разоблачения аферы, как рядом с апартаментами шефа, словно у палатки Айболита, выстроилась мини очередь из умирающих, убогих, калечных, и прочих несчастных, требующих срочного медицинского вмешательства.


    Как бы там ни было (отнесем это на счет наивности руководителя), но ровно в три часа пополудни в комнате остались нести вахту только двое абсолютно здоровых членов коллектива - предпенсионерка Маргарита Петровна, которая все это время сладко спала, положив голову на клавиатуру своего старенького компьютера, и некто Степан Чуриков. Мужчина был так увлечен подготовкой квартального отчета, что даже не обратил внимания, как  посвежело в его комнате в последнее время.
   Пусть пожилая Маргарита Петровна спокойно досматривает свой сон, она фигура для нас малоинтересная. Личность же Чурикова, думается, достойна того, чтобы присмотреться к ней повнимательней. Этот, уже не сказать, чтобы очень молодой человек относился к тому типу сотрудников, которые являются становой осью любого производственного коллектива. Одни их называют - серые мыши, другие- рабочие лошадки. Справедливо и то и другое. Такие как он с энтузиазмом выполняют самую черновую и не самую творческую работу, довольствуясь коротким начальственным кивком головы или похлопыванием по плечу в качестве поощрения. Чуриковых невозможно выделить из общей массы, потому, что они с ней составляют одно целое. Они едва улыбаются, когда остальные смеются, хмурятся, когда вокруг негодуют, они никогда не возражают, иногда осторожно высказываются о погоде, но по большей части все-таки молчат, опустив голову в неиссякающий ворох бумаг, разложенных на столе. Их присутствия никто не замечает, зато их отсутствие бросается в глаза сразу, ибо нарушает хрупкий баланс между собственно работой и реляциями начальству об ее исполнении. Их фамилия всегда стоит первой в графике дежурств в выходные дни и последней в перечне сотрудников, представленных к денежному поощрению, но сократить такую неброскую единицу решится только клинический идиот.
   Вот такой примерно был Степан Чуриков, который, пребывая в свои, как мы уже говорили, не совсем юные лета в должности младшего экономиста, прозевал всеобщий исход, случившийся в течение последнего часа. И вот еще нюанс. Само собой, такие, вечно загруженные товарищи как Чуриков приходят на службу раньше всех и уходят оттуда вместе с вечерней уборщицей.

   Тут словно что-то вспомнив, Чуриков оторвался от отчета и поднял глаза на часы. Затем, поправив галстук и поменяв меховые тапки на заношенные до неприличия полуботинки,  он направился к двери, где накануне побывало не меньше половины Управления, и в которую, после некоторого замешательства, постучал.
    По иронии судьбы именно сейчас наступил как раз тот самый момент, когда Чурикову кровь из носу понадобилось  покинуть рабочее место  не последним. Причина форс мажора-  расшалившийся зуб мудрости. Он его уже давно уже беспокоил,  но записаться  к врачу повезло только на сегодня и только на середину дня.
- Мне бы это, пораньше отойти, тут у меня, простите, обстоятельства… - едва слышно проблеял он в ответ на скучающе-вопросительный взгляд начальника: «Ну а тебе-то чего еще?»,
- Дай- ка, я сам догадаюсь куда? - оживился вдруг шеф, - К врачу, небось, собрался? -
Чуриков утвердительно моргнул, - Ага. К дантисту.
Довольный донельзя ответом, шеф расцвел и развеселился.
- А почему не к окулисту? На четыре часа, само собой? – поинтересовался он, доверительно обняв его за плечи.
- На три пятьдесят, - уточнил ни о чем не подозревающий Чуриков.
- Правильно, Чуриков, надо с запасом к такому серьезному вопросу подходить. Пока пивка себе откупоришь, пока нальешь…
- Я не пью перед процедурой, анестезия может не взять.
- Да хорош уже петлять, Чуриков. Будто не знаю я, куда ты намылился.
- К. к.у.да, извините? Я, так сказать, болею…
- И за кого болеешь, за Тоттенхэм или Ливерпуль?
- Мне... мне не очень нравится футбол, как-то больше шахматы…
- Ну раз не любишь футбол, тогда – глухо пророкотал шеф, начиная показывать свое недовольство, - дуй на свое рабочее место, гроссмейстер, и пока отчет не домытаришь, с работы ни ногой. Приду, лично проверю. Да, кстати, к восьми часам курьер должен еще подойти, чтобы непременно встретил! В общем шах и мат тебе, прохиндей. Болеет он.

    Через мгновенье Чуриков уже трусил в сторону своего кабинета, подгоняемый всеми собаками, которых спускал в его сторону распалившийся шеф.
- Ни в какие ворота хамство уже некоторых не лезет , понимаешь. За идиота меня вздумал держать, - грохотал начальник, стоя в дверях до тех пор, пока тщедушная спина Чурикова не исчезла из его вида за ближайшей колоннадой.
- Нет, ты только посмотри, что происходит. Одного отпусти, другого отпусти. Третьего отпусти. Всех отпусти. А сам сиди тут и работай за них, дармоедов, до полного посинения…- бурчал шеф, запивая свое раздражение двумя стаканами минералки без газа.
Наконец, успокоившись, он откашлялся и набрал номер.
- Алле, это Спорт-бар? У вас столики свободные еще остались на сегодня? Вот и замечательно. В таком случае для меня тот, что поближе к экрану, попридержите. Как это- во сколько ждать? В четыре, разумеется.
    
       Без четверти четыре, проходя мимо своего вымершего Управления, он вдруг на цыпочках подкрался к массивной двери, что вела в производственное помещение. Шеф осторожно приоткрыл ее и довольным взглядом окинул согнутую над бумагами одинокую спину Чурикова, – Ты уж извини меня, Чуриков, - пробормотал он виновато себе в воротник, - и в следующий раз записывайся к своему дантисту на вечер. Постарайся и меня понять. От того, что эти мнимые больные просидят в Спортбаре хоть месяц, никому ни горячо, ни холодно в Управлении не станет. А вот если я тебя по врачам отпускать начну, то всей работе нашей крышка скоро придет….

     На улице давно стемнело. Город уже два часа как встал в глухой пробке. Те, кому повезло оказаться сегодня не за рулем, штурмуют переполненные автобусы. А вот и галдящая толпа из Спортбара к остановке потянулась. Среди разгоряченного народа, если присмотреться, можно разглядеть хорошо поддатых Никитина и Егорова, Маришку и еще пару их коллег из Управления. Шефа среди них нет, за ним персональный Ауди подали. А тем временем в здании, что стоит напротив Спортбара, остается светиться только одно окно, как раз в том кабинете, где в процессе производственных отношений еще долго будут находится двое - Чуриков и его квартальный отчет…
    В общем, не знаю, как вы, а я, до сих пор так и не решил, можно ли назвать этот рассказ производственной драмой. Кто бы подсказал, что в этом нехитром сюжете является первостепенным – производство, профзаболевания или футбол? Пока мне ясно только одно, если сегодня и развернулась производственная драма, то только лишь для одного человека – для Степана Чурикова.