Ален окончание. Раймонд Ф. Джонс

Сожалея о сцене внизу, он убежал обратно в космос. То, что он там увидел, заставило его заболеть страхом. Огромный флот был разбит и сожжен атомными пожарами. Бросить вызов атакующим осталось только два линкора. Но они больше не были вызовом. Они подавали сигнал о своей сдаче и были атакованы хищными перехватчиками.

Сама Лавуазье была потемнена и дрейфовала, ее силовая оболочка слаба и ослабевала, в то время как пламенные разрушители троицы дредноутов сосредоточились на ней.

Андервуд бросился к ближайшему из вражеских кораблей. В его глубинах он разыскал артиллеристов и отрезал им жизнь до того, как они заметили его бестелесное присутствие. Он быстро направил их лучи друг на друга и смотрел, как они валяются и исчезают во внезапном пламени.

Остальные бросились вперед. Их все еще более чем двадцати человек, чтобы победить единственный искалеченный лабораторный корабль, больше, чем он мог надеяться победить вовремя.

Но они не стреляли. Их щиты остались нетронутыми; затем медленно их курс изменился, и они разошлись. Не понимая, Андервуд вглядывался в эти корпуса и знал ответ.

До них дошли новости о смерти Демарзула. Как люди в погоне за миражом, они не могли вынести реальности, которая пришла с исчезновением их мечты. Их поражение было полным и полным. По всей Земле поражение Демарзула было поражением всех людей, которые еще не стали достаточно сильными, чтобы идти под солнцем своих собственных решений, но цеплялись за тень иллюзорного лидерства.

Андервуд снова бросился к потемневшему Лавуазье. Он двигался, как привидение, по мрачным залам и пустым коридорам. Внизу в генераторных комнатах он нашел причину катастрофы в подорванных останках перегруженных генераторов силовых снарядов. Четверо из них, должно быть, уступили дорогу сразу, разорвав корабль на всю длину сотрясением и смертельными волнами.

В диспетчерской было темно, как и на остальном корабле, и фигуры его товарищей были разбросаны по полу. Но жизнь еще была, и он осмеливался надеяться, когда говорил с их умами, настойчиво, командно, заставляя жизнь и сознание возвращаться в их нервные клетки. Казалось, он осознал неизвестные силы воскрешения, обитавшие в его собственном существе.

Его миссия была выполнена. Он вернулся в свою физическую форму и отказался от основных чувств. Он сидел в огромном кресле в диспетчерской, пока окружающие оживали, и жизнь постепенно возвращалась в умирающий корабль. Вражеского флота больше не было, потому что он спускался к Земле, лишенной надежды на завоевание всей Галактики.

Они еще не знали, куда они пойдут и где они могут найти убежище, но когда обломки были расчищены и корабль снова ожил, Андервуд и Иллия стояли одни в темной смотровой яме, наблюдая, как звезды скользят по массивной дуге экранов. .

Пока Андервуд наблюдал, ему показалось, что он почувствовал что-то из того драйва, который мог ударить по мозгу Демарзула, побуждения, делавшего невыносимыми огромные высшие силы даже для благодетельного человека, потому что он больше не мог оставаться милосердным.

Силой, которая была в нем, он победил Великого! Он мог бы занять место Великого, если бы захотел! Он не знал, становились ли его силы сильнее, чем у Джандро, как укрепившееся растение в новой почве, но, несомненно, они росли. Казалось, что тайны Вселенной открываются перед ним одна за другой.

Достаточно взглянуть на кусок инертной материи, и его чувства смогут вникнуть в состав его атомов, отсортировать и предсказать его свойства и реакции. Один взгляд на далекие пространства за пределами Солнечной системы, и он мог почувствовать себя парящим в вечности. Да, его сила и восприятие росли, и куда это могло привести, он не осмеливался смотреть.

Но были и другие вещи, другие, более простые амбиции, в которых простые люди находили воплощение на протяжении веков.

Илья был теплым, мягким в его руках.

«Я хочу, чтобы вы снова прооперировали как можно быстрее», - сказал он.

Она вздрогнула и посмотрела на него. "Что вы имеете в виду?"

«Вы должны извлечь абазические органы. Они выполнили свою задачу. Я не хочу жить с ними. Я мог бы стать еще одним Демарзулом с той силой, которую я имею».

Ее глаза были слегка голубыми в свете, исходящем от панели, и они смотрели на него. В них он прочитал то, что напугало его.

«Всегда нужны мужчины с большей силой и большими знаниями, чем средний мужчина», - сказала она. «Раса нуждается в своих мутантах. С ними так скупо обращаются с нами, что мы не можем позволить себе не использовать их».

"Мутанты?"

«Вы настоящий мутант, искусственный или нет, обладающий уникальными органами и способностями. Раса нуждается в них. Вы не можете просить меня уничтожить их».

Он никогда не считал себя мутантом, но она была права во всех практических целях. Его способности и восприятие, возможно, не возникли бы естественным образом ни у одного человека его расы в течение тысяч лет. Возможно, он сможет использовать их, чтобы помочь человеку медленно подняться. Новое богатство науки, новая сила лидерства и руководства, если необходимо -.

«Я мог бы стать величайшим преступником в мире», - сказал он. «Нет никакого секрета, нет собственности, которая была бы недоступна для меня. Мне нужно только дотянуться до собственности, за властью».

«Ты слишком беспокоишься об этом», - легко сказала она. «Ты мог стать злодеем не больше, чем я».

"Почему вы так уверены в этом?"

«Разве ты не помнишь свойства мореа-абаса? Но ведь ты не слышал последних слов, которые когда-либо произнес Джандро, не так ли? Он сказал:« Я удаляюсь в мореа-абаса ». Знаете ли вы, что это значит?"

Внезапно Андервуду стало холодно. В его голове загремели десятки шепотов. Момент, когда он впервые проснулся после операции, когда казалось, что смерть захочет его взять, и только сила требовательной воли помогла ему удержаться от жизни. Голос, который, казалось, проник и перезвонил ему. Голос Джандро. А потом финальный конфликт в покоях Демарзуле.

Новые умения и новые силы внезапно пришли к нему как будто из ниоткуда. Он имел тщеславие назвать это своим возросшим опытом и способностями. Но могло ли это прийти извне? Он отчаянно и настойчиво искал в своих нервных каналах, в клетках своего собственного существа и в путях чужеродных органов, которые давали ему эти неземные чувства. Казалось, ничего, кроме эха, словно в большом пустом зале. Ответа не было, но казалось, что по этим каналам восприятия есть тусклая тень настороженной жертвы, которую невозможно поймать, которую невозможно найти на этих бесконечных тропах, но которая никогда не будет далеко.

Ундервуд тогда знал, что, будь это Джандро, он, возможно, никогда не заявит о себе по своим собственным причинам. Но внезапно наступил покой, как будто он нашел какое-то тайное очищение, как если бы он был взят на высоту, оглядел мир и смог отвернуться от него. Найдет он когда-нибудь Джандро или нет, он был уверен, что страж здесь.

Илия говорил: «Я не могу оперировать, Дел. Даже если ты ненавидишь меня всю оставшуюся жизнь, я не буду этого делать. И никто в мире не знает, как это сделать. Тебя бы убили. если вы позволите кому-нибудь еще попытаться порезать эти нервы. Скажите, что вы верите, что я прав ».

«Да, - сказал он с радостной покорностью. «Но не забывай, что это и половина твоих похорон. Это означает, что ты»

Она повернулась к нему лицом. «Я могу думать и о худшей судьбе».

КОНЕЦ
....
With a final pity for the scene below, he fled back into space. What he saw there turned him sick with fear. The great fleet was broken and burned with atomic fires. Only two of the battleships remained to challenge the attackers. But they were no longer challenging. They signalled abject surrender and were fallen upon by ravenous interceptors.

The Lavoisier herself was darkened and drifting, her force shell feeble and waning, while the flaming disruptors of a trio of dreadnaughts concentrated upon her.

Underwood hurled himself toward the nearest of the enemy ships. In its depths he sought out the gunners and cut off life in them before they were aware of his bodiless presence. Swiftly he turned their beams upon each other and watched them wallow and disappear in sudden flame.

Others rushed forward now. Still more than a score of them to defeat the single crippled laboratory ship, more than he could hope to conquer in time.

But they did not fire. Their shields remained intact; then slowly their courses changed and they drifted away. Without comprehension, Underwood peered into those hulls and knew the answer.

The news had come to them of Demarzule's death. Like men in pursuit of a mirage, they could not endure the reality that came with the vanishing of their dream. Their defeat was utter and complete. Throughout the Earth Demarzule's defeat was the defeat of all men who had not yet become strong enough to walk in the sun of their own decisions, but clung to the shadow of illusory leadership.

Underwood swept back toward the darkened Lavoisier. He moved like a ghost through its bleak halls and vacant corridors. Down in the generator rooms, he found the cause of the disaster in the blasted remains of overburdened force shell generators. Four of them must have given way at once, ripping the ship throughout its length with concussion and lethal waves.

The control room was dark, like the rest of the ship, and the forms of his companions were strewn upon the floor. But there was life yet and he dared to hope as he spoke to their minds, insistent, commanding, forcing life and consciousness back into their nerve cells. He seemed to become aware of unknown powers of resurrection that dwelt within his own being.

His mission was complete. He returned to his own physical form and abandoned the abasic senses. He sat there in the huge chair in the control room, while those about him revived and life gradually returned to the dying ship. Of the enemy fleet there was no more, for it was descending to an Earth shorn of the hope of Galaxy-wide conquest.

They did not know yet where they would go or where they could find refuge, but when the wreckage was cleared and the ship lived again, Underwood and Illia stood alone in a darkened observation pit, watching the stars slip across the massive arc of the screens.

As Underwood watched, he thought he sensed something of the drive that might have whipped Demarzule's brain, the goad that made vast superior powers intolerable in the possession of even a beneficent man, for he would no longer remain beneficent.

By the might that was in him he had vanquished the Great One! He could stand in the place of the Great One if he chose! He did not know if his powers were becoming greater than those of Jandro, like a strengthened plant in new soil, but surely they were growing. The secrets of the Universe seemed to be appearing before him, one by one.

A mere glance at a slab of inert matter, and his senses could delve into the composition of its atoms and sort out and predict its properties and reactions. One look into the far spaces beyond the Solar System and he could sense himself soaring in eternity. Yes, he was growing in power and perception, and where it might lead, he dared not look.

But there were other things to be had, other, simpler ambitions in which common men had found fulfillment throughout the ages.

Illia was warm against him, soft in his arms.

"I want you to operate again, as quickly as possible," he said.

She looked up at him with a start. "What do you mean?"

"You must take out the abasic organs. They've served their purpose. I don't want to live with them. I could become another Demarzule with the power I have."

Her eyes were faintly blue in the light that came from the panel and they were intent upon him. In them he read something that made him afraid.

"There is always a need for men with greater powers and greater knowledge than the average man," she said. "The race has need of its mutants. They are dealt so sparingly to us that we cannot afford not to utilize them."

"Mutants?"

"You are a true mutant, whether artificial or not, possessing organs and abilities that are unique. The race needs them. You cannot ask me to destroy them."

He had never thought of himself as a mutant, yet she was right for all practical purposes. His powers and perceptions would perhaps not have been produced naturally in any man of his race for thousands of years to come. Perhaps he could use them to assist man's slow rise. A new wealth of science, a new strength of leadership and guidance if necessary—.

"I could become the world's greatest criminal," he said. "There's no secret, no property that's safe from my grasp. I have only to reach out for possessions, for power."

"You worry too much about that," she said lightly. "You could no more become a villain than I could."

"Why are you so sure of that?"

"Don't you remember the properties of the seaa-abasa? But then you didn't hear the last words that Jandro ever spoke, did you? He said, 'I retire to the seaa-abasa.' Do you know what that means?"

Suddenly, Underwood felt cold. A score of whisperings came thundering into his mind. The moment when he had first awakened from the operation, when it seemed as if death would have him and only the power of a demanding will had helped him cling to life. The voice that seemed to penetrate and call him back. The voice of Jandro. And then the final conflict in the chambers of Demarzule.

New skills and new strength had suddenly come to him as if out of nowhere. He had been conceited to call it his increased experience and ability. Yet could it have come from outside himself? He sought frantically and urgently within his own nerve channels, in the cells of his own being, and in the pathways of the alien organs that lent him those unearthly senses. There seemed nothing but an echo, as if within a great empty hall. There was no answer, yet it seemed as if down those channels of perception there was the dim shadow of a wary prey who could never be caught, who could never be found in those endless pathways, but who would never be far away.

Underwood knew then that if it was Jandro, he would never make himself known for reasons of his own, perhaps. But there was a sudden peace as if he had found some secret purification, as if he had been taken to a high place and looked about the world and had been able to turn his back upon it. Whether he would ever find Jandro or not, he was sure that the guardian was there.

Illia was saying, "I can't operate, Del. Even if you hate me for the rest of our lives, I won't do it. And there is no one else in the world who would know how. You would be killed if you let anyone else attempt to cut those nerves. Tell me that you believe I'm right."

"I do," he said in cheerful resignation. "But don't forget it's half your funeral as well. It means that you're going to have to spend the rest of your life with a mutant."

She turned her face up to his. "I can think of worse fates."

END