Безысходность заточения

Тяжелая дверь с шумом захлопнулась за ним. Яркий свет сразу же исчез, на долю секунды успев выхватить из полумрака некую сущность, пытавшуюся скрыться от ослепительных лучей. Он судорожно нащупал ключ, быстрым движением вставил и повернул его в скрипучем замке и, поскорее выдернув из скважины, бросил в темноту.  Запах свежести и свободы, струящийся через открытый дверной проём и так приятно вскруживший голову, сменился затхлым запахом застарелых проблем. Колышущаяся тьма сначала казалась непроглядной, но затем стали проступать знакомые очертания обычной повседневности. Он было так ярко ощутил только одно — это первое мгновение, и толком даже не успев ничего понять, как обыденность тут же бережно заключила его в свои объятия и заботливо укутала толстым пледом, сотканного из тянущихся однообразных серых дней. Оглушительная тишина, так благотворно подействовавшая на него сначала, сразу же прекратилась наряду с первыми мыслями и уже не возвращалась, хотя он и сделал слабую, безуспешную попытку отключить громкоговоритель своих мыслей. И даже та одинокая мысль, возникшая по поводу благотворности остановки мыслей, так же безвозвратно исчезла, заглушенная новыми доводами, мнениями, утверждениями, суждениями, сопоставлениями и всем тем, что составляло его нескончаемый диалог с самим собой.

Освоившись в густом полумраке, он с некоторой удовлетворённостью обнаружил, что ничего не изменилось. На привычных местах стопками лежали потрёпанные обиды и заезженные эмоции. Везде пачками валялась горечь утрат и поражений. В дальних, совсем тёмных углах, в запылённых, плотно закупоренных бутылях хранилась вина и на каждой бутыли виднелся криво приклеенный ярлык с чьим-то именем. Рядом с бутылями возвышались различные баночки с жестокостью, ложью, хитростью и клеветой. Тут же стояли тазы, доверху наполненные сожалениями вперемешку с сетованиями и негодованиями. В бесчисленных бесформенных коробках с одной и той же надписью «Поведение» копились всевозможные штампы, клише, шаблоны и стереотипы. На некоторых коробках плотными свёртками лежали суеверия, заблуждения, предрассудки и предубеждения. В закрытых ёмкостях разных объёмов заключались гордыня, тщеславие, уныние и ревность. Разбросанные где попало комья зависимости и сметённые в безобразные, многочисленные кучки равнодушие и зависть, создавали дополнительную захламленность пространства, образуя весь этот невообразимый кавардак. К тому же повсюду паутиной было натянуто беспокойство, всякий раз норовя неожиданно опутать своей липкой сетью. Кругом зияли чёрные бездонные дыры страха. Откуда-то сверху гроздьями нависала тревога. Несколько острых кольев предчувствия беды угрожающе торчали откуда-то снизу. Высокие, затёртые до дыр полотнища ожиданий ограничивали это, и без того тесное, узкое пространство. За ними со всех сторон, едва различимым, тёмным и гигантским нагромождением, уходящем ввысь и вглубь, проглядывала его собственная монументальная важность.

Однако же, во всём этом неприветливом месте имелось кое-что примечательное, светлое, иногда притягивавшее его внимание. В центре находился небольшой прозрачный куб, слабо освещенный изнутри тусклым свечением. В его верхней части упаковками громоздилась память, и лежавшие там же ворохи воображения и восприятия, создавали творческий беспорядок. Прямо на них скрученными, пожелтевшими от времени и кое-где уже полуистлевшими свитками покоились познания. Под ними кипами были рассованы впечатление, внимание и концентрация. Ниже располагались разноцветные бутылочки с весельем и удовлетворением, рядом стоял маленький флакон с каплями радости. В крохотной герметичной ёмкости хранилась ответственность. Вокруг неё крошками была рассыпана совесть.  Ещё там было несколько кусочков любви, совсем немного терпения и маленький, давно засохший ломтик счастья.

Его всё же настораживал тот факт, что кроме него здесь находилось ещё нечто… Нечто, одновременно и пугающее, и невероятно притягательное. Пугающей была догадка о том, что эта сущность и есть он сам. «Неужели я схожу с ума? А вдруг это раздвоение личности, и то, что я заметил – и есть я сам в виде отделившегося, материализовавшегося другого «Я»?», - вдруг мелькнула мысль, и чёрная субстанция страха моментально растеклась вокруг него, обволокла и начала затягивать в свои зловещие дыры. «Кто здесь?», - в ужасе вскричал он. «Не бойся, мой хороший! Не бойся мой милый, всезнающий Ум», - вдруг мягко ответил голос, показавшимся ему точно таким же, как его собственный, – «Это я, твоё Эго!».