Ален. главы 15-18

«Мы упустили шанс найти какое-либо супероружие Драгборана, которое мы могли бы найти здесь в руинах», - сказал Андервуд без преамбулы. «Мы беззащитны - за исключением снаряда - и в меньшинстве. Мы не можем бежать, потому что флот может бежать быстрее, и мы не можем оставаться здесь вечно скованными. Я могу придумать только одно возможное, что мы можем сделать. "

Остальным не нужно было напоминать о безнадежности их положения, но их глаза загорелись интересом при последней фразе. Затем он вкратце изложил свою идею получения органов и сил, которыми обладал Джандро, и позволил захватить себя и доставить в Демарзуле.

«Это звучит неплохо для последней попытки», - сказал Мейсон. "Но у тебя нет"

«Это единственный недостающий элемент плана», - сказал Андервуд. Затем он яростно добавил: «И это должно быть решено! Вот почему я позвал вас сюда. У меня нет ответа, но вместе мы должны его найти. Это наш последний шанс остановить Демарзула».

Мейсон вскочил на ноги. «До прибытия флота должно быть еще несколько часов. У нас может быть время установить генератор поля и установить здесь манекен, чтобы Ученики поверили, что мы прячемся под ним, пока мы действительно взлетаем на Луну. "

"Это оно!" - воскликнул Андервуд. «Только нам придется перемещаться по планете, чтобы избежать обнаружения местным гарнизоном. Но этого достаточно!»

Зазвонил домофон. Илья сказал: «Мы закончили, Дел. Джандро жив, но он» умру в течение часа. Если вы хотите его увидеть, вам лучше прийти сейчас ".

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Андервуд без колебаний направился к двери. «Мы испытаем твой план, Мейсон. Возьми на себя ответственность. Дрейер, Файф, пожалуйста, пойдем со мной».

Они поспешили в комнату рядом с операцией, где Джандро лежал в постели, неподвижный и невидящий. С ним были только Иллия и Акерс.

При виде этой неподвижной фигуры Андервуд испытал глубину печали и жалости, которая на мгновение стерла все остальные мысли. Он чувствовал, что он единственный из всех землян мог понять глубокое восстание, мечты и надежды, которые были движущей силой в жизни Джандро. И это был подлый конец таких ярких снов - смерть от рук безумных фанатиков в Небесном Мире, который оказался чем угодно, только не этим.

Андервуд подумал о зеленой сияющей луне беженца Драгбора, где люди жили в мире друг с другом. Луна, которую Джандро никогда больше не увидит.

Глаза Джандро медленно открылись, и постепенно они узнали. Дрейер мягко сказал: «Приносим свои извинения. Если бы в наших силах было что-то вернуть в свой мир и свой народ, мы бы это сделали. Надеюсь, вы это знаете».

«Конечно», - медленно сказал Джандро. «Я бы хотел, чтобы моя сиа-абаса была с моими предками в тот день, когда жизнь вернется. Но я думаю, что, возможно, этого никогда не произойдет. Это похоже на наш сон о богах, только заблуждение. Что касается смерти, то это определенно для каждого человека. Как и когда это произойдет, не важно. Для меня странно наблюдать горе животных для человека. Странно ...

«Разве он не думает, что было время, когда у Драгбора никогда не было материнской плоти и секрета абасы?» - спросил Андервуд, и Дрейер перевел для него.

«Естественно», - ответил Жандро. «Тогда мы были просто животными, как и вы сейчас. Когда вы прибыли на своих металлических кораблях, все мы думали, что, конечно же, боги пришли, чтобы снова вернуть нас в Небесный мир. Вы оказали нам большую услугу, показав нам, насколько мы неправы. были в наших легендах и наших снах. Но пока мы не прибыли на эту планету, я все еще думал, что вы превосходные существа, потому что я не мог обнаружить вашу эпталию. Ни у кого из нас нет возможности скрыть это друг от друга ».

"Но вы знали это, когда на нас напали?" - сказал Дрейер.

«Я не мог понять, почему вы не предприняли действий, чтобы предупредить своих врагов, которые были так очевидны для меня. Затем я понял, что это произошло потому, что у вас вообще не было абасы. Я был напуган, потому что не знал, что делать. Никогда в жизни не мечтал, что встречусь с существами, которые могли бы быть богами, потому что они обладали металлами, и все же были ниже людей, потому что у них не было абасы. Я не понимал ».

«Мы мало что понимаем друг в друге, - сказал Андервуд, - но, возможно, теперь вы понимаете нас достаточно хорошо, чтобы знать, что нам нужна ваша помощь против этих наших - и ваших врагов.

"Много сотен тысяч лет назад существовала раса, называемая сиренами, и они были смертельными врагами вашей расы, Драгбора. Как и вы, они обладали абаса, но вместо того, чтобы жить мирно, они намеревались завоевать все миры и галактики. В конце концов, они были побеждены вашим народом, у которого было какое-то таинственное оружие, которое пробивало каждую защиту сирен. Мы пришли в ваш древний мир, чтобы найти ключ к этому оружию, потому что одному из сирен удалось выжить и он теперь он на свободе в нашем собственном мире. Он захватил контроль над нашим народом и намеревается охватить Галактики завоеванием и кровью. Со временем он найдет даже ваш маленький мир. Цивилизации многих Галактик испытают на себе века регресса.

«Мы не нашли то оружие, за которым пришли, и теперь наш шанс упущен, потому что флот Демарзула, Сиренианина, почти на нас. У нас осталась только одна надежда

». Мы верим, что его люди захватят нас живыми и отведи к нему, если мы позволим. Если бы мы могли быть взяты в его присутствие, несущие силу разрушения, заключенную в абасе, мы могли бы уничтожить его.

«Сможете ли вы - позволить ли нам обрести эту силу, привив абаса в некоторых из нас в вашем мире?»

Дрейер переводил как можно быстрее быстрые сказанные слова Андервуда, в то время как Хандро лежал с закрытыми глазами, как будто спал без сновидений. Прошло много времени после того, как Дрейер закончил, и Хандро снова медленно открыл глаза.



«Вы рассказываете странную историю, - сказал он, - но я впечатлен тем, что то, что вы говорите, правда. Что касается вашей просьбы - нет. Было бы совершенно невозможно дать вам свежую абашу, как молодым из наших. Не то чтобы я не позволил бы некоторым из вас - очень немногим - получить их, если бы я мог, но абаса может быть установлена ;;только в очень молодом возрасте.

"Использование абасы аналогично этому. органов ходьбы или речи. Органы должны развиваться из своих рудиментарных форм в течение долгих лет использования, и умение работать с ними происходит намного медленнее, чем с любыми другими общими умениями. Хотя они закладываются в нас в младенчестве, большинство из нас уже хорошо созревают, прежде чем приобретут большие навыки. Только по этой причине у вас было бы невозможно получить органы ».

С другой стороны кровати Андервуд встретился глазами с Иллией и задержался на мгновение. В ней он искал силы выдержать сокрушительное разочарование. Глаза Иллии давали ему слепую уверенность в том, что выход еще будет.

«Ваша раса со временем разовьется и научится пользоваться абасой, - продолжал Джандро, - но не в течение многих сотен поколений. Из того, что я видел у ваших людей, мне интересно, каким был бы ваш мир, если бы каждый один обладал силой убивать по своему желанию, тихо и без обнаружения. Я не знаю ответа на этот вопрос, но прошу вас ответить на него сами. Тот факт, что вы еще не разработали абасу, является доказательством того, что вы не готов к этому.

"Драгбора живут в мире не потому, что обладают такой ужасной силой; они могут жить с такой силой, потому что они впервые узнали, как люди должны жить друг с другом. Вы не можете понять, почему сила смерти присуща абасе. Это просто одна из неизбежных функций, которые сопровождают другие большие и более полезные силы, о большинстве из которых вы, конечно, никогда не узнаете. Интересно, хотите ли вы абаса, даже если бы вы могли ею обладать, - закончил Джандро. .

"Для нашей расы? Нет!" Андервуд содрогнулся при мысли о том, что каждый человек с Земли обладает мгновенной, необнаружимой силой смерти над своим соседом. «Ты прав в этом, Джандро. Какими бы ни были другие силы абасы, мы не могли с этим жить. Но Демарзуле - это совершенно посторонний фактор, не учтенный в нашей собственной эволюции. У нас нет защиты от него. Если сила смерти в абасе можно было бы использовать для его уничтожения, это дало бы нашей расе единственный шанс предотвратить эту угрозу ».

Однако вы говорите, что это невозможно. Это не означает для нас никакой надежды против варварства, которое разрушит нашу цивилизацию и жестоко обращается с нашим народом, не говоря уже о том, что это значит для других цивилизаций Галактики, включая вашу собственную ».

Их дыхание в комнате почти не доносилось, земляне избегали взглядов друг друга, глядя вниз на закрытые глаза Джандро.

«Ваш народ вряд ли заслуживает бедствия Демарзула и требований сирен к превосходству», - медленно сказал Джандро. «И то, что вы говорите об остальной части Вселенной, верно. В некотором смысле, Драгбора несут ответственность за это. Демарзул - продукт культуры Сирениан-Драгборан. Мои предки должны были быть уверены в полном исчезновении ветви Сирениан. Возможно, есть еще один способ, которым мы могли бы помочь ».

"Вы можете помочь?" - нетерпеливо и недоверчиво спросил Андервуд.

«Мне осталось жить немного. Было бы неплохо, если бы в оставшийся мне час я смог выполнить задачу вымирания - или, по крайней мере, позволить вам сделать это. Если кто-то из вас готов рискнуть, я буду делать то, что могу ".

«Нет слишком большого риска! Но что можно сделать?»

«Насколько я знаю, это никогда не предпринималось, но, возможно, моя собственная абаса могла быть передана вам».

Дрейер перевел предложение, переводя взгляд с Иллии на Андервуда. В его глазах снова появилась надежда.

У Андервуда резко перехватило дыхание. «Набор полностью развитой абасы перенесен в мое собственное тело! Там будет один из нас, чтобы встретить Демарзула на его собственном уровне. Илья…»

Ее лицо внезапно побелело. «Это невозможно, Дел! Я не смог бы провести такую ;;операцию без предварительного изучения их анатомии. Я не могу этого сделать!»

«Это должно быть сделано, Илья. Я рискну твоим умением».

«Это совершенно нелепое заявление. У меня нет навыков в таком деле. Скажите ему, доктор Дрейер. Он не может ожидать от меня такого многого».

«Я не знаю, Илья, - сказал семантик. «Мне кажется, что вы сбиваете с толку свой анализ своими личными эмоциями. В таких условиях вы не можете правильно оценивать».

Она закусила губы, чтобы сдержать очередной взрыв. Затем, наконец, она сказала: «Не проси меня о невозможном, Дел. Я видела, как они расщепили нервы во время операции, которую мы наблюдали. Это невозможно сделать без долгой практики. Более того, я не могла». не сделаю это с тобой ".

Как будто почувствовав смысл их аргументов, Джандро внезапно заговорил. "Вам будет очень трудно произвести успешную установку, потому что вы не знакомы с анатомией абасы, правда, но я могу помочь. Я могу направить и направить ваши руки до самой точки перерезания нервов до триабасы. Вы добьетесь успеха, если позволите мне направлять вас ».

Андервуд не спускал глаз с Ильи. Ее лицо было таким же бледным, как и ее сияющие волосы.

«Я попробую, Дел», - сказала она.

Новости о предполагаемом эксперименте быстро разлетелись по кораблю, и его значение было встречено трепетным непониманием, как будто Андервуд внезапно вышел из их среды в туманное царство, недоступное для них. И их страх был усилен осознанием того, что это вполне может означать смерть.

Через несколько минут после принятия решения помощники откатили столы с белыми фигурками Андервуда и Джандро в операционную.

Странный покой, своего рода экстаз, казалось, охватил Джандро. Андервуд видел и слышал о смирении перед лицом смерти, но никогда не видел такой безмятежности, как у Джандро. Это оказало успокаивающее действие на Андервуда, и он избавился от мыслей о своей возможной смерти или увечьях в результате странной операции. Он думал только о миссии, которая станет его, когда он овладеет силами Драгбора.

Какая бы суматоха не охватила Иллия, она исчезла, когда она встретилась с Андервудом. Стерильный белый халат ее хирурга скрывал ее личность и ее чувства, и оставался только безымянный агент, обладающий наукой и навыками.

Андервуд усмехнулся, когда ей ввели анестетик. «Когда я проснусь, я дам тебе знать, каково это быть Драгбораном».

За соседним операционным столом Акерс готовил Джандро к предварительной работе по обнажению абазических органов.

Затем каждому из них пришла невысказанная команда Джандро покинуть свой разум. Это был невероятный, неземной опыт, но они освободили свои чувства, и постепенно направляющие импульсы из мозга Драгборана перешли в их собственные.

Всего на мгновение рука Иллии задрожала, когда она коснулась электронным скальпелем плоти у основания бритого черепа Андервуда. Кожа порвалась, а нервы превратились в стальные нити.

Акерс и Иллия, набирая скорость, сделали надрезы на телах перед собой. Их руки двигались уверенно, как будто Хандро видел их глазами и использовал их руки.

На черепе Андервуда сделали глубокий разрез. Пульсирующий мозг лежал обнаженным. Илия на мгновение сконцентрировался, пока от Джандро хлынули волны инструкций. Затем скальпель быстро прорезал бескровный путь через участок неиспользованной ткани.

Она подошла к соседнему столу и посмотрела на рану, нанесенную Акерсом на голове Джандро. Она остановилась, когда его слова дошли до нее.

«Это последний шаг. Я не могу идти дальше с вами. Выполняйте мои инструкции сейчас, и вы добьетесь успеха».

Мелькающие, непонятные вещи наводнили ее разум, нетленные фотографии оставшейся части этой операции и той, которая будет следующей, на которой должны были быть перенесены два органа брюшной полости. Илья знал, что каждая фотография вернется в свое время, чтобы направить ее руки незнакомыми путями.

"Продолжайте!" - неожиданно скомандовал Джандро. «Я ухожу в мореа-абаса. Прощай!»

Плавные картинки прекратились, и Илья внезапно почувствовал себя одиноким, как ребенок, потерянный в ослепляющей буре. Теперь полагаться было не на что, кроме ее собственных навыков и телепатических инструкций.

Она на мгновение запнулась и произнесла имя: «Дель-Дель!»

Акерс внимательно наблюдал за ней, когда она стояла и смотрела на странный, неземной орган, лежащий в панцире мозга мертвого Драгборана.

Но в этом не было ничего странного. Она знала его строение и анатомию, а также сложную нервную систему, соединяющую его с мозгом. Они были такими четкими, как будто она изучала их много лет.

Ее наполнила волна радости и уверенности. Она была одна в этом да, но это уже не имело значения. Только она обладала способностью выполнять операцию, и мир ждал результатов.

Ее скальпель вошел в разрез и коснулся плоти острым предметом разрушения, оторвавшим ткань от тонких белых нервных каналов, обслуживающих нижний орган.

Целый час, а затем еще один, Акерс с неверующим восхищением наблюдал, как Илия освободил двенадцать отдельных нервных волокон, обслуживающих его, затем перерезал артерию и наполнил сосуды химическим раствором, который питал клетки, пока не пошла кровь Андервуда. льется через него.

В конце концов, все, что осталось, - это разрыв соединительных тканей, удерживающих орган на месте. Илия разрезал их и погрузил руки в стерилизующий защитный состав, приготовленный по инструкциям Джандро. Она обработала орган мазью и вынула его, а затем быстро вставила в соответствующую полость в мозгу Андервуда.

Этот этап операции был завершен менее чем наполовину. Кровеносные сосуды должны были быть подготовлены для обслуживания нового органа в теле Андервуда, а двенадцать нервов должны были быть соединены в Большую симпатическую систему, где раньше такие нервы никогда не соединялись.

Прошло еще два часа, прежде чем окончательные швы закрыли рану на голове Андервуда.

Когда, наконец, она положила иглу, рука Ильи внезапно задрожала, и она задрожала всем телом.

"Разве мы не можем отложить на время остальных?" - спросил Акерс. «Вы, конечно, не можете продолжать с двумя такими же».

«Боюсь, ткани слишком сильно деградируют, если мы задержимся. Если бы я был так же быстр, как те хирурги-драгборанцы. Какие они, должно быть, мужчины! Сделайте мне укол неострена и лучше сделайте его сами. "

Акерс был готов, но не верил, что Илья сможет выдержать больше часов тяжелой операции. Однако после небольшого отдыха и укола стимулирующего препарата она вернулась к операционным столам, чтобы выполнить адбоминальную операцию. И снова Эйкерс сделал предварительные надрезы.

В диспетчерской лидеры групп ждали новостей о нервном бездействии. Терри Бернард расхаживал, его пылающие взъерошенные волосы, словно сигнальная ракета, разносились по комнате. Файф стоял у одной из панелей наблюдения, наблюдая за неумолимым приближением флота Демарзула. Доусон сидел на месте своего капитана, перебирая неактивные переключатели на панели перед собой. Самое спокойное, что Дрейер просто сидел в штурманском кресле и так безжалостно курил сигары, что это перегружало вентиляционную систему корабля.

Терри с тревогой взглянул на часы и остановился. «Прошло уже более тринадцати часов с тех пор, как Андервуд вошел туда. Как ты думаешь, нам не следует спрашивать Иллию…»

«Есть только две альтернативы», - сказал Дрейер. «Успех или неудача. Наши расспросы не гарантируют успеха. Нам лучше держаться подальше».

Мейсон с тревогой следил за продвижением флота. Никто не знал, что случится, когда линкоры прибудут и окружат «Лавуазье», но ждать осталось недолго. Корабли были всего в нескольких минутах от планеты.

Словно ведомые единым разумом, корабли медленно вращались в черном небе, пока их штурманы и наблюдатели заметили и взяли курс на светящийся пузырь, отмечавший силовой снаряд, скрывающий «Лавуазье».

Для членов экипажа, наблюдавших изнутри, это было ужасное зрелище - стать свидетелем внезапного стремительного полета этих двадцати могучих кораблей. Одновременно на пузырь было направлено множество устрашающих Атомных Потоков, очевидно, не в тщетной надежде прожечь защиту, а для того, чтобы уничтожить мельчайшие сенсорные зонды и помешать кораблю уйти от планеты.

В пространственном бою, когда корабль мог свободно вращаться, поворачиваться и защищаться, было бы не так просто уничтожить зонды. Но когда корабль неподвижен на поверхности планеты, потоки непонятного огня омывают каждый квадратный миллиметр поверхности снаряда, исследуя, разрушая и приводя в действие множество реле внутри Лавуазье, закрывая волосовидные отверстия в оболочке. поскольку зонды сгорели.

Мейсон отошел, и сегменты на его пластинах один за другим погасли, пока не исчезло видение внешнего мира.

Он повернулся к остальным и указал на мертвые плиты. "Это оно."

Заклинание, обрушившееся на них, было разрушено через несколько минут отрывистым голосом Ильи по внутренней связи.

«Операция окончена».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Сознание пришло к Андервуду, как если бы он отвечал на настойчивый голос какого-то невидимого говорящего. Это вызвало его из глубин вечного существования в царство конфликта и реальности. Любопытно, что это было похоже на Джандро.

Он открыл глаза. Илья был там с бледным и напряженным лицом. Но когда он посмотрел на нее, ее голубые глаза заблестели, и она наклонилась. "Дель! О, Дель!"

Терри, Файф, Мейсон и Эйкерс стояли возле кровати и смотрели с встревоженными лицами.

Боль начала проявляться в горящих ленточках, но ему удалось быстро улыбнуться окружающим. «Похоже, мы все исправили», - сказал он. «Интересно, что я теперь могу сделать с этими устройствами. Думаешь, они сработают, Илья?»

Она снова встала, бодрая и деловая. «Какое-то время ты не узнаешь. Я собираюсь вырубить тебя на добрые, холодные двадцать четыре часа. Дай мне руку».

Она потянулась за иглой для гипо на столике у кровати.

Сначала это было похоже на то, как спотыкаться в темноте, пытаясь убежать от невидимого преследователя. Но внезапно Андервуд понял, что ему совсем не нужно бежать. Гипо блокировало сенсорное оборудование в других частях его тела, но оно не могло повлиять на основные органы, если он этого не хотел. Он остановился и наблюдал, как обычные способности его тела уступают место, в то время как он стоял в стороне с полным иммунитетом. Как будто он мог выйти наружу и посмотреть на себя.

И внезапно именно это он и делал!

Он мог видеть комнату, наблюдающих за ним ученых и Илью, внимательно проверяющую его сердцебиение и дыхание. Он видел себя лежащим неподвижно с закрытыми глазами. Любопытно, что он не мог определить точку зрения. На мгновение ему показалось, что он находится где-то под потолком и смотрит вниз, но это тоже было неправильно, потому что он мог видеть потолок так же хорошо, как пол или четыре стены. Сцена была похожа на снимок, сделанный объективом с телесным углом восприятия триста шестьдесят градусов.

Он подумал, сможет ли он выйти за пределы комнаты, попробовал и обнаружил, что это довольно легко сделать. Была некоторая неуклюжесть из-за неопытности и условности, которая остановила его у стен, где он на мгновение испытал клаустрофобный страх оказаться зажатым между металлическими панелями, но все прошло в одно мгновение, и он закончил. Он подошел к диспетчерской и обнаружил, что там находится только Дрейер, который спокойно курил сигару в штурманском кресле.

Андервуд хотел пообщаться с семантиком, но не знал, как это сделать. Это было похоже на попытку говорить с полным ртом сухих крекеров.

Но Дрейер внезапно огляделся. Он вынул сигару изо рта и удивленно посмотрел на невидимого говорящего.

"Дрейер, ты меня слышишь?"

"Андервуд! Тебе удалось!"

«В некотором роде. Пока что это похоже на хождение по глубокой грязи, но постепенно привыкаю».

"Это замечательно - замечательно!" Дрейер вздохнул. «Я не смел надеяться, что когда-нибудь снова услышу твой голос. Где ты?»

«Это сложный вопрос. Теоретически я без сознания в лазарете с уколом неоморфа, который будет держать меня вне дома на двадцать четыре часа. Илья и остальные снова наблюдают за мной. я, кажется, могу бродить где угодно на корабле. Забавно то, что я не могу определить точку зрения. Кажется, я нигде не нахожусь. Тем не менее, мои чувства воспринимать далекие звуки и объекты, в том числе мой собственный корпус ".

«Можете ли вы уловить мои мысли, когда я не говорю? Джандро, похоже, не мог этого сделать».

Андервуд засмеялся. «Не знаю, смогу я или нет. Я пытаюсь, но все, что у меня получается, - это нечеткие статики. Я уверен, что у этих органов есть десятки функций, о которых мы даже не мечтали. Я надеюсь, что смогу научись использовать их все ".

«Что вы планируете сейчас? Вам нужен период упражнений и учебы?»

«Некоторые, но не в таком количестве, в котором я нуждался бы, если бы мне не были вживлены зрелые органы Джандро. Но есть кое-что, о чем мы никогда раньше не думали».

"Это что?"

"Мы все еще можем искать оружие Драгборана, за которым мы пришли. Я могу выйти за пределы корабля с этими новыми чувствами. Я не знаю, смогу ли я охватить всю планету или нет, но если нет, мы можем двигаться, чтобы остаться в диапазон моих способностей. Это будет медленно, потому что я единственный, кто может это сделать, но в конце концов, он может быть быстрее, потому что я могу быстрее передвигаться ».

«Интересно, будет ли это возможно в присутствии флота - или вы не знали, что они прибыли?» Дрейер указал на пустые смотровые панели.

«Я не знал. Что они там делают?»

Андервуд сразу понял абсурдность вопроса. Дрейер не мог знать об этом больше, чем он, поскольку вся связь с внешним миром была нарушена.

Изо всех сил, которые он мог собрать, он выбросил свои новые силы за пределы корабля, в контрастирующую жару и холод бесплодной планеты. Это было так, как если бы он бросился высоко в космос, потому что видел широкие просторы мира Драгборан и занятый флот Демарзула.

Чувства Андервуда возмутились от увиденного. Корабль был полностью окружен пламенем разрушения. Великий город Драгбора был превращен в расплавленные руины двадцатью кораблями, которые медленно вращались по спирали, их мощные лучи потока Атома обращались на здания внизу. На глазах у Андервуда они завершили свою работу над этим городом и направились в другой большой город, находящийся менее чем в ста милях от них.

Ундервуд не мог понять, какая цель была за этим бессмысленным разрушением. Возможно, теперь, когда ученых загнали в угол, землян надеялись уничтожить супероружие, которое могло сбить Демарзула с места.

Через несколько часов крупные города планеты превратятся в бесформенные холмы застывшей лавы.

Он обсуждал попытки проникнуть на эти суда и подавить членов их экипажей. Его разум сразу сказал ему «нет», потому что он был еще совсем маленьким в использовании новых способностей, которыми он обладал. Но была и более серьезная причина. Если он подвергнется такой атаке, корабли отправят сообщение на Землю, и Демарзуле легко определит методы, используемые против его людей, и будет готов. Андервуд знал, как это уничтожение археологических сокровищ повлияет на Файфа и Терри, но важнее была потеря любого шанса найти оружие.

Он обратил внимание на пузырь раковины, скрывавший Лавуазье. Его сияющая поверхность была единственной вещью во всем этом большом городе, от которой не пахло разрушениями.

Когда Андервуд взглянул на это, его охватило потрясение от понимания. В стремительном полете над планетой он упустил из виду самое важное.

Он - по крайней мере, его чувства - прошли сквозь непроницаемую силовую оболочку.

Внезапный страх смешался с этим разрушительным осознанием. Сможет ли он пройти через это? Как он вообще преодолел барьер? Передача материи или энергии через него была математически невозможна.

Его чувства не представляют ни того, ни другого?

Он рванулся к нему, ждал удара - и ничего не почувствовал. Затем он закончил, глядя на внутреннюю часть корпуса и на корабль внутри него.

Его разум был полон важности открытия, когда он ворвался в диспетчерскую. Остальные воссоединились с Дрейером. Мейсон и некоторые из его людей пытались заменить некоторые зонды теперь, когда атака на корабль на данный момент прекратилась.

"Мы нашли это!" - крикнул Андервуд. «У нас есть оружие, которым Драгбор направил против Сирении!»

Илия закричал от внезапного удара по ее изношенным нервным клеткам.

Мейсон в ужасе обернулся и закричал: «Андервуд! Где ты?»

«Мы можем поразить их, где бы они ни пытались спрятаться, - сказал Андервуд. - Независимо от того, куда Демарзул попытается бежать, я найду его. Во Вселенной нет места, где он мог бы спрятаться от меня!»

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Физическое тело Андервуда медленно оправлялось от тяжелого шока операции. Однако он был невосприимчив к этой боли, потому что обладать базовыми чувствами было все равно, что обладать другим телом. Он мог закрыть все нормальные каналы восприятия и существовать со своим сознанием, действуя только посредством основных чувств.

Пока флот мчался по планете по пути бесполезного разрушения, Андервуд часами практиковал использование своих новых способностей.

Постепенно он получил представление об их свойствах и некоторых функциях. Триабаса была сенсорным органом, расположенным в основании его мозга, который мог улавливать далекие фокусируемые ощущения, которые могло уловить любое из его обычных пяти чувств. Однако их субъективные эффекты можно было контролировать, как он обнаружил, выходя за пределы корабля. Хотя он и не подозревал о межзвездном холоде, он не оказал субъективного воздействия на его тело или его сенсорный аппарат.

Дор-абаса была органом общения, но она работала в сочетании с три-абасой для передачи и получения сенсорных эффектов. Так получилось, что двое из них в сочетании могли передавать не только обычное общение, но могли передавать настоящие ощущения тепла, холода, света и звука.

И эти два органа были способны к быстрой и тихой смерти.

Как это произошло, было величайшей загадкой, которую должен был разгадать Андервуд. Он экспериментировал, направляя силы на искусственную нервную систему, собранную из сети проводов. Внутри проводов определенно было измерено сильное электрическое поле, но его свойства не были в пределах предшествующего опыта физиков. Несмотря на это, Андервуд продолжал тренироваться и обнаружил, что может с каждым разом увеличивать силу этого поля. Если необходимо, полное понимание того, как он разрушает нервную ткань, может подождать, пока они не достигнут своих целей на Земле.

Третий орган, сиа-абаса, был самым странным из всех. Тесно связанный с двумя другими посредством нервных каналов, он, тем не менее, не имел очевидных функций. Жандро называл его вместилищем жизни. Похоже, Драгбора верил, что все, что представляет человека, может быть втянут в море-абасу при приближении смерти.

Эоны назад искусство искусственного воссоздания новых тел, в которые мог быть помещен орган, процесс, представлявший собой буквальное воскрешение, было утрачено, но Драгбора жили надеждой восстановить забытые знания. Это было их объяснением сохранения мореа-абаса, когда каждая семья обладала обширной коллекцией своих наследственных органов еще со времен изгнания из своего родительского мира.

Какое на самом деле основание было у этой теории, ученые не знали. Очевидно, такое воскрешение никогда не было совершено, но с каждой смертью мореа-абаса религиозно удалялась и сохранялась.

Андервуд чувствовал себя каким-то древним гладиатором, готовящимся к битве на арене, но никогда еще ни один гладиатор не сражался за такой приз. Никто лучше него не знал, что в тот момент, когда он столкнется с Демарзулом и бросит вызов Сиренианцу, он может столкнуться с равными и, возможно, превосходящими силами разрушения, поскольку Демарзуле был стар в опыте.

У него была защита, и на это Андервуд обратил свое внимание, потому что это было трудно в работе. Дор-абаса обладал способностью поглощать и накапливать разрушительную энергию. Андервуд обнаружил это почти случайно, когда техники Мэйсона настроили оборудование для максимально возможного дублирования разрушительной силы. Он был слабым и совершенно неэффективным, но действовал на дор-абасу, и орган невольно поглотил его.

Он был абсолютно уверен, что им удалось найти великое оружие, за которым они пришли. Древняя драгборанско-сиренская культура, очевидно, обладала силовой оболочкой в ;;качестве защиты. Слова Тошмира прояснили это, но они неправильно поняли смысл, когда он сказал: «Они нашли выход через барьер. Наши люди падают один за другим».

Обученные физическому мышлению, они упустили из виду любую такую ;;возможность, как высшие силы драгборанской абасы.

Однако была еще одна вещь, которая беспокоила Андервуда, а именно возможность создания эффектов основного оружия электронными средствами. Хотя ученые почти полностью потерпели неудачу в своих попытках сделать это, он задумался, возможно ли, что у землян под властью Демарзула не получится.

Однако в пользу ученых был тот факт, что, хотя Демарзуле обладал обширным резервуаром научных знаний, он оставался всего лишь диктатором, политиком. Он не был ученым.

На третий день после операции Андервуд смог некоторое время побыть на корабле, хотя с помощью основных органов чувств все это время активно контролировал работу в лаборатории.

Он чувствовал, как его силы растут почти ежечасно, и вид нового мира физических и умственных сил, в который он входил, был почти ошеломляющим. Он почувствовал и другие новые и неизученные свойства органов, с которыми еще не осмеливался экспериментировать. Когда они достигнут Земли, будет достаточно времени.

За боевым флотом с Земли велась точная вахта. Его бессмысленный обстрел древних городов был завершен к тому времени, когда Андервуд смог физически встать со своей постели. Наблюдатель сообщил, что корабли разворачиваются и возвращаются в направлении Лавуазье.

«Нам лучше отправиться в космос», - сказал Андервуд. "Нет причин оставаться здесь дольше, и я не хочу, чтобы они снова сожгли все наши зонды, если мы сможем помочь. Они могут попытаться отправить требование о сдаче или что-то в этом роде, но давайте будем в космосе, где мы могут маневрировать, когда они это делают ".

"Лавуазье" поднялся с поверхности планеты, взяв курс на Землю, находящуюся на расстоянии более девяноста миллионов световых лет.

Силовая оболочка вокруг него сияла в космосе, как новая звезда, и через зонды наблюдатели на борту видели, как флот быстро меняет курс в погоне.

Андервуд покинул корабль и позволил своим чувствам бродить по пространству вокруг корабля. Он оставался как всемогущий наблюдатель в космосе, пока сияющий пузырь несся по небу. За ним шли двадцать могучих линкоров, их ускорение было достаточно высоким, чтобы обогнать «Лавуазье». Ундервуд импульсивно двинулся к ближайшему и вошел через корпус.

Это был гигантский флагман Creagor. Ученики, составлявшие боевые силы, были подобны возрожденным людям. Не было ничего из того блаженного, разочарованного отношения, которое преобладало на Земле до прихода Демарзула. Вместо этого Андервуд испугал ревностное, вдохновенное отношение. Это было фанатично, отчаянно и нездорово.

Он пытался изобразить народы Земли, наполненные такими людьми, движимыми таким же нечестивым вдохновением. Это вызывало у него отвращение, потому что даже если Демарзул будет уничтожен, Земля не станет местом, где здравомыслящий человек сможет найти покой на десятилетия вперед. После смерти Демарзуле мог стать мучеником и жить в умах своих последователей сильнее, чем когда-либо.

Поскольку Андервуд так странно перемещался среди своих врагов, он время от времени слышал замечания относительно Лавуазье и его ученых. Богохульник и неверный были самыми мягкими терминами по отношению к ним.

Он подошел к диспетчерской, где адмирал беседовал с капитаном флагмана.

«У нас есть приказ, капитан Монтроуз», - говорил адмирал. «Уничтожение корабля и всех его пассажиров должно быть полным».

- Значит, это заменяет приказ брать пленных?

Адмирал кивнул. «Заказы будут отправлены на все суда сразу. Мы проведем совместную атаку с новым силовым дезинтегратором».

Ундервуд застыл при этих словах. Неужели Демарзул привез с собой какие-то ужасные средства пробить силовую оболочку и сделать ее бесполезной? Это была единственная защита Лавуазье. Ее собственные проекторы Atom Stream были бы неэффективны против двадцати окружающих кораблей.

Андервуд услышал отданные приказы. Во всем флагмане воздух наполнился электрическим напряжением. Ундервуд предположил, что это был первый раз, когда это оружие применялось против врага. Члены экипажа страстно желали убить.

Андервуд стремительно прошел через корабль, пытаясь найти машины, которые будут направлены на беспомощный лабораторный корабль. Он все еще не совсем верил, что что-то может сломать силовую оболочку. Но когда он увидел оружие, он понял, что пришло поражение цивилизации, которая научилась полагаться на силовую оболочку для своей защиты.

Он наблюдал за членами экипажа за сложными щитами, которые контролировали подвод мощности и фокусировку излучателей на удаленную цель.

Андервуд умчался к далекому Лавуазье, чтобы посмотреть, какой эффект производит натиск. Силовая оболочка вокруг корабля светилась слабой розоватой аурой двадцати лучей, сходившихся на ней.

Когда он подошел, видимого эффекта не было, но сразу же блестящая оболочка в одном месте покраснела по мере ослабления силового поля.

Затем Андервуд понял, как работает дезраптор. Снаряд не пробил. Это было невозможно. Но это разбалансировало силы, удерживающие поле в оболочке, и заставило ее вращаться. Это, в свою очередь, создало огромный поток энергии через генераторы на борту «Лавуазье» и вскоре сожгло их, оставив корабль беззащитной добычей Атомных потоков.

Не было времени войти в Лавуазье и предупредить их. Андервуд с бешеной скоростью вернулся на Крегор.

Там, в глубине корабля, он обнаружил главного оператора, который направлял эти лучи на «Лавуазье». Со всей мощью своих нижних органов он послал разрушительную волну энергии в нервные каналы человека.

Результат был шокирующим для человека, не привыкшего к убийству. Мужчина резко выпрямился перед своей панелью, неуверенно зашатался и упал через лабиринт переключателей.

У Андервуда не было времени для реакции на его беспощадное первое убийство. Сложный механизм разрушителя остановился под грохот реле.

Андервуд переместился в следующий сектор корабля, где мощные проекторы Atom Stream ждали свою добычу. Он осторожно расширил возможности дор-абасы. Это было почти так, как если бы он мог чувствовать свой путь по нервным каналам разума оператора в глубины мозга. Там он послал внезапную дикую команду.

Оператор беспрекословно крутил колеса, сдвигавшие радиаторы. Они остановились на ближайшем корабле флота.

"Огонь!" - скомандовал Андервуд.

Пальцы оператора сомкнулись на переключателях. Поток Атома хлестнул в космос, разорвал жизненно важные органы корабля-сестры и выбросил осколки в космос. Некоторые врезались в другие корабли, разбивая их, сбивая с курса.

На мгновение после катастрофы командиры флота были ошеломлены до бездействия, в то время как замешательство охватило ряды. Истерические крики оператора, нажимавшего на выключатели, заполнили комнату.

"Я этого не делал!" он кричал. «Что-то заставило меня…»

Некоторые корабли все еще атаковали «Лавуазье». Андервуд не знал, как долго они продержатся. Он поспешил к ближайшему кораблю, где царила более мягкая, но не менее тревожная путаница, когда новости о необъяснимой катастрофе дошли до самого низшего астронома.

Андервуд поискал камеру управления огнем. Он ощупал нервные каналы оператора и повернул проекторы. На этот раз целью был могучий флагман.

Оператор ахнул от ужаса, когда в его прицел попал титанический корпус, но его руки с безошибочной точностью переместили радиаторы в центр цели.

Его пальцы нажали на переключатели.

Беззвучно цветок пламени возник там, где когда-то был левиафан космоса. Обзорные панели всего флота внезапно отключились, защищая от ужасной перегрузки. Когда они вышли снова, они показали дрейфующую беспомощную громаду задней трети корабля.

Ближайшая цель была достигнута. Лучи дезинтегратора исчезли, когда восемнадцать кораблей подошли к черным корпусам, чтобы уничтожить всех возможных выживших.

Андервуд воспользовался моментом и распространил свои силы, пока не охватил флот. Он говорил, и его голос был слышен в каждом человеке на этих могучих кораблях.

«Люди Земли! Вы поклялись в верности Демарзулу, Сиренианину, из-за его мощи. Теперь вы присягнете на верность силе, которая достаточно велика, чтобы стереть Демарзула с лица цивилизации. Я убил ваших собратьев прямо среди вас, и уничтожил два ваших самых могущественных корабля, но никто из вас меня не заметил. Вы не знаете, как я попал в вашу среду и как так получается, что каждый человек на каждом корабле может одновременно услышать мой голос.

"Вы предали свой вид ради инопланетянин, разрушивший миры и разрушивший галактики. Вы виновны в высшей измене человечеству. Что вы можете сделать, чтобы искоренить этот позор?

«Вы можете присоединиться к силам, которые уничтожат монстра Демарзула! Вы можете принять лидерство большей мощи - или быть уничтоженным. Выбирайте!»

Внутри кораблей наступил момент ошеломительной тишины, а затем - бедлам, который не умрет еще много минут.

Андервуд вышел из состава флота и вернулся в диспетчерскую «Лавуазье». Там он обнаружил хаос отчаяния. Мейсон правильно диагностировал оружие, которое флот направил на корабль.

Хотя его физическое «я» еще лежало в лазарете, члены экипажа привыкли к его неожиданному голосу в своих умах. Он быстро рассказал им о том, что сделал. Когда он закончил, он сказал: «Какие повреждения вы понесли, Мейсон?»

«Осталось только два очень сомнительных генератора. Мы не выдержали еще одного такого взрыва. Откуда у них такие машины?»

"Я не знаю. Возможно, это то, что Тошмир был на грани разработки. Возможно, некоторые из наших людей решили это с помощью подсказок, данных Демарзулом. Ничего не сказать. Сейчас важно то, что у нас есть медведь. за хвост. На мгновение у нас есть преимущество, но я не уверен, что произойдет, когда они снова соберутся вместе. Если они не примут мой ультиматум, мы можем оказаться в затруднительном положении ».

«А если они это сделают - что мы будем делать с целым флотом фанатиков и дураков?»

«Нам понадобятся все союзники, которых мы сможем заполучить. Несомненно, слухи об этой катастрофе вернулись на Землю еще до того, как я поговорил с ними. Демарзуле знает, что мы приближаемся, и знает о моей силе. Он, несомненно, пошлет могущественную перехватчики, чтобы уничтожить нас. Если мы сможем получить контроль над этими кораблями, мы сможем бросить их против его перехватчиков и, возможно, прокрасться через наземную оборону. Неважно, что происходит с каждым из нас - просто чтобы я мог приблизиться достаточно, чтобы Демарзуле связался с ним ".

В этот момент к Мэйсону подошел капитан Доусон. «Сообщение с флота. Предлагают безоговорочно сдаться».

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Вспомогательные двигатели были сняты с корпуса уничтоженного флагмана. Установленные на «Лавуазье», они могли легко довести его скорость до скорости самого быстрого корабля во флоте.

Так что с небольшим лабораторным кораблем «Лавуазье» в качестве флагмана разоренный и реорганизованный флот снова повернулся к Земле. По мере того как проходили долгие дни в космосе, пока они летели к Земле с невероятной скоростью, физики и инженеры превратили «Лавуазье» в смертоносный боевой корабль, равный любому кораблю в их флоте. Были установлены новые и более мощные проекторы Atom Stream, а в прежние районы более мирного использования были встроены массивные дизрапторы.

И пока они метались через космический свод, Андервуд переходил с корабля на корабль с помощью своих основных чувств, проверяя, исследуя и отфильтровывая людей боевых расчетов.

Если бы он мог позволить себе сострадание, все, что у него было, было бы израсходовано на них, потому что они были жалким уделом. Он знал, что их стандарты ценностей снова были разбросаны из-за поражения от его рук. Если бы их вера в непобедимость Демарзула и самих себя, потому что они были учениками Демарзула, не была столь велика, их поражение было бы менее легким. Андервуд был благодарен за тщеславие, сделавшее их уязвимыми перед приближением поражения.

Он знал, что их преданность ему не была прочной. Но большинство из них были готовы бросить свою преданность ученым, потому что они жаждали лидерства с невротическим желанием, а сила, которая могла незаметно и незаметно уничтожить два боевых корабля Великого, несомненно, вызывала у них уважение. Так рассуждали они в своем растерянном уме.

Андервуд удалил из ключевых мест сомневающихся и непокорных, и он разговаривал с ними ежедневно на протяжении всего долгого путешествия, иногда рассуждая, иногда командуя, но всегда демонстрируя силу, которую они должны уважать. В конце концов он почувствовал, что у него есть команда, столь же заслуживающая доверия, насколько можно было сделать землян в этой культуре сомнений и всеобщего пренебрежения доверием и честностью.

Он постоянно практиковался в совершенствовании силы абасы, и по мере того, как его способности росли, росло и его уважение к маленькому ответвлению культуры Драгборан, которая процветала на бесплодной маленькой луне. Такие способности, которыми он обладал, означали бы самоубийство для его собственной расы. Иногда он задавался вопросом, сможет ли он сам выдержать их искушения достаточно долго, чтобы достичь своей цели. Конечно, когда это будет сделано, ему удалят органы. Их призыв к власти, богатству и незаконное присвоение было почти чем больше, чем мог вынести любой человеческий разум на этой стадии эволюции.

Практически на собственном переднем дворе Земли, на орбите Марса, появились первые признаки грядущей борьбы. Смотритель вызвал его предупреждение. Десятки быстрых перехватчиков покидали Землю, направляясь в их направлении.

Андервуд пожалел, что уделял больше внимания военному искусству. Он не осмеливался доверять никому из воинов, которые были его завоеванием, потому что он не мог казаться меньше их ни в каком отношении. Но ни он, ни кто-либо из других ученых не были способны вести сложную военную единицу, такую ;;как его флот, в водоворот битвы.

И все же он должен сделать то, что должно было быть сделано. Он сформировал флот в массивный тактический цилиндр с «Лавуазье» в центре, а остальные корабли - на периферии. Не было бы никакого причудливого маневрирования, только тупая, сокрушающая сила, каждый эрг, который мог быть произведен в корпусах этих военных кораблей.

Диссипаторы энтропии уже работали, поглощая часть импульса, который пронес флот через пределы космоса, но когда он врезался в самое сердце Солнечной системы, его скорость по-прежнему была неизмерима по солярианским стандартам.

Перехватчики были бессильны достичь такой скорости за столь короткое время, но одна волна приближалась почти на встречу, и ярость всех ее разрушителей и Атомных потоков обрушилась на флот.

Однако эффект был незначительным, поскольку флот разбился, его собственное оружие пылало.

Но этот отрывок ничего не значил. Если «Лавуазье» попытается приземлиться, он не сможет продолжать лететь с такой скоростью, потому что уже летит над Землей.

Андервуд, однако, был удовлетворен, когда он открыл свои физические глаза в диспетчерской и отказался от базовых чувств, чтобы вернуться к своему нормальному «я».

«Я уверен, что мой полезный диапазон с этими способностями составляет не менее восьмидесяти тысяч миль. Джандро должен был иметь возможность исследовать планету Драгборан с помощью абасы, но, возможно, он этого не осознавал. Я знаю, что мой собственный диапазон постоянно увеличивается ".

"Что ты собираешься делать?" спросил Терри. «Вы собираетесь приземлиться или атаковать Демарзула, не падая?»

"Я считаю, что нам будет безопаснее оставаться в космосе. Если мы сможем вывести на орбиту в пятидесяти тысячах миль или около того от Земли и сможем сдерживать атаки достаточно долго, чтобы я мог найти Демарзула, это должно быть нашим самым большим шансом успеха. Если мы приземлимся, мы

Было общее согласие с оценкой Андервуда, хотя никто на борту корабля не чувствовал особой уверенности в своей способности сдерживать атаки, о которых они знали. Они постоянно напоминали себе, что спасать ни себя, ни свои корабли не важно. Что имело значение, чтобы дать Андервуду адекватную возможность бросить мощь базового оружия в Демарзула. После этого, об остальном придется позаботиться случайности.

Мчащийся снаряд повернулся спустя много времени после того, как миновал Землю. Диссипаторы энтропии поглощали огненную энергию полета кораблей и рассеивали ее в космосе, чтобы воссоздать бесконечно малые частицы, которые были разрушены для получения этой энергии.

Итак, когда флот сбавил темп и превратился в все более сужающуюся спираль, перехватчики снова понеслись вниз.

Грохочущая масса, которая была флотом, теперь держала свой курс. Потоки энергии, вырванные из сердец неисчислимого числа атомов, вымыли в космос из глоток огромных радиаторов на борту линкоров. Три перехватчика упали в этом заграждении прежде, чем поднялись их собственные силовые щиты.

Это стало фантастической битвой между почти непреодолимыми силами. И «Поток Атома», и лучи дизраптора могли быть запущены только через перерыв в силовой оболочке, но такое отверстие само было уязвимо для вражеского огня «Потоков Атома». Следовательно, техника ведения войны между одинаково вооруженными силами заключалась в быстром переносе атаки с излучателя на излучатель на данном судне, так что ни одного отверстия не существовало бы достаточно долго, чтобы противник мог сосредоточить огонь на этом месте.

Перехватчики были слишком малы для установки оборудования для такой тактики защиты. Единственная их ценность заключалась в маневренности. Пересекая полосы движения линкоров, их лучи могли непредсказуемым образом пересекать радиаторную диаграмму. Иногда с ними были законы случая, и их атомные потоки прямо открывали дорогу. Независимо от скорости закрытия перерыва, такого совпадения было достаточно, чтобы уничтожить корабль. И поэтому Андервуд и его товарищи, наблюдая, увидели, как один из их огромных линкоров взорвался в новой атомной вспышке, когда по нему был нанесен такой удар.

Сам перехватчик мгновением позже был запущен сосредоточенным огнем двух соседних линкоров, но его потери были незначительны для противника. Перехватчики были расходным материалом, на данный момент было замечено еще несколько десятков, покинувших край Земли и принявшихся за флотом.

Но не их подход заставил содрогнуться сердца людей на борту «Лавуазье». За ними медленно и тяжеловесно поднялся ужасный флот из пятидесяти дредноутов с огромной огневой мощью.

"Какой у нас радиус орбиты в настоящее время?" - резко спросил Андервуд у штурмана.

"Шестьдесят тысяч."

«Возьми, Мейсон, - сказал Андервуд. «Я иду вниз».

Влияние этого момента поразило их всех, хотя они пытались его предвидеть с тех пор, как впервые узнали, что он наступит. Это не было их уважением и дружбой к Андервуду, который сейчас может умереть на их глазах. Это не было их собственным почти исчезновением перед огнем непобедимого флота, поднимающегося на битву.

Именно этот момент решит ход истории человечества.

Все зависело от одного-единственного странного оружия, вырванного из рук забытого народа в маленьком водовороте цивилизации, единственной целью существования которого, возможно, было нести это оружие сквозь время до этого момента.

И только один из них мог владеть этим оружием, в то время как остальные стояли рядом, не зная о ходе конфликта и не в состоянии помочь.

Андервуд сел в глубокий стул, который успокаивал его тело, пока его основные чувства устремились к Земле, чтобы окутать и сокрушить анахронизм, который он обратил против цивилизации.

«Это было более чем просто, более чем иронично», - подумал он. Это была его высокая привилегия - стереть часть вины, которую, как он знал, он никогда не сможет подавить или найти рациональное объяснение, - вину за то, что он был тем, кто вернул Демарзула к жизни.

Из них всех в той диспетчерской только Илия издала звук, и ее крик был наполовину слышен, и он подавился, прежде чем он был полностью произнесен.

Он лежал расслабленно, закрыв глаза, в огромном кресле в диспетчерской «Лавуазье», но сущность, сила, которой был Делмар Андервуд, находилась в шестидесяти тысячах миль от него, паря над куполом силовой оболочки, скрывавшим Музей Карлсона.

Одновременно с криком Ильи раздался громкий сигнал тревоги, пронесшийся по комнате с настойчивым, убийственным посланием.

«Мы поражены! Номер три и четыре генераторы снарядов вышли из строя!»

Когда Андервуд придерживался точки зрения продвигающегося волнового фронта восприятия, у него было ощущение, что он ныряет сломя голову к толпе, которая собиралась, как по волшебству, вокруг белых сияющих колонн здания. Словно зная о битве, которая должна была произойти между титанами, тысячи ожидающих собрались, когда силовой снаряд прошел над Карлсоном, и боевые флоты вышли в космос. Они смотрели, ожидая неизвестного, неожиданного, как-то чувствуя, что решается их судьба.

Ундервуд потерял из виду мелькающие тысячи людей, когда он нырнул глубоко под защитную оболочку над зданием, как будто ее не существовало. Безветренность внутри оболочки была нарушена пламенем огней, осыпавшим своим сиянием всю территорию и музей, который превратился в чудовищный дворец.

В ожидании нерешительные охранники и слуги ходили по территории, собираясь в узлы, чтобы спросить друг друга, что означает внешний вид линкоров и внезапное использование снаряда. Было немыслимо, чтобы кто-то бросил вызов Великому, но сама невероятность этого наполнила их ужасной тревогой.

Андервуд вошел в здание. Огромное собрание инструментов и машин, которые заполнили главный зал, когда он в последний раз видел его, исчезло, его заменили богатые картины и сказочные гобелены, разграбленные из сокровищниц Земли.

Никого не было видно. Андервуд продолжал свой путь, пока не добрался до ряда больших выставочных залов позади. Здесь, по-видимому, были созданы административные офисы для поддержания любых личных контактов между Демарзуле и учениками, которыми он правил.

Затем Андервуд вошел в центральную комнату в задней части центральной части здания. Демарзуле был там.

С невольным потрясением Андервуд снова увидел инопланетное существо, которое он вернул к жизни. Когда он сидел в подобном трону кресле в центре одной из стен комнаты, Великий казался какой-то скульптурой древнего бога зла, выполненной из обветренной бронзы. Только поразительный белый цвет его глаз свидетельствовал о жизни в этой огромной туше.

Андервуд не ожидал, что двадцать землян, сидевших рядом с Демарзуле, образовали полукруг с Великим в центре, словно соблюдая совет. Они сидели в задумчивой тишине. Похоже, между ними не было ни слова, и Андервуд с удивлением наблюдал за ними.

Затем Демарзуле медленно зашевелился. Его белые пристальные глаза двигались, словно обыскивая комнату. Его слова дошли до Андервуда.

«Итак, вы наконец пришли», - сказал он. «Вы бросаете вызов Демарзулу Великому своими слабыми силами. Я знаю вас, Дельмар Андервуд. Они говорят мне, что это вы нашли и вернули меня. Я многим вам обязан, и я бы предложил вам высокое место в моем царстве, которое будет охватить Вселенную, но вы настроили себя против меня.

«Я милосерден. У вас все еще может быть свое место, если вы захотите. Мне нужен такой, как вы, так же, как мне нужны были мозг и руки Тошмира, который был настолько глуп, чтобы думать, что он может быть тем, кто покорит эоны в мое место. Вы знаете о его судьбе, я уверен ".

Речь Демарзула была парализующим шоком. Андервуд ничего не сказал о себе, но инопланетянин заметил его присутствие. Через абасу он ощутил мощь и мощь Демарзула, всю полноту возможностей, заложенных в трех органах, разработанных древней расой, возможностей, которых он едва ли коснулся за короткие недели экспериментов.

На мгновение его тошнило от страха почти неизбежного поражения. Затем он ударил яростно и со всей силой, которая была в нем.

Никогда раньше он не бросал такую ;;стрелу разрушения. Он с удовлетворением почувствовал, как силы Демарзула колеблются и увядают перед его взрывом, но Великий поглотил его и через мгновение восстановился.

«Вы достойный противник», - сказал Демарзуле. «Вы добились многого за столь короткое время, но, боюсь, недостаточно. Я еще раз предлагаю присоединиться ко мне. Как мой лейтенант, вы можете стать губернатором многих галактик».

Андервуд хранил молчание, сохраняя силы для нового взрыва, которого Демарзуле определенно не выдержал. Он швырнул его и почувствовал энергию, текущую из него в разрушающем жизнь потоке. Бронзовое лицо Демарзула только сардонически улыбалось, когда он встретил эту атаку - и поглотил ее.

«Когда вы полностью исчерпаете себя, - сказал он, - я продемонстрирую свои силы - но медленно, чтобы смерть не была для вас слишком быстрой».

Использование таких силовых волн было утомительным для Андервуда, но он знал, что абсорбирующий орган Демарзула вскоре достигнет максимальной мощности, если ему тем временем не дать высохнуть.

В третий раз выстрелил. Затем внезапно пришло ужасное осознание того, что Демарзуле не поглощает энергию. Его отвлекли, отвели в сторону еще до того, как он приблизился к Сиренианцу.

В чем-то приближающемся к панике, Андервуд направил свои чувства, чтобы определить местонахождение источника утечки, и обнаружил его в двадцати землян, неподвижно сидящих вокруг Демарзула.

Демарзул, казалось, понял это в тот момент, когда Андервуд осознал этот факт. «Да, - сказал он, - мы продублировали абашу. Рака среди вас много. Еще через пять тысяч лет вы бы перестали бороться с ним и научились бы им пользоваться. Нас двадцать человек. Вы бы не пришли, если бы не пришли. ты знал, что так много придется сражаться в одиночку, не так ли? Теперь уже слишком поздно! "

С этим словом волна парализующей разрушительной силы захлестнула Андервуда. Как это действовало на него, на какие чувства нападало, он не знал. Он знал только, что пылающая агония сжигает жизнь, как будто не желая дать ему быструю и милосердную смерть.

Он должен вернуться на корабль, чтобы восстановить свои силы. Ему никогда не выдержать атаки двадцати одного абаса.

Андервуд расслабился и бросил свои силы обратно на корабль - и потерпел неудачу!

Внезапно металлический блеск губ Демарзуле приоткрылся в взрыве смеха, но не от веселья, а от торжества.

«Нет, мой храбрый землянин, ты не можешь отступить. Ты этого не знал. Для тех, кто бросит вызов Великому, отступления нет. Ваше решение принято, и вы проиграете, и вы умрете - но только когда я хочу, и ваши земляки найдут развлечение, играя с вами, как кошка с мышью, прежде чем я нанесу последний удар, который уничтожит ваше опрометчивое нетерпеливое эго ".

Пылающий огонь атаки Демарзула продолжался, в то время как Андервуд яростно и тщетно пытался отступить. Как его удерживали там, несмотря на его попытки отступить? Он не знал, что абаса обладают такими способностями, и он не знал бы, как использовать их сам, если бы знал о них.

Он сдался и повернулся назад, позволяя силе течь в поглощающие клетки дор-абасы, но это не могло длиться долго, так как при таком стрессе орган разрушался.

Затем, словно выполняя свое обещание продлить агонию, атака прекратилась, и Демарзуле позволил ему отдохнуть.

"Вы были дерзкими, не так ли?" - насмехался он. «Как вы могли осмелиться выступить против величайшей силы Вселенной, величайшего разума из когда-либо созданных и атаковать своими ничтожными силами? Вы хулите Великого своим самонадеянностью!»

«Когда-то, давным-давно, - сказал Андервуд, - силы Сирены были побеждены Драгборой. И снова ты столкнешься с Драгборой, Демарзул.

Андервуд был поражен. Невероятно, но казалось, что он не сказал эти слова, а скорее, что мертвый Джандро был с ним, молча поддерживая его, обучая, советуя ...

Он набросился, но не на Демарзула. Он быстро ударил ближайшего землянина. Почти сразу несчастный вздрогнул и замертво упал на пол. В быстрой последовательности Андервуд ударил по нервным клеткам следующих пяти, и они умерли беззвучно.

В ярости и возмущении Демарзуле отомстил. Андервуд принял на себя удар и невероятно отбросил его.

Как будто он внезапно осознал техники, о которых никогда не мечтал. Он не знал, что можно поглотить разрушающую нерв силу своей собственной дор-абашей и отбросить ее обратно в атакующего, как пойманный и брошенный мяч.

Вряд ли казалось, что он действовал по собственному желанию, но он действовал. Он почувствовал удивление Демарзула, и в этот момент он узнал секрет. Земляне, по-видимому, обладали только одним примитивным органом, с трудом идентифицируемым как один из абас, поскольку они обладали способностью защищаться, но не могли атаковать. Еще четверо из них рухнули, а затем Андервуд был вынужден снова встретить атаку Демарзула.

Что-то вроде ужаса пришло в голову пришельцу. Андервуд почувствовал мысли о возможном поражении, захлестнувшие разум Демарзула.

"Помнишь тот день на Ворге?" - спросил Андервуд. «Помните, как силы Драгборана пробили великую силовую оболочку, которую вы бросили по планете? Помните, как ваши люди падали один за другим, их оружие остывало, а силовой снаряд падал из-за отсутствия контроля? Помните, Демарзуле, это был Драгбора, которого вы сражался в тот день, и теперь ты сражаешься с Драгборой. Я пришел не бросать вызов как ничтожный землянин. Я пришел как Драгборан - чтобы завершить незавершенное задание моих предков! »

Сиренианин молчал, и Андервуд наполнился новой уверенностью. Он чувствовал, что сражается не один, что вся древняя цивилизация драгборанов стоит за ним, борясь со своими вековыми врагами до исчезновения. Он чувствовал себя так, будто сам Джандро был там.

Энергию, которую он поглотил от Демарзула, он обратил на когорты, которые сидели, словно замерзшие от страха, наблюдая, как их товарищи падают на пол в беззвучной смерти.

В почти безумии Демарзуле усилил свои атаки. Он предпринял маневренную атаку, поражавшую абасу Андервуда с каждой нарастающей волной силы. Но Андервуд научился контролировать эти волны, передавать их своим собственным атакам, которые все еще были направлены на землян в зале.

В считанные секунды друг от друга последние двое по обе стороны от Демарзуле упали. Сиренианин, казалось, этого не заметил, поскольку вся его энергия и концентрация были теперь направлены на Андервуда.

Андервуд быстро утомился. Энергии, истекающие из него, казалось, иссушали каждую клеточку его существа, а на борту «Лавуазье» каждый приступ пытки невольно отражался на его физическом лице. Те, кто смотрел, пострадали за него.

Илья сидел в углу комнаты напротив него, и ее кулаки впились в щеки белыми пятнами. Нервная реакция Дрейера выражалась в непрекращающихся затяжках и жевании его обычно устойчивой сигары. Остальные просто смотрели с напряженными лицами и впивающимися зубами в губы.

В зале огромного дворца-музея медленно нарастал темп битвы. Хотя он чувствовал себя истощенным почти на грани поражения, Андервуд попытался набрать больше энергии и обнаружил, что все в его распоряжении. Его дор-абаса питалась атакующей силой Демарзула и возвращала ее с дополнительным энергетическим потенциалом.

В каждом из них происходил один и тот же процесс, и результат определялся конечным результирующим потоком разрушительной силы.

Он мог отступить, понял Андервуд. Он сомневался, что Демарзуле сможет оказать на него сдерживающую силу, но отказ от битвы сейчас ничего не даст. Он ехал с нарастающими волнами.

Внезапно Андервуд запнулся, и он возликовал. Сила Демарзула дрогнула на мгновение, и это не было уловкой.

«Вы стары и слабы, - сказал Андервуд. «Полмиллиона лет назад цивилизация отвергла вас. Мы отвергаем вас!»

Теперь он бился почти беспрепятственно. Огромное тело Демарзула корчилось от боли на троне - и сражалось с одним отчаянным приливом энергии.

Андервуд поймал его и безжалостно швырнул назад. Он нащупал путь в самые сокровенные уголки Сиренианского разума, ощупью нервные пути Великого. И на ходу он сжег и разрушил жизненно важные синапсы.

Демарзул умирал - медленно, из-за своего сопротивления, и от бесконечной боли, потому что другого выхода не было. Он громко закричал в предельной агонии, а затем гигантская фигура Демарзула, Сиренианина - Великого - рухнула на пол.

Облегчение, которое испытал Андервуд, было почти агонией. Дикие силы Драгбора безжалостно оторвались от него и наполнили комнату своей смертоносной энергией, прежде чем они умерли.

Затем, более спокойно, он посмотрел на то, что он сделал. Он был закончен, почти невероятно закончен.

И все же нужно было сделать несколько вещей. Он покинул здание, разыскал стражников и смотрителей и прошептал в их умы: «Демарзуле мертв! Великий умер, и вы снова люди».

Он отыскал элементы управления силовой оболочкой и заставил оператора уронить щит. Затем он прошептал: «Великий мертв», и, подобно ветру, его голос охватил тысячи собравшихся.

Сообщение осталось невысказанным в их умах, и каждый смотрел на своего соседа, как будто спрашивая, как оно пришло. Они двинулись вперед, сражающаяся, обезумевшая толпа, которая в течение часа жила в детском, примитивном мире, где от людей требовалось не думать, а только подчиняться. Они рвались вперед и вливались в здание, бьясь, царапая друг друга. Но им удалось увидеть тело павшего сиренианина, так что сообщение было подтверждено и вскоре распространилось по Земле.

Андервуд изучал корчащуюся, сбитую с толку массу. Может ли Дрейер быть прав? Закончится ли это когда-нибудь - бездумное стремление людей к лидерству, их бездумный поиск королей и богов, в то время как в них иссякнет их собственная сила? Всегда было одно и то же; Возникли лидеры, держащие перед людьми иллюзию огромных, славных обещаний, в то время как они осторожно вели их в ад потерянных снов и нарушенных обещаний.

«Да, все было бы иначе, - сказал себе Андервуд. «Драгбора» доказал, что все может быть иначе. Их происхождение могло быть не менее низким, чем человеческое. Они, должно быть, ступили по той же извилистой лестнице к мечтам, что и мужчина, и научились жить друг с другом.

Человек был уже ближе к этой цели - гораздо ближе теперь, когда Демарзуле был мертв. Андервуд произнес безмолвную молитву, чтобы судьба была милосердна к человеку и не пошлет другого, подобного Демарзуле.

И он позволил себе мгновение гордости, мгновение удовольствия от мысли, что смог принять участие в кризисе.
....
"We've lost our chance for any Dragboran super-weapon we might have found in the ruins here," said Underwood without preamble. "We're defenseless—except for the shell—and outnumbered. We can't run because the fleet can run faster, and we can't stay bottled up here forever. I can think of only one thing possible that we can do."

The others did not need to be reminded of the hopelessness of their situation, but their eyes lighted with interest at the last sentence. Then he outlined briefly his idea of obtaining the organs and powers that Jandro possessed and allowing themselves to be captured and taken to Demarzule.

"It sounds good for a last-ditch stand," said Mason. "But you haven't explained how we are going to get back to the moon so that we can obtain these things from the Dragbora."

"That is the one missing element of the plan," said Underwood. Then he added fiercely, "And it's got to be solved! That's why I called you here. I haven't the answer, but together we've got to find it. It's our last chance to stop Demarzule."

Mason jumped to his feet. "There ought to be several hours yet before the fleet arrives. We might have time to rig up a field generator and set up a dummy here to make the Disciples believe we're hiding under it, while we actually take off for the moon."

"That's it!" Underwood exclaimed. "Only we'll have to move around the planet to avoid detection by the local garrison. But that will do it!"

The interphone sounded. Illia said, "We're finished, Del. Jandro is alive, but he'll be dead within an hour. If you want to see him, you'd better come now."

CHAPTER FIFTEEN
Underwood started for the door without hesitation. "We'll try your plan, Mason. Take over. Dreyer, Phyfe—please come along with me."

They hurried to the room next to surgery where Jandro lay in bed, motionless and unseeing. Only Illia and Akers were with him.

At the sight of that unmoving figure, Underwood experienced a depth of sorrow and pity that wiped out all other thoughts for a moment. He felt that he alone of all the Earthmen could understand the deep rebellion, the dreams and the hopes that had been the driving force in Jandro's life. And this was a mean end for such bright dreams—death at the hands of crazed fanatics on a Heaven World that had proved to be anything but that.

Underwood thought of the green, shining moon of the refugee Dragbora where men lived in peace with one another. The moon that Jandro would never see again.

Jandro's eyes fluttered open slowly and gradual recognition came into them. Dreyer said softly, "We're sorry. If there were anything within our power to get you back to your own world and your own people, we would do it. I hope you know that."

"Of course," said Jandro slowly. "I would like my seaa-abasa to be with those of my ancestors for the day when life will return. But I think perhaps it never will. It is like our dream of the gods, only a delusion. As for death, that is certain for every man. How or when it comes is not important. It is strange for me to observe the grief of animals for a man. Strange—"

"Doesn't he suppose there was a time when the Dragbora never had the mother-flesh and the secret of the abasa?" Asked Underwood, and Dreyer translated for him.

"Naturally," Jandro replied. "We were merely animals then, as you are now. When you came in your ships of metal, all of us thought surely the gods had come to return us to Heaven World again. You did us a great favor in showing us how wrong we were in our legends and our dreams. But until we arrived on this planet, I still thought you were superior beings because I could not detect your epthalia. None of us have the ability to hide it from each other."

"But you knew it when we were attacked?" said Dreyer.

"I could not understand why you did not act to forestall your enemies who were so apparent to me. Then I realized that it was because you did not possess the abasa at all. I was frightened because I did not know what to do. I had never dreamed in all my life that I would meet with creatures who might be gods because they possessed the metals, and yet were lower than men because they did not have the abasa. I did not understand."

"We do not understand many things about each other," said Underwood, "but perhaps you understand us well enough now to know that we need your help against these enemies of ours—and of yours.

"Many hundreds of thousands of years ago, there was a race, called the Sirenians, and they were deadly enemies of your race, the Dragbora. Like you, they possessed the abasa, but instead of living peacefully they set out to conquer all the worlds and the Galaxies. In the end they were defeated by your people who had some mysterious weapon that penetrated every defense of the Sirenians. We came to your ancient world to find a clue to that weapon because one of the Sirenians succeeded in surviving and is now at large upon our own world. He has seized control over our people and is setting out to sweep the Galaxies with conquest and blood. In time he will find even your little world. The civilizations of many Galaxies will suffer centuries of retrogression.

"We didn't find the weapon we came for, and now our chance is gone, for the fleet of Demarzule, the Sirenian, is almost upon us. There is just one hope left to us.

"We believe that his men will capture us alive and take us to him if we permit it. If we could be taken into his presence bearing the power of destruction that lies in the abasa, we might be able to destroy him.

"Can you—will you—make it possible for us to gain that power by grafting the abasa in some of us upon your world?"

Dreyer translated as rapidly as possible the swift spoken words of Underwood while Jandro lay with closed eyes, as if sleeping a dreamless sleep. It was a long time after Dreyer finished that Jandro slowly opened his eyes again.

His voice was so low that Dreyer had to lean forward to catch his words.

"It is a strange story you tell," he said, "but I am impressed that what you say is true. As to your request—no. It would be utterly impossible for you to be given fresh abasa as are the young of our race. Not that I wouldn't make it possible for some of you—a very few—to receive them, if I could, but the abasa can be installed in only the very young.

"The use of the abasa is similar to that of the organs of walking or speaking. The organs must develop from their rudimentary forms through long years of usage, and skill with them comes much more slowly than any of the other common skills. Though they are installed in us in infancy, most of us are well matured before we gain great skill. For this reason alone it would be impossible for you to have the organs."

Across the bed, Underwood's eyes met Illia's and held for an endless moment. In her he sought strength to endure the crushing disappointment. Illia's eyes gave him blind assurance that there would yet be a way.

"Your race will, in time, develop and learn the use of the abasa," Jandro went on, "but not for many hundreds of generations. From what I have seen of your people, I wonder what your world would be like if every one possessed the power to kill at will, silently, and without detection. I do not know the answer to that, but I ask you to answer it for yourselves. The mere fact that you have not yet developed the abasa is proof that you are not ready for it.

"The Dragbora live in peace not because they have such terrible power; they can live with such power because they have first learned how men must live with one another. You cannot understand why the power of death is inherent in the abasa. It is merely one of the inevitable functions that accompany the other greater and more useful powers, most of which you shall, of course, never know. I wonder if you would want the abasa, even if it were possible for you to possess it," Jandro finished.

"For our race? No!" Underwood shuddered at the thought of every man of Earth possessing instant, undetectable powers of death over his neighbor. "You are right in that, Jandro. Whatever the other powers of the abasa may be, we could not live with it. But Demarzule is a totally extraneous factor not considered in our own evolution. We have no defense against him. If the power of death in the abasa could be used to destroy him, it would give our race its one chance of staving off this threat.

"Yet you say it is impossible. It means for us no hope against the barbarism that will destroy our civilization and brutalize our people, not to mention what it means to the other civilizations of the Galaxy—including your own."

There was scarcely the sound of their breathing within the room as the Earthmen avoided each others' eyes now, staring down at the closed ones of Jandro.

"Your people hardly deserve the scourge of Demarzule and the Sirenian demand for supremacy," said Jandro slowly. "And what you say of the rest of the Universe is true. In a way, the Dragbora are responsible. Demarzule is a product of the Sirenian-Dragboran culture. My ancestors should have made more sure of the total extinction of the Sirenian branch. Perhaps there is one way in which we could yet help."

"You can help?" Underwood asked eagerly and incredulously.

"I have little longer to live. It would be worthwhile if, in that hour left to me, I could complete the task of extinction—or at least enable you to do so. If one of you is willing to take the risk, I will do what I can."

"No risk is too great! But what can be done?"

"As far as I know, it has never been attempted, but perhaps my own abasa could be transferred to you."

Dreyer translated the offer, his glance going from Illia to Underwood. Something of hope seemed to come again into his eyes.

Underwood caught his breath sharply. "A set of fully developed abasa transferred to my own body! There would be one of us to meet Demarzule on his own level. Illia—"

Her face was suddenly white. "It's impossible, Del! I couldn't perform such an operation without any previous study with their anatomy. I can't do it!"

"It's got to be done, Illia. I'll take a chance on your skill."

"That's an utterly ridiculous statement. I have no skill in a case like this. Tell him, Dr. Dreyer. He can't expect that much of me."

"I don't know, Illia," said the semanticist. "It seems to me that you are confusing your analysis by your own personal emotions. You cannot be evaluating properly under such conditions."

She bit her lips to hold back a further outburst. Then, at last she said, "Don't ask the impossible of me, Del. I saw the way they split the nerves in the operation we watched. It couldn't be done without long practise. Most of all, I couldn't do it to you."

As if sensing the meaning of their argument, Jandro spoke suddenly. "You will have great difficulty in making a successful installation because you are unfamiliar with the anatomy of the abasa, true, but I can help. I can guide and direct your hands up to the very point of cutting the nerves to the tri-abasa. You shall succeed if you allow me to guide you."

Underwood kept his eyes upon Illia. Her face was as pale as her shining hair.

"I'll try, Del," she said.

News of the projected experiment sped swiftly through the ship, and its significance was greeted with awed incomprehension as if Underwood has suddenly stepped from their midst into a misty realm beyond their reach. And their awe was magnified by the knowledge that it could very well mean death.

Within minutes of the decision, assistants were rolling the tables bearing the white sheeted forms of Underwood and Jandro into the surgery.

A strange peace, a sort of ecstasy, seemed to have come over Jandro. Underwood had seen and heard of resignation in the face of death, but never such serenity as possessed Jandro. It had a calming effect upon Underwood and he shed the thoughts of his own possible death or maiming as a result of the strange operation. He thought only of the mission that would be his once he owned the powers of the Dragbora.

Whatever turmoil possessed Illia had vanished as she faced Underwood. The sterile white of her surgeon's garb masked her personality and her feelings, and left only a nameless agent possessed of science and skill.

Underwood grinned up at her as the anesthetic was injected. "When I wake up I'll let you know how it feels to be a Dragboran."

At the adjacent operating table, Akers was preparing Jandro for the preliminary work of exposing the abasic organs.

Then, to each of them came the unspoken command to abandon their minds by Jandro. It was an incredible, unearthly experience, but they released their senses and gradually the guiding impulses from the Dragboran brain surged into their own.

For just the barest fraction of an instant, Illia's hand trembled as she touched the electronic scalpel to the flesh at the base of Underwood's shaven skull. The skin severed, and her nerves were threads of steel.

With increasing speed, Akers and Illia made the incisions in the bodies before them. Their hands moved surely, as if Jandro were seeing with their eyes and using their hands.

The deep incision was made in Underwood's skull. The pulsing brain lay exposed. Illia concentrated for an instant as waves of instruction flowed from Jandro. Then, swiftly, the scalpel cut a bloodless path through a section of unused tissue.

She moved to the adjacent table and peered into the wound that Akers had made in Jandro's head. She paused as his words came to her.

"This is the final step. I can go no further with you. Attend to my instructions now and you shall succeed."

Flashing, incomprehensible things flooded into her mind, imperishable photographs of the remainder of this operation and the one to follow, in which the two abdominal organs would be transferred. Illia knew that every picture would return in its own time to guide her hands in unfamiliar paths.

"Proceed!" Jandro suddenly commanded. "I retire to the seaa-abasa. Farewell!"

The flowing pictures ceased and Illia felt suddenly alone, like a child lost amid a blinding storm. There was nothing to depend on now but her own skill and the telepathic instructions.

She faltered for an instant and breathed a name, "Del—Del!"

Akers was watching her sharply as she stood staring at the strange, unearthly organ lying in the brain pan of the dead Dragboran.

But it was not strange. She knew its constitution and anatomy and the complex nerve hook-up that connected it with the brain. They were as clear as if she had studied them for many years.

A surge of gladness and confidence filled her. She was alone in this yes, but that did not matter any more. She alone possessed the ability to perform the operation, and a world awaited the results.

Her scalpel entered the incision and touched the flesh with a pinpoint of destruction that sheared away the tissue from the delicate white nerve channels serving the abasic organ.

For a full hour, and then another, Akers watched in un-believing fascination as Illia freed the twelve separate nerve filaments serving it, then cut the artery and filled the vessels with the chemical solution that would feed the cells until Underwood's blood could be sent pouring through it.

At last all that remained was the severing of the connecting tissues that held the organ in place. Illia cut them and plunged her hands into the sterilizing, protecting compound that had been prepared at Jandro's instructions. She salved the organ and lifted it out, then thrust it quickly into the corresponding cavity in Underwood's brain pan.

This phase of the operation was less than half over. Blood vessels had to be prepared to serve the new organ in Underwood's body, and the twelve nerves had to be connected into the Great Sympathetic where no such nerves had ever been connected before.

Another two hours passed before the final sutures closed the wound in Underwood's head.

When at last she laid the needle down, Illia's hand suddenly trembled and she quivered throughout her body.

"Can't we postpone the others for a time?" asked Akers. "You surely can't go on with two more like that."

"I'm afraid the tissues will degenerate too much if we delay. If I were only as fast as those Dragboran surgeons. What men they must be! Get me a shot of neostrene and better have one yourself. We'll go on."

Akers was willing, but he didn't believe that Illia could stand more hours of exacting surgery. After a moment's rest, however, and a shot of the stimulant drug, she stepped back to the operating tables to perform the adbominal operation. Once again, Akers made the preliminary incisions.

In the control room the group leaders waited for news in nerve-racking inactivity. Terry Bernard paced about, his flaming disheveled hair like a signal flare swinging through the room. Phyfe stood at one of the observation panels watching the inexorable approach of Demarzule's fleet. Dawson sat at his Captain's position fingering the inactive switches on the panel before him. Most placid of all, Dreyer simply sat in the navigation chair and smoked cigars so unrelentingly that it taxed the ventilating system of the ship.

Terry glanced at the clock anxiously and stopped his pacing. "It's been over thirteen hours since Underwood went in there. Don't you think we ought to ask Illia—"

"There are only two alternatives," said Dreyer. "Success or failure. Our questioning will not assure success. We had best keep out of the way."

Mason kept anxious watch of the progress of the fleet. No one knew what would happen when the battleships arrived and surrounded the Lavoisier, but they had not long to wait. The ships were hardly more than minutes away from the planet.

As if guided by a single mind, the ships turned slowly in the black sky as their navigators and lookouts spotted and set a course for the luminous bubble that marked the force shell hiding the Lavoisier.

To the crewmen watching from within, it was a fearful sight to witness the sudden plunging flight of those twenty mighty ships. Simultaneously, a score of fearful Atom Streams were turned upon the bubble, apparently not in the futile hope of burning through the protection, but to destroy the minute sensory probes and prevent the ship from navigating away from the planet.

In spatial combat, where the ship was free to wheel and turn and defend itself, it would not have been so easy to destroy the probes. But with the ship motionless upon the surface of the planet, the streams of incomprehensible fire washed over every square millimeter of the surface of the shell, probing, destroying and setting off the multitude of relays within the Lavoisier, closing the hairlike openings in the shell as the probes were burned away.

Mason moved away as one after another of the segments on his plates went dead until there was no vision whatever of the outside world.

He turned to the others and motioned toward the dead plates. "This is it."

The spell that fell upon them was broken minutes later by Illia's abrupt voice on the interphone.

"The operation is finished."

CHAPTER SIXTEEN
Consciousness came to Underwood as if he were responding to the persistent voice of some unseen speaker. It called him out of the depths of eternal existence into the realm of conflict and reality. Curiously, it sounded like Jandro.

He opened his eyes. Illia was there, her face white and strained. But as he looked at her, her blue eyes glistened and she bent down. "Del! Oh, Del—!"

Terry, Phyfe, Mason and Akers were standing near the bed, watching with anxious faces.

Pain was beginning to show itself in burning streamers, but he managed a quick smile to those about him. "Looks like we made it all right," he said. "I wonder what I can do with these gadgets now. Think they'll work, Illia?"

She raised up, brisk and businesslike once more. "You aren't going to find out for a while. I intend to knock you out for a good, cold twenty-four hours. Give me your arm."

She reached for a hypo needle on the table beside the bed.

It was like stumbling around in the dark at first, trying to run from an unseen pursuer. But all at once, Underwood knew he didn't need to run at all. The hypo was blocking the sensory equipment in other parts of his body, but it couldn't affect the abasic organs if he didn't want it to. He stopped running and watched the ordinary faculties of his body give way while he stood aside in complete immunity. It was as if he could step outside and look at himself.

And, suddenly, that was what he was doing!

He could see the room, the watching scientists, and Illia carefully checking his heartbeat and respiration. He could see himself lying still with eyes closed. Curiously, he could not identify the point of view. He thought for a moment that he was up near the ceiling somewhere, looking down, but that wasn't right, either, because he could see the ceiling just as well as the floor or the four walls. The scene was like a picture taken with a lens having a solid angle of perception of three hundred and sixty degrees.

He wondered if he could go beyond the limits of the room, tried it and found it quite easy to do. There was some clumsiness due to inexperience and conditioning that stopped him at the walls, where he had a moment's claustrophobic fright of being trapped between the metal panels, but it was over in an instant and he was through. He went toward the control room and found it occupied only by Dreyer, who remained placidly smoking a cigar in the navigator's chair.

Underwood wanted to communicate with the semanticist, only he wasn't sure how to go about it. It was like trying to talk with a mouth full of dry crackers.

But Dreyer stared around with a sudden start. He removed the cigar from his mouth and looked agape for an unseen speaker.

"Dreyer, can you hear me?"

"Underwood! You succeeded!"

"After a fashion. So far it's like walking around in deep mud, but I'm getting used to it gradually."

"This is wonderful—wonderful!" Dreyer breathed. "I hadn't dared hope that I would ever hear your voice again. Where are you?"

"That's a tough question. Theoretically, I'm unconscious back in sick bay with a shot of neo-morph that will keep me out for twenty-four hours. Illia and the others are back there watching me. The abasic senses aren't at all affected by the drug. I seem to be able to wander anywhere I wish about the ship. The funny part is that I can't pin down a point of view. I don't seem to be anywhere. Nevertheless, my senses perceive distant sounds and objects—including my own corpus."

"Can you detect my thoughts when I don't speak? Jandro didn't seem able to do that."

Underwood laughed. "I don't know whether I can or not. I try, but all I get is a fuzzy static. I'm sure that these organs have dozens of functions that we haven't even dreamed of yet. I hope that I can learn to use them all."

"What do you plan now? Do you need a period of exercise and study?"

"Some, but not nearly as much as I would have needed if it hadn't been Jandro's mature organs that were grafted into me. There is something that we never thought of before, though."

"What is that?"

"We can still search for the Dragboran weapon we came here for. I can go outside the ship with these new senses. I don't know whether I can cover the whole planet or not, but if not, we can move to keep in range of my powers. It will be slow because I am the only one who can do it, but it may be faster in the end because I can get around more quickly."

"I wonder if it will be possible in the presence of the fleet—or didn't you know that they had arrived?" Dreyer pointed toward the blank viewplates.

"I didn't know. What are they doing there?"

Underwood realized immediately the absurdity of the question. Dreyer could know no more about it than he, since all communication with the outside was destroyed.

With all the strength he could gather, he hurled his new powers beyond the scope of the ship, out into the contrasting heat and cold of the barren planet. It was as if he had hurled himself high into space, for he was viewing the broad expanse of the Dragboran world and the busy fleet of Demarzule.

Underwood's senses revolted at what he saw. Completely surrounding the ship was utter, flaming destruction. The great city of the Dragbora had been turned into molten ruin by the twenty ships, which spiraled slowly, their powerful beams of the Atom Stream turned upon the buildings below. Even as Underwood watched, they completed their work upon that city and traveled toward another great city less than a hundred miles away.

What purpose was behind the wanton ruin, Underwood could not comprehend. Perhaps now that the scientists had been cornered, the Terrestrians hoped to destroy the super-weapon that could unseat Demarzule.

Within hours, the major cities of the planet would be shapeless mounds of frozen lava.

He debated trying to enter those vessels and overpowering members of their crews. At once his reason told him no, for he was still a toddler in the use of the new faculties he possessed. But there was a greater reason, too. If he should expose himself by such attacks, the ships would send word to Earth, and Demarzule would easily identify the methods used against his men and be prepared. Underwood knew how this destruction of archeological treasures would affect Phyfe and Terry, but more important was the loss of any chance to search for the weapon.

He turned his senses toward the bubble of the shell that hid the Lavoisier. Its shining surface was the only thing in all that broad city that did not reek of destruction.

As Underwood regarded it, a shock of comprehension hit him. In the impetuousness of his flight above the planet, he had overlooked the most significant point of all.

He—his senses, at least—had passed through the impenetrable force shell.

Sudden fear mingled with that devastating realization. Could he get back through it? How had he passed the barrier in the first place? It was mathematically impossible for matter or energy to be transferred across it.

Did his senses represent neither one?

He impelled himself toward it, waited for the impact—and felt none. Then he was through, looking at the interior of the shell and the ship within it.

His mind was afire with the significance of his discovery as he burst into the control room. The others had rejoined Dreyer there. Mason and some of his men were struggling to replace some of the probes now that the attack upon the ship had ceased for the moment.

"We've found it!" Underwood shouted. "We've got the weapon that Dragbor turned upon Sirenia!"

Illia screamed at the sudden impact upon her worn nerve cells.

Mason whirled around in horror and cried, "Underwood! Where are you?"

"We can hit them wherever they try to hide," said Underwood, "No matter where Demarzule tries to flee, I'll find him. There's no place in the Universe he can hide from me!"

CHAPTER SEVENTEEN
Underwood's physical body recovered slowly from the severe shock of the operation. He was immune to the pain of it, however, for having the abasic senses was like possessing another body. He could close all the normal channels of perception and exist with his consciousness operating only through the abasic senses.

While the fleet sped about the planet on its path of useless destruction, Underwood spent his hours practising the use of his new powers.

Gradually, he obtained an understanding of their properties and some of their functions. The tri-abasa was the sensory organ, located at the base of his brain, which could pick up distant, focusable sensations which any of his normal five senses could detect. They were controllable in their subjective effects, however, as he had found when going beyond the limits of the ship. Though he had been unaware of the interstellar cold, it had no subjective effect upon his body or his sensory apparatus.

The dor-abasa was the organ of communication, but it worked in combination with the tri-abasa in order to transmit and receive sensory effects. So it was that the two of them in combination could transmit not only ordinary communication, but could convey the actual sensations of heat, cold, light, sound.

And these same two organs were capable of dispensing swift and silent death.

How this happened was the greatest mystery Underwood had to solve. He experimented by hurling the powers upon an artificial nervous system rigged up from a network of wires. A strong electric field was definitely measured within the wires, but it had properties that were not within the physicists' prior experience. Regardless, Underwood continued with his practising and found that he could increase the strength of that field more each time. If necessary, a full understanding of how it destroyed nerve tissue could wait until they reach their objectives upon Earth.

The third organ, the seaa-abasa, was the strangest of all. Interconnected intimately with the other two through nerve channels, it nevertheless had no obvious functions. Jandro had referred to it as the receptacle of life. It appeared to be the belief of the Dragbora that everything representing the individual could be drawn into the seaa-abasa when death approached.

Eons ago, the art of artificially reconstructing new bodies into which the organ could be placed, a process constituting literal resurrection, had been lost, but the Dragbora lived in hope of recovering the forgotten knowledge. This was their explanation of the preservation of the seaa-abasa, each family possessing the vast collection of its ancestral organs back to the time of the expulsion from their parent world.

What basis in fact there was to this theory, the scientists did not know. Apparently, such resurrection had never been accomplished, yet with each death, the seaa-abasa was religiously removed and preserved.

Underwood felt like some ancient gladiator training for an arena battle, but never had any gladiator fought for such a prize. No one knew better than he that at the moment he faced Demarzule and challenged the Sirenian, he might face equal and perhaps superior powers of destruction, for Demarzule was old in experience.

There was a defense against it, and to this Underwood turned his attention, for it was difficult in function. The dor-abasa had the power to absorb and store the destructive energies. Underwood discovered it almost by accident when Mason's technicians set up equipment for duplicating the destructive force as nearly as possible. It was weak and wholly ineffective, but it acted upon the dor-abasa, and the organ absorbed it involuntarily.

He was absolutely confident that they had succeeded in finding the great weapon for which they had come. The ancient Dragboran-Sirenian culture had obviously possessed the force shell as a protection. Toshmere's words made that plain, but they had misunderstood the implications when he had said, "They have found a way through the barrier. Our men are falling one by one."

Trained in physical ways of thinking, they had overlooked any such possibility as the superior powers of the Dragboran abasa.

There was one other thing that worried Underwood, however, and that was the possibility of producing the effects of the abasic weapon by electronic means. Though the scientists were failing almost completely in their attempts to do that, he wondered if perhaps the Terrestrians under Demarzule might not succeed.

In the scientists' favor, however, was the fact that though he possessed a vast reservoir of scientific knowledge, Demarzule was still only the dictator, the politician. He was no scientist.

On the third day following the operation, Underwood was able to be up about the ship for a few moments, though by means of the abasic senses he had been actively supervising the work in the laboratory during the entire time.

He felt his powers growing almost hourly, and the vista of the new world of physical and mental powers into which he was coming was almost overwhelming. He sensed other new and untried properties of the organs, which he dared not experiment with yet. There would be time enough when they reached Earth.

An accurate watch had been kept on the battle fleet from Earth. Its wanton firing of the ancient cities was completed by the time Underwood was able to rise physically from his bed. The observer reported the ships were turning about and returning in the direction of the Lavoisier.

"We'd better get into space," said Underwood. "There's no reason for staying here longer, and I don't want them to burn away all our probes again if we can help it. They may try to send a surrender demand or something of the sort, but let's be in space where we can maneuver when they do it."

The Lavoisier lifted from the surface of the planet, its course set for Earth, more than ninety million light years away.

The force shell about it glistened in space like a new star, and through the probes the observers aboard saw the fleet swiftly shift its course in pursuit.

Underwood left the ship and let his senses rove through the space about the vessel. He remained like some omnipotent observer in space, while the shining bubble sped through the heavens. Behind it came the twenty mighty battleships, their acceleration high enough to overtake the Lavoisier. Impulsively, Underwood drifted toward the nearest and entered through the hull.

It was the giant flagship, Creagor. The Disciples who formed the fighting forces were like men reborn. There was none of the blas;, disillusioned attitude that had been prevalent upon Earth before the coming of Demarzule. Instead, there was a zealous, inspired attitude that frightened Underwood. It was a fanatic, desperate, unhealthy thing.

He tried to picture the nations of the Earth filled with such men driven by the same kind of unholy inspiration. It sickened him, for even if Demarzule were destroyed, the Earth would be no place where a sane man could find peace for decades to come. In death, Demarzule might become a martyr and live more strongly than ever in the minds of his followers.

As Underwood moved so strangely among his enemies, he heard occasional remarks concerning the Lavoisier and its scientists. Blasphemer and infidel were the mildest terms applied to them.

He came to the control room, where the Admiral was in conference with the Captain of the flagship.

"We have our orders, Captain Montrose," the Admiral was saying. "Destruction of the ship and all its occupants is to be complete."

"That supersedes the command to take prisoners, then?"

The Admiral nodded. "Orders will be dispatched to all vessels at once. We will make a combined attack with the new force shell disruptor."

Underwood froze at the words. Had Demarzule brought back with him some terrible means of penetrating the force shell and rendering it useless? That was absolutely the only defense the Lavoisier had. Her own Atom Stream projectors would be ineffective against the twenty encircling ships.

Underwood heard the orders given. Throughout the flagship an electric tension filled the air. It was the first time the weapon had been tried against an enemy, Underwood supposed. The crewmen were eager with a sickening lust to kill.

Underwood went swiftly through the ship, searching to locate the machines that would be turned upon the helpless laboratory ship. He still didn't quite believe that anything could break down the force shell. But when he saw the weapons, he knew that defeat had come for a civilization which had learned to depend upon the force shell for its protection.

He watched the crewmen at the complicated boards that controlled the input of power and the focusing of the radiators upon the distant target.

Underwood sped away to the distant Lavoisier to see what effect the onslaught was having. The force shell about the ship glowed with the faint, pinkish aura of the twenty beams that converged upon it.

As he came up there was no apparent effect, but all at once the glistening shell grew red in a spot as the force field weakened.

Then Underwood comprehended the means by which the disruptor worked. It did not penetrate the shell. That was an impossibility. But it unbalanced the forces that held the field in a shell and caused it to rotate. This, in turn, created a tremendous flow of energy through the generators aboard the Lavoisier and shortly would burn them out, leaving the ship the defenseless prey of the Atom Streams.

There was no time to enter the Lavoisier to warn them. Underwood returned with bodiless velocity to the Creagor.

There in the depths of the ship he found the Chief Operator who was directing those beams toward the Lavoisier. With all the power of his abasic organs, he hurled a devastating wave of energy into the man's nerve channels.

The result was shocking to one unaccustomed to killing. The man jerked upright before his panel, staggered uncertainly, and fell across the maze of switches.

There was no time for reaction within Underwood at his merciless first slaying. The complex machinery of the disruptor sputtered to a halt amid the clatter of relays.

Underwood moved into the next sector of the ship where the powerful Atom Stream projectors awaited their prey. He carefully extended the powers of the dor-abasa. It was almost as if he could feel his way along the nerve channels of the operator's mind into the depths of the brain. There he sent forth a sudden, wild command.

The operator unquestioningly spun the wheels that shifted the radiators. They came to rest upon the nearest ship of the fleet.

"Fire!" Underwood commanded.

The operator's fingers closed upon the switches. The Atom Stream lashed into space, tore open the vitals of the sister ship and flung the fragments out into space. Some crashed into other ships, battering them, throwing them off course.

For a moment after the catastrophe, the commanders of the fleet were stunned to inactivity, while confusion swept the ranks. The hysterical cries of the operator who had pulled the switches filled the room.

"I didn't do it!" he screamed. "Something made me—"

Some of the ships were still attacking the Lavoisier. Underwood didn't know how long they could hold out. He sped to the nearest ship where there was milder but no less disrupting confusion as news of the unexplained disaster filtered down to the lowest astro-man.

Underwood sought out the fire control chamber. He fingered his way along the nerve channels of the operator and swung the projectors around. This time the target was the mighty flagship.

The operator gasped with horror as the titanic hull came into view in his sights, yet with unerring accuracy his hands moved the radiators to center exactly on the target.

His fingers pressed the switches.

Soundlessly, the blossom of flame sprang into being where once had been the leviathan of space. Viewplates throughout the fleet suddenly blacked out in protection against that terrible overload. When they came on again, they showed the drifting, helpless hulk of the rear third of the ship.

The immediate objective had been accomplished. The disruptor beams vanished as the eighteen ships converged upon the black hulks to take off any possible survivors.

Underwood seized the moment and diffused his powers until he encompassed the fleet. He spoke and his voice found hearing in every man of those mighty ships.

"Men of Earth! You have sworn allegiance to Demarzule, the Sirenian, because of his might. Now you will swear allegiance to might that is great enough to wipe Demarzule from the face of civilization. I have killed your fellows right in your midst, and destroyed two of your mightiest ships—yet none of you have seen me. You know not how I come into your midst, nor how it is that every man of every ship can hear my voice at once.

"You have betrayed your kind to an alien who has destroyed worlds and ruined Galaxies. You are guilty of the highest treason to mankind. What is there that you can do to wipe out such infamy?

"You can join the forces that will wipe out the monster Demarzule! You can accept the leadership of greater might—or be destroyed. Choose!"

There was a moment of stunned quiet within the ships, then a bedlam that would not die for many minutes.

Underwood withdrew from the fleet and returned to the control room of the Lavoisier. There he found a chaos of despair. Mason had properly diagnosed the weapons the fleet had turned upon the ship.

Though his physical self lay in the sick bay yet, the members of the crew were becoming accustomed to his unexpected voice in their minds. Quickly he told them what he had done. When he finished, he said, "What damage did you suffer, if any, Mason?"

"Only two very doubtful generators left. We couldn't stand another blast like that. Where did they get such machines?"

"I don't know. It's possibly something Toshmere was on the edge of developing. Perhaps some of our own men have worked it out with clues given by Demarzule. There's no telling. The important thing now is that we've got a bear by the tail. For a moment we have the upper hand, but I'm not sure just what will happen when they pull themselves together again. If they don't accept my ultimatum, we may be in a spot."

"And if they do—what are we going to do with a whole fleet of fanatics and dupes?"

"We'll need every ally that we can get now. Undoubtedly word was flashed back to Earth of this disaster before I talked to them. Demarzule knows we're coming and is aware of the power I have. He'll undoubtedly send powerful interceptors to wipe us out. If we can gain control of these ships, we can throw them against his interceptors, and maybe sneak through the Terrestrian defenses. It doesn't matter what happens to every one of us—just so I can get close enough to Demarzule to tangle with him."

At that moment, Captain Dawson approached Mason. "Message from the fleet. They offer to surrender unconditionally."

CHAPTER EIGHTEEN
Auxiliary engines were removed from the hulk of the destroyed flagship. Installed in the Lavoisier, they could easily bring her speed up to that of the fastest ship in the fleet.

So with the small laboratory ship, Lavoisier, as flagship, the ravaged and reorganized fleet turned once again toward Earth. As the long days in space passed while they sped Earthward at incredible velocities, the physicists and engineers turned the Lavoisier into a deadly warship, the equal of any in their fleet. New and more powerful Atom Stream projectors were installed, and massive disruptor units were built into previous areas of more peaceful uses.

And while they hurled through the vault of space, Underwood moved from ship to ship by means of his abasic senses, testing, examining and filtering out the men of the battle crews.

If he could have afforded pity, all he possessed would have been expended upon them, for they were a pitiable lot. He knew that their standards of values had been scattered again by their defeat at his hands. If their belief in the invincibility of Demarzule, and themselves because they were the Disciples of Demarzule, had not been so great, their defeat would have been less easy. Underwood was thankful for the conceit that rendered them vulnerable when defeat hove in sight.

Their allegiance to him was no stable thing, he knew. But most of them were willing to throw their loyalties with the scientists because they hungered for leadership with a neurotic longing, and the power that could silently and unseen wipe out two of the Great One's warships was surely a power to command their respect. So they reasoned in their bewildered minds.

Underwood removed from the key places those who were doubtful and rebellious, and he spoke to them daily throughout the long voyage, sometimes reasoning, sometimes commanding, but always with a display of power that they had to respect. In the end he felt he had a set of crews as trustworthy as Earthmen could be made in this culture of doubt and universal disregard of trust and honesty.

He practised constantly in perfecting the powers of the abasa, and as his facility grew, so did his regard for the little offshoot of Dragboran culture that had flourished upon the barren little moon. Such powers as he possessed would have meant suicide to his own race. Sometimes he wondered if he could himself endure their temptations long enough to accomplish his goal. Certainly, with that completed, he would have the organs removed. Their call to power, wealth, and the misappropriation were almost more than any human mind in this stage of evolution could endure.

Almost in Earth's own front yard, at the orbit of Mars, the first signs of the coming struggle appeared. The lookout called his warning. A score of fast interceptors were leaving Earth, headed in their direction.

Underwood wished that he'd paid more attention to the military arts. He dared trust none of the warriors who were his by conquest, for he could not appear to be less than they in any respect. But neither he nor any of the other scientists were competent to lead a complex military unit, such as his fleet represented, into the vortex of battle.

Yet he must do what had to be done. He formed the fleet into a massive tactical cylinder with the Lavoisier at the center and the remainder of the ships at the periphery. There would be no fancy maneuvering, only blunt, smashing force, every erg of it that could be generated within the hulls of those warships.

The entropy dissipators were already at work absorbing a fraction of the momentum that had carried the fleet across the reaches of space, but as it drove into the heart of the Solar System, its velocity was still immeasurable by Solarian standards.

The interceptors were powerless to match that speed in so short a time, but one wave approached on a near collision course, with the fury of all its disruptors and Atom Streams bearing upon the fleet.

The effect was negligible, however, as the fleet smashed by, its own weapons flaming.

But that passage meant nothing. If the Lavoisier were to attempt a landing, it couldn't continue to hurl by at such velocities, for already it was passing Earth.

Underwood, though, was satisfied as he opened his physical eyes in the control room and abandoned the abasic senses for a return to his normal self.

"I'm sure my useful range with these powers is at least eighty thousand miles. Jandro ought to have been able to examine the Dragboran planet by means of the abasa, but maybe he didn't realize it. I know that my own range is increasing constantly."

"What do you intend to do?" asked Terry. "Are you going to try a landing or attack Demarzule without going down?"

"I believe we'll be safer to remain in space. If we can maneuver into an orbit of fifty thousand miles or so from Earth, and can hold off the attacks long enough for me to find Demarzule, that ought to be our greatest chance of success. If we landed we'd be sitting ducks."

There was general agreement with Underwood's estimate, though no one aboard the ship felt very much confidence in their ability to hold off the attacks they knew were coming. They kept reminding themselves that it was not important to save themselves or their ships. What mattered to give Underwood an adequate opportunity to hurl the powers of the abasic weapons at Demarzule. After that, chance would have to take care of the rest.

The hurtling projectile turned long after it had passed Earth. The entropy dissipators absorbed the flaming energy of the ships' flight and dispersed it into space to recreate the infinitesimal particles that had been broken down to obtain that energy.

So, as the fleet braked its momentum and turned into an ever-tightening spiral, the interceptors swept down once more.

The thundering mass that was the fleet held its course now. Torrents of energy, slashed from the hearts of incalculable numbers of atoms, washed into space from the throats of the great radiators aboard the battleships. Three of the interceptors went down in that barrage before their own force shields went up.

It became a fantastic battle between almost irresistible forces. Both the Atom Stream and the disruptor beams could be fired only through a hiatus in the force shell, but such an opening was itself vulnerable to the enemy fire of Atom Streams. Therefore, the technique of warfare between similarly armed forces consisted of rapidly shifting the attack from radiator to radiator in a given vessel, so that no single opening would exist long enough for the enemy to concentrate fire upon that spot.

The interceptors were too small to mount the equipment for such defense tactics. Their only value lay in maneuverability. Slashing across the lanes of the battleships, their beams could cross the radiator pattern in unpredictable courses. The laws of chance were sometimes with them and their Atom Streams struck an opening directly. Regardless of the speed of closing the hiatus, such a coincidence was sufficient to destroy the ship. And so Underwood and his companions, watching, saw one of their great battleships explode in a nova of atomic fire as such a hit was scored upon it.

The interceptor itself was fired an instant later by the concentrated fire of the two adjacent battleships, but its loss was negligible to the enemy. The interceptors were expendable, expendable for now another score were seen leaving the rim of Earth and taking up the pursuit of the fleet.

But it was not their approach that caused the hearts of the men aboard the Lavoisier to quail. Behind them, slowly and ponderously, rose a terrible fleet of fifty dreadnaughts with vast firepower.

"What's our orbital radius at present?" Underwood demanded abruptly of the navigator.

"Sixty thousand."

"Take it, Mason," Underwood said. "I'm going down."

The impact of that moment hit them all, though they had been trying to anticipate it since they had first known that it would come. It was not their regard and friendship for Underwood, who might presently die before their eyes. It was not their own almost extinction before the fire of the invincible fleet rising to do battle.

It was that this moment would decide the course of man's history.

Everything depended upon a single strange weapon snatched from the hands of a forgotten people in a little eddy of civilization, whose sole purpose in existence might have been to carry this weapon through time to this moment.

And only one of them could wield that weapon, while the others stood by, neither knowing the progress of that conflict nor able to assist.

Underwood sat down in the deep chair that would hold his body restfully while his abasic senses swept Earthward to envelop and crush the anachronism that he had turned upon civilization.

It was more than just, more than ironic, he thought. It was his high privilege to wipe out some of the guilt that he knew he could never smother or rationalize out of his mind—the guilt of having been the one to bring Demarzule back to life.

Of them all in that control room, only Illia uttered a sound, and hers was a half audible cry choked back before it was fully spoken.

He lay apparently relaxed with eyes closed in the huge chair in the control room of the Lavoisier, but the essence, the force that was Delmar Underwood, was sixty thousand miles away, hovering over the force shell dome that hid the Carlson Museum.

Simultaneously with Illia's cry there came a smashing alarm that rang through the room with its insistent, murderous message.

"We're hit! Number three and four shell generators have gone out!"

As Underwood held to the point of view of the advancing wave-front of perception, he had the sensation of diving headlong toward the throng that was gathering as if by magic about the white, shining columns of the building. As if knowing of the battle that was to be fought between the titans, the waiting thousands had gathered when the force shell went over the Carlson and the battle fleets took to space. They watched, waiting for the unknown, the unexpected, somehow sensing their destiny was being decided.

Sight of the milling thousands was lost to Underwood as he plunged deep below the protecting shell over the building as if it did not exist. The lightlessness inside the shell was broken by the blaze of lights that showered their radiance everywhere upon the grounds and museum that had become a monstrous palace.

Waiting, hesitant guards and servants moved about the grounds, gathering in knots to ask one another what the appearance of the battleships and the sudden use of the shell meant. It was inconceivable that anyone should be challenging the Great One, but the very improbability of it filled them with fearful dismay.

Underwood entered the building. The vast assemblage of instruments and machines that had filled the main hall when he last saw it was gone now, replaced with rich paintings and fabulous tapestries had been ransacked from the treasuries of the Earth.

There was no one in sight. Underwood continued on until he came to the series of large exhibition rooms toward the rear. Here, apparently, were set up administrative offices to maintain whatever personal contact was necessary between Demarzule and the Disciples he ruled.

Then Underwood came to the central room at the rear of the center section of the building. Demarzule was there.

It was with an involuntary shock that Underwood saw again the alien creature he had restored to life. As he sat in the throne-like chair in the center of one wall of the room, the Great One seemed like some sculpture of an ancient god of evil executed in weathered bronze. Only the startling white of his eyes gave evidence of life in that enormous bulk.

Underwood hadn't expected the twenty Earthmen who sat near Demarzule, forming a semi-circle with the Great One in the center, as if in council. They sat in brooding silence. Not a word seemed to be passing between them, and Underwood watched in wonderment.

Then, slowly, Demarzule stirred. His white staring eyes moved, as though searching the room. His words came to Underwood.

"So you have come at last," he said. "You challenge Demarzule the Great One with your feeble powers. I know you, Delmar Underwood. They tell me it was you who found and restored me. I owe you much, and I would have offered you a high place in my realm which shall encompass the Universe. Yet you set yourself against me.

"I am merciful. You may still have your place if you choose. I need one such as you, just as I needed the brain and hands of Toshmere, who was so foolish as to think he could be the one to conquer the eons in my place. You know of his fate, I am sure."

Demarzule's speech was a paralyzing shock. Underwood had made no revelation of himself, yet the alien had detected his presence. Through the abasa, he sensed the might and power of Demarzule, the full potentialities that lay in the three organs that the ancient race had developed, potentialities that he had scarcely touched in the short weeks of experimentation.

It made him sick for an instant with the fear of almost certain defeat. Then he struck, furiously, and with all the power that was in him.

Never before had he hurled such a bolt of devastation. With satisfaction he sensed Demarzule's powers sway and wither before its blast, but the Great One absorbed it and recovered after an instant.

"You are a worthy opponent," said Demarzule. "You have accomplished much in so short a time, but not enough, I fear. Once more I extend my offer to join me. As my lieutenant, you might become governor of many Galaxies."

Underwood remained silent, conserving his forces for another blast which Demarzule could surely not endure. He hurled it and felt the energies flowing from him in a life-destroying stream. Demarzule's bronze face was only smiling sardonically as he met that attack—and absorbed it.

"When you have exhausted yourself thoroughly," he said, "I shall demonstrate my own powers—but slowly, so that death will not be too quick for you."

The use of such waves of force was exhausting to Underwood, but he knew that Demarzule's absorptive organ should soon reach maximum capacity, if it were not allowed to drain away in the meantime.

A third time he blasted. Then sudden, terrible realization came that Demarzule was not absorbing the energy. It was being diverted, drawn aside before it even approached the Sirenian.

In something approaching panic, Underwood directed his senses to locate the source of the diversion, and found it in the twenty Earthmen sitting motionlessly about Demarzule.

Demarzule seemed to know the instant that Underwood became aware of the fact. "Yes," he said, "we have duplicated the abasa. Cancer is plentiful among you. In five thousand more years you would have stopped fighting it and learned how to use it. There are twenty of us. You would not have come had you known you would have that many to fight singlehanded, would you? Now it is too late!"

With that word, a wave, of paralyzing, destroying force swept over Underwood. How it was affecting him, what senses it was attacking, he did not know. He only knew that a flaming agony was burning out life, as if reluctant to give him a speedy, merciful death.

He must withdraw to the ship to recover his forces. He could never withstand the attack of twenty-one abasas.

Underwood relaxed and threw his powers back toward the ship—and failed!

Abruptly, the metallic glint of Demarzule's lips parted in a roar of laughter without merriment, but of triumph.

"No, my brave Earthling, you cannot retreat. You did not know that. For those who would challenge the Great One there is no retreat. Your decision is made, and you will fail and you will die—but only when I wish, and your fellow Earthmen will find amusement in toying with you as a cat with a mouse before I give the final blow that will destroy your rash, impatient ego."

The flaming fire of Demarzule's attack continued while Underwood fought savagely and vainly to retreat. How was he being held there against his efforts to retreat? He did not know that the abasa held such powers and he would not have known how to exert them himself if he had been aware of them.

He gave up and turned back, letting the power flow into the absorptive cells of the dor-abasa, but it could not be for long, for the organ would disrupt under such stress.

Then, as if in keeping with his promise to prolong the agony, the attack ceased, and Demarzule allowed him to rest.

"You were brash, were you not?" he taunted. "How could you dare come against the mightiest power of the Universe, the greatest mind ever created, and attack with your puny powers? You blaspheme the Great One by your presumption!"

"Once, long ago," said Underwood, "the Sirenian forces were defeated by the Dragbora. Again it is the Dragbora you face, Demarzule. Remember that, and defend yourself!"

Underwood was startled. Incredibly, it seemed that he had not spoken those words, but rather that the dead Jandro was with him, silently backing him, teaching, advising—.

He lashed out, but not at Demarzule. He struck swiftly at the nearest Earthman. Almost instantly, the unfortunate shuddered and fell to the floor, dead. In quick succession Underwood struck at the nerve cells of the next five and they died without sound.

In snarling fury and retaliation, Demarzule retaliated. Underwood absorbed the blow—and incredibly hurled it back.

It was as if he had suddenly become aware of techniques that he had never dreamed of. He had not known it was possible to absorb the nerve-destroying force with his own dor-abasa and whip it back upon the attacker, like a ball caught and thrown.

It hardly seemed as if he were acting through his own volition, yet he acted. He felt the surprise of Demarzule, and in that moment he knew the secret. The Earthmen apparently possessed only a single primitive organ, hardly identifiable as one of the abasa, for they had the capacity for defense, but not for attack. Four more of them toppled, and then Underwood was forced to face the attack of Demarzule again.

Something like terror had entered the mind of the alien now. Underwood sensed the thoughts of possible defeat that flooded Demarzule's mind.

"Remember that day on Vorga?" Underwood asked. "Remember how the Dragboran powers pierced the great force shell you flung about the planet? Remember how your men fell one by one, and their weapons went cold and the force shell dropped for lack of control? Remember, Demarzule, it was the Dragbora you fought that day, and it is the Dragbora you fight now. I have not come to challenge as a puny Earthman. I come as a Dragboran—to complete the unfinished task of my ancestors!"

The Sirenian was silent and new confidence filled Underwood. He felt that he was not fighting alone, that all of the ancient Dragboran civilization was behind him, battling its age-old enemies to extinction. He felt as if Jandro himself were there.

The energy he absorbed from Demarzule he turned upon the cohorts, who sat as if frozen with fear as they watched their fellows slump and fall to the floor in soundless death.

In near-madness, Demarzule increased his attacks. He adopted a shifting, feinting attack that shocked Underwood's abasa with each surging wave of force. But Underwood learned how to control those surges, to pass them on to his own attacks, which still were directed upon the Earthmen within the chamber.

Within moments of each other, the last two on either side of Demarzule fell. The Sirenian seemed not to have noticed, for all his energies and concentration now were directed at Underwood.

Underwood was tiring swiftly. The energies draining out of him seemed as if they were sapping every cell of his being, and back on board the Lavoisier, every spasm of torture was reflected involuntarily on his physical face. Those who watched suffered for him.

Illia sat in a corner of the room opposite him and her fists pressed white spots into her cheeks. Dreyer's nervous reaction was expressed in the incessant puffs and chewing on his normally steady cigar. The others merely watched with taut faces and teeth sinking into their lips.

In the chamber of the great museum palace, the tempo of the battle was slowly building up. Though he felt exhausted almost to the point of defeat, Underwood strained for more energy and found that it was at his command. His dor-abasa fed upon the attacking force of Demarzule and returned it with added energy potential.

In each of them, the same process was going on, and the outcome would be determined by the final resultant flow of destroying power.

He could retreat now, Underwood realized. He doubted that Demarzule could exert a holding force upon him, but nothing would be gained by abandoning the battle now. He drove on with increasing surges.

Suddenly there was a faltering and Underwood exulted within himself. Demarzule's force wavered for the barest fraction of an instant, and it was not a feint.

"You are old and weak," said Underwood. "Half a million years ago, civilization rejected you. We reject you!"

He smashed on almost without hindrance now. Demarzule's great form writhed in pain upon the throne—and fought with one desperate surge of energy.

Underwood caught and hurled it back mercilessly. He felt his way into the innermost recesses of the Sirenian mind, groped along the nerve ways of the Great One. And as he went, he burned and destroyed the vital synapses.

Demarzule was dying—slowly, because of his resistance—and in endless pain because there was no other way. He screamed aloud in ultimate agony, and then the giant figure of Demarzule, the Sirenian—the Great One—crashed to the floor.

The relief that came to Underwood was near agony. The wild forces of the Dragbora tore relentlessly from him and filled the room with their lethal energy before they died.

Then, in greater calm, he regarded what he had done. It was finished, almost unbelievably finished.

Yet there were a few things to do. He left the building and sought out the guards and the caretakers and whispered into their minds, "Demarzule is dead! The Great One has died and you are men once more."

He sought out the controls of the force shell and caused the operator to drop the shield. Then he whispered, "The Great One is dead," and like the wind, his voice encompassed the vast thousands who had gathered.

The message sank unspoken into their minds and each man looked at his neighbor as if to ask how it had come. They pressed forward, a battling, maddened mob who had for an hour lived in a childish, primitive world where men were not required to think but only to obey. They pushed forward and flowed into the building, battering, clawing one another. But they managed to view the body of the fallen Sirenian, so that the message was confirmed and spread, soon to circle the Earth.

Underwood studied the writhing, bewildered mass. Could Dreyer possibly be right? Would it ever end—men's unthinking grasping for leadership, their mindless search for kings and gods, while within them their own powers withered? Always it had been the same; leaders arose holding before men the illusion of vast, glorious promises while they carefully led them into hells of lost dreams and broken promises.

Yes, it would be different, Underwood told himself. The Dragbora had proved that it could be different. Their origin could have been no less lowly than man's. They must have trodden the same tortuous stairway to dreams that man was now on, and they had learned how to live with one another.

Man was already nearer that goal—far nearer now that Demarzule was dead. Underwood formed a silent prayer that fate would be merciful to man and not send another like Demarzule.

And he allowed himself a moment's pride, an instant of pleasure in the thought that he had been able to take part in the crisis.